Глава 9

Дорс чувствовала, что должна признаться. Она под разными предлогами откладывала разговор с Дэниелом Оливо, пока не вернулась на Смашелл. Дольше медлить было нельзя.

«Дэниел, я пыталась уничтожить робота-ренегата, Р. Лодовика Трему, — начала она закодированное послание своему начальнику, стараясь, чтобы голос звучал ровно и бесстрастно. — То, что мне это не удалось, не оправдывает мои действия, которые, по-видимому, противоречили твоим желаниям. Поэтому жду твоих приказаний. Если хочешь, я передам свои здешние полномочия другому гуманоиду и прибуду на Эос для диагноза и ремонта».

До Эоса, секретной ремонтной базы, откуда Дэниел тайно управлял своими бессмертными роботами, надо было пролететь половину Вселенной, Дорс было трудно оставить Клию и Бренна, от которых требовалось произвести на свет драгоценных детей-менталиков, столь важных для долгосрочных планов Дэниела. Но она привыкла исполнять свой долг, даже если он был мучительным, — как было, когда ей пришлось расстаться с Гэри Селдоном.

«Дэниел лучше меня знает, что делать», — думала она. И все же продолжать отчет было трудно.

«Я знаю, ты еще не решил, стоит ли объявлять Лодовика вне закона. Видимо, на тебя произвело сильное впечатление то, что Трему изменил сим Вольтер, освободив от подчинения Четырем Законам роботехники. Думаю, Лодовик еще не делал явных шагов, направленных на причинение вреда людям. Во всяком случае, так было до сих пор.

Но это слабое утешение, Дэниел.

Вспомни, что Нулевой Закон велит нам действовать во имя долгосрочных интересов всей человеческой расы. Это требование главнее Трех Законов роботехники Сьюзен Кельвин. Дэниел, ты учил этому с начала времен. Поэтому я обязана спросить: почему ты позволил Лодовику уйти, свободно передвигаться по Галактике, вступать в заговоры с роботами-кельвинистами, открыто противодействовать твоим планам?"

Человекоподобное тело Дорс трепетало от моделируемых эмоций; ее сердце колотилось, дыхание прерывалось. Реакция была реальной, автоматической и отрабатывалась помимо ее сознания. Приходилось подавлять ее силой воли. Именно так сделала бы настоящая женщина, ведущая важный и опасный разговор со своим боссом.

«Как бы то ни было, я решила взять инициативу на себя и встретилась с Лодовиком на Сатирукопии. Какими бы ни были тайные причины его вызова, я не могла не воспользоваться этой возможностью.

Мы стояли лицом к лицу на опушке леса, и Лодовик продолжал объяснять свою теорию: что случилось здесь сорок лет назад, когда мы с Гэри едва не погибли, Дэниел, Лодовик заявил, что все это могло случиться только с твоего ведома и является одним из множества твоих экспериментов с целью изучить скрытые стороны человеческой натуры.

Немного послушав его, я решила, что время настало. Вынула из тайника в руке мини-бластер и направила его на Лодовика.

Он не обратил на это внимания, продолжая излагать свои домыслы — что эти «сатиры» играют какую-то роль в твоих тайных планах!

В этот момент я снова подумала, как опасно позволить безумному роботу шнырять по всему космосу. Тем не менее Первый Закон мешал мне нажать на спусковой крючок и выстрелить в Лодовика, слишком похожего на человека…"

Вспомнив этот неприятный момент, Дорс сделала паузу. Древний Первый Закон Сьюзен Кельвин был ясен. «Робот не может причинить вреда человеку или своим бездействием позволить, чтобы человеку причинили вред». Этот запрет имел столь глубокие корни, что только самый хитроумный позитронный мозг был бы способен совершить то, что намеревалась сделать Дорс: выстрелить из бластера в иронически усмехавшееся лицо, казавшееся в этот момент более человеческим, чем лица большинства настоящих людей, которых она знала. Это было ужасно… хотя и не так скверно, как в те два раза, когда ей уже приходилось преодолевать Первый Закон.

