Остров Макларен (№3) - Неотразимая

Томас никуда не спешил и решил прогуляться до дома пешком через парк. Он дошел до Серпентайн-роуд и остановился, чтобы купить у уличного торговца-мальчика пирожок с мясом. В этот миг неподалеку он заметил пару, привлекшую его внимание. На одной из парковых скамеек сидел молодой человек, а перед ним, немного наклонившись вперед, стояла молодая женщина. Даже с расстояния можно было заметить, что юноша подавлен и угнетен, а в позе женщины сквозила растерянность. У Томаса мелькнуло чувство, что эта пара ему знакома. Он не стал дожидаться, пока мальчик отсчитает сдачу, и направился в сторону молодой пары, в которой признал Сару и Пипа Лейтон.

Когда он приблизился, Сара подняла голову и посмотрела на него. На секунду ее лицо отразило чувство неудовольствия, но беспокойство и тревога за брата перевесили.

– Капитан Донн! Я... мы... Пипу стало плохо.

Том присел рядом с юношей. Пип сидел, опустив голову и тяжело дышал. На бледной коже поблескивали капельки пота. Том взял юношу за руку. Пульс ровный, быть может, чуть ускоренный, рука теплая. Скорее всего, молодой человек переутомился от прогулки.

– Казалось, что ему уже намного лучше, он ходил по дому, так хорошо себя чувствовал и даже высказал желание погулять в парке. Я подумала, что небольшая прогулка пойдет ему только на пользу, и пришла с ним сюда.

В ответ Пип слабо улыбнулся:

– Как же, пришла сюда! Да она просто выгнала меня из дому, полагая, что если я не выйду хотя бы ненадолго, то сойду с ума. Она мне и выбора не оставила, но винить ее нельзя.

– Я не стану винить ее, – сказал Томас, улыбаясь.

– Не могли бы вы... – промолвила Сара и опустила голову, не желая встречаться с ним взглядом.

– Да-да, конечно. – Том поднялся и осмотрелся. И хотя аллеи парка были заполнены прогулочными колясками, свободных он не увидел. А до выхода было не менее четверти мили. Томас, конечно, смог бы донести юношу, но не стал предлагать этого, поскольку была опасность, что откроется рана.

Вдруг из-за поворота показалась легкая коляска, запряженная одним рысаком. Томас с облегчением увидел, что ею управляет Джеймс Бартон. Он вышел на середину аллеи и окликнул друга. Коляска остановилась, но Томас слишком поздно понял, кто сидит рядом с Бартоном. Только сейчас он признал в сидящей даме Фиа. На ней была модная черная треугольная шляпа, которую она кокетливо опустила так, что само лицо оставалось в тени. Завлекающая улыбка показала, что Фиа тоже узнала Томаса.

– Томас? – удивился Джеймс.

– Здесь Пип Лейтон, он нуждается в помощи.

– Разумеется. – Джеймс быстро подогнал экипаж к краю газона, привязал поводья и спрыгнул. – Чем могу помочь?

Было ясно, что Сара тоже заметила и узнала небезызвестную даму. Лицо ее побледнело, но она гордо вскинула подбородок.

– Если вы будете столь любезны, сэр... – Лицо ее зарделось, она замялась и смутилась, что так смело обратилась к незнакомцу.

– Джеймс Бартон, к вашим услугам, мисс, – представился он, поклонившись. Бартон перевел обеспокоенный взгляд на побледневшего Пипа.

– Леди Фиа! – Боль исказила лицо юноши, когда он узнал ее и попытался встать.

– Я надеюсь, леди Фиа простит вас за то, что вы не смогли встать, чтобы поприветствовать ее. – Томас помог подняться Пипу со скамьи.

– Боже правый! Пип! Сидите! Не двигайтесь! – вырвалось у Фиа. Томас с удивлением посмотрел на нее, услышав в голосе искреннюю боль и сочувствие. Вид у Фиа был крайне обеспокоенный.

– Мне так не хватало вас, – прошептал Пип. На лице его были написаны все чувства, которые питал юноша, сраженный красотой дамы.

