Часть 22

В Барторстауне оказалось три этажа. Сейчас они находились посредине – над ними была лаборатория, под ними спрятался за стеной старый дьявол. Лен шел впереди Хостеттера, Исо беспрерывно вытирал губы тыльной стороной ладони, их спутники молчали. Лен чувствовал себя одиноким и опустошенным. И тут он увидел картину – выше человеческого роста, вставленную в длинное изогнутое стекло, на ней можно было разглядеть каждую мелочь: разрушенные дома, обломки машин, словом, полное опустошение. Картина была объемной.

– Вы много говорили о бомбе, но никогда не видели, как все происходило. Эта картина – частица прошлого. Мы поместили ее здесь, чтобы никто не забывал об ответственности перед людьми. Это руины после первой бомбы, сброшенной на японский город Хиросиму. Пойдем дальше.

На этот раз впереди оказался Гутиэррез:

– Я слишком часто здесь бываю, – пробормотал он и скрылся за дверью в той части стены, где картина заканчивалась. Эрдманн последовал за ним, а Шермэн продолжал объяснять:

– А вот люди, которые выжили после того, как была сброшена первая бомба.

– О Господи, – пробормотал Исо. Он содрогнулся и опустил голову, стараясь ничего не замечать.

Лен молчал. Он не сводил горящих глаз с Шермэна, и тот продолжил:

– В те дни все были категорически против. Люди страстно жаждали гарантий, что не случится ничего подобного и никогда больше не будет Хиросимы.

– А разве они не могли сразу уничтожить все бомбы? – Лен вдруг понял, что сказал глупость, и рассердился на себя. Он не раз обсуждал подобные вещи с судьей Тэйлором и читал об этом в книгах. Поэтому он поспешил предупредить возражения Шермэна: – Да, я знаю, этот враг никогда не сможет уничтожить нас, никогда не появится новая бомба.

– Кроме того, у нас на руках – козырь.

– Что вы имеете в виду?

– Защиту. Нет, не подумай, что это – радарные сети, далеко не совершенные и ненадежные, мы имеем нечто гораздо более основательное и всеобъемлющее. Наш аппарат способен контролировать взаимодействие ядерных частиц на их же уровне. Это позволяет регистрировать любой процесс расщепления ядер или их синтеза – ничто не остается незамеченным, пока этот защитный аппарат в действии. Абсолютно все под контролем, Лен. Полная власть над атомом. И никаких бомб.

Молчание. Все смотрят на Лена, ждут его реакции. Перед глазами Лена – картина разрушенной Хиросимы, он пытается сосредоточиться, смысл сказанного не доходит до его сознания. Абсолютный контроль… Никаких бомб…

Нет.

Полный контроль, никаких бомб. Но ведь существование бомбы – непреложный факт, такой же, как существование атомной энергии. Этот факт находится совсем рядом, прямо здесь, под ногами – смертоносная сила, превратившая в руины город. Ее нельзя уничтожить, разрушить, стереть с лица земли, она подобна змее, подобна злу – оно никогда не умирает, восстанавливая себя бесконечно.

Нет. Нет. Нет. Так считал проповедник Бардит. Полный контроль над атомом. И никаких бомб. Никаких – жертв. Никакого страха. Да, вы создали печи, где разожгли этот страшный огонь. Но что толку от этой защиты? Все равно она не помогла, когда возникла необходимость.

Они направились к двери, за которой исчез Гутиэррез, и очутились в такой же пещерообразной комнате, как и предыдущая, выдолбленной в камне с отшлифованными стенами. Со всех сторон в глаза бил яркий свет. Напротив виднелась стена, собственно, даже не стена, какое-то подобие гигантской стеклянной панели. Возле нее стояли несколько машин. Панель около шести футов высотой почти доставала до потолка. В нее было встроено множество приборов и лампочек. Ни одна из них не горела, стрелки приборов оставались неподвижными. Рядом, с искаженным от злости лицом, стоял Гутиэррез.

– Это Клементина, – произнес он, не поворачиваясь. – Не совсем подходящее название для машины, от которой зависит наше будущее.

Лен опустил руки, словно выронил нечто большое и громоздкое, причиняющее боль. «Внутри меня – пустота, и пусть она медленно заполняется новыми знаниями, и, может быть, значительно позже я узнаю, что…»

Нет, не это слово. Другое. Клементина.

