Глава 1. «ПЕРВОБЫТНАЯ ВЕНЕРА»

Я любовался закатом. В калифорнийских закатах всегда есть что-то особенное, а этот переполнял меня чувствами еще и потому, что был первым, который я увидел после девяти лет скитаний. Мы устанавливали парк аттракционов на пустоши между Калвер-сити и Венисом, и мои ноздри трепетали от соленого запаха океана. Я родился в одной из маленьких лачуг Вениса и могу поспорить, что вы нигде не найдете воздуха холоднее и чище, чем соленый воздух Тихого океана, — нигде во всей Солнечной системе.

Я стоял у дальней ограды, наслаждаясь одиночеством. Позади меня раздавались обычные звуки предкарнавальной подготовки. Ребята ужинали и травили анекдоты. Бригада рабочих стучала молотками, устанавливая последние шатры. Но мне в тот миг не хотелось думать о «Межпланетном шоу Джада Грина» — о «великих чудесах семи миров, оживших перед вашими глазами».

Я вспоминал босоногого мальчонку по имени Джон Дэмьен Грин, который бегал по мокрому зернистому песку, рыбачил на дальнем краю мола и грезил о чем-то большом и светлом. Как жаль, что этот мальчик ушел и унес с собой те детские грезы. Теперь я уже и не помню, о чем они были.

Кто-то тихо окликнул меня:

— Мистер Грин?

Я тут же забыл о маленьком Джоне Грине. Да и любой мужчина забыл бы свое имя, услышав этот сладкий шелковистый голос. Ноги сами развернули меня в сторону его обладательницы.

И точно, она была под стать своему голосу: прекрасная фея пяти с небольшим футов ростом на каблучках цвета бронзы; фиолетовые зрачки, похожие по цвету на холмы Малибу; забавная кнопочка носа, алый рот и улыбка, приоткрывавшая ровные белые зубы; платье с бронзовым отливом, которое облегало грудь и прочие безупречные округлости ее тела. Я пытался найти в ней хотя бы один изъян, но не мог.

Она на миг склонила голову, и последние солнечные лучи запутались в ее золотисто-каштановых волосах.

— Мне сказали, что вы и есть мистер Грин. Если я ошиблась, то прошу прощения…

Ее странный акцент казался нежным и очаровательным.

— Да, я Грин. Чем могу вам помочь?

Мне так и не удалось найти в ней пусть каплю несовершенства. Но я продолжал искать, все больше чувствуя, как в моих жилах усиливается давление крови.

Впрочем, словами такую девушку не опишешь. Конечно, я мог бы просто назвать ее красоткой ростом в пять футов и несколько дюймов. Но тогда бы вы ничего не узнали о странных, чуть раскосых глазах, о манящем изгибе губ и той притягательной ауре, которую она распространяла вокруг себя. Она цепляла вас на крючок, и с этого крючка уже нельзя было сорваться, будь вы хоть тысячелетний старик.

— Мне действительно нужна ваша помощь, — ответила она. — Я хотела бы получить работу. Возьмите меня танцовщицей.

Я покачал головой:

— Сожалею, мисс. Но у нас уже есть танцовщица.

Сквозь мягкие, манящие черты ее округлого лица вдруг проступило несгибаемое упорство.

— Мне очень нужна эта работа, — сказала она. — У меня нет денег даже на еду. Я хорошая танцовщица. Я лучшая из всех, кого вы когда-нибудь видели. Прошу вас, посмотрите на меня.

Как раз этим я и был занят. Думаю, к тому времени я уже смотрел на нее разинув рот. И все же не часто такие нежные куколки проявляют в просьбах стальную волю. Я чувствовал, что она не хвасталась. Она просто констатировала факт.

— У меня уже есть хорошая танцовщица, — ответил я. — Зеленоглазая марсианская красавица, которая оторвет мне голову, да и вам тоже, если я поставлю вас отдельным номером.

— Ах вот оно как! — сказала она. — Простите. Я думала, что это вы здесь главный.

Девушка дала мне время подумать над ее словами и печально усмехнулась:

— Может быть, вы все-таки посмотрите меня?

