 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: БСЭ :: Толстой Лев Николаевич :: Чехов Антон Павлович :: Раззаков Федор :: Громов Дмитрий :: Нортон Андрэ :: Гарднер Эрл Стенли :: Грин Александр :: Борхес Хорхе Луис Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Справочник по реестру Windows XP :: Повесть о Воронихине :: Путь на Грумант :: Амнезия творца :: Том 3. Село Степанчиково и его обитатели. Записки из Мертвого дома. :: Верноподданный (Империя - 1) :: Gump & Company :: Странник |
Истории любви в истории Франции (№5) - Распутный векModernLib.Net / Исторические любовные романы / Бретон Ги / Распутный век - Чтение (стр. 3)
Красавица, однако, оказалась злопамятной. — Я вернусь, — ответствовала она, — лишь при том условии, если герцог де Буйон, герцог де Шатийон, Ларошфуко, Балерой, отец Перюссо и епископ Суассонский будут изгнаны. Король, горевший желанием возобновить близость с герцогиней, согласился на все ее требования. Для пущего примирения, счастливые, они немедленно возлегли на ложе страсти. «М-м Шатору, — рассказывает Ришелье, — решила доказать поистине без страха и упрека любовнику свое расположение. Трудное путешествие, необычные волнения, сложные противоречия и долгое воздержание донельзя их распалили. Они были так возбуждены, так несдержанны, что король оставил свою возлюбленную с приступом сильной головной боли и с высокой температурой, — она серьезно заболела». Бедняжка не смогла от этого оправиться — через две недели она умерла. Видимо, так суждено было: один из любовников умрет от последствий ночи любви… * * * После смерти м-м де Шатору Людовик XV несколько растерялся. Исчерпав женские ресурсы семьи де Несль, он не знал, где ему искать любовницу. Придворные дамы, давно этого ожидавшие, перешли в наступление. «Ах, король скучает, какое несчастье, смотреть больно…» Коридоры Версаля наполнились прекрасно-бедрыми красотками, любыми способами, вплоть до самых бесчестных, пытались они привлечь внимание короля. Кто делал вид, что — ax! — разорвалось декольте, кто «будто по неосторожности» вздергивал юбки — продемонстрировать соблазнительные ножки; были и такие, что пользовались услугами любезных придворных, распространявших лестные слухи об их темпераменте и опыте. Больше всех старалась м-м де Рошешуар. Будучи ранее в несколько фамильярных отношениях с королем, прелестная герцогиня решила, что имеет право заменить м-м де Шатору. Дерзость ее была безгранична. Она целыми часами простаивала украдкой в углах за дверьми или пряталась за деревьями парке — как раз там, где должен был пройти монарх. Как только он появлялся, она выскакивала из «своего укрытия и устремляла на него страстные взоры. Раздраженный этим, Людовик XV не оборачиваясь, проходил мимо. Потому и поговаривали, что „она словно лошадь из малой конюшни — всегда на месте и никогда не нужна“. В начале февраля 1745 года всю стаю жаждущих занять место фаворитки внезапно взбудоражило сообщение: а Версале состоится костюмированный бал в честь свадьбы дофина с испанской инфантой… Бал… Пестрые маски, яркие, причудливые костюмы, карнавальное веселье и суета… Во время таких празднеств в ходу определенные вольности. А вдруг именно в этот вечер король сделает свой выбор — почему бы и нет? Те, кто был более других осведомлен о предстоящем событии, начали строить свей предположения; заключались пари; дамы, располагавшие определенными шансами, допускали до своих прелестей королевскую прислугу, лишь бы выведать, в каком костюме появится на балу король… Наконец просочилось: его величество будет одет деревом! Но тут другое известие неожиданно расстроило всех дам: Людовик XV решил пригласить на бал парижских буржуа. Самые прелестные горожанки, женщины, которых король никогда еще не видел, нигде