Тундры

Тундры — лежащие за северными пределами лесной растительности, пространства с вечномерзлой почвой, не заливаемой морскими или речными водами. По характеру поверхности, Т. может быть каменистою, глинистою, песчаною, торфяною, кочкарною или болотистою. Представление о Т., как о пространстве, трудно доступном, справедливо только для болотистой Т., где мерзлота может к концу лета исчезать. В Т. Европейской России талый слой достигает, к сентябрю, на торфе около 8 врш. мощности, на глине около 28 врш., на песке около 36 врш., а в болотистых местах с стоячей водой мерзлота опускается, в зависимости, от степени водности и примеси твердых растительных остатков, к середине лета, на глубину около 12 — 15 врш. После очень морозных и малоснежных зим и в холодное лето мерзлота, конечно, ближе к поверхности, тогда как после зим мягких и снежных и в теплое лето мерзлота опускается. Кроме того, на ровных местах талый слой тоньше, чем на склонах, где мерзлота может даже исчезать совершенно. На Кольском полуо-ве, на Канине и по побережью Чешской губы Ледовитого океана, до Тиманского кряжа, господствует Т. торфяно-бугристая. Поверхность Т. состоит здесь из крупных, вышиною ок. 11/2 — 2 саж. и шириною до 10 — 15 и более саж., изолированных, крутобоких, чрезвычайно плотных торфяных, мерзлых внутри, бугров. Промежутки между буграми, шириною около 2 — 5 и более саж., заняты очень водяным, труднодоступным болотом, «ерсеями» самоедов. Растительность на буграх состоит из различных лишаев (Сladonia, Cetraria, Stereocaulon, Cornicularia) и мхов (Sphagnum, Polytrichum), обыкновенно с морошкой (Rabus Chamaemorus) по склонам. Тело бугра сложено из мха Sphagnum и мелких тундровых кустарников, которые могут иногда даже преобладать. Торфяно-бугристая тундра переходит южнее или ближе к рекам, где уже имеются леса, в сфагновые торфяники, с клюквой, морошкой, гоноболю, багуном (Ledum), березовым ерником (Betula nana) и др. Сфагновые торфяники очень далеко вдаются в область лесов. К В от Тиманского кряжа торфяные бугры и ерсеи встречаются уже редко и лишь небольшими участками в местах пониженных, где больше скопляется воды. На СВ Европейской России и в Сибири (по Чьельману) развиты следующие типы Т.:

Торфянистая Т. Торфяной слой, состоящий из мхов и тундровых кустарничков, сплошной, но тонкий. Поверхность одета, главным образом, ковром из ягелей (Cladonia rangiferina, Stereocaulon paschale и др.), но встречаются иногда в изобилии морошка и др. мелкое кустарнички. Этот тип, развитый на более ровных местах, пользуется большим распространением особенно между Тиманом и Печорой.

Лысая, трещиноватая Т. очень распространена на местах, не представляющих условий для застаивания воды и доступных действию ветра, сдувающего снег и иссушающего почву, которая покрывается трещинами. Этими трещинами почва разбивается на небольшие (с тарелку, с колесо и более крупные) площадки, совершенно лишенные растительности, так что наружу выступают мерзлая глина или мерзлый же песок. Такие площадки отделены друг от друга полосками из мелких, сидящих в трещинах, кустарничков (Empetrum, Salix herbacea, polaris, Arctostaphylos alpina и др.), злаков (Aira caespitosa), камнеломок (Saxifraga caespitosa) и др.

Травянисто-кустарная Т. развивается там, где почва более плодородная. Лишайники и мхи отступают на второй план или исчезают совершенно, а господствуют кустарнички: Empetrum, Salix polaris, Dryas, Arctostaphylos alpina, Vaccinium Vitis Ideae, Ledum, злак Aira caespitoza и др.

Кочковатая Т. Кочки, вышиною до 1 фт., состоят из пушицы (Eriophorum yaginatum) с мхами, лишаями и тундровыми кустарничками. Промежутки между кочками заняты мхами и лишаями, причем седые лишаи одевают также и верхушки старых, отмерших кочек пушицы.