Она стояла так близко, что я чувствовал приятный пряный аромат ее тела. И она каким-то образом не позволяла мне вести себя с ней как с обычной смазливой девчонкой. Подумать только! Я ей уступил! Я, Джад Грин, бывалый и тертый устроитель карнавалов, со вздорным характером и сбитыми костяшками кулаков, потел перед ней, как сопливый подросток! И это перед самым началом шоу!

Впрочем, она была права: распоряжался здесь я. Люди ели мою еду, красили стены моей краской и заливали в баки мое горючее. Если в танцах малышки есть что-то такое, чего не хватает Синди, то пусть она пляшет — лишь бы это помогало вытягивать наличку из карманов посетителей… А Синди как-нибудь переживет. Она и так получала сполна за то, что делала по моей милости.

Девушка смотрела мне в лицо, как будто следила за ходом моих мыслей. Она больше ничего не говорила и, похоже, не собиралась говорить. Я хмуро взглянул на нее:

— Вам придется подписать контракт на полное турне. В следующий понедельник мы улетаем на Венеру, потом на Марс, а дальше, возможно, на астероиды.

— Мне все равно. Лишь бы я имела деньги на пропитание. Лишь бы…

Она замолчала, слегка пригнула голову, и я увидел слезы на ее густых коричневых ресницах.

— Вот и договорились, — сказал я ей. — Сейчас мы пойдем в зал и посмотрим, на что вы годитесь.

Я бы с удовольствием нанял эту крошку уже за одно то, что находилось под ее платьем с бронзовым отливом. Но дело есть дело, и я никогда не ставил денег на неуклюжих пони.

Она взглянула на меня и неуверенно сказала:

— А вас, мистер, не так-то легко уговорить.

Мы пошли напрямик к главным воротам. Вечерний ветерок обещал прохладу и свежесть. Слева от нас на фоне изогнутой гряды темно-пурпурных холмов виднелись тонкие шпили Калвера, Вествуда, Голливуда и Беверли-Хиллз, на которых радужными всплесками сияла реклама.

Все казалось новым, приятным и чистым. Только редкий туман и запах моря оставались старыми и неизменными.

Мы шли к воротам, оступаясь на кочках в сумерках вечерней зари. Внезапно среди шатров перед нами промелькнула тень.

Она двигалась странными бесшумными прыжками, и в ней угадывался силуэт какого-то гибкого существа — двуногого, но абсолютно нечеловеческого. Девушка затаила дыхание и прижалась ко мне. Тень безумным смерчем пронеслась вокруг нас три раза и вдруг замерла на месте.

В этой неподвижности было что-то феерическое и жуткое. Мои волосы встали дыбом, и я открыл рот для сердитого окрика.

Тень прыгнула вверх, пролетела над нами по пологой дуге и скрылась за ближайшим шатром, вопя, как Люцифер, упавший с неба.

Я прошептал проклятие. Вокруг нас зажигались карнавальные огни, и ночь отступала за круг синевато-белого сияния.

— Ласка, ко мне! — крикнул я в темноту за шатром. — Иди сюда, ублюдок!

Девушка ахнула, и мне пришлось покрепче обнять ее за талию.

— Не волнуйтесь, милочка. Все нормально.

Я снова закричал в густую тень:

— Иди сюда, скотина! Я же вижу, ты опять нажрался наркоты!

Мне хотелось добавить пару крепких слов, но я постеснялся демонстрировать девушке набор своих обычных выражений. Ласка выглянул из-за угла, и малышка испуганно вскрикнула. Впрочем, я ее за это не винил. У парня был еще тот видок.

Он стоял в борцовской стойке, подогнув ноги, и поэтому, не уступая девушке в росте, казался ниже ее. Из одежды на нем остались только темные облегающие трусы. От плеч и клина над глазами начиналась крестообразная голубовато-серая грива, которая спускалась по спине до длинного хвоста. Хвост тащился по земле, и его кончик подрагивал от нервного возбуждения. На груди и предплечьях виднелся мягкий мех, густые лохмы которого прикрывали гладкий живот.

Мне удалось схватить его за загривок и встряхнуть.

— Следующий раз я пересчитаю ногами все твои ребра! Через два часа начнется представление, а ты опять наглотался дряни!