не встречал, — все они будут танцевать в Версале… Боже, какой поднялся переполох, какие пошли пересуды! Как спугнула эта мысль и так уж растревовоженную стаю! Произошел, например, такой диалог между двумя дамами. М-м де Рошешуар: — Ах, эти горожанки непременно будут вести себя как публичные девки, лишь бы забраться в постель к королю! Вообразите, какие нас ожидают непристойные сцены!.. М-ль де Лорагэ: — Да уж, нечего сказать, достойное зрелище, — представляете, ведь взоры всей Европы обращены на нас — на французский двор! Пятнадцатого февраля странные слухи поползли по Парижу, все другое как-то отошло в сторону: Людовик XV на костюмированном балу подвергнется опасности… Как доказательство тому народ переиначил предсказание Нострадамуса, — конечно же, оно относится к вечеру двадцать пятого: «Когда на представление соберется народ, Прибудут принцы, короли и послы, — Вот тут-то рухнут стены и крыша… Но словно по волшебству Спасен будет король и с ним Тридцать приближенных». Добрый люд опять ошибался: на короля обрушились… нет, не стены, а женщина… Для многих явление ее и впрямь стало катастрофой — ведь речь идет о будущей м-м де Помпадур… «КУСОЧЕК ДЛЯ КОРОЛЯ» — М-ЛЬ ПУАССОН Кости есть даже в самой хорошей рыбе. Вечером 25 февраля в Большой галерее Версаля резвились под звуки приятнейшей музыки Арлекины и Коломбины, турки, армяне и китайцы, дикари, пастухи и колдуны… Здесь был весь двор и весь город. Вдруг распахнулись двери королевских апартаментов, и появились восемь персонажей, переодетых деревьями. Молодые дамы, что пришли с решимостью испытать судьбу и уже не упустить свой шанс, оказались в затруднительном положении. Кто из них, из этих восьмерых, король? Яркий хоровод закружился, взяв в кольцо хвойных братьев… Одной из тех, кто составлял кольцо, м-м де Портай, показалось: вот он, Людовик XV. Узнала! Приблизившись, она сняла с него маску и, как пишет Сулави, «стала его преследовать и заигрывать с ним. То был стражник из охраны короля — он-то прекрасно знал мадам и не замедлил воспользоваться ее ошибкой… Увлекши ее в маленький салон, он и получил от нее все, что только можно было желать. Когда Дело было сделано, дама, счастливая такой удачей, вернулась на праздник. Король завоеван! А стражник рассудил, что вовсе не обязан хранить в тайне расположение, предназначавшееся другому, — разумеется, он поведал всем и каждому о своем приятном приключении». Любая ошибка кому-то выгодна… * * * В два часа ночи король выдал себя, обратившись с комплиментами к юной красавице в одеянии Дианы-Охотницы. Его сразу же окружила толпа. Было замечено, что прекрасная Диана отделилась от стайки горожанок и принялась особенно настойчиво дразнить короля. Сильно заинтригованный, Людовик XV пошел за ней следом с любезностями на устах. Вот тут-то таинственная Охотница сняла маску — все узнали м-м Ле Норман д'Этиоль… «Продолжая рассыпать все уловки кокетства, — пишет Сулави, — она затерялась в толпе, но из виду не скрылась. В руке у нее был платок, и то ли случайно, то ли специально она его обронила. Людовик XV торопливо поднял платок, но… он не мог пробраться к его владелице и со всей учтивостью, на какую был способен, бросил ей этот изящный комочек. В зале раздался смущенный шепот: — Платок брошен!.. Все соперницы потеряли последнюю надежду». Женщина, которую при всех выбрал король, была необыкновенно хороша собой. Светловолосая, с задорными голубыми глазами, «свежим и изящным личиком, одним из тех, что бледнеют от радостей любви». Лишь один недостаток нарушал это совершенство. «У нее были, — свидетельствует Сулави, — бледные, как будто обветренные губы; этот недостаток объяснялся привычкой постоянно их прикусывать — вот невидимые сосудики и порвались. Отсюда и грязный, напоминающий