Болотистая Т. покрывает большие пространства в Сибири, где в болотах преобладают разные осоки, злаки: Dupontia Fischeri, Hierochloa pauciflora, Alopecurus alpinus, Colpodium iatifolium, Pleuropogon Sabini, ситники Luzula hyperborea и Juncus biglumis и др. Болотистые пространства занимают, как уже замечено, и промежутки между буграми в торфяно-бугристой Т.

Каменистая Т. развита на выходах каменистых горных пород (напр., Хибины горы на Кольском полу о-ве, Канинский и Тиманский Камни, Сев. Урал, горы Вост. Сибири) и одета лишайниками и тундровыми кустарничками.

Характернейшие для Т. растения — это ягели или лишайники, придающие поверхности Т. светло-серый цвет. Другие растения, преимущественно мелкие, жмутся к почве, кустарнички, встречаются обыкновенно пятнами на фоне из ягелей. Наиболее характерны: Dryas octopetala, Salix polaris, herbacea, геticulata, Arctostaphylos alpina, Andromeda tetragona, Loisoleuria procumbens, Phyllodoce taxifolia, Diapensia lapponica, также Papaver alpinum, Silene acaulis, Androsace Chamaejasme, Saxifraga caespitosa, nivalis, oppositifolia и некот. др. В южных частях Т. и ближе в рекам, где уже начинают появляться островки лесов, на безлесных местах пользуется большим распространением березовый ерник (Betula папа) и некоторые ивы (Salix myrtilloides, glauca, lapponum), ростом около 1 — 11/2 арш. Границы Т. в Российской Империи показаны на карте ботанических областей, приложенной к описанию России в томе XXVII. Под Т. находится крайний С и весь СВ, от Гижигинской губы Охотского м. и верховьев Анадыри. Кроме того, несколько крупных участков Т. имеется в сев. половине Сахалина. В Америке Т., называемые «barren grownds» и имеющие, в общем, тот же характер, с массою тех же растении, что и в Старом Свете, занимают довольно широкую береговую полосу от Аляски до Лабрадора. Многие характерные тундровые растения появляются снова в высочайших горных областях Пиренеи, Альп, Кавказа, Туркестана, Алтая, отделенных от Т. обширными равнинами. Сообщение между Т. и, напр., Альпами, теперь для растительности невозможное, существовало в период, следовавший за отступанием ледников, когда в средней Европе и в средней России царствовал тундровый век, чему доказательством служат находки тундровых растении и животных в отложениях того времени (озерные глины под торфом, туфы, пески и др.), находящихся теперь в лесной полосе. Т. вообще безлесна, но в ней изредка попадаются островки леса, строго приуроченные к местам. где, благодаря условиям рельефа, скорее исчезает мерзлота, т. е. к небольшим песчаным повышениям и к берегам рек и оврагов, играющих роль осушительных канав.

Литература. A. Schrenk, «Reise nach dem Nordosten des Europ. Russlands im Jahre 1837»; E. Hofmann, «D. nordliche Ural und das Kustengebirge Pae-Choi» (1856); O. Kihlmann, «Pflanzenbiologische Studien aus Russisch-Lappland» (1890); Н. Кудрявцев, «Opoграфическй характер Кольского полу о-ва» («Труды СПб. Общ. Ест.», 1883); Риппас, «Отчет о поездке на Кольский полу о-в» (1895); А. Якобий, «Канинская Т.» («Труды Общ. Ест. пр. Имп. Каз. Унив.», XXIII, 1, 1891); Г. Танфильев, «По тундрам тиманских самоедов летом 1892 г.» («Изв. Имп. Русск. Геогр. Общ.», т. XXX, 1, 1894); Kjellman, «Pflanzenwuchs an der Nordkuste Sibiriens» («Die wissenschafti. Ergebnisse der Vega-Expedition» 1883, 1); Миддендорф, «Путешествие на С и В Сибири» (т. IV, отд. 1: «Растительность», 1867); Третьяков. «Туруханский край» («Записки Имп. Русск. Геогр. Общ.», 1869); Baron Maydell, «Reisen und Forschungen im Jakutskischen Gebiet Ostsibiriens» (1893 и 1896); К. Ditmar, «Reisen und Aufenthalt in Kamtschatka in den Jahren 1851 — 1855» (1890); Ф. Шмидт и П. Глен, «Исторические отчеты о физикогеографических исследованиях» («Труды Сибирской Экспедиции Имп. Русск, геогр. Общ.», т. 1 — Сведения о Сахалине).