Он взглянул на меня, и зрачки его желтовато-зеленых глаз сжались в две тонкие черные линии. Они были дерзкими и жгучими от лютой ненависти. При свете прожекторов я увидел влажную белизну его острых зубов и алый язык, дрожавший во рту.

— Отпусти меня! Позволь мне уйти, человек!

Хриплый голос и сильный акцент придавали его словам необычайную выразительность.

— На волю захотел? — Я ударил его кулаком по лицу. — А может быть, сдать тебя иммиграционным властям? Как тебе такое предложение? Когда ты станешь умирать от пыток, у тебя не будет даже кофейного зернышка, чтобы приторчаться напоследок.

Острые когти вылезли из пальцев его рук и ног, жадно изогнулись и спрятались обратно.

— Иди в свою палатку и проспись, — велел я ему. — Найди доктора, и пусть он приведет тебя в чувство. Мне плевать, что ты делаешь в свое свободное время. Но если ты пропустишь еще одно выступление, я уволю тебя и позвоню в иммиграционную службу. Ты меня понял?

— Понял, — мрачно ответил Ласка и высунул изо рта красный язык.

Бросив наглый взгляд на девушку, он презрительно фыркнул и ушел. Малышка вздрогнула и вырвалась из моих объятий.

— Что это? Нет, кто это?

— Человек-кот с Каллисто. Мой лучший исполнитель. Его сородичи считаются на Земле большой редкостью.

— Я… слышала о них. Их предками были кошки, а не обезьяны, как у нас.

— Теория грубая, но достаточно близкая к истине. Я собираю таких полукровок по всей Системе. На самом деле они и не люди, и не животные. Мы называем их гиками — всех этих человеко-ящериц, людей-мотыльков, парней с перепончатыми крыльями и леди с антеннами и шестью руками. Каждый из разумных видов развивался своим эволюционным путем в соответствии с природой их планет. Но что касается мозгов, то им до нас далеко. Хотя люди-кошки с Каллисто — это настоящие аристократы. Их коэффициент интеллекта выше, чем у многих людей, и они не чета другим полукровкам.

— Бедные создания, — прошептала она. — Вам не следует вести себя с ними так грубо и жестоко.

Я засмеялся:

— Этот парень разодрал бы меня на части, окажись я или какой-нибудь другой человек — включая и вас, мадам, — в привычных ему условиях. Вот почему иммиграционные власти не выдают им разрешение на работу. Но когда он подсел на кофе…

— Кофе? А я — то подумала, что ослышалась.

— Нет, не ослышались. Кофейные зерна действуют на них как кокаин или гашиш. От венерианского кофе они идут вразнос и умирают, а от нашего тащатся и торчат, как гвозди в стене. Между прочим, такой экземпляр человека-кота есть только в нашем шоу. Хотя, подсаживаясь на кофе, они готовы на все и уже ни перед чем не останавливаются, лишь бы получить очередную дозу.

Она вздрогнула:

— Вы что-то говорили о пытках и смерти.

— Да. Если парня депортируют обратно на Каллисто, его соплеменники разорвут бедолагу на куски. У них там клановая структура, и они ненавидят землян лютой ненавистью. Я так думаю, что первые исследователи Каллисто вели себя с ними не очень тактично, или, возможно, эти кошки просто завидуют нашей роскоши и тому барахлу, которое им не снилось даже в сказочных снах. Во всяком случае, клановые законы запрещают им иметь дела с людьми и ограничивают их только охотой на землян и ритуальными убийствами. Мы о них почти ничего не знаем, но я слышал, что у ребят есть добрая и трогательная религия, похожая на веру древних разбойников-душителей и поклонение богине Кали. — Я немного помолчал и смущенно добавил: — Простите за ту грубость, которую мне пришлось продемонстрировать перед вами. К сожалению, этого парня надо держать в крепкой узде.

