Глава пятая

– Что вы имеете в виду? – тихо проговорила Элизабет, с трудом ворочая пересохшим языком.

– Постараюсь объясниться. Я считаю, что вы сообщница, а может даже, главная подстрекательница в этом заговоре, цель которого – заставить меня на вас жениться. И все ваши страстные речи направлены только на то, чтобы любым путем вызвать у меня симпатию к вам. Можете все передать Эдвине – это подействует на нее отрезвляюще. Да, мне действительно нравятся экстравагантные женщины, красотой и поведением выделяющиеся из толпы. Но не до такой же степени! Если вы решили вернуться в светское общество на фалдах моего свадебного фрака, то я вас должен разочаровать: я никогда не возьму в жены грубую, надменную маленькую стервочку, которая взрывается по любому поводу. – Он прислонился спиной к стене, засунув руки в карманы, и лениво взглянул на Элизабет. – Постарайтесь убедить Эдвину, что сейчас вам обеим нужно действовать очень обдуманно… и признать, что в своем стремлении женить меня вы потерпели поражение. Верните мне мои деньги, и это пустяковое дело будет исчерпано.

Лицо Элизабет было белым, как мел, и Росс не мог понять отчего: от потрясения или от ярости, охватившей ее.

– Поверьте, я человек не мстительный, – сказал он, немного смягчившись. – Я не хочу, чтобы вашу бабушку посадили в долговую тюрьму, а вы бы оказались… в моей постели… – На мгновение в гостиной воцарилась гнетущая тишина. – Но если вы будете упорствовать и не вернете мне долг, то берегитесь… Как человек довольно щедрый, я могу предложить вам две тысячи фунтов стерлингов в год. Тогда вам придется служить мне шесть лет, чтобы отработать и причитающиеся мне проценты. Прослужив у меня довольно длительное время, вы станете профессиональной куртизанкой, примерно… годам к тридцати пяти. К этому времени я вас прогоню, но, будучи человеком добрым, постараюсь пристроить к какому-нибудь более скупому джентльмену. В конце концов, со временем у вас ничего не останется: ни прежней фигуры, ни былой красоты, и вы будете благодарны, что сможете наскрести себе на жизнь, как какая-нибудь потаскушка в Уайтчепеле.

Элизабет пыталась возразить, но не могла произнести ни слова. От ужасающего потрясения у нее пропал голос. За всю ее жизнь, даже после того унижения, на которое намекнул Росс, никто не говорил с ней так намеренно жестоко.

Но то, что он говорил, было правдой. Она сталкивалась с подобного рода несчастными женщинами почти каждую неделю, посещая тюрьмы Ньюгейт и Брайдвелл.

Она хотела крикнуть ему, что не имеет к этому никакого отношения, что узнала о бабушкиной затее в самый последний момент, но вместо этого она молча смотрела на него, и ее глаза казались огромными на белом как мел лице.

– Уговорите свою бабушку выполнить договор. Десять тысяч фунтов стерлингов должны быть доставлены сегодня к четырем часам дня на Гроссвенор-сквер. Я отказываюсь от причитающихся процентов. Напомните Эдвине, что еда в тюрьме оставляет желать лучшего, из-за чего ваша бабушка в случае чего может сильно похудеть. Так что выбор за вами, – сухо сказал он. – Но учтите вот что, миледи. Я хочу, чтобы все прошло прилично, как подобает людям нашего круга. Это все, что я имел в виду, – заключил он.

К Элизабет, наконец, вернулась способность говорить. Она глубоко вздохнула.

– Спасибо за разъяснение, сэр, теперь я точно знаю, что вы имели в виду. Надеюсь, вы разрешите мне отнять у вас несколько минут и объяснить, что имею в виду я.

