Купец. Ну, я еще приставил ему револьвер к затылку, когда он не хотел переходить реку. А при переходе через реку он сломал руку. Это тоже моя вина.
      Судья (усмехаясь). С точки зрения носильщика,
      Купец (тоже усмехаясь). Конечно, Фактически я его вытащил из воды.
      Судья. Следовательно, после увольнения проводника вы дали носильщику повод ненавидеть вас. А до этого? (Настойчиво, проводнику.) Признайте же, что этот парень ненавидел купца. Если вдуматься, то это, собственно, вполне понятно. Разумеется, когда человеку так мало платят, насильно гонят его в опасное место, когда его калечат ради выгоды другого человека, заставляют его за гроши рисковать жизнью, он начинает ненавидеть этого другого человека.
      Проводник. Он его не ненавидел.
      Судья. Сейчас мы допросим хозяина караван-сарая. Может быть, он сообщит нам что-нибудь, чтобы мы получили представление об отношениях между купцом и его людьми. (Хозяину.) Как обращался купец со своими людьми?
      Хозяин. Хорошо.
      Судья. Может быть, очистить судебный зал? Вы боитесь, что, если вы скажете правду, это может повредить вашему заведению?
      Хозяин. Нет, в данном случае это не нужно.
      Судья. Как вам угодно.
      Хозяин. Он дал проводнику табак и, ни слова не говоря, выдал ему жалованье. С носильщиком он тоже хорошо обращался.
      Судья. Ваш караван-сарай последний, где есть полиция на этой дороге?
      Хозяин. Да, дальше начинается безлюдная пустыня Джахи.
      Судья. Ах так! Значит, дружелюбие купца было вызвано обстоятельствами? Это было временное, так сказать, тактическое дружелюбие? На войне некоторые наши офицеры тоже считали, что чем ближе к передовой, тем человечнее надо относиться к солдатам. Такому дружелюбию, конечно, грош цена.
      Купец. Он, например, все время пел на ходу. А с того момента, как я пригрозил ему револьвером, чтобы заставить его войти в воду, я больше не слышал, чтобы он пел.
      Судья. Значит, он был окончательно озлоблен. Это понятно. Я снова сошлюсь на примеры из времен войны. Там тоже можно было понять простых людей, когда они говорили нам, офицерам: да, вы ведете свою войну, а мы ведем - вашу! Так же мог и носильщик сказать купцу: ты делаешь свое дело, но я-то делаю твое!
      Купец. Я должен сделать еще одно признание. Когда мы заблудились, то одну флягу воды я поделил с ним пополам, но вторую я хотел выпить один.
      Судья. Может быть, он видел, как вы пили?
      Купец. Я так и подумал, когда он подошел ко мне с камнем в руке. Я знал, что он меня ненавидит. Когда мы попали в безлюдную местность, я день и мочь был начеку. Я был почти уверен, что при первом удобном случае он нападет на меня. Если бы я не убил его, он бы убил меня.
      Вдова. Позвольте мне! Он не мог на него напасть. Он никогда ни на кого не нападал.
      Проводник. Будьте спокойны. У меня в кармане доказательство его невиновности.
      Судья. А нашли тот камень, которым носильщик угрожал вам?
      Начальник второго каравана. Вот этот человек (указывает на проводника) вынул его из руки убитого.
      Проводник показывает флягу.
      Судья. Это - тот камень? Узнаете вы его?
      Купец. Да, это тот самый камень.
      Проводник. Ну так смотри, что в этом камне! (Выливает воду.)
      Первый заседатель. Это фляга для воды, а не камень. - Он протягивал вам воду.
      Второй заседатель. Похоже на то, что он и не собирался его убивать.
      Проводник (обнимая вдову убитого). Видишь, я сумел доказать. Он был невиновен! Мне удалось это по счастливой случайности. Дело в том, что, когда он уходил из караван-сарая, я сам дал ему эту флягу. Хозяин- свидетель, что это моя фляга.
      Хозяин (про себя). Дурак! Теперь и он пропал.
      Судья. Этого не может быть. (Купцу.) Значит, он хотел дать вам напиться.
      Купец. Это мог быть только камень.
      Судья. Нет, это не был камень. Вы же видите - это была фляга с водой.
      Купец. Но я же не мог подумать, что это фляга. У этого человека не было никаких оснований давать мне воду. Я не был его другом.
      Проводник. И все-таки он предлагал ему воду.
      Судья. Но почему он предлагал воду? Почему?
      Проводник. Очевидно, потому, что он думал, что купец хочет пить.
      Судьи переглядывается, усмехаясь.
      Должно быть, просто по-человечески.
      Судьи снова усмехаются.
      А может быть, это он по глупости. Потому что, я думаю, он ничего не имел против купца.
      Купец. Тогда он, должно быть, был очень глуп. Человек был из-за меня искалечен. И, может быть, на всю жизнь. Рука! Это было бы только справедливо, если бы он решил мне отплатить.
      Проводник. Да, это было бы только справедливо.
      Купец. За ничтожные деньги он шел со мной. А у меня были большие деньги! Но дорога была одинаково тяжела для нас обоих.
      Проводник. Ах, так он, значит, понимает это!
      Купец. Когда он уставал, его били.
      Проводник. А это все-таки несправедливо?
      Купец. Не убить меня при первом удобном случае мог бы на его месте только дурак. Я этого боялся, я ждал этого.