Она кивнула, и весь оставшийся путь мы не сказали друг другу ни слова. Я провел ее в главный корпус, где вдоль прохода стояли автоматы с набором лучших экзотических игр: марсианский гетэк, венерианский шалил, игры меркурианских бродяг с человеческими черепами. Вы, наверное, сказали бы, что все эти автоматы налажены на нечестную игру с клиентами, и конечно же были бы правы. Но ведь в них играют одни придурки, которым на это наплевать. Вот наши парни и делают на них свои деньги.

Между тем я не сводил с девчонки глаз. Меня в ту пору мучил один вопрос: неужели она и танцует так же, как ходит?..

Прекрасная незнакомка почти не обращала внимания на большие трехмерные картины, представлявшие номера гик-шоу. Когда мы проходили мимо зверинца, там словно ад сорвался с цепи. А надо сказать, что я собрал в зверинце лучших животных со всех планет Системы. Входя в раж, они порою издавали довольно жуткие и забавные звуки. Но в тот миг твари будто сошли с ума.

От их нервозных воплей сводило живот и кровь застывала в жилах. Однажды я слышал, как кричали пленники, томившиеся в камерах лунной тюрьмы. Так вот теперь из зверинца доносились похожие звуки. Сильные твари, запертые в клетках, скучали по воле, и их сердца разрывались от ненависти, страха и тоски, которых вы себе и представить не можете. О, это бросало публику в холодный пот.

Заметив испуг на лице девушки, я приобнял ее за талию, причем без всяких задних мыслей. И тут из зверинца вышел Кроха.

Кроха родился в венерианских джунглях, и хотя ребята дразнили его Эмпайр Стейт Билдингом, он, конечно, не был таким большим, как этот небоскреб, — а раза в два поменьше. Я считал его лучшим из моих дрессировщиков, пьяный он был или трезвый, неважно, но сейчас он сам походил на дикого зверя.

— Я же просил, чтобы этого Ласку не подпускали к зверинцу! — закричал он, увидев меня. — Его запах тревожит моих деток. Вот послушай!

А что тут было слушать. Его «деток» сейчас, наверное, слышали на полдороге к Нью-Йорку. Я не раз внушал Ласке, чтобы тот держался подальше от зверинца, поскольку запах человека-кота приводил животных в бешенство. То ли они таким образом бросали ему вызов, то ли боялись его, как какое-то сверхъестественное существо, — этого я утверждать не берусь. С другими полукровками проблем не возникало. Но стоило Ласке появиться где-нибудь, как тут же начиналась суматоха.

— Ласка снова под кайфом, — ответил я. — Мне пришлось отправить его к доку. Попробуй успокоить своих детишек, а потом отправь одного из парней на продовольственный склад. И скажи, что я сварю его живьем, если он даст Ласке хотя бы пару кофейных зерен. Только с моего личного разрешения! Иначе я зажарю его в собственном жиру!

Кроха кивнул огромной седой головой и ушел, бормоча проклятия. Я повернулся к девушке и с усмешкой спросил:

— Вы по-прежнему хотите выступать в нашем шоу?

— Да, — тут же отозвалась она. — Все что угодно, лишь бы заработать себе на пропитание!

— У вас странный акцент. Вы сами-то откуда?

— Акцент — моя беда. Никак не могу от него избавиться. А родилась я на звездолете между Землей и Марсом. Жила то здесь, то там… на разных планетах. Дело в том, что мой отец работал в дипломатическом корпусе…

— Вот мы и пришли, — прервал я ее рассказ. — Входите, милочка.

Синди сидела на сцене, пила тил и слушала печальную марсианскую музыку, которая лилась из колонок музыкального автомата, стоявшего за полинявшим марсианским гобеленом. Танцовщица подняла голову, посмотрела на нас, и, похоже, ей не понравилось то, что она увидела.

Синди вскочила на ноги. Как и все уроженки Нижних Каналов, она казалась сотканной из воздуха и ветра. Ее гибкости и грации позавидовала бы любая кошка, а продолговатые изумрудные глаза и черные локоны с подвязанными к ним маленькими колокольчиками разили мужиков наповал. В ее ушах сверкали сережки с серебряными бубенчиками. Шкура марсианского песчаного леопарда прикрывала лишь то, что требовал прикрывать закон. И клянусь, у нее было на что посмотреть, хотя по нраву она напоминала три ярда колючей проволоки.