– Пип! – воскликнула Фиа, но вдруг, словно захлопнулась дверь, ее лицо и голос совершенно изменились. – Неудивительно, конечно, – проговорила она резко и вызывающе, – я ведь всегда так занята, что у меня совершенно не было времени навестить вас. Я и о себе совсем забыла. Когда вы ко мне заходили в последний раз? На этой неделе или раньше? – Фиа рассмеялась. – Пожалуй, мне надо записывать даты визитов. Совсем ничего не помню.

Намек на то, что она забыла о дуэли Пипа из-за нее и его ранении, нельзя было даже назвать жестоким. Это было уж совсем непонятно. Пип почувствовал, как напрягся Томас. Щеки Сары покраснели от гнева. Джеймс закусил губу, чувствуя себя отвратительно. Фиа...

– Джеймс, вы можете довезти Пипа домой? – спросил Томас.

– Разумеется.

Томас посмотрел на Сару. Она стояла неподвижно. Ее глаза были устремлены на коляску. Она старалась сделать вид, что беспощадного создания, которое сидит в коляске, не существует. Но тщетно. Это все равно что смотреть на солнце и отрицать, что оно слепит глаза.

Томасу стало жаль Сару, но он знал, что она не одобрила бы этой жалости. И ей очень не хотелось, чтобы именно он сопровождал ее домой. Но коляска Джеймса была рассчитана только на двоих, и если третьего еще можно было кое-как разместить, то о четырех не могло быть и речи. Джеймс замялся. Ему очень не хотелось оставлять Сару одну, но выбора не было.

– Если мисс Лейтон сделает мне честь и разрешит проводить ее домой... – Томас сухо поклонился в сторону Сары.

– Зачем же? – вмешалась Фиа. – Разумеется, она может поехать вместе с братом.

– Но... – начал, было, Джеймс, глядя то на Сару, то на Фиа. Сара была явно расстроена, в то время как Фиа открыто забавлялась происходящим. – А как же вы, Фиа?

– Уж я-то точно попрошу капитана Донна проводить меня домой. Ему же известно, где я живу. – Улыбка ее была какой-то нехорошей, а взгляд говорил что-то ему одному. В данных обстоятельствах подобный флирт вызывал возмущение, и Фиа это знала. Но, по крайней мере, такое равнодушно-холодное поведение избавило Сару от дальнейших забот и должно было показать Пипу ее подлинную натуру.

– Я буду счастлив сопроводить вас, – холодно отозвался Томас.

– Вот все и устроилось к лучшему. – Фиа приподнялась, подобрала юбки и повелительно протянула руку. У Томаса не оставалось выбора, кроме как помочь ей. Фиа легко соскочила с коляски, грациозностью напоминая черного лебедя.

Лицо Пипа выражало неприкрытую боль и удивление. Фиа даже не посмотрела на него. Улыбка победительницы предназначалась только Томасу.

Пипа со всеми предосторожностями усадили в коляску, Сара села рядом, а Джеймс, бросив еще один тревожный взгляд на Фиа, направил лошадь к дому Лейтонов, оставив Томаса позади. С Фиа.

Фиа подождала, пока коляска скроется из виду, и повернулась к Томасу. Ее жеманная улыбка, все время присутствовавшая на лице, исчезла. Теперь Фиа смотрела на него, как всегда, непроницаемо-загадочно. Не сказав ни слова, она пошла по аллее, и Томас последовал за ней. Сердце ее учащенно забилось – она не ожидала увидеть его так скоро. Фиа искоса бросала на Томаса взгляды, отмечая, какая сильная у него шея, как удачно оттеняет загар его белоснежный воротничок. Она очень хорошо помнила ощущение, которое возникло у нее, когда она коснулась его кожи, помнила страсть в его серых глазах.

– Я знаю, что дамой в серебряной маске на балу у Портманов были вы. – Эти слова застали ее врасплох.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – встрепенулась Фиа, сознавая, что на маскараде совершила ошибку. В тот вечер Джеймс был занят, и она пришла туда инкогнито. Увидев Томаса, она решила хорошенько проучить его и показать, что он сам легко подвержен тому, что открыто осуждает. Не получилось, она лишь поняла собственную слабость. Как неосмотрительно с ее стороны, раньше с ней такого не бывало.