Лен вздохнул и произнес:

– Не понимаю.

Шермэн подошел к панели:

– Эта штука называется компьютер. Ему нет равных в мире. Смотри, вот здесь… – он указал на странные выемки посредине панели, и Лен увидел неисчислимое множество разноцветных проводочков и трубочек, расположенных в строгом порядке вперемешку с блестящими стеклянными цилиндрами, – ее механизм, и это лишь небольшая часть.

Страсть Исо к машинам переборола страх, и дрожащим от волнения голосом он произнес:

– И все это – одна машина?

– Да. Вот в этих ячейках памяти собрана вся информация, выраженная в математических уравнениях, о природе атома, об исследованиях, проводимых до и после Разрушения. Без этой машины мы не способны ни на что. На разработку математических методов, которые мы используем, у человека уйдет вся жизнь, Клементине на это требуются считанные минуты. Она разработала план Барторстауна со всеми его лабораториями вверху и реактором внизу. Без нее мы никогда не смогли бы решить наши проблемы в ближайшее время. С ней – другой разговор. Она находит решение в считанные минуты.

Гутиэррез издал звук, похожий на смешок. Лен вновь покачал головой:

– Я не понимаю. И к тому же не думаю, что хочу разобраться во всем этом. Во всяком случае, не сегодня, не сейчас. Вы рассказываете мне не о машине, а о чем-то совсем другом, и я не желаю больше вас слушать.

– Она способна совершить любую вычислительную операцию и запомнить ее? – спросил Исо. – Но это совсем не свойственно машине. Это скорее похоже на э… – он неожиданно замолчал, а Шермэн с деланным безразличием произнес:

– Некоторые называют ее электронным мозгом. Но это неверно, – продолжал Шермэн, – Клементина способна думать не больше, чем обычный паровой двигатель. Это всего-навсего машина, – он внезапно обернулся. Лицо его было суровым, голос пронзительным. – Я не тороплю вас. Не тешу себя надеждой, что вы сразу поймете, о чем я говорю, и сразу ко всему приспособитесь. Я дам вам для этого достаточно времени. Однако мне хотелось бы напомнить: вы прошли через ад, чтобы попасть в Барторстаун, и вот вы здесь, и мне безразлично, разочарованы вы или нет – вам придется со всем смириться. Все мы выполняем определенную работу, свою работу, хотя нас никто об этом не просит, так уж получилось. Мы будем продолжать свое дело невзирая на то, что думают по этому поводу два отпрыска, выросших на ферме.

Он стоял, не шевелясь, и Лен подумал, что он чем-то похож на Бардита, у того тоже был такой взгляд, когда он говорил: «На нашей земле никогда не будет городов».

– Вы сказали, что пришли сюда за знаниями? Мы откроем перед вами все пути. Однако конечный результат будет зависеть только от вас самих.

– Да, – поспешно сказал Исо, – конечно, сэр.

«Голова моя совершенно пуста, – думал Лен. – Такое впечатление, что все мысли выдуло ветром. А он смотрит на меня и ждет, что я отвечу. Так или иначе, мы попали в ловушку, которую сами же создали. А впрочем, весь мир в ловушке. Разве не от этого мы бежали? Все вокруг боялись, и я ненавидел их за это. И мне нечего ему сказать. О Господи, помоги мне подобрать слова, он ждет, и мне некуда скрыться».

– Когда-нибудь, – сказал Лен, и брови его напряженно доползли вверх, и он стал похож на мальчика, сидящего на крыльце рядом с бабушкой теплым октябрьским днем, – сила атома вернется вновь, и никто не сможет остановить ее.

– Да, то, что однажды было открыто, не забывается.

– Так же, как города.

– Наступит время, и они неизбежно возродятся.

– И все повторится вновь: и города, и бомбы, если вы сейчас не остановитесь.

– До тех пор, пока люди не попытаются изменить завтрашний день, это может случиться.

– Значит, – Лен все еще безрадостно хмурился, – все просто идет своим чередом. В таком случае все, что вы делаете, правильно, – он с трудом заставлял себя говорить.

Исо подошел к панели машины. Он осторожно дотронулся до нее.

– Можно нам посмотреть, как она работает?

– Позднее. Недавно мы закончили разработку трехлетнего проекта и сейчас отключили ее, чтобы все тщательно проверить.