о моче цвет». Но к этому в конце концов привыкали и даже в этих бледных губах находили определенную прелесть. В мгновение ока молодая женщина стала мишенью для ненавистных взоров — ее приглашенные безжалостно ее разглядывали. Придворные дамы были оскорблены — им предпочли горожанку! Да еще какую! М-м д'Этиоль звали Жанна-Антуанетта Пуассон. Она была дочерью не мясника, как часто писали, а мелкого служащего в администрации снабжения армии, — впрочем, это ненамного лучше. Отец ее, Франсуа Пуассон, родился в 1684 году. В двадцать лет он ушел из отчего дома, чтобы стать возничим в армии маршала де Вийяра; во время регентства сильно продвинулся по службе, но в 1725 году, во время страшного голода, был замечен в грязных махинациях — ходили слухи, что он был сослан и едва избежал тюрьмы. Что касается его супруги, м-м Пуассон, то это была женщина легкого поведения. Братья Пари и м-сье Ле Норман де Турнхем долго оспаривали друг у друга «отцовство Жанны-Антуанетты». Когда девочке исполнилось восемь лет, мадам Пуассон заметила ее красоту и воскликнула: — Это кусочек для короля! И ребенка стали звать не иначе, как Королевна. Когда дочери сровнялось девять, мать отвела ее к гадалке, и та сказала: — Ты станешь любовницей короля. Это предсказание обрадовало всю семью. В 1741 году, в возрасте двадцати лет, Жанна-Антуанетта вышла замуж за племянника м-сье Ле Нормана де Турнхема, молодого Карла-Гийома Ле Нормана д'Этиоля. С тех пор она пристально следила за Версалем — ведь там ее судьба, там обещанный ей монарх. Не один раз задолго до костюмированного бала 25 февраля 1745 года, еще при жизни м-м де Шатору, м-м д'Этиоль пыталась обратить на себя внимание Людовика XV. Во время царской охоты, элегантно одетая, прогуливалась она по аллеям, где обычно проезжал монарх. Но эти эскапады ни к чему не привели. Правда, однажды вечером в грозу Людовик XV посетил замок Д'Этиоль и подарил хозяину дома рога убитого им оленя. Польщенный мсье Ле Норман, конечно, повесил их в своем салоне. Жанна-Антуанетта тоже была рада подарку, считая это добрым знаком. С тех пор она поверила: все сбудется… После эпизода с оброненным платком м-м д'Этиоль не пришлось долго ждать. Людовик XV приказал Бине, своему камердинеру, доставить плутовку — она была кузиной Бине — в Версаль. Разумеется, «кусочек для короля» вскоре очутился в самой широкой постели государства. Увы! Бывают ситуации, когда даже монархи бессильны… У Людовика XV случилась внезапная слабость, и он, по выражению Морца, «дал осечку». Наследующий день всевидящий двор — уж он всегда все знает — распевал насмешливую песенку: Не знатность рода — вот порок. Смириться с ним король не смог: Он нежен был, но так случилось — Любви у них не получилось. Несчастная женщина ждала этого момента с девяти лет! К счастью, через несколько дней король восстановил силы и смог на той же широкой постели доказать мощь переполнявших его чувств… Людовик XV был очарован встречами с м-м Пуассон. Сулави пишет: «Несмотря на природную холодность, у красавицы был весьма прихотливый характер». Но м-м д'Этиоль дрожала… Весь двор, дофин, духовенство, министры-все против нее, а король так слабохарактерен… Она боялась потерять все, так и не став фавориткой. Гениальная мысль пришла ей в голову — она написала Людовику XV: у нее такой ревнивый муж, злые люди непременно расскажут ему об измене, он жестоко ее накажет. Она просит у короля защиты… Простодушный король предложил ей укрыться в Версале. Она не заставила себя упрашивать… Пока она устраивалась в апартаментах, принадлежавших ранее м-м де Майи, мсье де Турнхем, бывший, разумеется, ее союзником, отправился к мсье Ле Норману д'Этиолю и объявил, что его жена стала любовницей короля. — Ей так давно этого хотелось, что она не