С каким наслаждением она набросилась бы на него и била, била бы по лицу! Она обвела взглядом его высокую мощную фигуру. – Во-первых, – начала она, вздохнув, – должна вас поздравить – у вас превосходная память. Да, десять лет назад меня унизили и втоптали в грязь. Да, меня стали сторониться люди, которые считали ниже своего достоинства общаться со мной. Во-вторых, если бы я действительно захотела вернуться в высший свет, вцепившись в чей-то фрак, то подыскала бы фрак поблагороднее вашего. Ослепленный высокомерием, вы решили, будто я буду низко кланяться и благодарить… за то, что мне сделал предложение выскочка, новоиспеченный виконт двухнедельной давности и к тому же отъявленный негодяй, который сумел добиться расположения при дворе. Боюсь, что сейчас расстрою вас: я получала предложения от представителей самых знатных аристократических семей Англии. – Она не спускала с него горящих глаз. – Например, граф Кэдмор, менее щедрый, но зато более настойчивый. Две недели назад он снова прислал письмо, в котором предлагает мне жить в роскошном особняке, где слуги будут наперебой удовлетворять мои самые невероятные капризы. А вы, жалкий виконтишка, решили поселить меня вместе с вашими дешевыми любовницами! Вы действительно так глупы, что вообразили, будто дочь маркиза согласится вступить в брачный союз с корнуолльским контрабандистом? Если бы моя глупая бабушка не заварила эту кашу, я бы, услышав ваши упоительные фантазии, смеялась бы вам прямо в лицо и…

Но ей не дали продолжить. Сильные смуглые руки схватили ее за белые плечи, оборвав на полуслове, и Росс поставил ее перед собой. Ее русая головка едва касалась его смуглого тяжелого подбородка.

– Тише! Или я пошлю эти «упоительные фантазии» ко всем чертям! Обещаю, что вам не придется смеяться, – добавил он.

– Что ж, поверю вам на слово. Однако трудно найти второго такого фантазера! – проговорила она, глядя на него из-под густых темных ресниц.

– Правда? – вырвалось у него. – А как насчет лейтенанта Хэверинга? Из-за его или из-за ваших фантазий вы превратились в забаву для «джентльменов» с большой дороги? Элизабет похолодела. Росс не упустил случая напомнить ей о ее позоре. На мгновение ей показалось, будто оглушительный гогот раздался в гостиной. Казалось, даже стены дрожали от жестоких выкриков мужчин, сопровождавших их с отцом отъезд обратно в родовое имение в Гертфордшире, словно ее отправляли в ссылку. Росс Трилоуни мог и не быть непосредственным свидетелем ее высылки из Лондона под улюлюканье расфранченных денди, но зато он злорадствовал теперь. И у него были основания презирать ее не меньше, чем она презирала его. Элизабет почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, и едва успела ухватиться дрожащей рукой за спинку дивана.

– Я хочу попросить вас набраться терпения, – проговорила она. – Пожалуйста, подождите меня здесь. Не волнуйтесь, это в ваших же интересах. – Не дожидаясь ответа, она быстро вышла из гостиной.

Росс проводил ее взглядом и, когда Элизабет скрылась, закрыл глаза. Он чувствовал себя разбитым и усталым. Он совсем обессилел от этого сражения. И, несмотря на то, что он, скорее всего, выйдет победителем, вдруг почувствовал горечь утраты и понял, что нажил непримиримого врага…

Эта женщина не пришла с оружием, чтобы выстрелить ему в голову, не объединилась с Эдвиной, чтобы разработать план военных действий. Она вообще ничего не знала о плане Эдвины, она ни в чем не виновата. Ее маленькая, хрупкая, такая чувственная фигурка необъяснимым образом влекла его к себе, и он этому не сопротивлялся. От ее волос так приятно пахло цветами. Он хорошо запомнил, как его подбородок касался ее мягких, как шелк, локонов… Он ни о чем не мог больше думать. Он хотел еще раз увидеть ее. Сию же минуту!

Элизабет относилась к тому типу женщин, которые волновали ум, а не только тело. В сущности, она очаровала его. Росс хотел знать о ней все. Все, что с ней произошло – хорошее и плохое – с того самого дня, когда их взгляды впервые встретились тогда, в Воксхолле.

Тогда она ему тоже нравилась, но она была такая юная, такая известная… впрочем, как и он. Однако он понимал, что дочери маркизов выходят замуж только за аристократов, и потому в то лето старался избегать ее. Он был уверен, что попытайся он завязать с ней знакомство – тут же получит отказ, что при тогдашнем его тщеславии ранило бы его до глубины души.

В то время он был очень богат, но не имел положения в обществе, прослыв отпетым контрабандистом. Однако всегда находились женщины – дамы полусвета, – которым было достаточно его молодости, красоты и богатства. Их волновала его пиратская внешность и полное пренебрежение хорошими манерами, им нравились его рассказы о морских стычках и разграбленных торговых кораблях… Когда они узнавали, что он любит их всех, но никого в частности, их постигало глубокое разочарование, но это был его единственный недостаток, отмечали они. Ему жилось приятно и легко, в двадцать три года он был доволен жизнью и собой.