– Три года… – сказал Гутиэррез. – Я хотел бы, чтобы меня тоже отключили. Разбери на части мой мозг, Фрэнк, а затем вновь собери его, – разволновавшись, он ударил рукой по панели: – Фрэнк, она ведь может ошибаться.

– Ты прекрасно знаешь, что не может, – Эрдманн сердито посмотрел на него.

– Блуждающий заряд, немного пыли могут помешать ей, и как ты узнаешь об этом?

– Джулио, ты прекрасно понимаешь, если что-нибудь будет не так, Клементина отключится автоматически и объявит о своей неисправности.

Шермэн прервал разговор, и все молча направились в проход. Гутиэррез шел позади. Сквозь сомнения и страхи, терзавшие Лена, звучал голос Гутиэрреза: «Она оожет ошибиться».

Часть 23

Хостеттер стал для Лена надежным пристанищем в водовороте жизни. Он был звеном, некогда связавшим Лена с Барторстауном, и старым другом, дважды спасшим его от смерти. Лен очень привязался к нему.

– Думаешь, это правильно? – спросил Лен, обращаясь к Хостеттеру, заранее зная ответ.

Они спускались вниз по дороге, удаляясь от Барторстауна. Шермэн и остальные заметно отстали, возможно, нарочно, для того, чтобы оставить Лена и Исо наедине с Хостеттером. Он взглянул на Лена:

– Да, я так считаю.

– Но работать с ним, держать его в рабочем состоянии… – задумчиво произнес Лен. Он с наслаждением вдыхал пронизанный солнцем воздух. Каменные стены Барторстауна больше не довлели над ним, Лен точно знал: он больше не хочет спускаться туда, но понимал, что должен будет сделать это еще не один раз, независимо от своего желания.

– Я ведь предупреждал, что многое здесь придется тебе не по душе, – сказал Хостеттер.

– Но ты не боишься? – сказал Исо.

Глубоко задумавшись, он пинал носком ботинка дорожные камни. Высоко в горах в лучах заходящего солнца дремала деревушка Фол Крик, похожая на Пай-перс Ран, если бы Сатана не расставил возле нее цепи гор.

– Нет, – ответил Хостеттер. – Никто никогда не говорил мне, что город – то, что запрещено, неправильно, опасно или проклято Богом. Мы никогда не принимали чужеземцев. Нас некому было предостерегать.

– А мне наплевать, проклята Богом эта штука или нет, – сказал Исо. – Единственное, что меня волнует, – это не сделает ли она меня калекой.

– Нет, если ты не попадешь за щит.

– И она не обожжет меня?

– Нет.

– И не погаснет?

– Нет. Может погаснуть паровой двигатель, но не реактор.

– Что ж, хоть это хорошо, – глаза Исо загорелись, он неожиданно рассмеялся. – Интересно, что думают о нас эти старые ослы из Пайперс Рана. Ведь они собирались публично высечь нас за какое-то старое радио. Господи, думаю, они убили бы нас на месте, а, Лен?

– Вряд ли, – мрачно отозвался Хостеттер. – Скорее всего, вас постигла бы участь Соумса.

– Я не собираюсь предоставлять им такую возможность. Атомная энергия – сильнейшая в мире! – от волнения его руки сжались в кулаки, затем он вновь спросил: – Ты уверен, что это безопасно?

– Я же сказал тебе, – Хостеттер потерял терпение. – Реактор уже целое столетие здесь, и до сих пор не причинил вреда ни одному человеку.

– Мне кажется, – сказал Лен, подставив лицо прохладному ветру, – нам еще рано жаловаться.

– И это действительно так.

– А еще, я думаю, в правительстве знали, что делают, когда отдавали приказ строить Барторстаун, – неуверенно произнес Лен.

«Они тоже боялись, – шептал прохладный ветерок. – В их руках была слишком большая сила, они боялись, что не удержат ее».

– Да, конечно, – сказал Хостеттер.

– Господи, – сказал Исо, – как было бы здорово, если бы они нашли способ обезвреживать бомбы.

– Я думаю, у каждого жителя Барторстауна комплекс вины из-за этого. Но тогда было другое время.

– Время? А может, и причина была другая?

– Сколько времени это займет? – спросил Лен. – Мне кажется, не меньше столетия.

– Боже мой, да знаешь ли ты, сколько времени потребовалось для разгадки мощи атома? Первое предположение о его строении принадлежит еще греку Демокриту.