И потом, она выше этого. Она не какая-то юная девица, которая жаждет доброты, подобной той, какую выказывал Томас Саре Лейтон, или той, в которой она так безжалостно отказала Пипу. Она, разумеется, вела себя эгоистично, но причиной этого была ее уверенность, что, поскольку Пип всего лишь юноша, дружить с ним будет безопасно. Он напоминал ей Кея и брата. В этой буре заговоров ей так хотелось иметь настоящего друга, с которым она могла быть самой собой и не притворяться.

Что ж, больше такое не повторится. Да, она впредь не допустит, чтобы ее желания угрожали чьей-то невинной жизни. Теперь она стала мудрее.

– Вы всегда носите черное? – Голос Томаса заставил ее вздрогнуть.

– А я думала, вы из тех мужчин, которые предпочитают только белое и черное, поскольку это освобождает от изучения полутонов.

Томас рассмеялся, и сердце ее учащенно забилось в ответ. Он не должен был рассмеяться на эти слова, он должен был обидеться.

– Признаю, черное вам очень идет, миледи. А платье, в котором вы были на маскараде у Портманов, делало вас еще прелестнее. – Фиа улыбнулась, не отрицая и не признавая его утверждение.

– Капитан Донн, следите за собой, а то и вы попадете под мои чары. – Она произнесла эти слова с сожалением и очень удивилась, когда он усмехнулся в ответ.

– Очень любезно с вашей стороны предложить свое место мисс Лейтон, – продолжил Томас. Но теперь Фиа знала свою роль. Она подняла одну бровь и улыбнулась улыбкой, которую все мужчины находили столь соблазнительной.

– О, капитан, я хорошо понимаю, что мы с вами испорчены настолько, что оба прекрасно догадываемся, почему я это сделала. Мне просто захотелось прогуляться с вами. – Ее взгляд призывно манил. – И я добилась своего.

– Я не верю вам.

– Как вам угодно. – Фиа пожала плечами.

День становился все теплее. Фиа стало жарко в накидке, и она ослабила шнурок на шее.

– Вы знали, что Сара Лейтон не одобряет вас, но все-таки позволили ей занять свое место в коляске?

– Ах, так вот в чем дело! Ну, чтобы вы не записали меня в святые преждевременно, позвольте мне объяснить. Сара Лейтон достойна жалости, и больше ничего. – Томас сжался от этих слов, как от удара, ему стало не по себе. – Она даже не заслуживает звания соперницы. О ней и думать не стоит. – Эта ложь слетела с ее губ очень естественно, хотя в душе Фиа восхищалась Сарой Лейтон, порядочной девушкой, чья тревога за брата была искренней. Фиа не хотела, чтобы Томас догадался о ее подлинных чувствах, потому что тогда у него появилось бы преимущество перед ней, а она не желала, чтобы Томас Донн имел хоть какие-то преимущества, да, собственно говоря, и не только он, но и любой другой мужчина, в том числе и ее отец, потому что там, где власть отца ограничивалась угрозами, власть Томаса... О нет! Об этом даже думать нельзя. Она продолжила, и теперь ее голос звучал самоуверенно: – Мисс Лейтон, бесспорно, достойная девушка, но она не соперница мне. Я имею в виду Джеймса. Он, несомненно, полностью мой. Пип тоже попал под мое обаяние, и только вы еще сопротивляетесь моим чарам.

– Вы лжете, – глухо произнес Томас.

– Ха, как же! – Ей с трудом удалось выдавить из себя этот легкий смешок. – Вы лучше, чем многие здесь, знаете мое прошлое. Я ведь по натуре азартный игрок, да и в роду моем одни игроки. Нет ничего удивительного в том, что мне никто не может противостоять и я всегда пытаюсь выиграть еще один приз, вместо того чтобы удовлетвориться уже полученным. – Она посмотрела на него из-под густых ресниц. – И потом... именно вы предложили ту игру. – Томас вздрогнул и внимательно посмотрел на нее. Она стояла, словно приглашая его подойти ближе, и, чтобы расслышать ее, ему пришлось приблизиться к ней почти вплотную. – В будуаре, тогда, – прошептала она чуть слышно, словно дразня его, – когда вы пришли, чтобы обвинить меня, вы сказали, что я единственный человек, которому вы бы бросили вызов.