смогла устоять. Вам не остается ничего другого, как с ней расстаться. Несчастный супруг обожал Жанну-Антуанетту. Он упал без чувств. Придя в себя, он схватил пистолет и закричал, что отправится за своей женой в Версаль. Пришлось разоружить его и вразумить. В страшном отчаянии он покинул Париж. * * * Избавившись от надоедливого супруга, м-м д'Этиоль облегченно вздохнула: позади важный этап. Теперь заставить двор примириться с собой. Однако это, казалось будет нелегко. Ее несколько вольное обращение, а иной раз бесцеремонная, игривая манера говорить не всем нравились. Многих шокировало, когда она называла герцога де Шона — «мой поросенок», аббата де Берни «голубь мой», а м-м д'Амбримон — «моя тряпка». Однажды к ней пришел монах, один из ее кузенов — посмотреть, чем она может быть ему полезна. Она нашла его таким ограниченным, что проводила со словами: — Мои кузен — это простое орудие труда. Что можно сделать таким орудием? Потом еще несколько недель злые языки шутили по поводу орудия фаворитки. М-м Пуассон-старшая и не подозревала, что дочь ее стала предметом насмешек. Счастливая тем, что предсказание гадалки сбылось, она легла однажды вечером в постель и, поскольку ей нечего было больше желать, умерла. Муж ее не отличался подобной скромностью. Этот человек — без всякого образования, лишенный каких-либо нравственных устоев, не признававший норм приличия, — стал для фаворитки источником вечных волнений. Так, однажды он пришел во дворец, куда был у него свободный доступ, и, натолкнувшись на закрытую дверь — его встретил в этот раз новый камердинер, заорал: — Негодник! Знай, что я — отец королевской шлюхи! Таких слов никогда еще не произносили в королевском дворце, и даже прислуга посчитала их недозволенными. Подобные инциденты только подливали масла в огонь, и фаворитка еще острее чувствовала непрочность своего положения. Титул ей нужен, она умоляла об этом короля. Счастливый Людовик XV не мог отказать ей ни в чем. Он купил для нее титул маркизы Помпадур, земли в Оверне с двенадцатью тысячами ливров дохода, назначил фрейлиной королевы и, наконец, во время поста признал «официальной фавориткой». Новоявленная маркиза была в восторге. Осуществились самые смелые ее мечтания, за что ей, несомненно, надо благодарить Бога, если она еще хоть немного в него верила. Однако роль фаворитки короля казалась слишком незначительной — она желала участвовать в управлении государством.. Эти поползновения проявились не сразу, и многие уже решили, что м-м де Помпадур удовлетворится легким, беззаботным существованием фаворитки. Но то было глубокое заблуждение. Напротив, активность ее станет исключительно высокой. «Если бы она не вошла тогда в жизнь Людовика XV, — убежден Пьер де Нольха, — события развивались бы совсем в другом направлении: другая политика в вопросах финансовых, религиозных, а быть может, и в дипломатических отношениях. С этого времени женщина — умная и к тому же умеющая пользоваться своим умом — подчинила себе монарха, властителя королевства, относившегося к власти ревностнее, чем сам Людовик XIV» <Дальше мы увидим, что Пьер де Нольха, ослепленный любовью к м-м де Помпадур, бывает необъективен.>. А вот мнение Анри Мартэна: «Это была первая подающая надежды премьер-министр женщина, появившаяся в Версале. Помпадур суждено оказалось править почти столько же, сколько Флери». * * * Пока горожанка не из знатных весной 1745 года готовилась взять в свои руки управление Францией, король готовился к отъезду во Фламандию, где его ожидал Морис Саксонский. Собраны были новые армии, и вот каким способом: по всему королевству разъехались в помощь вербовщикам несколько сот красивых девушек. В Париже они собирались в притонах на набережной Феррай. Они заманивали проходящих мимо