      Судья. Вы хотите сказать, вы имели полное право предполагать, что носильщик настроен против вас? Следовательно, вы убили, может быть, и безвредного человека, но только потому, что вы не знали, что он безвредный. Это случается и с нашей полицией. Они стреляют в толпу демонстрантов, в совершенно мирных людей, так как не могут себе представить, что эти люди не собираются стащить их с лошади и устроить над ними самосуд. Полицейские, в сущности, всегда стреляют от страха. А тот факт, что они боятся, доказывает их рассудительность. Итак, все дело в том, что вы не могли знать, что этот носильщик представляет собой исключение?
      Купец. Надо придерживаться правила, а не исключения.
      Судья. Да-да, вот именно! Какие основания могли быть у этого носильщика предлагать воду своему мучителю?
      Проводник. Никаких разумных оснований!
      Судья (поет).
      Правило - око за око!
      В исключение верит дурак.
      Не может верить разумный,
      Что напиться подаст ему враг.
      Суд удаляется на совещание.
      Судьи выходят.
      Проводник (поет).
      В системе, созданной вами,
      Человечность лишь исключенье.
      Человеку приносит вред
      Человечности проявление.
      Надо удерживать каждого
      От улыбки и дружеских слов,
      Надо бояться за каждого,
      Кто другому помочь готов.
      Если ближний томится жаждой,
      Свой взор от него отврати!
      Если кто-то стонет и страждет,
      Уши свои заткни!
      Если кто-то зовет на помощь,
      Не исполняй свой долг.
      Горе тому, кто забылся!
      Ты воду даешь человеку,
      А пьет эту воду - волк!
      Начальник второй группы. Вы не боитесь, что больше не получите работы?
      Проводник. Я должен был сказать правду.
      Начальник второй группы (улыбаясь). Ну что ж, если вы должны...
      Судьи возвращаются.
      Судья (купцу). Суд задает вам еще один вопрос. Вы ведь не получили выгоду оттого, что застрелили носильщика?
      Купец. Наоборот - он мне нужен был для дела, которое мне предстояло в Урге. Он нес карты и измерительные приборы, которые были мне нужны. Один я ведь был не в состоянии нести свои вещи!
      Судья. Значит, вы так и не сделали свое дело в Урге?
      Купец. Конечно, нет. Я пришел слишком поздно. Я разорен.
      Судья. Тогда я объявляю приговор: суд считает доказанным, что носильщик приблизился к своему господину не с камнем, а с флягой в руке. Но, даже установив это, можно скорее предположить, что он хотел убить своего господина этой флягой, чем дать ему напиться. Носильщик принадлежал к тому классу, который действительно имеет основания считать себя обиженным. Со стороны такого человека, как он, было совершенно естественно возмутиться тем, что купец неправильно поделил воду. Человек с таким ограниченным и односторонним кругозором, неспособный подняться над действительностью, такой человек должен был считать даже справедливым отомстить своему мучителю. С его стороны это была бы классовая месть. От этого он бы только выиграл. Купец принадлежал к другому классу, нежели носильщик. И он должен был ожидать от замученного им, по его собственному признанию, носильщика всего самого дурного, а никак не дружеского поступка. Его рассудок подсказывал, что ему грозит величайшая опасность. Его тревожило, что местность была безлюдной. Отсутствие полиции и судебных органов придавало ему, наемнику, смелости. Носильщик путем преступления мог добиться своей доли воды. Обвиняемый, следовательно, действовал в пределах законной самозащиты, независимо от того, действительно ли ему угрожала опасность или он только предполагал ее. При данных обстоятельствах он должен был чувствовать себя под угрозой. Поэтому суд постановляет: признать обвиняемого невиновным, вдове убитого в иске отказать.
      Исполнители.
      Так кончается
      История одного путешествия.
      Вы все слышали.
      Вы все видели.
      Вы видели обычное,
      Постоянно происходящее.
      Но мы вас просим:
      То, что вам не чуждо,
      Признайте чужеродным!
      То, что обычно,
      Сочтите необычным!
      То, что привычно,
      Пускай удивит вас!
      Что считается правилом
      Признайте преступлением,
      А, увидав преступление,
      Постарайтесь жертве помочь!
      КОММЕНТАРИИ
      Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande I-XII, Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
      Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию: Bertolt Brecht. Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.
      ИСКЛЮЧЕНИЕ И ПРАВИЛО
      (Die Ausnahrae und die Regel)
      Пьеса, принадлежащая к группе "поучительных пьес", написана в 1930 г. Ставилась и самодеятельными коллективами: Дюссельдорф, "Каммершпиле", октябрь 1956 г., режиссер Г. И. Утцерат. Карл-Маркс-штадт-1956-1957 гг., режиссер Криста Розенталь, художники И. Тумаркин из "Берлинского ансамбля" и Петер Фриде.
      За последние годы в ГДР пьеса ставилась неоднократно. Приведем данные за несколько последних лет: Виттеберг, Шверин, Лейпциг (1958), Гера, Дрезден, Цвиккау (1959), Берлин (1960).
      Несколько иностранных постановок: коллектив падуанского университета под руководством проф. Эрика Бентли; в Париже в "Театр Бабилон" - июль 1954 г.; в Варшаве "Театру Каммеральни" - 1956 г. и др.
      Е. Эткинд