Он не отпрянул, устремил на нее взгляд и заговорил. Их губы разделяло всего несколько дюймов. Серые глаза Томаса светились на загорелом лице.

– Я имел в виду совсем другое. И вам это прекрасно известно.

Но Фиа была не из тех, кто отступает. Положение напоминало игру «Кто смелее», и она не имела права проиграть. Излишне спрашивать почему. Она подняла лицо, и ее щека оказалась в опасной близости от лица Томаса. На Фиа пахнуло запахом сандалового дерева и кофе. Кожа его была очень гладкой, он побрился совсем недавно.

– Но это было то, что имела в виду я.

Он чуть-чуть подвинулся, так чтобы ей в глаза попало солнце. Она отвернула лицо, заморгала. Ресницы ее были такими длинными, что касались щек. Она услышала, как у него перехватило дыхание, и неожиданно почувствовала у себя на талии его руки. Они сжимали ее, не давали пошевелиться. Какое-то мгновение Фиа не понимала, то ли он хочет притянуть ее к себе, то ли оттолкнуть. И почему-то ей показалось, что он сам не знает, чего хочет. Она чувствовала прикосновение каждого его пальца, ширину его ладони. Надо освободиться, надо дать ему пощечину, высмеять! Но в этот миг она была способна думать только о том, что Томас Донн прикасается к ней. Это еще не страсть, но уже больше, чем равнодушие. Всеми фибрами своей души она отозвалась на его прикосновение. Из ее полуоткрытых губ с трудом вылетало прерывистое жаркое дыхание: его как будто захватывало в груди, где так сильно билось и со щекотливым ощущением замирало сердце. Он изучал ее взглядом, злым и смущенным одновременно. Накидка соскользнула с ее плеч и упала к ногам.

Томас начал медленно поднимать руку с талии по спине к затылку. Фиа прикрыла глаза. Пальцы были немного грубоватые, с жесткой кожей, но на удивление теплые. Она запрокинула голову. Он почти ласкал ее своими прикосновениями, и она сосредоточилась на восхитительных ощущениях, которые они рождали в ней.

Вдруг его рука замерла и упала, и другая рука, лежавшая на талии, тоже отпустила ее.

– На вас ожерелье Амелии Бартон, – холодно и раздельно отчеканил он.

Разумеется, Томас недоволен. Амелия Бартон была прекраснейшей женщиной из всех, кого знала Фиа. Несомненно, она была прелестнейшей женщиной из всех, кого знал Томас. Возможно, Томас даже любил ее.

Фиа открыла глаза. Томас стоял рядом. Его глаза говорили гораздо больше, чем лицо Фиа. Они горели гневом.

– Неужели? – пожала плечами Фиа.

– Черт побери! Вам это прекрасно известно. Джеймс подарил его Амелии в день их свадьбы.

– Неужели? – повторила Фиа. Она хотела сказать ему, что все это лишь фасад, часть игры, часть того, что она замышляла. Но она не могла довериться Томасу. Томас ненавидел всех Мерриков. Он сделал все, чтобы расправиться с ее братом Эшем. Не следует думать, что к ней он будет добрее. Во всяком случае, пока он не давал повода надеяться на снисхождение.

– Он не должен был дарить вам это ожерелье, – продолжал Томас холодно. – Уже много поколений оно является семейной реликвией.

Фиа наклонилась, подняла накидку и набросила ее на плечи. Томас отступил. Внезапно Фиа стало холодно, она почувствовала, что промерзла до самых костей.

– Как мило со стороны Джеймса.

– Оставьте его в покое, Фиа.

– Я боюсь, уже немного поздно. Вы так не считаете?

– Он заслуживает лучшего.

– Лучшего? Чем что? – потребовала она, явно задетая. Его слова все-таки пробили брешь в ее самообладании. Еще минуту назад Томас касался ее, почти лаская. Сейчас его взгляд был полон ненависти, он полагал, что она присвоила себе ожерелье умершей женщины. – Чем я? Лучшего, чем я? – не сдавалась Фиа. – Джеймс вполне может решить сам, чего он заслуживает, а чего – нет.