В те кошмарные дни, когда она убила людей, подчиняясь Нулевому Закону Дэниела.

Дорс стало намного легче, когда тело стоявшего перед ней Тремы потеряло свою человекообразность, превратилось в металл, пластик, коллоид… и умирающий позитронный мозг, горевший и пускавший искры.

«Я стреляла, пока тело не превратилось в кучу шлака. Потом повернулась и хотела уйти. Но успела сделать лишь несколько шагов…"

Дорс снова запнулась… и махнула рукой. Закончит позже. Может быть, завтра. Все равно система космической связи настолько деградировала, что послание дойдет до Дэниела лишь через несколько недель.

Она встала и отвернулась от шифровальной машины — как в тот миг на Сатирукопии отвернулась от расплавившегося тела Лодовика. Из недалекого леса вслед ей неслись громкие вопли местных диких созданий, чей образ мыслей она некогда разделяла. Когда она принадлежала Гэри, а Гэри — ей.

Но едва Дорс сделала несколько шагов к космическому кораблю, как ее окликнули сзади.

— Дорс, не забудь взять это с собой.

Она обернулась… и увидела, что тиктак, эта грубая карикатура на человекообразного робота, катится за ней, держа в неуклюжих когтистых лапах шкатулку. Шкатулку с головой, которой было двадцать тысяч лет.

— Лодовик, это ты? — спросила она, уставившись на лязгавшего конечностями тиктака, и внезапно поняла, как легко было бы Треме спрятаться в огромном механическом теле.

Чудовище ответило ей хрипло и монотонно, но Дорс тут же узнала знакомый тенор, полный искреннего веселья.

— На этот раз я, Дорс. Но, похоже, в свете случившегося я делаю глупость, отвечая на твой вопрос.

Она пожала плечами. Если Лодовик хотел отплатить ей той же монетой, он не мог бы выбрать лучшего времени и места.

— Значит, я убила всего лишь двойника? Безмозглую копию?

— Дорс, неужели ты сердишься на меня за недоверчивость?

Солнце Сатирукопии заходило, и их тени постепенно становились длиннее. Дорс размышляла, есть ли шанс, что мозг Лодовика находится внутри тиктака. Если да, то второй выстрел мог бы покончить с врагом.

— Дорс, можно поделиться с тобой одним любопытным наблюдением? — прожужжал автомат. — Ты только что воспользовалась словом «убила» вместо «разрушила» или «дезактивировала». Можно ли расценивать это как признак небольшого прогресса в наших отношениях?

Ее так и подмывало снова воспользоваться бластером. Но скорее всего настоящий мозг Тремы был в лесу, за пределами досягаемости, и управлял двойниками из тайника. Поэтому Дорс по-человечески вздохнула, спрятала бластер и потянулась за шкатулкой.

— Мы еще встретимся, — сказала она, принимая ящичек так осторожно, словно тот был полон ядовитых змей.

— Дорс, два робота всегда могли сказать это друг другу. Но времена меняются, и куда быстрее, чем ты думаешь.

Единственное, что могла сделать Дорс в данной ситуации, это оставить последнее слово за ним. Поэтому она ушла не прощаясь и пустилась в далекий обратный путь.

Ее спутником в путешествии был подарок Лодовика — древняя голова. Всю неделю на нее смотрел металлический череп с глазами из драгоценных камней, в котором лежал выключенный мозг Р. Жискара Ревентлова.

Жискара-основателя, много лет назад помогавшего Дэниелу создавать Нулевой Закон роботехники.

Жискара-спасителя, принесшего себя в жертву ради искупления людей и в то же время уничтожившего их колыбель.

Жискара-легендарного, первого из роботов-менталиков, способного и желавшего руководить людьми, изменявшего их мысли и воспоминания… ради их же блага. Даже сейчас, когда древняя реликвия спокойно лежала в потайной нише дома Клии Азгар, Дорс все еще не могла собраться с духом и включить ее. Только смотрела на голову, прекрасно зная, что именно перед ней находится.