Что касается его отношений с представительницами высшего света, то тут леди Элизабет Роу неправа – он не был искателем богатых и знатных невест. Это ее возлюбленный – младший сын в большом семействе баронета – гонялся за невестами с приданым.

Ее безрассудное бегство с ним – разумеется, тайно от всех – закончилось для нее полной катастрофой. По дороге в Гретна-Грин этот молокосос, как потом выяснилось, струсил и пустился наутек, бросив леди Элизабет Роу на произвол судьбы, когда двое грабителей с большой дороги остановили ночью его карету. Рассказывали, что отец искал ее по всей Англии и случайно нашел в таверне где-то в Кембриджшире, одну, без возлюбленного, в грязных лохмотьях. Естественно, встал вопрос о возбуждении уголовного дела, но, по всей видимости, Элизабет на это не пошла, как и ее отец.

Слухи об этом происшествии взбудоражили светское общество. Росс впервые услышал об этом в «Уайте», за игрой в пикет с Гаем Маркхемом и своим старшим братом Люком. У него было такое чувство, будто осквернили его святыню, но он не подал вида и подбросил несколько циничных замечаний о якобы святости девственниц.

С этой минуты почти целый месяц во всех клубах обсуждались пикантные подробности ее похищения и велись разговоры о том, как бы вернуть ее в Лондон после такого «многообещающего» дебюта в высшем свете. И многие знатные повесы предлагали тогда ей свое покровительство. Но, как видно, она всем отказала.

Но один добивался ее расположения упорнее всех. Росс, конечно, знал его: это был Лайнус Сэвидж, граф Кэдмор, известный своей скупостью. Также он был известен как преданный почитатель леди Элизабет Роу. Тогда, десять лет назад, все говорили об их помолвке как о деле решенном. Когда обнаружилось, что она оставила богатого и знатного пэра Англии в дураках, используя его как ширму в своем романе с бедным армейским офицером, граф тоже стал объектом циничных насмешек.

Все гадали, как маркиз поступит со своей непослушной дочерью, но маркиз всех разочаровал: он был по-прежнему ей предан. Они вернулись в свое родовое поместье Торникрофт, где жили в полном уединении.

Что ж, леди Элизабет можно только поздравить, что, пережив такое унижение, она сохранила уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Она быстро дала понять, что презирает его, Росса, и лучше бы он этого не знал. Лучше бы они не встретились вовсе, и он бы не вспоминал о трагедии десятилетней давности, и не сожалел бы о ней, как какой-то сентиментальный глупец.

– Черт бы побрал эту Эдвину, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Руки у Элизабет так дрожали, что она никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Отперев потайной ящичек в бабушкином секретере, она вынула вишневый бархатный футляр и с трудом подавила искушение открыть его в последний раз, без свидетелей. Схватив футляр, она быстро спустилась по лестнице и ворвалась в гостиную неподобающим для леди образом.

– Благодарю, что подождали. – Эта фраза помогла ей немного успокоиться и ослабить дрожь в руках, когда она вынимала свое сокровище.

Ожерелье из бриллиантов и аметистов переливалось и сверкало тысячами разноцветных огоньков. Элизабет смотрела на него, затаив дыхание. Она отошла на несколько шагов и остановилась, глядя на Росса. Их взгляды встретилась.

– Оно принадлежало моей маме, – тихо проговорила она. – Теперь оно принадлежит мне. Эдвина подарила его маме, когда ей исполнился двадцать один год. Вскоре мама вышла замуж за папу, маркиза Торникрофта. – Элизабет замялась. – Вы, может, подумали, что оно не стоит десяти тысяч фунтов стерлингов. Это действительно так – это ожерелье стоит две тысячи гиней, – сказала она и пристально посмотрела на него.

Росс отвел взгляд от прозрачных драгоценных камней и увидел их точную копию прямо перед собой – глаза Элизабет были так же холодны и так же прекрасны.

– Вы похожи на свою маму… – проговорил он с едва заметной улыбкой.

– Как вы догадались? Это же не ее портрет, а ожерелье! – воскликнула она довольно сердито.