Г. Танфильев.

Тунис

Тунис (Tunis) — главный город Туниса в 45 км. от Средиземного моря, в закрытой бухте Эль-Багира, соединяющейся с заливом Т. посредством канала Голетта. 170000 жит., в том числе 50000 европейцев и 40000 евреев. Внутренность города представляет лабиринт узких, неопрятных улиц. Пять больших и много малых мечетей, из которых замечательна красивая, построенная в 1223 г. мечеть Джамаэль-Ситун, с гробницами властителей страны. Дворец бея построен в мавританском стиле. Местопребывание правительства — в Бардо, в крепости, в которой находится также французское политехническое училище. Т. является одним из центров восточной учености. В верхнем городи живут преимущественно турки. Жилища европейцев и евреев находятся в нижнем городе или в предместьях. Новый французский квартал возникает на новой гавани, называемой Т.-Голетта и функционирующей с 1893 г. Морской канал длиною в 1750 м., шириною в 100 м.; к нему примыкает внутренний канал в 8900 м. длины и 30 м. ширины. Глубина воды — 6,5 м., но должна быть еще увеличена посредством углубления русла. Бассейн гавани Т. такой же глубины, 400 м. длины и 300 м. ширины. Вход в канал защищен у Голетты двумя молами, на концах которых находятся маяки. Голетта имеет также небольшой, но плоский бассейн, равно как и сухой док, 43 м. длиною, 6 м. шириною и 3,5 м. глубиною. Фабрики шелковых и бумажных материй, шелковых шалей, производство шитья золотом и серебром ювелирных вещей. Т. связан правильным пароходным сообщением с Европою и с гаванями Алжира. Торговля, прежде подрываемая Боной и Голеттой, теперь быстро возрастает. В Т.-Голетту прибыло в 1896 г. 1489 кораблей. Т. был основан почти одновременно с Карфагеном, развалины которого находятся на 15 км. к СВ от Т. К Ю от Т. деревни — Сагуан и Джугар, с величественными остатками ведшего к Карфагену водопровода, который доставлял на расстояние 178 км. превосходную воду для общественных колодцев.

Тур

Тур — дикая порода быка, известная в лесах Европы и Англии со времен Юлия Цезаря до XVII стол., когда она совершенно вымерла. Цезарь называет ее Urus, древние немецкие писатели довольно часто упоминают о ней под именем Auer, Auerochs или Ur, а польские и pyccкие называют ее Т. Начиная с XVII стол., те же названия прилагались к зубру (Bison europaeus), с которым смешивали уже не существовавшего тогда Т. По дошедшим до нас описаниям и изображениям Т. — это была очень крупная порода черной масти с чрезвычайно большими рогами. Она, вероятно, тожественна с первобытным быком (Bos primigenius), крупные черепа которого добыты из торфяников и плейстоценовых отложениях. Ископаемые черепа, описанные под названиями Bos longifrons (brachyceros) и В. frontosus, принадлежат, вероятно, только особым менее крупным породам того же самого вида. Есть основание думать, что все европейские домашние породы рогатого скота (В. taurus) произошли от одного дикого вида, различные породы которого представлены перечисленными формами, но Рютимейер и друг. считают их самостоятельными видами. Прямых, хотя и выродившихся потомков первобытного быка Рютимейер предполагает в особой породе быков, до настоящего времени содержимой любителями в полудиком состоянии в обширных парках Шотландии и сев. Англии (В. scoticus). Эта порода средней величины, с рогами очень умеренных размеров; шерсть ее белая и только на конце морды и на внутренней стороне ушей красно-бурая. Во всяком случае, она очень древняя, так как известна с Х ст.

Д. Педашенко.