— Привет, Синди, — сказал я. — Эта крошка попросила устроить ей пробу. Может, спустишься вниз и посмотришь ее вместе со мною?

Синди смерила девушку презрительным взглядом, потом вдруг улыбнулась, спустилась к нам и, вцепившись в мою руку, прижалась ко мне всем телом. При каждом ее движении колокольчики издавали звон, похожий на шум дождя. Острые ногти впились в мою кожу.

Зашипев от боли, я постарался исправить эту неловкую ситуацию.

— Какую музыку вам поставить, милочка?

— Меня зовут Лаура. Лаура Дэрроу. — Ее пурпурные зрачки расширились и стали неестественно большими. — Скажите, а у вас есть «Первобытная Венера» Энгели?

Во всей Системе не нашлось бы и полудюжины танцовщиц, которые работали под племенную музыку. Некоторые мелодии были такими лютыми и не по-человечески страшными, что пугали людей до дрожи в коленках. Мы иногда использовали их фрагменты для привлечения публики и создания необходимого настроения.

Я хотел было предложить ей что-нибудь другое, но Синди усмехнулась и гордо откинула голову назад:

— Конечно, есть. Давай, Джад, поставь, что она просит.

Я пожал плечами, подошел к музыкальному ящику и нашел файл с записью «Венеры». Когда я вернулся, Лаура уже была на сцене, а в зал набились гики и парни из ближайших аттракционов. Очевидно, Синди созвала ребят, чтобы «провалить» соперницу свистом. Я угрюмо прошел сквозь толпу венерианских человеко-ящериц и сел в кресло. Надо мной повисли три или четыре человека-мотылька. Эти крошки с Фобоса устроились на опоре шатра, чтобы толпа людей не повредила их хрупкие крылья.

Музыка хлынула из колонок, и Лаура, сбросив туфли, начала свой безумный танец.

Не думаю, что я дышал все то время, пока она находилась на сцене. И я не думаю, что кто-то в этом зале вообще дышал. Мы просто сидели и смотрели, потея от нервного экстаза, пригибаясь и вздрагивая в такт ее движениям. А музыка колотила и резала нас ножом по живому, стеная и надрываясь в крике, как истерзанная душа.

Лаура перестала быть женщиной и человеком. Она превращалась то в солнечный свет, то в ртуть, то в лист, парящий на ладонях ветра. И больше ничто не связывало ее мышц — ни притяжение Земли, ни плоть, ни пределы рассудка. Она была… О черт! И слов-то даже не найти! Она была музыкой — удивительной и неописуемо прекрасной.

Когда девушка закончила танец, мы какое-то время сидели, потеряв дар речи. Потом люди и гики вскочили с мест, аплодируя и вопя от восторга

И посреди всего этого стояла Синди с обреченной улыбкой на лице. Она взглянула на меня печальными зелеными глазами и сказала:

— Я знаю, ты ее возьмешь.

— Конечно, возьму. Но не волнуйся, это никак не повлияет на наши отношения…

— Послушай, Джад. Этот балаган не настолько велик, чтобы одновременно вместить ее и меня. Кроме того, она уже поймала тебя на крючок и будет диктовать свои условия.

— Какой еще крючок? Да и что, если даже поймала? Разве я тебе что-то должен?

— Нет. Но и я тебе ничего не должна.

— А контракт?

Она объяснила мне, что я могу сделать с этим контрактом.

— Ну почему ты так говоришь? — возмутился я. — Почему ты хочешь, чтобы я отказался от нее? От такого таланта?

— Таланта! — зашипела Синди. — У нее нет таланта. Это уродство, а не дар!

— О, женщины! Как же с вами трудно! Почему ты не можешь смириться с тем, что она танцует лучше тебя?

И Синди объяснила мне, почему она никогда не смирится с этим. Большая часть ее фраз вообще не имела смысла, а остальные слова были непечатными, и я их здесь приводить не собираюсь. В конце концов она топнула ногой и ушла, оставив меня опечаленным и немного раздраженным. Дело в том, что в нашем шоу не хватало марсиан, и ее уход мог вызвать большие проблемы.

