Выкрики из толпы.
Шоу произнес своим громким звенящим голосом:
— Мы бы хотели, чтобы вы для себя уяснили — с тем чтобы могли потом передать это любому, кто в подобной информации заинтересован: некоторые из нас любят устраивать свою жизнь и свои города по собственному вкусу. Наша старушка Земля — славное место именно в таком виде, как она есть, и вовсе нам не нужно, чтобы всякие там вторгались со стороны и объясняли нам, что и как делать. Значит, начнем с того, что мы не слишком-то дружественно настроены, ясно? Но мы не упрямцы, мы охотно выслушаем то, что нам скажут, чтобы составить об этом собственное суждение. Только вам бы надо сначала понять, что в больших городах может происходить все что угодно, и прочее. Но мы-то вовсе не собираемся допустить, чтобы с нами беседовала шайка цветных, и какая нам собачья разница, какого цвета они будут. Если…
Тут внезапно вскрикнула Руви…
Флин заторопился обойти машину. Молодые люди, от которых несло спиртным, окружили машину, сбившись в тесную группку и перегнувшись через дверцу. Они хохотали, а один из них спросил:
— А что такое, в чем дело? Я же хотел только…
— Флин, пожалуйста…
Он видел Руви на фоне их склоненных спин и болтающихся голов. Она отодвинулась от них на сиденье как можно дальше. Лица других зевак смотрели с противоположной стороны, ухмылялись, покашливали. Кто-то насмешливо упрекнул:
— Ты же ее напугал, Джед, неужели не стыдно?
Флин сделал два шага к машине, оттолкнув кого-то с дороги. Он не разглядел, кого именно. Ничего он не видел, кроме испуганного лица Руви и спин молодых людей.
— Вон отсюда, — скомандовал он.
Хохот прекратился. Молодые люди выпрямились. Один из них спросил:
— Мне показалось — кто-то что-то сказал?
— Вы слышите, — повторил Флин, — прочь от машины!
Парни повернулись, и теперь толпа притихла и наблюдала. Молодые люди были высокие. У них были грубые руки, достаточно сильные для любого дела. Челюсти у них слегка отвисли, обнажая зубы, парни тяжело дышали и улыбались, глаза их сверкали жестокостью.
— Я бы не сказал, — произнес тот, кого назвали Джедом, — что мне так уж нравится тон твоего голоса.
— Да плевать мне, понравился он тебе или нет!
— И ты это стерпишь, Джед? — взвизгнул кто-то. — От ниггера? Даже если он зеленый?
Толпа разразилась хохотом. Джед улыбался и раскачивался на полусогнутых ногах.
— Я же только с бабой твоей хотел потолковать по душам, — объяснил он. — Не тебе бы возражать.
Джед протянул руку и сильно ударил Флина в грудь кулаком.
Флин развернулся и сосредоточил всю силу удара в движении плеча. Казалось, все движется крайне медленно, в непонятном ледяном вакууме, где в настоящий момент существовали только он сам и Джед. Флин осознавал в себе новое и страшное ощущение, нечто такое, чего никогда не знал прежде. Шагнул вперед — легко, с силой, не спеша. Его руки и ноги проделали четыре движения. Он проделывал их прежде бесконечное множество раз — в спортзале, атакуя дружественно настроенного противника. Никогда раньше он не совершал эти движения вот так, в полную силу, с ненавистью, охваченный темным, злым желанием причинить боль. Он увидел, как у Джеда из носа хлынула кровь, как он медленно-медленно падает на мостовую, руки его схватились за живот, глаза широко раскрылись от боли и удивления, а рот жадно хватал воздух.
Где-то вне этого круга с замедлившимся течением времени и сгустившейся ненавистью, в котором он стоял, Флин ощутил какие-то движение и шум. Сперва постепенно, потом с резкой быстротой они нарастали. Судья Шоу протиснулся вперед и встал перед Флином. Другие удерживали Джеда, который начал подниматься. Толстобрюхий мужчина с каким-то значком на рубашке размахивал руками, пытаясь расчистить от толпы пространство вокруг машины. Голоса сливались в общий взволнованный шум, и всех их перекрывал начальственный голос Шоу:
— Успокойтесь же, не надо нам здесь неприятностей!