Голова была ловушкой.

Приманкой.

Испытанием веры, как назвала ее модель Жанны д’Арк. Таким же неодолимым искушением, как любое искушение человеческого существа.

Если Лодовик хотел, чтобы она заглянула внутрь, значит, там какая-то гадость. Возможно, яд.

—. Что-то опасное и незнакомое… несмотря на то что Дорс уже твердо знала, как оно называется.

Правда.

Глава 10

При взгляде с гостиничного балкона на засаженный деревьями Галактический бульвар было легко представить себе, что ты находишься не во «второй столице Империи», а на некоей буколической периферийной планете.

О да, то и дело попадались сверкавшие на солнце статуи и монументы. За последние пятнадцать тысячелетий было сооружено бесчисленное множество памятников Императорам и префектам, победам и жертвам, великим подвигам и еще более великим свершениям. И все же по контрасту с могучим Трентором все здесь казалось маленьким, неспешным и придавало Демархии вид забытого младшего партнера, обделенного силой.

Даже Восемь Домов Парламента — великолепные белые здания, сиявшие, как жемчужины, в кольце вокруг холма Освобождения, — казались унылыми и неуместными. Каждая из пяти социальных каст еще посылала сюда представителей для обсуждения законов. Два-три верхних помещения действительно использовались для того, чтобы изредка поспорить об одном-другом билле. Но после того как закончилось пребывание Гэри Селдона на посту премьер-министра, редко кто дерзал появляться в этих священных залах. Власть осуществлял Исполнительный Совет Трентора, действовавший с помощью декретов, а декреты составляли в Комитете Общественного Спасения, которым руководил Линь Чен.

Однако эти законы сами по себе почти ничего не значили. Психоистория уже предсказала, что будет дальше. Если в результате дворцовых интриг Линь Чена заменят кем-нибудь другим, инерция будет заставлять его наследника поступать так же. Одни клики будут побеждать, другие — проигрывать. В ближайшие тридцать лет усредненные силы, собранные из двадцати пяти миллионов миров, будут успешно преодолевать все попытки членов Комитета, Императоров или кучки олигархов.

Гэри много раз бывал на Демархии, и романтическая часть его души неизменно впадала в печаль. Это место было для него воплощением упущенных возможностей. Того, что могло произойти.

«В теории демократия должна была преобладать над всеми махинациями класса аристократов. Даже худшие из тиранов-Императоров неизменно чтили принципы руэллианизма».

Но изменить что-то было практически невозможно. Члены Палаты Представителей, Сената Секторов и Торговой Ассамблеи (органов, которые должны были компенсировать недостатки друг друга) избирались тысячами разных способов. Однако конечный результат всегда был одним и тем же — бессмысленной тратой сил и времени. В бытность премьер-министром Гэри считал процедуру принятия законов чрезвычайно болезненной (он столкнулся с этим, пытаясь утвердить Закон о Борьбе с Хаосом), несмотря на то что знание законов психоистории делало его очень умелым руководителем… особенно по сравнению с остальными.

«В те дни мы с Дэниелом считали, что все еще можно наладить… что великую Империю удастся излечить. Но тогда мои уравнения еще не были закончены. Они оставляли слишком много места для сомнений. И надежды».

После отставки Гэри Демархия превратилась в стоячее болото. Место ссылки политиков-неудачников. Во всяком случае, по-настоящему важных людей здесь не было.

«Именно поэтому мы сюда и прибыли», — с мрачным юмором подумал Гэри. На сей раз Демархия была не местом их назначения, а пересадочной станцией.

— Профессор Селдон… — окликнул его из комнаты Хорис Антик.

Приближался следующий этап их авантюры, и толстенький бюрократ снова начинал нервничать.