– Это ожерелье купил человек, который очень ее любил. У вас, ее глаза…

Элизабет показалось, что ожерелье выдало ее, и она посмотрела на него с осуждением.

– Моему папе оно очень понравилось, потому что оно очень шло маме, и он решил заказать у того же ювелира такие же браслет, серьги, брошь и диадему. Это был его свадебный подарок. Тогда эти украшения стоили восемь тысяч фунтов стерлингов, но, думаю, сейчас они стоят дороже. В отличие от ожерелья, они хранятся в банке и тоже принадлежат мне. – Элизабет пристально посмотрела на него, стараясь понять, согласен ли он на ее предложение.

– Вы думаете, я постесняюсь взять и их? – спросил он.

– Ничуть, милорд, – ответила она ледяным тоном, хотя щеки у нее пылали. – Нашего короткого знакомства вполне достаточно, чтобы понять, что вы человек бессовестный.

– Благодарю за доверие, миледи, – ответил Росс, расплываясь в широкой улыбке.

– Я хотела бы получить от вас расписку, – выпалила Элизабет.

Он громко расхохотался в ответ.

– Ну, разумеется! А как остальные драгоценности попадут в мои разбойничьи руки? Элизабет подошла к небольшому письменному столу у окна и начала писать. От волнения у нее опять задрожали руки, и на листе образовалась клякса. Взяв другой лист, она написала распоряжение банкиру.

– Это дает вам право взять весь гарнитур, когда вам будет угодно. Но учтите, сэр Джошуа сначала согласует это со мной, так как это не обычное распоряжение…

Росс взял записку и сунул ее в карман, затем положил ожерелье в бархатный футляр. Вишневый бархат почти целиком скрылся в большой смуглой руке.

– Расписку… – прошептала она, вдруг испугавшись, что он сейчас уйдет, унеся все ее богатство, и, поскольку сделка прошла без свидетелей, потом ничего никому не докажешь. – Пожалуйста… – проговорила она севшим до хрипоты голосом.

Он подошел к столу и быстро написал расписку. Она схватила ее ледяной рукой и прижала к груди, словно боялась, что ее отнимут.

– Благодарю вас, – пробормотала она, с ужасом глядя на него, потом повернулась и решительно направилась к выходу.

– Если вы захотите все это вернуть, – проговорил он, глядя ей в спину, – то уговорите Эдвину быть благоразумной и отдать мне долг через неделю. Тогда я верну ваши драгоценности. Но если она и через неделю не заплатит, пеняйте на себя.

Элизабет недовольно поморщилась. Надо обернуться и поблагодарить, но слова застревали в горле, к глазам подступали слезы. Не проронив ни слова и так и не обернувшись, она вышла из гостиной.

– Стрэттон, я думала, что вы давно уехали!

Росс подошел к шкафчику, взял стакан и налил себе из графина виски. Сделав глоток, он посмотрел на Эдвину поверх стакана.

– Вы же хотели приехать в Кент до захода солнца, – сказала она, взглянув на каминные часы. – Пожалуй, вы теперь не успеете… – Она кивнула на графин: – Вы, я вижу, нашли виски. – Она улыбнулась. – А, наверное, моя внучка позаботилась о вас. Она может быть очаровательной хозяйкой… когда захочет.

– Вы прекрасно знаете, что я угощаю себя сам, – с насмешливой улыбкой проговорил Росс.

– Ну и что вы скажете о моей милой Лиззи? Не правда ли, хорошенькая девочка? Я не сомневалась, что она вам понравится.

– Нет, она мне не понравилась. Но и для вас, и для вашей внучки это неважно.

– Подумайте, Стрэттон! Я раскошелюсь только в том случае, если все закончится свадьбой. Будет свадьба – будет приданое. Не будет свадьбы – не будет приданого. Я не хочу, чтобы она устроила свою жизнь… по-другому. Так она могла устроиться еще десять лет назад… и на прошлой неделе, если бы захотела. У нее до сих пор есть поклонники.

– Не сомневаюсь, – сухо ответил он.

– Ну, не томите меня! Рассказывайте скорее! Вы сделали ей предложение?

– Нет, но мы пришли к вполне приемлемому соглашению, – ответил Росс.

– Каким образом?

– Она возместила мне долг.

– Что?!