Черт! Конечно, это была реакция разгневанной женщины, которую обставила молодая соперница. Артистический темперамент, помноженный на обиду и ревность. Ну и что? Пусть только попробует дернуться. Я знал, как вправить ей мозги. Ничего, бывали случаи и похуже.

Я поднялся на сцену, расталкивая людей и гиков, которые окружили Лауру со всех сторон. Она выглядела немного напуганной. Впрочем, некоторые полукровки могли бы вызвать кошмары даже у самых крутых парней. Но меня удивили слезы на ее щеках и ресницах.

— Расслабься, золотце, — сказал я, переходя на неформальное общение. — Считай, что ты принята на работу.

Я понимал, что Синди говорила правду. Девчонка поймала меня на крючок. Честно говоря, это был не крючок, а настоящий гарпун для кашалотов, но я не стал бы срываться с него, даже если бы мог.

Она обвисла в моих объятиях и прошептала:

— Ах, прошу вас… Я умираю от голода.

Мне оставалось лишь подхватить ее на руки. Люди-мотыльки захлопали крыльями над нашими головами, восхваляя Лауру и тревожась из-за ее обморока.

Я отнес танцовщицу в свою палатку и налил из термоса кофе. Она задрожала, уловив аромат, но пить почему-то отказалась. Вместо него Лаура попросила чашку чая.

Она и вправду была здорово голодна. В какой-то момент мне даже показалось, что она никогда не перестанет есть.

Наконец я сказал:

— Оплата в сорок кредиток и полное содержание.

Она кивнула.

— А теперь ты можешь рассказать мне все, дорогуша, — мягко добавил я. — С тобой приключилась дурная история?

Она с удивлением посмотрела на меня своими широкими пурпурными зрачками:

— Что вы имеете в виду?

— Такая танцовщица, как ты, могла бы выступать в балете или в собственном шоу, а не просить те жалкие крохи, которые я даю своим артистам. Так что там у тебя произошло?

Она опустила голову и сжала кулачки. Ее длинные алые ногти сверкнули в свете электрической лампы.

— Ничего плохого, поверьте, — прошептала она. — Просто неприятности с документами. Я уже говорила вам, что родилась на космическом корабле. Записи о рождении куда-то пропали. Мы все время переезжали с места на место. И когда я недавно прилетела на Землю, мне не удалось доказать свое гражданство. Теперь я оказалась вне закона и не могу вернуться на Венеру. А там у меня и деньги, и имущество. Если я останусь на Земле, то в конце концов попадусь иммиграционным властям. Вот почему мне так нужна эта работа. Вы скоро улетите в турне. И можете забрать меня с собой.

Да, я знал, как помочь девчонке. Но она должна была понять, из какой беды я ее выручаю.

— А стоило ли так рисковать? Зачем ты прилетела на Землю? Если власти поймают тебя, ты получишь не меньше двух лет отсидки в лунной тюрьме. А потом тебя депортируют в какую-нибудь дальнюю колонию.

У нее задрожали плечи.

— Я прилетела по личному делу. Оно задержало меня на какое-то время. А потом… Потом стало поздно что-то менять.

— Понятно, — со вздохом ответил я. — Прости, что затронул эту тему.

Я отвел ее в одну из палаток, а сам пошел смотреть, как идет представление. Ссора с Синди не давала мне покоя. Я заглянул в гримерную и с трудом удержался от ругательств, увидев ее пьяной до потери пульса.

Синди посмотрела на меня и, сморщив лицо, показала язык. Мне оставалось лишь отправиться дальше.

Еще через час я нанял бледного костлявого паренька с петушиной прической. Он сказал, что голоден и готов на любую работу. Я отвел его к Крохе и велел пристроить панка на уборку зверинца.