юношей, поили, обещая всякие вольности, а иногда и отдавались тут же, на скамье, во имя благого дела. Тут-то и появлялись вербовщики солдат для королевской армии, — им ничего не стоило одурачить захваченного врасплох опьяневшего бедолагу. — Хочешь попасть в страну, где полно таких красивых девушек, как эти? Есть что выпить, много золота, жемчуга и бриллиантов… — Тот соглашался. — Ладно! Могу тебя отправить туда — это во Фламандрию. В конце концов вербовщик между двумя стаканчиками вина заставлял несчастного должным образом подписать обязательство, и юноша с кокардой на шляпе, пошатываясь, уходил — новый солдат его величества. В конце апреля все эти завербованные, по доброй ли воле, или насильно, оказались перед Турнэ, куда в сопровождении дофина вскоре прибыл король. На этот раз Людовик XV не повторил ошибки, совершенной им в прошлом году с мадам де Шатору: он оставил мадам де Помпадур в Этиоле. Она узнала о победе при Фонтеной лишь из записки, доставленной лично ей в руки. * * * После возвращения короля опьяненная своей властью фаворитка повела себя как последняя выскочка: она пожелала, чтобы ей оказывали особые знаки внимания. «М-м де Помпадур, — отмечает герцог Ришелье, — потребовала, будучи любовницей, то, что м-м де Ментенон получила, являясь тайной супругой. В рукописях Сен-Симона она прочла о фаворитке Луи XIV: та, сидя в особом кресле, едва привставала, когда монсеньер входил к ней; не проявляла должной учтивости к принцам и принцессам и. принимала их лишь после просьбы об аудиенции или сама вызывала для нравоучений. М-м де Помпадур считала своим долгом во всем ей подражать и позволяла себе всевозможные дерзости по отношению к принцам крови. Они почти все покорно ей подчинились — кроме принца де Конти, он холодно с ней обращался, и дофина, который открыто ее презирал». Но монсеньер и его сестры называли ее не иначе как «мама шлюха», «что не говорит об их хорошем воспитании». О манерах этой мещанки злословил весь двор. «Только и говорят, что о смехотворных заявлениях этой маркизы, обладающей неограниченной властью. Она говорит послу, если тот уходит в отставку: „Продолжайте, я очень вами довольна, вы же знаете, что я давно считаю вас своим другом“. Она действует, решает, смотрит на министров короля как на своих собственных. Нет ничего опаснее деятельности месье Беррье, лейтенанта полиции: он стал давать этой даме отчет обо всем, что происходит и о чем говорят в Париже, а между тем она мстительна, подвластна страстям, неумна и бесчестна». Позже м-м де Помпадур потребовала, чтобы ее дворецкого наградили королевским военным орденом Сен-Луи — без этого, как ей казалось, он был недостоин ей служить. Несмотря на титул, лоск, здравый ум, м-м де Помпадур в течение всей жизни будет совершать подобные оплошности. До самой смерти в этой женщине, которую некоторые пристрастные историки хотели представить как самую изысканную маркизу, проявлялись черты обычной выскочки… МАРКИЗА ДЕ ПОМПАДУР НЕСЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ГЛУПЕЙШИЙ ДОГОВОР Д'ЭЛА-ШАПЕЛЬ Правление женщин обычно составляет несчастье государства. Однажды м-м де Помпадур пожелала быть официально представленной королеве. Она пришла поклониться ей под неусыпным оком м-м де Конти. Мари Лещинска, несмотря на то, что у нее были поводы относиться к фаворитке с предубеждением, приняла ее исключительно любезно. После аудиенции она объявила: — Раз уж королю нужна любовница, пусть это лучше будет м-м де Помпадур, чем кто-нибудь другой. Это помогло маркизе утвердиться при дворе. Однако по прошествии нескольких недель королева не смогла удержаться от злой шутки над соперницей. Та пришла к ней с огромным букетом цветов в обнаженных руках. «Королева тотчас же, — рассказывает м-м Сампан в „Мемуарах“, — принялась вслух расхваливать цвет лица, глаза и прекрасные рукн маркизы. Она нашла ее необыкновенно изящной и попросила спеть для нее. У м-м де Помпадур были заняты руки, и она прекрасно поняла, что ее хотели обидеть. Она попыталась отговориться, но королева настаивала. Тогда маркиза запела арию Армиды — из того места, когда обольстительница держит Рено в своих золотых оковах: „Наконец он во власти моей!