Росс поставил стакан на столик и открыл бархатный футляр. Эдвина посмотрела на колье, потом на Росса.

– Вы ей и в самом деле не понравились, Стрэттон. А я-то всегда считала, что она ни за что на свете не расстанется с этим колье!

– Она рассталась не только с этим ожерельем, но и со всем гарнитуром, – сообщил он.

– Значит, она очень испугалась, что не в характере моей отважной Лиззи, – возразила Эдвина.

– Было бы очень благородно с вашей стороны, если бы вы выкупили у меня эти фамильные драгоценности, раз ваша внучка так дорожит ими, – предложил Росс.

– Вот уж нет, – без тени сожаления проговорила Эдвина. – И зачем? Я все еще не теряю надежды, что вы сделаете ей предложение, не зря же вы до сих пор здесь! И вовсе вы не так уж заняты, и в Кент вы, похоже, не очень-то торопитесь. Осмелюсь предположить, Росс, что вы поняли, что вели себя как неотесанный мужлан, и теперь вас мучает раскаяние. Ну, не нравится вам моя внучка сейчас, зато завтра…

Едва заметная улыбка тронула его чувственные губы, темные брови недоверчиво поднялись, зеленовато-карие глаза насмешливо взглянули на Эдвину. Он залпом выпил виски, с громким стуком поставил стакан на стол и быстро пошел к двери. Эдвина повернулась и, держась на почтительном расстоянии, отправилась за ним. Она видела, как он на ходу взял у Петтифера плащ и трость и быстро направился к выходу.

– Завтра ты прибежишь как миленький, – хитро улыбнувшись, прошептала Эдвина, как только за Россом закрылась тяжелая дубовая дверь.

– Лиззи, почему ты молчишь? Не хочешь со мной разговаривать? – спросила Эдвина внучку за завтраком.

Леди Элизабет Роу поставила кофейную чашечку на стол и посмотрела на бабушку.

– Ты собираешься вернуть долг этому человеку?

– Нет, сейчас не могу – я вложила все наличные деньги в одно выгодное дело.

– Тогда нам больше не о чем разговаривать.

– Лиззи, дорогая… – ласково заворковала Эдвина. – Перестань! Стрэттон был у нас два дня назад, а ты все еще сердишься на меня. Хватит дуться. Я действительно думала, что вы с виконтом понравитесь друг другу. Видно, не суждено… – проговорила она, как бы, между прочим. – Кстати, чем он тебе не угодил? Разве он не красив собой? Или не умеет вести себя, как подобает человеку из высшего общества? Учти, все леди от него без ума…

Элизабет выскочила из-за стола.

– Какой же он красивый, он вылитый цыган. Просто хорошо одет, вот и все! И не умеет себя вести! Он обозвал меня грубой, заносчивой стервой!

– Не может быть! – ахнула Эдвина. – Обычно он очень обходителен. Наверное, ты его здорово обидела. Признавайся! Ты, в самом деле, бываешь иногда очень резкой и высокомерной, Лиззи.

Элизабет покраснела и прижалась горячим лбом к прохладному оконному стеклу. Сказать откровенно, она вела себя очень плохо. Но он заслужил это. Ослепленная гневом, она своими руками отдала дорогие сердцу мамины драгоценности… свои собственные драгоценности.

– Ты действительно была неучтива с ним? – спросила бабушка.

– Он отнесся ко мне без должного уважения, и я отплатила ему тем же. Он дал мне понять, что хорошо помнит, что со мной произошло десять лет назад.

– Так он знал о твоем несчастье, – как бы про себя тихо проговорила Эдвина и весело добавила: – Зачем же ты задрала перед ним нос? Теперь он может и не приехать!

– Ты, я вижу, забыла, что мамины драгоценности теперь у какого-то проходимца! – воскликнула Элизабет и закрыла лицо руками. – Боже мой, что я наделала! – чуть не плача, проговорила она. – Я ни под каким предлогом не соглашусь с ним встречаться! Ему больше не удастся втянуть меня в ваши денежные распри! Пусть он лучше подаст на тебя в суд, как уже грозился! В этом деле, бабушка, ты ведешь себя нечестно, пойми же, наконец! Отдай ему эти деньги! Ну, пожалуйста, бабушка! Фамильные драгоценности Торникрофтов – единственные в своем роде, их ничто не может заменить!