Глава 2. КРИК УЖАСА

Мы никогда не имели такого успеха, как в ту неделю. Одна из позолоченных див экрана появилась у нас с чужим мужем, который еще не успел развестись со своей не менее знаменитой женой. Сообщение об этом попало в газеты, и о нашем шоу заговорили по всему побережью. На вторую ночь на сцену вышла Лаура и сорвала бурю аплодисментов. Нам впервые пришлось успокаивать толпу перед новым номером и отгонять мужиков от женской гримерной. Короче, все шло хорошо, но меня тревожила Синди. Она не желала разговаривать со мной и только щурила зеленые глаза, как будто многое знала, но молчала до поры до времени Это меня немного раздражало, и я на всякий случай присматривал за ней

Пять дней я шагал по канату между адом и раем. Все быстро поняли, что в моем присутствии о Лауре надо было говорить уважительно и нежно, иначе я начинал бычиться. И я подозреваю, что они вдоволь поржали за моей спиной, обсуждая бывалого парня Джада Грина, из которого молодая девчонка взбивала молочный коктейль. Но эта леди была им не чета. Талант и воспитание возносили ее над всем моим вшивым шоу с собаками, пони и марсианскими драконами…

Конечно, я это знал — знал и расстраивался как дурак. Но я не мог отказаться от нее. Она выглядела по-неземному хрупкой и прекрасной. Она ходила словно под музыку, и ее пурпурные глаза имели такой разрез, что на них можно было смотреть целую вечность. А губы…

Я поцеловал ее на пятую ночь за шатром гримерной, когда публика стала разъезжаться по домам. Мы остались одни в темноте, и слабый пряный аромат, исходивший от нее, смешался с запахом тумана. Вот тогда я и коснулся губами ее лица.

Лаура жадно ответила на поцелуй, а затем вдруг яростно начала вырываться из моих объятий. Я отпустил ее, и она отвернулась, дрожа и задыхаясь.

— Прости, малышка, если я тебя обидел.

— О нет! Я не из-за этого… Ах, Джад, если бы ты знал…

Лаура замолчала. Я слышал, как она сдерживала рыдания, подступавшие к горлу. А потом она убежала от меня, и из темноты донесся ее горький плач.

Я пошел в свою контору и вытащил из шкафа бутылку. После первой дозы мои мысли разбежались по сторонам, как маленькие паучки. Я сидел, уперев подбородок в ладони, и смотрел на донышко стакана. А время шло, и близился рассвет. Но когда Синди закричала, было еще темно и наш лагерь дремал под покровом тумана.

Я тогда не знал, что это кричала Синди. Жуткий вопль не позволял судить о личности человека. То был крик ужаса и смертельной боли, и он выходил за рамки всех человеческих чувств.

Я вытащил револьвер из ящика стола, и моя ладонь стала липкой от холодного пота. Выходя из шатра, я прихватил большой электрический фонарь, который всегда лежал у меня на столике у входа.

Снаружи было тихо и темно. И не просто тихо. В этой тишине и темноте скрывалось какое-то ужасное зло. Оно уже нанесло удар и теперь затаилось, поджидая следующую жертву.

Лагерь начинал пробуждаться. Шорохи и тревожный шепот распространялись от крика, как волны от брошенного в воду камня. Из зверинца донесся вой марсианского песчаного кота — тонкий и дикий, словно эхо смерти.

Я быстро зашагал между палатками, стараясь двигаться бесшумно. Меня терзало дурное предчувствие. Скулы ныли от напряжения. Кожа на спине покрылась мурашками. Луч фонаря дрожал вместе с рукой.

Я нашел ее за шатром гримерной — неподалеку от того места, где целовался с Лаурой. Она лежала на животе, поджав под себя ноги, как холмистый остров посреди красного озера. Сережки с бубенчиками все еще подрагивали в ее ушах.

Подбежав к телу Синди, я опустился на колени в лужу крови и дотронулся до ее плеча. Мне показалось, что она уже мертва, но сережки тихо зазвенели, будто крылья души, улетающей к далекой звезде. Я попытался перевернуть ее на спину.

— Нет, — прошептала она.

Это был даже не голос, а скорее дыхание. Но я понял ее и убрал свою руку.

— Синди, ты меня слышишь?

Мне ответил перезвон маленьких колокольчиков — такой же тихий, как далекий дождь.

— Ты глупец, — прошептала она. — Сцена, Джад! Сцена…

Она замолчала. Из темноты за моей спиной появился док. Он отшвырнул меня и склонился над Синди. Но я знал, что ей уже ничем не поможешь. Она замолчала навсегда.