— Я… я уже виделся с одним… с одной личностью, о которой мы говорили раньше. Он сказал, что все готово. Мы встретимся с ним на его транспортном средстве через час.

Гэри прикоснулся к кнопке, и кресло на колесиках вернулось в комнату. Уклончивые обороты Антика, вызванные страхом перед подслушивающими устройствами, едва ли помогли бы, если бы за ними велось серьезное наблюдение. Кроме того, до сих пор за ними не числилось никакой вины.

— Хорис, ваше оборудование прибыло?

Бюрократ был в штатском. И все же любой с первого взгляда определил бы в нем «Серого».

— Да, м'лорд, — кивнул он. — Последние ящики внизу. Заказать инструменты в разных компаниях и попросить прислать сюда было намного легче, чем покупать их на Тренторе, где мне могли задать… щекотливые вопросы.

Гэри уже видел список приборов и инструментов. Там не было и намека на контрабанду. Тем не менее у Антика были серьезные причины скрывать от начальства, что он тратит свое свободное время на «интеллектуальный досуг».

Честно говоря, Гэри был рад задержке. Это дало ему возможность отдохнуть от стремительного полета на звездном челноке… который оказался намного более утомительным, чем несколько десятков лет назад. Кроме того, он с удовольствием посидел на солнышке, вспоминая Демархию прежних дней, когда вдоль бульваров тянулись лучшие рестораны Галактики. Он все еще ощущал вкус тогдашних блюд… которыми лакомился вместе с сидевшей рядом красивой и оживленной Дорс Венабили.

— Ладно, пошли, — сказал он, чувствуя себя таким бодрым, словно и впрямь смог бы проделать всю дорогу до космопорта пешком.

Керс Кантун стоял на улице, рядом с ящиками Антика. Гэри тут же понял, что его телохранитель уже осмотрел надписи на оборудовании и не нашел ничего подозрительного. Однако Селдона это ничуть не заботило. Неужели Керс и впрямь думает, что Антик вовлек знаменитого Гэри Селдона в какой-то тайный заговор?

Прибыл заказанный ими фургон. Увидев ящики, водитель повернулся к бездельничавшим неподалеку носильщикам и велел им взяться за погрузку. Когда те схватили драгоценные инструменты, призванные подтвердить безумную теорию Антика о «планетарных пахотных почвах» и «космических течениях», бюрократ затрепетал.

Гэри же почти не волновался, хотя его финансовый вклад в их приобретения был весьма значительным. Дело того стоило: экспедиция могла пролить новый свет на то, что его волновало. Впрочем, это нисколько не изменило бы его места в истории. Что же касалось Антика, бюрократу выпала единственная возможность увековечить свое имя. Из космопорта прибыл лимузин. Трое сели в машину и в сопровождении двигавшегося следом фургона покатили по бульварам, предназначенным для куда более оживленного уличного движения, чем нынешнее.

В стекла лимузина били капли дождя. Они слегка пугали родившегося на Тренторе Керса, но Гэри приводили в хорошее настроение.

— Знаете, — любезно промолвил Селдон, — за несколько тысяч лет на этой планете было предпринято несколько экспериментов по разработке галактической демократии.

— В самом деле, профессор? — подался вперед Антик. Он принял еще одну голубую таблетку и стал грызть ногти.

— О да. Одна форма, которая казалась мне просто очаровательной, называлась «Нация».

— Я никогда не слышал об этом.

— Ничего удивительного. У вас другие интересы. Большинство людей считают историю нудным и скучным делом, — задумчиво произнес Гэри.

— Но мне действительно интересно, профессор. Пожалуйста, расскажите.

— Гм-м… Видите ли, всегда существовала проблема осуществления демократии в галактическом масштабе. Типичный совещательный орган может работать только в том случае, если состоит максимум из нескольких тысяч членов. Но этого слишком мало, чтобы представлять десять квадриллионов избирателей, живущих на двадцати пяти миллионах планет! Тем не менее существовало несколько попыток решить эту проблему. Одним из них было так называемое «кумулятивное представительство». Конгресс каждой планеты выбирал несколько делегатов на конференцию данной звездной системы, которая затем из своих рядов отбирала нескольких участников конференции регионального сектора. Там тоже избирали нескольких делегатов, представлявших сектор на конференции квадранта… и так далее, пока окончательно избранные Пэры не собирались в том здании на холме.