– Послушайте меня, Фиа. Я знаю, что вы пытались вовлечь Джеймса в какие-то интриги. Я этого не допущу. Слышите? Джеймс Бартон порядочный и честный человек, и я не позволю вам втянуть его во что-либо грязное.

На мгновение в глазах Фиа вспыхнул огонь, обнажая гнев и боль. Что ж, если Томас слышал об этом, значит, слышали и другие.

Томас прочел триумф на лице Фиа, но принял его за злорадство. Он заставил себя забыть то, что на мгновение отвлекло его. Пожалуй, он испытал жажду обладания, назовем это так за неимением лучшего слова.

На какой-то миг он поверил в химеру, поверил, что у представительницы семейства Меррик есть сердце. Ему показалось, он увидел сожаление в глазах Фиа, когда она наблюдала, как скрывается вдали коляска Бартона. Тогда он подумал, что она намеренно сделала больно Пипу, чтобы отдалить его от себя и тем самым уберечь от еще большей боли. И как объяснить, что у него учащенно забилось сердце и его охватила волна нежности, когда он коснулся ее? Боже, храни его! Но это действительно была нежность. Нежность по отношению к Фиа.

Он не верил, что может быть таким идиотом. Представитель семейства Меррик с сердцем? Нет, он не верил, что у кого-либо из них есть хотя бы душа. Когда это он успел стать таким романтичным идиотом, вместо того чтобы оставаться реалистом, каким его сделала жизнь? Ему очень хотелось наказать Фиа за то, что она так красива, так лжива и безжалостна, за то, с какой легкостью изображает любые чувства.

– Я предупреждаю вас, Фиа.

– Ваши слова похожи на угрозы, Томас.

– Нет, это обещание.

Она рассмеялась, и смех ее звучал как серебряный колокольчик. Но, Боже, храни его! Этот смех звучал и так, словно ей было страшно больно, словно ее сердце разрывалось от страданий. И вопреки рассудку, вопреки всему, что знал, Томас с трудом сдержался от острого желания прикоснуться к ней.

Фиа быстро отвернулась и пошла прочь. Одна, без сопровождения. Томас выждал какое-то мгновение и на достаточном расстоянии пошел следом за ней. Так он шел, пока она не достигла улицы, где наняла экипаж и отправилась домой.

Глава 8

– Ты выглядишь просто ужасно, – отметила Гунна.

– Это все твое воображение, – отозвалась Фиа. Иголка в ее пальцах летала вверх-вниз посреди маленьких пялец, которые она держала в левой руке. Как она недавно обнаружила, вышивание очень хорошо успокаивает. В дальнем углу комнаты Кей просматривал свои учебные пособия. Его неожиданный приезд вчера оказался не совсем ко времени. Фиа пришлось отменить намеченные на вечер визиты, поскольку она не рискнула оставить Кея одного в городском доме. Слава Богу, что академия миссис Литлтон для юных леди, в которой сейчас воспитывалась Кора, не отпускает своих подопечных, как это делается, например, в Оксфорде.

– Отчего у тебя глаза красные, а голос какой-то хриплый? Это тоже мое воображение или свет у нас такой? – спросила Гунна, прерывая мысли Фиа.

– Нет, правда, Гунна, я чувствую себя прекрасно. – Но в действительности чувствовала она себя отвратительно. Бесконечно длинные ночи, когда ей приходилось изображать почти что даму легкого поведения, бесследно не прошли. Слишком часто она ощущала по утрам легкое головокружение, а каждый день начинался с чувства непроходящей усталости.

Ее вчерашняя стычка с Томасом ничуть не улучшила положения. С этой самой встречи она чувствовала раздражение, ее все время тянуло поплакать. Она, Фиа Меррик, всегда гордившаяся своим самообладанием и выдержкой, сейчас была на грани срыва. Она уже не могла точно сказать, как долго еще сможет справляться со своими чувствами. Бесполезно признаваться в этом Гунне. Старуха начнет брюзжать, а ведь брюзжанием делу не поможешь.