“ Заметив, как исказилось лицо Ее Величества, все присутствующие дамы тоже состроили недовольные мины». К счастью для фаворитки, королева не способна была ни на кого таить злобу. На следующий день она забыла о нанесенном оскорблении, и обе женщины зажили с тех пор в полном согласии, что было очень по нраву Людовику XV — он так боялся любых осложнений. * * * Утвердив свое положение при дворе — маркиз де Гонто обучал ее придворному этикету и манерам, — маркиза прилагала все старания, чтобы быть незаменимой для короля как устроительница всякого рода праздников, балов и спектаклей. Она сама играла и талантливо пела в этих дивертисментах. Любовь к театру навела ее на мысль переряжаться и в личной жизни, чтобы удвоить пыл монарха. Во время свиданий с Людовиком XV она одевалась то молочницей, то аббатисой, то пастушкой; ее даже видели дояркой с крынкой теплого молока. Эти усилия во имя любви делают ей честь, ибо маркиза по природе своей была холодного темперамента, и ей стоило большого труда представлять из себя женщину страстную. Она прибегала к всевозможным ухищрениям, чтобы казаться таковой королю. М-м Дю Оссэ, преданная камеристка маркизы, в написанных ею «Мемуарах» доносит до нас некоторые из них: «М-м де Помпадур изо всех сил старалась нравиться королю и отвечать его страстным желаниям. На завтрак она ела ванильный шоколад. В обед ей подавали трюфели и суп с сельдереем». Подобное меню как будто разгорячало маркизу. М-м Дю Оссэ однажды заговорила с ней о вреде, который это может причинить ее самочувствию, но та, казалось, ее не слышала. Камеристка поделилась своей заботой с герцогиней де Бранка, которая, в свою очередь, высказала м-м де Помпадур опасения по поводу ее здоровья. — Любезная моя подруга, — ответила она ей, — я дрожу при мысли потерять сердце короля, разонравиться ему. Мужчины, как вы знаете, придают большое значение некоторым вещам, а я имела несчастье родиться с холодным темпераментом, Я придумала для себя возбуждающую диету, и вот уже два дня, как этот эликсир благотворно на меня действует, или мне по крайней мере так кажется… Герцогине де Бранка попалось на глаза стимулирующее лекарство, и она бросила его в камин. М-м Де Помпадур запротестовала: — Я не люблю, когда со мной поступают как с маленькой! Тут же она разрыдалась и признала, что возбуждающие снадобья, безусловно, вредят ее здоровью. Когда герцогиня де Бранка ушла, она позвала м-м Дю Оссэ и с глазами, полными слез, откровенно призналась: — Я обожаю короля и так хочу быть пылкой с ним… Но, увы! Иногда он называет меня синьгой. Я готова расстаться с жизнью, лишь бы нравиться ему! В конце концов этот недостаток ее темперамента стал общеизвестен, и многие женщины снова принялись крутиться возле короля — на всякий случай. Одна из них, м-м де Куазен, доставила м-м де Помпадур некоторое беспокойство. Однажды вечером в Марли обе женщины обменялись колкостями, что развеселило всех собравшихся. Маркиза вернулась в свои апартаменты не в себе, выбитая из колеи — почти в отчаянии. Едва переодевшись, она призвала к себе верную м-м Дю Оссэ — излить свое горе: — Не знаю, кто может быть наглее этой м-м де Куазен… Сегодня вечером я оказалась с ней за одним столом во время игры в брелаи. Вы не можете себе представить, что мне пришлось перенести! Дамы и кавалеры сменяли друг друга, забавляясь