Он повернул голову и обратился к Флину:
— Советую вам двинуться в путь как можно быстрее.
Флин обошел машину, полицейский уже расчистил ему дорогу. Он сел и завел мотор. Толпа ринулась вперед, как будто хотела остановить его, не обращая внимание ни на полицейского, ни на Шоу.
Неожиданно Флин крикнул:
— Да, у нас есть белые — один на десять тысяч, но они не придают этому никакого значения, да и мы тоже. От Вселенной не спрячетесь. Цветные возьмут над вами верх — все цвета радуги!
И тут же понял, что именно этого они и боялись.
Флин резко тронул с места, и машина накренилась. Люди, заполнившие улицу, разбегались по сторонам. По крыше и бортам машины стучали брошенные предметы, а потом улица перед ним сделалась длинной, прямой и свободной, и Флин гнал по ней, не сбавляя скорости.
Огни таяли. Потом наступила темнота, и город остался позади.
Ощущение скорости принесло Флину облегчение. Руви склонилась на сиденье рядом с ним, закрыв руками лицо. Она не плакала. Флин протянул руку и дотронулся до ее плеча. Она вся дрожала, и он тоже. Флин чувствовал себя скверно, но заставил себя заговорить спокойным голосом, чтобы успокоить Руви:
— Теперь все в порядке.
Он услышал какой-то звук — то ли Руви всхлипнула, то ли ответила ему, он не мог сказать с уверенностью. Через некоторое время она выпрямилась на сиденье, сложив руки на коленях. Они оба снова замолчали. Воздух здесь был прохладнее, но все еще насыщен влагой и почти такой же липкий на ощупь, как туман. Звезды не показывались. Где-то справа небо пронзали молнии и слышались далекие раскаты грома.
Яркий красный свет пронзил ночь впереди — он оказался неоновой вывеской. Пэтч. Домик дорожного мастера и бензоколонка.
Руви шепнула:
— Не останавливайся. Пожалуйста, не останавливайся.
— Придется, — тихим голосом возразил Флин и заскользил по просторному въезду, усыпанному гравием, к ветхому строению с тускло освещенными окнами. Внутри звучала ритмичная музыка. Кроме жилого дома, здесь была еще и закусочная, а посредине между ними стояла бензоколонка.
Флин остановился возле нее. Почти не сознавая, что делает, он нащупал на заднем сиденье шляпу и пиджак и натянул их, опустив поля шляпы пониже, чтобы спрятать лицо. У Руви была желтая шаль, отлично подходившая к ее блузке. Она закутала голову и плечи и сжалась в углу сиденья. Флин погасил фары.
Из домика вышла долговязая костлявая женщина. Муж ее в это время, вероятно, трудился в закусочной, а более легкая работа ложилась на ее плечи. Пытаясь говорить твердым голосом, Флин попросил женщину наполнить бак. Та едва взглянула на него и угрюмо направилась к колонке. Флин вытащил бумажник и дрожащими руками нащупал банкноты.
Щелкнул механизм колонки, торжественно звякнули колокольчики и, наконец, затихли. Женщина со стуком повесила шланг и шагнула вперед. Флин глубоко вздохнул. Протянул ей банкноту.
— С вас восемь восемьдесят семь, — объявила она, взяла бумажку и увидела цветные руки. Женщина хотела что-то сказать или вскрикнуть, отступая назад и одновременно наклоняясь. Флин увидел, как глаза женщины блеснули при свете вывески, она пыталась заглянуть в машину. Флин уже завел мотор. Резко рванул на гравий. Женщина так и осталась стоять как вкопанная, протянув руки им вслед.
— Больше останавливаться не придется до самого города. Все будет в порядке.
Флин бросил шляпу на заднее сиденье. Руви спустила шаль с головы.
— Никогда раньше мне не хотелось спрятать лицо, — вздохнула она, — Странное чувство.
Флин свирепо пробормотал:
— У меня много есть чего сказать по этому поводу, но сейчас не могу: мне еще машину вести.