– Жить так, как живешь ты, никуда не годится, – не унималась Гунна. – День превращаешь в ночь, ночь – в день. – Фиа посмотрела на Гунну и предупредительно глазами указала на Кея. Кей не знал, какова репутация Фиа в обществе, и она хотела, чтобы он как можно дольше оставался в неведении. – Эти бесконечные попойки, прогулки верхом...

Фиа смотрела на старуху со смесью досады и привязанности. Ясно, Гунна решила не обращать внимания на ее молчаливую просьбу.

– Однако же сейчас день, а я дома, – возразила Фиа с наигранной веселостью. – Как видишь, я не сплю. В своем собственном доме сижу вышиваю, а ты мной все равно недовольна.

– Не надо говорить со мной таким тоном, леди Фиа, – проворчала Гунна. – Все, что я говорю, это для твоего блага...

– Я ценю, – перебила ее Фиа, еще раз посмотрев в сторону Кея.

– Неужели мы не можем бросить все, уехать назад в Брамбл-Хаус и жить как раньше? – в сотый раз спросила горбунья. Фиа никогда не рассказывала Гунне о состоянии семейных дел и о договоре, который она заключила с Карром. Пока отец хочет, чтобы она оставалась в Лондоне, ей придется оставаться здесь. И когда он скажет, она выйдет замуж за того, на кого он укажет. Она согласилась с этим условием. Если же она не подчинится, то навсегда потеряет Брамбл-Хаус, а этого она бы не вынесла. Но Карру об этом неизвестно. Он уверен, что она подчиняется ему исключительно из страха перед ним и перед бедностью.

– Нет, Гунна, сейчас мы не можем вернуться в Брамбл-Хаус, – ответила Фиа, откладывая вышивание. Она приложила пальцы к вискам и начала их массировать. – Знаешь, я немного устала, пойду, пожалуй, отдохну. Приготовь мне один из твоих отваров, пожалуйста. – Фиа почувствовала себя очень виноватой, когда увидела, как встревожилась Гунна и поспешила на кухню готовить отвар. Но так легче. Надо дать Гунне какое-нибудь поручение, на котором она бы сосредоточилась и перестала наконец беспокоиться о том, что никоим образом от нее не зависело.

Как только старуха вышла из комнаты, Кей оторвался от книги и взглянул на Фиа.

– Гунна права, выглядишь ты не очень.

– Весьма лестно слышать это от тебя.

Кей привык к спокойной иронии Фиа, поэтому просто вернулся к чтению. В пятнадцать лет он выглядел все таким же мальчишкой, каким его встретила Фиа шесть лет назад. У него было открытое лицо, и он оставался таким же наивным и судил о людях исключительно по их внешности. Фиа подумала, что это пройдет и, скорее всего, именно она станет тем человеком, который поможет его пробуждению.

От такого предположения ей стало не по себе. Мудрость жизни, которую Фиа давно постигла, в конце концов, выбирает тех, кому совсем не нужна. В самом деле, вполне возможно, что, стараясь защитить Кея, Фиа оказала ему медвежью услугу. Она опять взялась за вышивание.

Через несколько минут она почувствовала чье-то присутствие в гостиной. Только один человек мог появиться в ее доме так неожиданно.

– Добрый вечер, папочка, – поморщилась Фиа, заканчивая стежок. Каждый ее мускул напрягся. Она ждала этого визита очень давно. Фиа заставила себя расслабиться и стать опять той выдержанной, хладнокровной персоной, которую отец привык видеть перед собой. Однако удалось ей это с трудом. – Вам что-нибудь нужно от меня?

Отец, как всегда разодетый в расшитые жилет и камзол, оглядывал комнату. Он поднял трость с серебряным набалдашником и указал на Кея. Сердце Фиа дрогнуло.

– А что здесь делает этот мальчик?

Фиа посмотрела в сторону Кея и изобразила некоторое удивление на лице, словно забыла предупредить отца.

– О! Это Кей, сын Макфарлена.

Кей торопливо встал и с интересом посмотрел на Карра.

«Нет, Кей, – молча умоляла его Фиа, – только не привлекай к себе его внимание, пусть он вообще не замечает тебя».