Турачи

Турачи (Francolinus) — род птиц средней величины из отряда куриных, с очень коротким, прикрытым кроющими перьями, хвостом, с голою плюсною, снабженною у самцов шпорою и с широким голым кольцом вокруг глаза. Водятся в числе 30 слишком видов главным образом в Африке, также в Южной Азии, а 1 вид в Южной Европе. Последний вид, Т. обыкновенный (Fr. vulgaris); из южной Европы быстро исчезает, по причине постоянной на него охоте. В настоящее время сохранился еще на Кипре. В Зап. Азии этот вид местами обыкновенен, а раньше водился также в Испании, в Южной Италии и в Сицилии. В России обыкновенный Т. встречается в Закавказье. Образ жизни различных видов Т. сходен. Держатся Т. в зарослях кустарников, обыкновенно парами; неохотно и недалеко летают; гнезда — в ямках под кустами; полная кладка состоит примерно из 10 темно-желтых яиц с белыми точками. Обыкновенный Т., достигающий роста куропатки, имеет обычную для большинства куриных птиц пеструю окраску, состоящую из желтоватых пятен и полосок, разбросанных по буровато-коричневому фону. У самца подбородок, горло и грудь черные, с ржавым широким ошейником на горле.

Ю. Вагнер

Турач или франколин (Francolinus). — Кроме обыкновенной охоты с ружьем и легавою собакою, на Т. охотятся преимущественно с ястребами. Местные крестьяне стреляют сидячих Т., приближающихся позднею осенью к самым усадьбам, или же охотятся за ними по зарослям, вдоль оросительных канав, при чем охотник привешивает себе на пояс такой же бубенчик, какой привязывают к ногам ястреба: слыша позванивание бубенчика и предполагая, что идут с ястребом, Т. затаивается и подпускает на близкий выстрел. Ловят Т. в воронкообразные ямы (узкой стороною вверху, вырываемый на току или другом месте, часто посещаемом Т.; на отверстие ямы накладывается четырехугольная рама с двумя створчатыми дверцами, открывающимися от тяжести севшей на них птицы и затем снова захлопывающимися; рама замаскировывается сухим конским навозом, в котором Т. любят рыться; иногда рама посыпается и зерном. Рыхлый снег, глубиною до 2 вершков, мешает Т. как бежать, так и взлетать (за неимением опоры для ног); в такую погоду Т. выслеживают и избивают просто палками в огромном количестве. Подобные истребительные способы добывания повели к тому, что Т. быстро исчезают. В настоящее время в некоторых местностях Кавказа устроены уже заповедники и предпринято искусственное разведение этой благородной дичи. По закону, охота на Т. разрешается только с 1 октября по 1 декабря. См. К. А. Сатунин, «Заметка о распространении Т.» («Природа и Охота», 1894, VIII); Старосивильский, «Т., способы охоты за ним и его истребление в Закавказье» (там же, 1897, III).

С. Б.

Тургенев Александр Иванович

Тургенев (Александр Иванович) — брат Ник. Ив. Т., род. в г. Симбирске в 1785 г. Отец его был одним из просвещеннейших людей своего времени. Воспитывался в моск. университетском пансионе вместе с В. А. Жуковским, дружба с которым продолжалась до самой кончины Т. Изучал историко-политические науки в геттингенском унив., затем, вместе с Кайсаровым совершил путешествие по славянским землям. Служил в министерстве юстиции, принимал участие в трудах комиссии составления законов, сопровождал имп. Александра I за границу, в 1810 г. назначен директором департамента главного управления духовных дел иностранных исповеданий; соединял с этою должностью звания и помощника статс-секретаря в государственном совете, и старшего члена совета комиссии составления законов. В 1824 г. князь А. Н. Голицын был уволен от звания министра духовных дел и народного просвещения, и само министерство было преобразовано. Департамент духовных дел получил совершенно иной вид; Т. был уволен от управления им и остался только членом комиссии составления законов. С этих пор он часто бывал за границей и осматривал там архивы и библиотеки, собирая сведения по древней и новейшей истории России. Материалы, таким образом собранные, по распоряжению имп. Николая I поступили в распоряжение археографической комиссии и были изданы ею в 1841 и 1842 гг. под заглавием: «Historiae Russiae Monumenta ex antiquis exterarum gentium archivis et bibliothecis deprompta ab A. I. Turgenevio». Первый том заключает в себе выписки из ватиканских архивов с XI в.; второй — переписку пап и донесения папских нунциев о России с 1584 по 1718 год, а также акты относительно России, извлеченные из архивов и библиотек Англии и Франции с 1557 по 1671 год, и акты, собранные Альбертранди для польского историка Нарушевича. Кроме того, Т. делал выписки, преимущественно из парижских архивов, для эпохи Петра Великого (см. «Журн. Мин. Нар. Просвещения», т. 37 и 41-й). Т. был близок ко многим представителям науки и литературы как русской, так и иностранной. Карамзин, Дмитриев, кн. Н. А. Вяземский были его друзьями. Он принимал участие в трудах и судьбе Батюшкова, Пушкина, Козлова, Баратынского. Он всю жизнь не переставал учиться; его письма, по словам И. И. Срезневского, «одна из драгоценностей нашей литературы, и, по разнообразию и богатству данных, в них отмеченных более или менее живо и верно, и по их содержанию, по мыслям, чувствам, в них высказанным, по литературному достоинству». Умер в Москве 3 дек. 1846 г. Ср. некролог Т. в «Журнале Мин. Нар. Просв.», 1846 г., т. XLIX; перечень его трудов там же, т. XXXIV, XXXVII и XLI; Воспоминания П. А. Вяземского, в «Русск. Арх.», 1875 г.; И. И. Срезневский (в «Рус. Стар.», 1875, кн. III и IV). Часть писем Т., помещена в «Русск. Старине» 1881 и 1882 гг. С 1899 г. предпринято гр. Шереметевым под ред. и с обстоятельными примечаниями В. И. Саитова, издание переписки Т. с кн. Вяземским («Остафьев. Архив», т. I — IV). Ср. соч. Батюшкова, под ред. Л. Н. Майкова и В. И. Саитова.