Дальше потянулась узкая дорога среди пустых полей и лесов, темнеющих под грозовым небом.
Впереди на шоссе показалась другая машина, ехавшая на меньшей скорости.
Флин догнал ее.
Машина вырулила на середину. Флин подождал несколько секунд, чтобы водитель заметил, что он хочет идти на обгон, и уступил им место. Машина продолжала загораживать дорогу. Флин просигналил — сначала коротко, потом долго. Машина еще больше замедлила ход, так что он вынужден был затормозить, чтобы не задеть ее.
— Что они делают? — прошептала Руви. — Почему они нас не пропускают!
Флин замотал головой:
— Не знаю.
Ему стало страшно.
Насколько было возможно, он взял влево и выехал на обочину. Просигналил и сбросил скорость.
Другая машина тоже свернула влево. Ее заднее крыло ударилось об их переднее. Руви вскрикнула. Флин выровнял ход. Пот горячими иголками пронзал его кожу. Он изо всех сил надавил на тормоз.
Машина, шедшая впереди, забуксовала на неровной поверхности. Флин резко подал руль вправо и еще сбросил скорость, направив машину к противоположной обочине с тем расчетом, что успеет выскочить на свободную трассу первым.
На короткое мгновение ему показалось, что это у него получилось. Но другая машина, визжа колесами, тоже перебралась на другую сторону дороги, подъехала к ним вплотную, ударила бортом, потом отъехала, снова ударила — так один человек отталкивает другого плечом. Машину Флина наполовину вынесло на обочину и трясло на рытвинах и камнях. Флин с трудом ею управлял, слыша совсем рядом громкие голоса:
— Да вышвырни ты этого чертового осла с дороги… Вот так!
Впереди росло дерево. В свете передних фар ясно выделялись грубая фактура коры, узловатые корни, изломанные ветви и темные блестящие листья. Флин яростно вцепился в руль. Огни фар выхватили из темноты густую траву и сорняки. Подскакивая на неровной земле и натужно гудя мотором, машина Флина свалилась в канаву, где протекал бурный поток, и там замерла.
Флин оглянулся. Та, другая машина осталась стоять на обочине. Из нее вылезали люди. Он насчитал человек пять. Ему показалось, что он их узнает.
Флин перегнулся через Руви и открыл дверцу с ее стороны.
— Мы сейчас убежим, — сказал Флин и сам удивился, с какой банальностью он произнес эту фразу, как будто бы объяснял ребенку правила какой-то несерьезной игры. Машина завалилась набок, и Руви легко выскользнула наружу. Флин ступил вслед за ней в грязь и в холодную воду, булькающую возле его лодыжек. Он помог Руви выбраться на низкий пологий берег, выбрался сам, затем схватил ее за руку и потащил вперед.
Флин не оглядывался. Зачем? На берегу перекликались люди — смеясь, гикая, лаем изображая голоса гончих собак.
Сзади ударил луч света, метнулся и уперся в завесу из черных туч. Флин успел разглядеть деревья, выхваченные из лесного массива. Свет погас, деревья исчезли. Флин побежал в сторону леса. Трава и кусты цеплялись за ноги. Руви отставала. Тащить ее становилось все труднее и труднее, она бежала и всхлипывала на бегу.
Наконец они достигли деревьев.
Флин отпустил ее руку.
— Иди: спрячься где-нибудь. И ни звука, что бы ни случилось…
— Нет. Я не уйду.
Флин с силой толкнул Руви вперед, пытаясь не повышать на нее голоса:
— Иди!
Молодые парни вприпрыжку бежали по высокой траве прямо к деревьям. У них был фонарик. Длинный белый луч искал беглецов, пронзая темноту.
— Что-нибудь видишь?
— Пока нет.
— У кого бутылка? Так бежим, что в горле пересохло.
— Что-нибудь видишь?
— Они где-то здесь!
Дыхание срывалось в глотках, ноги разрывали подлесок, подошвы топтали землю.
— Ах ты, дьявол, я это выясню! Уж я это выясню, раз взялся!
— Что это ты собрался выяснить?
— Да правда ли, что они яйца кладут, или нет!