– О! Так это и есть наследник Макфарлена.

– Один из двух, – безразличным тоном проговорила Фиа. – Еще дочка, она в школе.

– Тебе по карману отправить ее в школу?

– Ну... иначе пришлось бы держать ее здесь, – вывернулась Фиа. – Знаешь, ведь общество безжалостно, и претендентам на мою руку вряд ли понравилось бы, если бы я выкинула на улицу детей Макфарлена. Не так ли?

– Возможно, ты права. – Карр задумался. – Но все-таки, почему он здесь?

– Он уже уходит, – отозвалась Фиа. – Кей, пожалуйста, иди к себе.

Кей покраснел. Это смущение делало его неуклюжим. Он неловко поклонился и торопливо направился к себе в комнату.

Фиа равнодушным взглядом проводила его. Он сумел пережить нападение на свое достоинство. Возможно, ему еще удастся чего-то достичь в жизни, если Карр не положит на него глаз и не заставит дочь что-нибудь сделать с этим юношей. Но Фиа сомневалась, что Карр может заподозрить ее в какой-либо привязанности к мальчику, потому что это означало бы, что у Карра есть не только воображение, но и сердце. Нет-нет, Кей в безопасности, если только что-то не выдаст ее чувств.

– Почему вы не садитесь? – спросила Фиа, когда Кей ушел. – Скажите мне, чему я обязана этим визитом. Или вы соскучились по моему обществу?

– Если ты разговариваешь так со всеми, то неудивительно, что тебя окружают одни заурядные личности.

– Я подумала, раз мы здесь одни, без посторонних, – резко пояснила Фиа, – я могу разговаривать с вами, как сочту нужным.

– Ты еще не научилась покорности, Фиа? – Лицо Карра перекосилось от злобы. Слегка прихрамывая, он пересек комнату, подошел к стулу, стоявшему рядом с Фиа, уселся и положил трость на колени. – Я пришел сказать тебе, что знаю о твоих делах и не допущу этого.

– О каких делах? – с невинным видом поинтересовалась Фиа.

– Давай не будем терять понапрасну время. Я знаю, что ты приударила за капитаном Джеймсом Бартоном, втянула его в товарищество, перекупила его груз, застраховав в два раза дороже того, что он стоит, и погрузила на один из его кораблей. – Карр поднял руку с ухоженными ногтями, как бы предупреждая ее возражения. – Капитан Бартон топит свое судно, получает за него страховку, а ты получаешь страховку за груз. – Он посмотрел на Фиа в ожидании объяснения.

– Да, отличный план, необычайно тонкий и искусный. Жаль, не додумалась до него сама, – ответила Фиа.

– Ты и додумалась, – возразил Карр. – Мне известны все подробности этой сделки. Согласен, сделка очень умная, да и провернули вы ее очень ловко. Мне удалось разузнать совсем немного, но то, что я узнал, наводит на мысли, очень интересные мысли. Я думаю, что этому возможно только одно объяснение. Объяснение, которое уже тебе известно.

– У вас есть подозрения, но, как вы сами только что сказали, ничего, кроме них. – Фиа удивленно вскинула брови. – Конечно, ничего, что бы вы могли использовать против нас, как это вы говорили... ничего, чтобы шантажировать. В таком случае скажите мне, зачем вы заговорили об этом?

– Просто затем, что если я сейчас не в состоянии шантажировать твоего друга, – Карр поджал губы, – это еще не означает, что ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится. У тебя нет своего дома, нет средств, нет ничего своего, кроме нескольких безделушек, которые подарил капитан Бартон, чтобы заманить тебя в постель. Ах да, мне все известно об ожерелье, о кольце и картинах. Продай их, и ты сможешь прожить полгода так, как привыкла. – Фиа позволила ему увидеть, что она встревожилась, совсем чуть-чуть. Он улыбнулся. – Тебе этого не хотелось бы, правда? Нет, не думаю, правда, Фиа? – протянул он. – Твое партнерство с Бартоном, в конце концов, могло бы принести тебе независимость, о которой ты так мечтаешь, но неужели ты думаешь, что я допущу это? Фиа, дорогая, ты выйдешь замуж за того, на кого я укажу, тогда, когда я скажу, и там, где я скажу. Ты целиком зависишь от меня сейчас и в будущем. – Он принял сердитый вид и покачал головой. – Боюсь, что ты никогда не дождешься независимости.