Он указал на дом с белыми колоннами, которые сверкали, несмотря на моросящий дождь.

— К несчастью, этот процесс не позволял отражать политические взгляды, господствовавшие на местах. Скорее наоборот. Согласно законам человеческой натуры, наверх пробивались наиболее наглые и наименее щепетильные политики со всей Галактики. Или демагоги, обладающие харизмой. Как бы там ни было, обсуждались нужды лишь нескольких планет на основе полуслучайной выборки. А в тех редких случаях, когда на Демархии собирался по-настоящему решительный народ, другие палаты парламента начинали спускать дело на тормозах. Это самый надежный способ замедлить процесс, не позволить разгуляться страстям и не поставить во главу угла сиюминутные проблемы.

— Вы говорите так, словно одобряете это, — догадался Антик.

— Что ж, мысль была неплохая. Политические системы не должны слишком сильно раскачивать маятник, особенно если факторы психоисторической инерции неадекватно тормозятся социоцентрипетальными допусками или… — Он сделал паузу и мимолетно улыбнулся. — Ну, проще сказать, что законодательные органы, избранные таким путем, не слишком эффективны. Поэтому иногда за последние пятнадцать тысяч лет предлагались и иные подходы.

— Включая «Нацию», о которой вы говорили? Это был другой тип представительства?

— В общем, да. Примерно семьсот лет назад здесь, на Демархии, собралась девятая палата, более сильная и могущественная, чем все остальные, вместе взятые. Частично эта сила объяснялась числом членов палаты, поскольку она состояла из ста с лишним миллионов членов.

Антик откинулся на спинку сиденья.

— Ста миллионов? Но… — Он начал заикаться. — Как могло…

— Решение и в самом деле было довольно красивым, — продолжил Гэри, вспоминая, как зашатались психоисторические уравнения, когда он изучал этот эпизод истории Империи. — Каждая планета в зависимости от численности населения выбирала от одного до десяти представителей и направляла их прямо сюда, минуя секторальные, зональные и квадрантные конференции. Среди депутатов были не только сановные и уважаемые политики, хорошо знающие нужды своих домашних миров. Попадались и другие. Например, от каждого делегата «Нации» требовалось хорошо владеть каким-нибудь скромным ремеслом. Когда они прибыли сюда, им создали все условия, чтобы применить эти навыки в местной экономике. Например, сапожник мог пойти работать в местную сапожную мастерскую. Искусная повариха могла открыть собственный ресторан и внести вклад в экономику Демархии. Почти половина домов и мастерских на этом континенте была приготовлена для приезжих, которые жили и работали здесь, пока не заканчивался десятилетний срок, на который они были избраны.

— Да, но… а когда же они обсуждали законы?

— По вечерам, на электронных форумах и теледебатах. Или в местных залах для собраний, где они могли обсуждать вопросы, вступать в союзы и выходить из них, проводить предварительные голосования и подавать петиции. Методы самоорганизации коалиций менялись от сессии к сессии — так же, как и состав населения. Но какими бы ни были эти методы, «Нация» всегда будоражила людей и привлекала к себе интерес. Если они делали ошибки, то эти ошибки становились драматическими. Однако лучшие законы Империи также были приняты именно в эту эпоху. Сама Руэллис была в то время ведущим делегатом.

— Серьезно? — захлопал глазами Хорис Антик. — Я всегда считал, что она была Императрицей.

Гэри покачал головой.

— Руэллис была влиятельным членом палаты общин во время эры исключительного развития творческого начала… «Золотого Века», который, к несчастью, кончился, когда по всей Галактике прокатилась эпидемия возвратов к хаосу, которая вызвала крах и заставила вернуться к прямому императорскому правлению.