Хохот.
— Да у кого эта чертова бутылка?
— Погодите минутку, эй, все сюда, поверните фонарик назад: я слышу, как эти сволочи шевелятся!
— Эй!
Флин повернулся, расправил плечи, становясь между парнями и Руви. Один из парней направил фонарик прямо ему в лицо. Флин не мог их ясно разглядеть, но услышал голос того, которого называли Джедом. Этот голос обращался к нему:
— То-то, зеленка! Ты ведь так переживаешь, чтобы научить нас разным разностям, — несправедливо с нашей стороны брать и не отдавать ничего взамен, так что мы дадим тебе урок.
— Отпустите мою жену, — настойчиво потребовал Флин. — С ней у вас не было ссоры.
— Твою жену, ух ты! — присвистнул Джед. — Почем же мы знаем, что она твоя жена? Разве вы поженились здесь, по законам этой страны?
— Мы поженились по нашим собственным законам.
— Слыхали, ребята? Ваши законы у нас не в счет, зеленка, так что, можно сказать, вовсе вы не муж и жена. Так или иначе, она остается. Это часть урока.
Джед захохотал. Следом захохотали остальные.
Флин велел Руви на своем языке:
— Теперь — беги!
И прыгнул на человека с фонариком.
Сбоку сейчас же возник другой парень и ударил Флина по затылку — и не просто рукой. Возможно, суком дерева или металлическим прутом. Флин свалился, оглушенный болью. Он услышал, как закричала Руви. Он попытался еще раз крикнуть, чтобы она бежала, но голос его не слушался. Раздался звук чьего-то срывающегося дыхания, затем опять крики. Флин попытался подняться, и тут же твердая подкованная подошва пригвоздила его к земле. Железные кулаки колотили его по лицу. Джед наклонился над Флином и встряхнул его.
— Подержи его так, Майк. Я хочу быть уверенным, что он все слышит. Ты меня слышишь, зеленка? Урок первый. Ниггеры всегда держатся своей стороны дороги.
Удар. Кровь изо рта и боль.
— Руви!
— Да держи ты его, Майк, черт побери! Урок второй. Когда белый мужчина интересуется негритянкой, она не чванится. Это для нее честь, понятно? Она должна быть милой, счастливой и польщенной. Ясно?
Еще кровь, еще боль.
— Руви, Руви!
— Урок третий. И лучше ты его запомни и вывесь там, где все эти красные, синие, зеленые и пурпурные ниггеры смогут эту надпись увидеть. Никогда не поднимай руку на белого. Никогда. Что бы ни было.
Руви затихла. Больше Флин не слышал ее голоса.
— Ты это усвоил? Что бы ни было.
— Хей-хо!
— Преподай это ему, Джед! Растолкуй ему так, чтобы не забыл!
Темная ночь, гроза, красный свет, красная кровь, тишина, расстояние, одинокий тягучий, замирающий голос отдается эхом.
— Ну в точности как настоящая баба, вот черт, кто бы мог подумать!
Хохот.
Руви…
Все кончено.
Общественное мнение по этому поводу сильно негодовало. По всему миру газеты поместили передовицы.
Президент сделал заявление. Губернатор принес официальное извинение за свой штат и искренне пообещал найти и наказать банду людей, виновных в подобном беззаконии.
Гранд Фоллз оправдывался.
Оказалось невозможным отыскать ни одного свидетеля, чтобы опознать участников инцидента, который произошел в городе. Судья Шоу убежден, что он их никогда раньше не видел. Полицейский тоже. Само нападение, естественно, произошло за городом и в темноте. Флин не запомнил номер машины и как следует не разглядел лиц нападавших. Руви — тоже. Это мог быть кто угодно и откуда угодно.
Имя Джед само по себе ни о чем не говорило — в округе множество Джедов, и все они оказались не те. Того Джеда так и не обнаружили, а если бы его даже нашли, Флин со всей определенностью смог бы лишь опознать в нем человека, которого сам ударил перед отелем в Гранд Фоллз («Горячий он, темпераментный оказался, — прокомментировал судья Шоу. — Оскорбился, а ведь ничего особенного и не произошло. Просто он нас не понял, всего-то»).