– Что вам нужно? – Лицо Фиа оставалось непроницаемым.

– Ах, наконец! – улыбнулся Карр. – Вот теперь, когда между нами полное взаимопонимание, я чувствую себя намного лучше. – Улыбка на его лице исчезла так же стремительно, как и появилась. Он просто снял ее, как снимают очки. – Я хочу участвовать в вашем товариществе. Я претендую на твою долю, на твою долю в товариществе.

Фиа выдержала паузу, затем добавила в свой голос несколько гневных ноток.

– Сейчас я не могу допустить этого.

– Тешу себя надеждой, что ты ошибаешься. Ведомо ли тебе, что маркиз Нонет просит твоей руки? У него, конечно, весьма невзрачный вид, его мучает подагра, он весь в каких-то язвах, но я уверен... надеюсь... это, во всяком случае, не французская оспа, как ходят слухи. Гадкая это вещь, слухи!

– Вы не можете принудить меня выйти за него, – отозвалась Фиа, учащенно дыша.

– Нет, но я могу сделать так, что ты больше ни за кого не выйдешь. Я добьюсь этого любыми средствами. – Глаза его ничего не выражали, напоминая глаза мертвеца. На этот раз Фиа вздрогнула непритворно.

– Говорю вам, то, чего вы добиваетесь, сейчас невозможно! – Она резко остановилась и глубоко вздохнула, стараясь не переиграть. – Как вы сами заметили, капитан Бартон очень аккуратен, он не оставляет никаких следов, никаких свидетельств, ничего, что принудило бы его согласиться на ваше предложение. – Их взгляды встретились.

– Ты недооцениваешь себя, Фиа. Это так на тебя не похоже.

– Вы хотите, чтобы я поступилась собой ради вашей доли? – Фиа впилась в него взглядом. Если эта мысль и была для него неприятна, то он не показал виду. Карр запрокинул голову и задумчиво почесал подбородок.

– Нет, я знаю таких, как Бартон, это романтики. Чисто деловая сделка не вызвала бы у него восторга. Надо, чтобы, приглашая меня в товарищество, он был уверен, что добивается тебя.

– Это невозможно, – произнесла Фиа. Она уже близка к цели, теперь надо действовать более хитро и осторожно. Нельзя торопиться, необходимо навести его на нужную мысль. – Ведь всем хорошо известно, что я вас презираю.

И снова то, что совершенно естественно вызвало бы возмущение у любого другого отца, нисколько не обескуражило ее родителя.

– Это правда, – подтвердил Карр. – Значит, придумай что-нибудь еще.

Фиа легонько постучала по подлокотнику и прикрыла глаза, будто сосредоточившись.

– Придется предложить ему нечто соблазнительное, что помогло бы завоевать меня.

– И что бы это могло быть? – заинтересовался Карр.

– Не знаю. Что-то, перед чем, по его мнению, я не смогу устоять. Что-нибудь огромное, ради чего стоит пойти на риск и принять вас в компаньоны. – Фиа невесело улыбнулась. – Хотя я искренне сомневаюсь, что Бартона удастся принудить. Боюсь, он не согласится на ваше предложение даже за все драгоценности короны.

– Очень смешно, – съязвил Карр.

– Не знаю. Хотя, подождите. Может, Брамбл-Хаус?

– Что? – Карр подался вперед. – Этот загородный дом Макфарленов? Где-то в забытой Богом дыре?

– Знаю. Сейчас он представляет собой не лучшее зрелище. – Тонкая смесь правды и неправды, разве не он научил ее этому? – Бартон любит говорить, как приятна ему сельская жизнь, а я убедила его, что разделяю эти чувства. Быть может, он сочтет, что стоит прикупить это поместье и устроить там уютное гнездышко, увидев в этом способ завоевать меня. Я полагаю, поместье понравится ему в любом случае. Он часто повторяет, что хочет купить землю.