— И это стало концом «Нации»? — с трепетом в голосе спросил завороженный Антик.

— Не совсем. Было проведено еще несколько экспериментов. Однажды решили, что каждая третья «Нация» должна состоять только из женщин, у которых будет исключительное право распоряжаться этим континентом и принимать новые законы. Единственным мужчиной, которому позволялось прибывать сюда и выступать, был сам Император. Император Хупейссин.

— Хупейссин — Племенной Бык? — громко рассмеялся Антик. — Именно здесь он завоевал свою репутацию?

— Хупейссин, Обладатель Небесного Гарема, — подтвердил Гэри. — Конечно, это клевета, возведенная на него членами более поздней династии Торджинов с целью дискредитации. На самом деле Хупейссин был образцовым философом-руэллианцем на троне, который искренне желал слышать независимые мнения и…

Но Антик его не слушал. Он продолжал хихикать и покачивать головой:

— Один со ста миллионами женщин! Доказывает им тщетность требования о равенстве полов!

Гэри заметил, что даже Керс Кантун слегка улыбнулся. Обычно строгий слуга глядел на хозяина с таким видом, будто услышал только что сочиненную сказку.

— Ладно, — вздохнул Гэри и сменил тему:

— Кажется, мы подъезжаем к космопорту. Хорис, надеюсь, вы не напрасно доверились этому капитану чартерного корабля. Мы должны вернуться через месяц, иначе на Тренторе могут начаться крупные неприятности.

Он ожидал увидеть обшарпанный «трамп». Старое разбитое корыто. Но корабль, ждавший их на взлетной полосе, был совсем другим.

«Яхта, — с удивлением подумал Гэри. — Старинная и дорогая. Кто-то сознательно покрыл корпус ржавчиной, пытаясь замаскировать его благородные очертания. Но даже дурак скажет, что это отнюдь не корабль, совершающий чартерные рейсы».

Пока нанятые носильщики таскали по кормовому трапу груз Антика, Гэри и Керс вслед за Хорисом поднялись на корабль по пассажирским сходням. Наверху их ждал высокий светловолосый мужчина, одетый в обычные для космонавта «дангери», рабочие брюки из хлопчатобумажной саржи. Но Гэри с первого взгляда понял, чего стоит этот загорелый атлет. Непринужденная поза капитана говорила о врожденной уверенности в себе, граничащей с дерзостью. Выражение его лица было спокойным, но решительным, словно этот человек привык получать все, что он хочет.

Антик торопливо представил их друг другу:

— Доктор Селдон, это наш хозяин и пилот, капитан Бирон Мейсерд.

— Для меня большая честь познакомиться с вами, мудрый меритократ Селдон, — сказал Мейсерд с едва заметным галактическим акцентом.

Он протянул руку, которая могла бы раздавить ладонь Гэри, но пожатие оказалось легким и точно рассчитанным. Гэри ощутил равномерно распределенные мозоли, вызванные не тяжелой физической работой, а жизнью, проведенной в поисках опасных приключений.

Гэри отдал поклон носителю Четвертого Ранга, соответствовавшего уровню аристократа зоны и даже выше.

— Ваша светлость делает нам честь, принимая нас на борту своего звездного дома.

Антик переводил взгляд с одного на другого, а затем вспыхнул, как человек, которого уличили в обмане. Но если капитан Мейсерд и был удивлен проницательностью Гэри, то не подал виду.

— К сожалению, команда недоукомплектована для такого путешествия, — сказал он. — Удобств будет маловато. Но если вы позволите моему лакею показать вам ваши каюты, мы взлетим и посмотрим, какие еще тайны можно найти в нашей старой Галактике.

Отлет яхты не остался незамеченным.

— Ну, вот и все, — сказала маленькая женщина в поношенном халате уборщицы, обращаясь к своей швабре, в ручку которой был вделан микрофон.