Тургенев Иван Сергеевич

Тургенев (Иван Сергеевич) — знаменитый писатель. Род. 28 октября 1818 г. в Орле. Трудно представить себе большую противоположность, чем общий духовный облик Т. и та среда, из которой он непосредственно вышел. Отец его — Сергей Николаевич, отставной полковник-кирасир, был человек замечательно красивый, ничтожный по своим качествам нравственным и умственным. Сын не любил вспоминать о нем, а в те редкие минуты, когда говорил друзьям об отце, характеризовал его, как «великого ловца пред Господом». Женитьба этого разорившегося жуира на немолодой, некрасивой, но весьма богатой Варваре Петровне Лутовиновой была исключительно делом расчета. Брак был не из счастливых и не сдерживал Сергея Николаевича (одна из его многочисленных «шалостей» описана Т. в повести: «Первая любовь»). Он умер в 1834 г., оставив трех сыновей — Николая, Ивана и скоро умершего от эпилепсии Сергея — в полном распоряжении матери, которая, впрочем, и раньше была полновластною владыкою дома. В ней типично выразилось то опьянение властью, которое создавалось крепостным правом. Род Лутовиновых представлял собою смесь жестокости, корыстолюбия и сладострастия (представителей его Т. изобразил в «Трех портретах» и в «Однодворце Овсяникове»). Унаследовав от Лутовиновых их жестокость и деспотизм, Варвара Петровна была озлоблена и личною судьбою своею. Рано лишившись отца, она страдала и от матери, изображенной внуком в очерке «Смерть» (старуха), и от буйного, пьяного вотчима, который, когда она была маленькой, варварски бил и истязал ее, а когда она подросла, стал преследовать гнусными предложениями. Пешком, полуодетая спаслась она к дяде своему, И. И. Лутовинову, жившему в селе Спасском — тому самому насильнику, о котором рассказывается в «Однодворце Овсяникове». Почти в полном одиночестве, оскорбляемая и унижаемая, прожила Варвара Петровна до 30 лет в доме дяди, пока смерть его не сделала ее владетельницею великолепного имения и 5000 душ. Все сведения, сохранившиеся о Варваре Петровне, рисуют ее в самом непривлекательном виде. Сквозь созданную ею среду «побоев и истязаний» Т. пронес невредимо свою мягкую душу, в которой именно зрелище неистовств помещичьей власти, задолго еще до теоретических воздействий, подготовило протест против крепостного права. Жестоким «побоям и истязаниям» подвергался и он сам, хотя считался любимым сыном матери. «Драли меня», рассказывал впоследствии Т., «за всякие пустяки, чуть не каждый день»; однажды он уже совершенно приготовился бежать из дому. Умственное воспитание его шло под руководством часто сменявшихся французских и немецких гувернеров. Ко всему русскому Варвара Петровна питала глубочайшее презрение; члены семьи говорили между собою исключительно по-французски. Любовь к русской литературе тайком внушил Т. один из крепостных камердинеров, изображенный им, в лице Пунина, в рассказе «Пунин и Бабурин». До 9 лет Т. прожил в наследственном Лутовиновском Спасском (в 10 в. от Мценска, Орловской губ.). В 1827 г. Тургеневы, чтобы дать детям образование, поселились в Москве; на Самотеке был куплен ими дом. Т. учился сначала в пансионе Вейденгаммера; затем его отдали пансионером к директору Лазаревского института Краузе. Из учителей своих Т. с благодарностью вспоминал о довольно известном в свое время филологе, исследователе «Слова о Полку Игореве», Д. Н. Дубенском, учителе математике П. Н. Погорельском и молодом студенте И. П. Клюшникове, позднее видном члене кружка Станкевича и Белинского, писавшем вдумчивые стихотворения под псевдонимом — Ф — . В 1833 г. 15-летний Т. (такой возраст студентов, при тогдашних невысоких требованиях, был явлением обычным) поступил на словесный