– Да, но Шермэн сказал, что при помощи той машины… – не удержался Исо.

– Конечно, Клементина сократит время. Но все равно, кто может сказать, сколько потребуется времени, сто лет или год?

– Но с машиной…

– Дело не только в машине. Она ведь не может извлечь ответ на твой вопрос из воздуха.

– Я хочу увидеть, как она работает, – глаза Исо блестели. – Неужели она действительно… – он заколебался, прежде чем выговорить невероятное слово, – неужели она думает?

– Нет, во всяком случае не так, как ты себе это представляешь. Когда-нибудь Эрдманн объяснит тебе все.

Хостеттер обратился к Лену:

– Думаешь, создавать мозг – это привилегия Господа?

Лен покраснел, чувствуя, что Шермэн прав, и обиделся на Хостеттера за его тон.

– Да, я думаю, это так.

Исо хмыкнул.

– Ты еще насмехаешься, Исо, черт тебя подери! – Лен окончательно разозлился. – Ведь если бы не я, ты до сих пор выгребал бы навоз на ферме своего папочки!

– Ладно уж, – Исо готов был уничтожить его взля-дом, – вспомни, для чего мы здесь, кончай скулить и плакаться.

– Я никому не плакался.

– Что ты говоришь? Напрасно ты ослушался своего отца и не остался в Пайперс Ране.

Лен со злостью пнул ногой камень и пробормотал:

– Что ж, это пугает меня, но и тебя тоже. Посмотрим, кто из нас первым сбежит отсюда, поджав хвост!

– Я убежал бы и от медведя, если б знал, что он съест меня, – сказал Исо. – А пока никуда бежать не собираюсь. Слушай внимательно, Лен, это важно. Сможешь ли ты еще когда-нибудь отыскать что-либо такое же важное и значимое? Я хочу знать все об этой машине.

«Важное… Да, наверное, это так. Господи, зачем ты создаешь подобных моему брату Джеймсу, которых ничего не интересует, и подобных Исо, которые ни во что не верят, почему ты не идешь на компромисс?

Но все же Исо прав. Теперь уже слишком поздно что-либо менять. Отец всегда предупреждал, что пути антихриста нелегки, и мне кажется, это лишь начало трудностей. Что ж, посмотрим».

Исо остался у Шермэнов, а Лен и Хостеттер направились к дому Вепплоу. Когда они подошли к крыльцу, Хостеттер неожиданно повернулся к Лену:

– Я должен кое-что сказать тебе. Ты помнишь фанатиков, убивших Соумса, помнишь Бардита и его фермеров, помнишь нью-ишмалайтцев. Так вот, Лен, мы тоже фанатики. Нам нельзя иначе. У нас тоже есть вера, и не пытайся что-либо изменить, иначе даже я не смогу спасти тебя.

Хостеттер поднялся по ступенькам и скрылся за дверью. В доме послышались голоса, зажглись лампы, но снаружи было тихо и почти темно. И вдруг из-за угла дома кто-то появился. Это была Джоан. Она кивнула в сторону дома:

– Пытался запугать тебя?

– Не думаю. Скорее, просто сказал правду.

– Я слышала все, – Джоан держала какую-то тряпку, словно вышла затем, чтобы вытряхнуть. Лицо ее казалось необычно бледным, но голос был острым, как нож.

– Значит, мы фанатики? Что ж, может быть, он и еще кто-нибудь, но только не я. Что заставило тебя прийти сюда, Лен Колтер? Может, ты просто сумасшедший?

Он пристально посмотрел на нее, не зная, что ответить.

– Я слышала ваш рассказ сегодня утром.

– Мы не предполагали… – выдавил Лен.

– Они заставили вас рассказать об этом, правда?

– О чем?

– О том, что в мире, откуда вы пришли, живут страшные люди, о том, как жесток этот мир.

– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, однако наш рассказ – сущая правда от первого до последнего слова. И если ты сомневаешься, что ж, всегда есть возможность испытать подобное на себе.

Лен попытался было подняться по ступеням к двери, но Джоан схватила его за руку:

– Прости, если обидела тебя. Я не сомневалась в том, что вы сказали правду. Но Шермэн хотел, чтобы вас слышали все, потому и включил свои микрофоны. Обычная пропаганда. Мне кажется, они пустили вас сюда только для того, чтобы лишний раз доказать, как мы счастливы.