Люди и гики столпились вокруг, тревожно вздыхая и перешептываясь. Женщины плакали. Зверинец сошел с ума. Предрассветный ветер разносил вокруг запах крови и смерти. Он возбуждал животных, и им хотелось вырваться из клеток, чтобы слиться с ветром и вновь обрести свободу.

— Следы когтей, — сказал док. — Кто-то напал на нее и разорвал когтями горло.

— Да, — ответил я и, повернувшись к толпе, закричал: — Эй, вы, заткнитесь!

Панк, этот новый парень с бледным лицом, стоял почти у самого тела. Он смотрел на Синди, и его глаза мерцали, как полированный коричневый мрамор.

— Ты, — позвал я его. — Ступай к Крохе и скажи ему, чтобы он проверил всех своих зверюг… Охрана, рабочие и все, кто может управляться с винтовкой или колом, вооружайтесь и возвращайтесь сюда. Майк, возьми пару ребят и беги к воротам. До моего особого распоряжения не пропускай никого ни вперед, ни назад. Все остальные расходитесь по своим палаткам и оставайтесь там. А я пойду вызывать полицию.

Панк по-прежнему стоял рядом с Синди, глядя то на меня, то на мертвое тело, то на лица собравшихся людей. Я прикрикнул на него. Он тут же торопливо зашагал к зверинцу. Толпа неохотно начинала расходиться.

Ко мне подбежала Лаура Дэрроу. Она вцепилась в мою руку, словно маленький ребенок. Ее фигуру облегало темно-синее платье. Волосы свободно падали на плечи и лицо. От нее пахло свежестью и цветами, словно она только что приняла душ и щедро окропила себя духами. Я отстранил танцовщицу:

— Осторожно. У меня вся одежда в крови…

Кровь была на моих туфлях. Она пропитала тонкий материал летних брюк. Я чувствовал ее своей кожей, и от этого меня мутило. Тошнота подступала к горлу. Мне даже пришлось закрыть глаза, чтобы загнать это чувство обратно в кишки. Но рядом стояла Лаура, и она как могла успокаивала меня. Малышка так и не отпустила мою руку. Ее пальцы на моем предплечье были холодными и немного жесткими. И мне вдруг захотелось ее до боли в паху.

— Джад, — шептала она. — Джад, милый, пожалуйста, пойдем… Я боюсь оставаться здесь.

Это помогло. Я обнял ее за плечи, и мы пошли в мой шатер, чтобы позвонить в полицию. Никто из парней еще не догадался включить большие прожектора, и луч моего фонаря прорубал в тумане призрачный туннель.

— Я ведь так и не заснула, — вдруг сказала Лаура. — Лежала в палатке и думала. А за несколько секунд до того, как Синди закричала, я услышала тихий звук, похожий на поступь лап большого кота.

Мысль, сидевшая в глубинах моего ума, внезапно поднялась на поверхность и шлепнула меня по лбу. Я вспомнил, что не видел Ласку в толпе вокруг тела Синди. Неужели ему удалось раздобыть кофейных зерен за спиной у повара?

— Возможно, тебе просто показалось.

— Нет, Джад. Я слышала это. И знаешь…

— Что?

Между палатками клубилась темнота. В тот миг я молился только о том, чтобы кто-нибудь догадался включить прожектора. И почему я забыл напомнить им об этом? Вой зверей и причитания женщин заглушали остальные звуки. Как же я хотел, чтобы они заткнулись на миг и дали мне немного прислушаться…

— Джад, я не спала, потому что думала о тебе.

И тут она закричала.

Ласка выскочил из темного прохода между двумя палатками, в которых мы хранили декорации. Он пригнулся для прыжка, и его руки, прижатые локтями к животу, нацелились на меня выпущенными когтями. Ладони и мех предплечий были влажными от крови. Шерсть на ногах торчала красными мокрыми космами. Желто-зеленые глаза сияли безумным огнем. Зрачки при свете фонаря сжались в узкие вертикальные щелки. Губы оттопырились, обнажив большие острые зубы. Я вздрогнул, увидев на них кровавую пену. Ласка наглотался кофеина и вошел в смертельное пике!