этой сценой. М-м де Куазен, уставясь на меня в упор, два или три раза сказала наглым тоном: «Вся ставка!..» Мне просто дурно стало, когда она торжествующе произнесла: «У меня брелан короля!» Видели бы вы, как она поклонилась мне на прощание… — А король, — спросила камеристка, — он был к ней благосклонен? — Вы не знаете его, моя хорошая. Если бы он захотел уже сегодня вечером посетить ее в моих апартаментах, он бы холодно обращался с ней на людях, а со мной — преувеличенно любезно. Он так воспитан. М-м де Помпадур не ошиблась: король стал любовником мадам де Куазен и, кажется, находил в этом удовольствие. Оскорбленная фаворитка прибегла к почтмейстеру Жанелю; тот организовал нечто вроде черного кабинета — перлюстрировалась частная переписка и делались выписки, представляемые для ознакомления королю. Однажды она вручила Жанелю листок и повелела: — Вставьте эти строки в отрывки из писем, которые подаете королю. Если он спросит, кто написал, ответьте, что парламентский советник, и назовите какое-нибудь имя. Соблаговолите прочесть, что здесь написано. А было там вот что: «Это верно, что у нашего монарха появилась подружка. Лучше бы он оставил прежнюю. Она тихая, никому не делает зла и уже скопила состояние. Та, о которой говорят, знатного происхождения и потребует привычного блеска. На нее придется тратить миллион в год — расточительность ее известна, — содержать приближенных к ней герцогов, воспитателей, маршалов, ее родных… Они заполонят королевский дворец и заставят дрожать министров». Эта шитая белыми нитками уловка удалась. Людовик XV, будучи скупым, быстро оставил м-м де Куазен. Через несколько дней м-м де Помпадур говорила м-м Дю Оссэ: — Эта великолепная маркиза просчиталась — напугала короля своей привычкой к роскоши. Она постоянно просила у него денег… Представляете, чего ему стоит подписать вексель на миллион, ведь он с трудом расстается с сотней луидоров! * * * Едва была устранена м-м де Куазен, как группа враждебных м-м де Помпадур министров попыталась попробовать на ту же роль графиню де Шуазе. Однажды вечером военный министр граф д'Лрженсон привел в кабинет Людовика XV молодую женщину, закрыл за собой дверь и принялся ждать. Поскольку из соседней комнаты не доносилось ни звука, он заглянул в замочную скважину, и увиденное взбодрило его: м-м де Шуазе на канапе доблестно выполняла свою миссию. Через несколько минут растрепанная графиня вышла — «сбившаяся одежда свидетельствовала о ее триумфе». — Ну что? — лицемерно поинтересовался м-сье д'Арженсин, — Можно ли вас поздравить с успехом? — О да, граф, — ответствовала мадам. — Король счастлив, что полюбил меня! Он дал мне слово ее прогнать. Услышав подобные речи, м-сье д Арженсон созвал других министров, и они вступили в сговор против м-м де Помпадур. Но радость их была недолгой, — м-м де Шуазе «осталась как девка, и король ее бросил как девку». Тогда м-сье д Арженсон поручил своей любовнице, м-м д'Эстрад, попытаться занять место м-м де Помпадур. Молодая женщина сразу же приступила к делу. Однажды вечером, когда немного уставший после хорошего ужина Людовик XV прилег на канапе в малой гостиной, она пробралась туда на цыпочках, сбросила одежды и устроилась рядом с ним. Король так славно задремал от выпитого токайского, он даже не повернул головы… Пришлось проявить настойчивость… И не зря — Людовик XV сразу же проснулся и оживился… Но — увы! — этот подвиг оказался бесполезным. На следующий день протрезвевший Людовик XV ни о чем не помнил и прошел мимо, не обратив на свою вчерашнюю даму никакого внимания. Сговор провалился… * * * М-сье д'Арженсону удавалось иной раз благодаря своим маневрам сунуть какую-нибудь даму в постель короля, но это не могло пошатнуть могущества маркизы. Людовик XV безумно любил м-м