Так что никого не нашли и не наказали.
Как только врачи разрешили ему дальние полеты, Флин объявил своей группе, что возвращается домой. С Галактическим Центром он уже договорился, на его место собирались прислать другого. На родной планете очень негодовали, но что будешь делать, если у разных миров разные ступени развития. Раз Земля еще не стала равноправным членом, она не подчинялась галактическим законам, и, поскольку будущее Вселенной важнее, чем действия нескольких личностей или чувства их жертв, ни о каких крутых мерах и речи не могло быть. И Флин признал, что это справедливо.
Шербонди приехал навестить его.
— Я чувствую свою ответственность за случившееся, — сказал он. — Если бы я не посоветовал вам эту поездку…
— Рано или поздно такое случилось бы, — перебил Флин. — Не с нами, так с кем-то другим. Вашему миру предстоит еще пройти большой путь.
— Мне бы хотелось, чтобы вы остались, — просительно произнес Шербонди. — Я бы хотел вам доказать, что не все среди нас животные
— Этого вовсе не надо доказывать. Это очевидно. Беда теперь в нас — во мне и Руви.
Шербонди глядел на него, не понимая. Флин пояснил:
— Мы теперь не цивилизованные люди. Может быть, когда-нибудь и станем снова такими. Надеюсь, что станем. Это одна из причин, почему мы отправляемся домой: там мы сможем получить курс лечения у психиатра. Особенно в нем нуждается Руви.
Флин тряхнул головой и начал расхаживать взад и вперед по комнате, тело его напряглось от гнева, который он не мог сдержать даже огромным усилием
— Подобный поступок… подобные люди… да они загрязняют и уничтожают все, к чему прикасаются. Частицу себя они передают другим. Я весь теперь полон ничем не обоснованных страхов. Боюсь темноты, деревьев, уединенных мест. Хуже всего — я боюсь ваших людей. Не в состоянии выйти из комнаты, не испытывая при этом ощущения, что расхаживаю среди диких зверей.
Шербонди тяжело вздохнул:
— Не могу осуждать вас. Жаль. Вам бы хорошо здесь жилось, и вы бы многое сделали.
— Да, — согласился Флин.
— Ну что же, — поднялся Шербонди, — простимся. — Он протянул руку. — Надеюсь, в рукопожатии вы мне не откажете?
Флин поколебался, потом ненадолго взял руку Шербонди в свою.
— Даже вы, — произнес он с искренним сожалением. — Теперь вам понятно, почему мы уезжаем?
Шербонди кивнул:
— Понятно. — Он повернулся к двери. — Ах, будь они прокляты, эти негодяи, — воскликнул он с внезапной яростью. — Можно подумать, будто в наше время… О, проклятье! Прощайте, Флин. И удачи вам.
Он вышел.
Флин помог Руви закончить сборы. Он проверил исправность оборудования, которое группа управления погодой привезла с собой для показа и которое он должен был оставить своему преемнику. Потом спокойно сказал:
— Я должен сделать еще кое-что до отъезда. Не беспокойся обо мне. Я вернусь скоро, так что времени останется с запасом. Успеем уехать.
Руви взглянула на него, вздрогнула, но не стала ни о чем спрашивать.
Флин сел в машину и уехал.
По дороге он разговаривал, мрачно и горько, с кем-то отсутствующим.
— Значит, вы хотели преподать мне урок, — повторял он. — Вы это сделали. Теперь я вам покажу, как хорошо вы меня научили и как хорошо я все вызубрил.
И это было истинное зло, которое причинили ему и Руви.
Нервный срыв и боль прошли скоро, но остальное было трудно искоренить — ощущение несправедливости, гнетущую ярость, слепую ненависть ко всем людям, лица которых были белыми.
Особенно ненависть.
Флин надеялся, что когда-нибудь избавится от этого чувства, станет снова чистым и цельным, каким был до того, как все произошло. Но пока было еще рано. Слишком мало прошло времени.
С двумя мини-зарядами в карманах он уверенно вел машину по направлению к Гранд Фоллз…