факультет московского унив. Год спустя, из-за поступившего в гвардейскую артиллерию старшего брата, семья переехала в СПб., и Т. тогда же перешел в петербургский унив. И научный, и общий уровень спб. унив. был тогда невысокий; из своих университетских наставников, за исключением Плетнева, Т. в своих воспоминаниях никого даже не назвал по имени. С Плетневым Т. сблизился и бывал у него на литературных вечерах. Студентом 3-го курса он представил на его суд свою написанную пятистопным ямбом драму «Стениo», по собственным словам Т. — «совершенно нелепое произведение, в котором с бешеною неумелостью выражалось рабское подражание байроновскому Манфреду». На одной из лекций Плетнев, не называя автора по имени, разобрал довольно строго эту драму, но все-таки признал, что в авторе «что-то есть». Отзыв ободрил юного писателя: он вскоре отдал Плетневу ряд стихотворений, из которых два Плетнев в 1838 г. напечатал в своем «Современнике». Это не было первым появлением его в печати, как пишет Т. в своих воспоминаниях: еще в 1836 г. он поместил в «Журн. Мин. Народн. Просв.» довольно обстоятельную, немножко напыщенно, но вполне литературно написанную рецензию — «О путешествии ко святым местам», А. Н. Муравьева (в собр. соч. Т. не вошла). В 1836 г. Т. кончил курс со степенью действительного студента. Мечтая о научной деятельности, он в следующем году снова держал выпускной экзамен, получил степень кандидата, а в 1838 г. отправился в Германию. Поселившись в Берлине, Т. усердно взялся за занятия. Ему не столько приходилось «усовершенствоваться», сколько засесть за азбуку. Слушая в университете лекции по истории римской и греческой литературы, он дома вынужден был «зубрить» элементарную грамматику этих языков. В Берлине сгруппировался в это время кружок даровитых молодых русских — Грановский, Фролов, Неверов, Михаил Бакунин, Станкевич. Все они восторженно увлекались гегельянством, в котором видели не одну только систему отвлеченного мышления, а новое евангелие жизни. «В философии», говорит Тургенев, «мы искали всего, кроме чистого мышления». Сильное впечатление произвел на Т. и весь вообще строй западноевропейской жизни. В его душу внедрилось убеждение, что только усвоение основных начал общечеловеческой культуры может вывести Россию из того мрака, в который она была погружена. В этом смысле он становится убежденнейшим «западником». К числу лучших влияний берлинской жизни принадлежит сближение Т. с Станкевичем, смерть которого произвела на него потрясающее впечатление. В 1841 г. Т. вернулся на родину. В начале 1842 г. он подал в московский унив. просьбу о допущении его к экзамену на степень магистра философии; но в Москве не было тогда штатного профессора философии, и просьба его была отклонена. Как видно из опубликованных в «Библиографе» за 1891 г. «Новых материалов для биографии И. С. Т.», Тургенев в том же 1842 г. вполне удовлетворительно выдержал экзамен на степень магистра в петербургском унив. Ему оставалось теперь только написать диссертацию. Это было совсем не трудно; для диссертаций словесного факультета того времени не требовалось солидной научной подготовки. Но в Т. уже простыл жар к профессиональной учености; его все более и более начинает привлекать деятельность литературная. Он печатает небольшие стихотворения в «Отеч. Зап.», а весною 1843 г. выпускает отдельной книжкой, под буквами Т. Л. (ТургеневЛутовинов), поэму «Параша». В 1845 г. выходит тоже отдельною книжкою другая поэма его, «Разговор»; в «Отечественных Записках» 1846 г. (№ 1) появляется большая поэма «Андрей», в «Петербург. Сборнике» Некрасова (1846) — поэма «Помещик»; кроме того, мелкие стихотворения Т. разбросаны по «Отечественн. Зап.», разным сборникам (Некрасова, Сологуба) и «Современнику». С 1847 г. Т. совершенно перестает писать стихи, если не считать несколько небольших шуточных посланий к приятелям и «баллады»: «Крокет в Виндзоре», навеянной избиением болгар в 1876 г. Не смотря на то, что выступление на стихотворное поприще было восторженно встречено Белинским, Т., перепечатав в собрании своих сочинений даже слабейшие из своих драматических произведений, совершенно исключил из него стихи. «Я чувствую положительную, чуть не физическую антипатию к моим стихотворениям», говорит он в одном частном письме, «и не только не имею ни одного экземпляра моих поэм — но дорого бы дал, чтобы их вообще не существовало на свете». Это суровое пренебрежение решительно несправедливо. У Т. не было крупного поэтического дарования, но под некоторыми небольшими его стихотворениями и под отдельными местами его поэм не отказался бы поставить свое имя любой из прославленных поэтов наших. Лучше всего ему удаются картины природы: тут уже ясно чувствуется та щемящая, меланхолическая поэзия, которая составляет главную красоту тургеневского пейзажа. Поэма Тургенева «Параша» — одна из первых попыток в русской литературе обрисовать засасывающую и нивелирующую силу жизни и житейской пошлости. Автор выдал замуж свою героиню за того, кто ей полюбился и наградил ее «счастьем», безмятежный вид которого, однако, заставляет его восклицать: «Но, Боже! то ли думал я, когда исполненный немого обожанья, ее душе я предрекал года святого благодарного страданья». «Разговор» написан отличным стихом; есть строки и строфы прямо лермонтовской красоты. По содержанию своему эта поэма, при всем своем подражании Лермонтову — одно из первых в нашей литературе «гражданских» произведений, не в позднейшем значении обличения отдельных несовершенств русской жизни, а в смысле призыва к работе на общую пользу. Одну личную жизнь оба действующие лица поэмы считают недостаточною целью осмысленного существования; каждый человек должен совершить какой-нибудь «подвиг», служить «какому-нибудь богу», быть пророком и «карать слабость и порок». Две другие большие поэмы Т., «Андрей» и «Помещик», значительно уступают первым. В «Андрее» многоглаголиво и скучно описывается нарастание чувства героя поэмы к одной замужней женщине и ее ответные чувства; «Помещик» написан в юмористическом тоне и представляет собою, по терминологии того времени, «физиологический» очерк помещичьей жизни — но схвачены только внешние, смехотворные ее черты. Одновременно с поэмами Т. написал ряд повестей, в которых тоже очень ярко сказалось лермонтовское влияние. Только в эпоху безграничного обаяния печоринского типа могло создаться преклонение молодого писателя пред Андреем Колосовым, героем повести того же названия (1844). Автор выдает нам его за «необыкновенного» человека, и он действительно совершенно необыкновенный... эгоист, который, не испытывая ни малейшего смущения, на весь род людской смотрит как на предмет своей забавы. Слово «долг» для него не существует: он бросает полюбившую его девушку с большею легкостью, чем иной бросает старые перчатки, и с полною бесцеремонностью пользуется услугами товарищей. В особенную заслугу ему вменяется то, он «не становится на ходули». В том ореоле, которым молодой автор окружил Колосова, несомненно сказалось и влияние Жорж Занд, с ее требованием полной искренности в любовных отношениях. Но только тут свобода отношений получила весьма своеобразный оттенок: то, что для Колосова было водевилем, для страстно полюбившей его девушки превратилось в трагедию. Не смотря на неясность общего впечатления, повесть носит на себе яркие следы серьезного таланта.