де Помпадур — осыпал подарками, одаривал землями, замками, драгоценностями, потакал всем ее капризам… Он уже не мог обойтись без ее общества. Когда короля снедала печаль, лишь она могла ее развеять. После обеда она пробиралась к нему по потайной лестнице, связывающей их апартаменты, и садилась за клавесин, чтобы спеть для него что-нибудь из опер или просто модную песенку. По вечерам она сидела с ним во главе стола в знаменитых «маленьких кабинетах» во время ужинов с множеством гостей. А ночью, по выражению одного из писателей того времени, «именно она была настоящей королевой Франции». Мари Лещинска приняла подобное положение вещей с истинно христианским смирением. Известен анекдот. Однажды вечером м-м де Помпадур играла с ней в брелан. Когда часы пробили десять вечера, несколько смущенная фаворитка попросила разрешения прервать игру. — Конечно, дорогая, идите, — добродушно ответила королева. И м-м де Помпадур, присев в глубоком реверансе, побежала заниматься любовью с королем. * * * В последнее время могущество ее так укрепилось, что даже министры охотно учитывали ее мнение и ее указания. А для короля она стала политическим советником. Шел август 1748 года; армии Мориса Саксонского продвигались по Голландии, занимая город за городом. М-м де Помпадур боялась, что ее любовник отправится на войну. Оставаться одной в Версале, где столько людей ее ненавидели… Нет, надо удержать возле себя короля! И она старалась внушить ему мысли о мире. Обстоятельства ей помогли. После падения Маэстрихта Мари-Тереза и ее растерявшиеся союзники запросили мира. Франция, хозяйничавшая в Нидерландах, на момент переговоров находилась в наиболее выгодном положении и могла диктовать свои условия… М-м де Помпадур, думавшая лишъ о том, чтобы покончить со своими страхами, посоветовала королю не выдвигать никаких требований и отказаться от всех завоеваний, даже сдать трофеи… Дурацкий мирный договор д'Э Ла-Шапель возмутил народ. Глупейший, зауряднейший придворный де Вольтер, желая выделиться, поздравил фаворитку: «Надо признать, что день подписания этого мира можно считать началом благоденствия Европы. Самое удивительное то, что он стал плодом постоянных советов молодой женщины самого высокого ранга, известной своим очарованием, редкими талантами, умом и завидным положением. Такова, видимо, судьба Европы, чтобы одна женщина (Мари-Тереза) начала эту затяжную ссору, а другая прекратила ее». Это недостойное для писателя письмо показывает истинную степень могущества м-м де Помпадур — ее прославляли даже за оплошности… В то время маркиза была влиятельнее принца крови. «Была лишь одна сила, — пишет Пьер де Нольха, — ей не подвластная, еще неопределенная, но уже внушающая опасения. Роль этой силы в связи с обострением многих проблем в государстве возрастала год от года. Речь идет об общественном мнении. Вначале благоприятное или безразличное, оно обрушилось теперь на фаворитку и, управляемое ловкими руками, объявило ее ответственной за ошибки правительства и за всеобщую неудовлетворенность». По поводу этого мира, с которым народ никак не мог смириться, появились памфлеты в форме песен, названные «рыбными куплетами». Они наводнили Париж. Вот пример: Великие мира сего развращаются, Финансисты обогащаются, А Рыбы <Дело в том, что, когда отец м-м де Помпадур получил в 1747 году дворянский титул, король без всякой причины дал ему герб в виде экю, имеющего форму рыбьей головы с двумя золотыми усами; м-м де Помпадур (м-м Пуассон) называли часто «м-м Рыба».> все укрупняются… Лишь негодяи наслаждаются. * * * Стремительный триумф мещанки, еще два года назад не знавшей ни нравов, ни обычаев, ни особого языка двора, впечатлил придворных. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16 |
|||||||||