– Корица…
– Что? – не понял он.
– От тебя пахнет корицей. – Агата судорожно втянула воздух. Жар его тела проникал сквозь одежду, прикасаясь, словно язычок пламени, к груди и животу. – Почему?
– Почему от меня пахнет корицей?
Агата кивнула. Странно, что она никак не могла отдышаться: наверное, слишком энергично двигалась в танце.
– Это коричные леденцы: кусочки жженого сахара для кондитеров. Мне они нравятся.
– Ах да, конечно. Коричные леденцы. – Она вдруг вскинула ресницы. – Послушайте, вы великолепно говорите!
Саймон тут же одернул себя. Проклятие, он допустил промах.
Решительно поставив Агату на ноги, он отошел от нее.
– Так и должно быть, ведь у меня такой хороший учитель.
– Благодарю вас, мистер Рейн. – Агата приложила к щекам ладони. – И так чем мы занимались? Ах да, вальс. – Она жестом указала на музыкальную шкатулку. – Будьте любезны, включите музыку, мистер Рейн.
Они вернулись к вальсу. Теперь Саймон двигался напряженно, изо всех сил стараясь не видеть, как потемнели ее глаза и ярче вспыхнули щеки.
Агата все еще тяжело дышала, и он ощущал ее дыхание на своей шее – теплое, влажное и душистое, как ее кожа. Не раздумывая, он притянул ее к себе, желая еще раз почувствовать, как полная грудь прижимается к его груди.
– Мистер Рейн, мы должны держаться друг от друга на определенном расстоянии, как будто между нами находится еще один человек.
Его словно окатили холодной водой. Что ж, такова реальность. Между ними стоял не только человек, но много всего: тайны, ложь, Джеймс…
Саймон отстранился.
– Все, на сегодня хватит, – капризно заявил он.
– Никто и не требует, чтобы вы научились всему сразу. – Агата явно не собиралась упорствовать. – У нас впереди еще целых четыре дня.
– Ну вот и хорошо. А пока я пойду прогуляться, глотнуть свежего воздуха. – Он торопливо проскользнул мимо нее к двери.
– Мистер Эпплкуист…
– Рейн, – бесцеремонно поправил ее Саймон. – Моя фамилия Рейн.
– Я знаю это, мистер… – Агата раздраженно тряхнула головой, – но не могу сразу называть вас так. Я должна обращаться к вам непринужденно, иначе у нас ничего не получится.
– Если вы моя жена, то называйте меня «Саймон», а еще лучше – «Саймон, дорогой». – Он улыбнулся.
– «Мортимер, Дорогой», хотели вы сказать…
– Как бы не так, черт побери! Что за имя вы выкопали? Мортимер – это парень, у которого разбитые очки и вечно сопливый нос. Могли бы выбрать какое-нибудь достойное имя, вроде…
Агата приподняла бровь:
– Вроде «Саймон»?
– Во всяком случае, это гораздо лучше, чем «Мортимер».
– Мне нетрудно называть вас «мистер Эпплкуист». Многие женщины именно так обращаются к своим мужьям…
– Откуда вам это известно – вы ведь никогда не были замужем, не так ли?
– Следите, пожалуйста, за произношением, мистер… – Агата закусила губу. – Мое семейное положение не имеет значения. К тому же если бы я захотела, то… Ладно, я буду звать вас «Морти», а вы зовите меня «Агата». Ну как, годится?
– Ладно, пусть будет «Морти», – проворчал он. Что, интересно, она имела в виду, говоря, что если бы захотела, то… Она содержанка, любовница: ни один респектабельный мужчина не сделает ее хозяйкой дома.
Но ведь он-то не респектабельный мужчина, не так ли? И все же вполне возможно, что она вовлечена в какую-то весьма подозрительную историю, и он находится здесь, чтобы ликвидировать утечку информации, а не для того, чтобы спасти ее, вытащив из уютного гнезда порока.
Нет, ему точно нужен глоток свежего воздуха.
Мысленно выругавшись из-за того, что пришлось позволить Пирсону надеть на себя плащ, Саймон схватил шляпу и перчатки и выскочил на улицу, громко хлопнув дверью.
Глава 5
Продолжительная пешая прогулка через весь Мейфэр отлично способствовала прочищению мозгов, однако Саймон еще долго продолжал думать о хорошенькой соучастнице преступления и задержался лишь у входа в клуб. Следует ли ему входить в парадную дверь в качестве Мортимера?
Мортимер, разумеется, был бы вполне на своем месте в респектабельном клубе для джентльменов. Впрочем, респектабельном ли? За фасадом в готическом стиле размещался некий клуб, о существовании которого жены и матери предпочитали не знать: это было место, где мятущиеся души пили, играли в азартные игры, сами себя убеждая в том, что приобщаются к жизни лондонских улиц.
Конечно, истинный коринфянин не стал бы терять здесь времени, предпочтя настоящий бордель, но там он никогда не нашел бы превосходной кухни и тонких вин, которыми славилось это заведение. Саймон особенно гордился выбором сигар, хотя сам курил их довольно редко.
В сущности, это вполне безобидное место подходило Мортимеру – позеру, который наслаждался бы некоторой безнравственностью. «Клуба лжецов».
Приняв решение, Саймон надвинул на лоб цилиндр и пересек булыжную мостовую с высокомерным видом джентльмена, оказавшегося в этом сравнительно бедном районе исключительно ради собственного удовольствия.
Швейцар одарил его скучающим взглядом.
– Это частный клуб, сэр; я не могу впустить вас без поручителя.
Саймон одним пальцем чуть сдвинул со лба цилиндр, чтобы показать лицо.
– Открывай дверь, Стаббс, или я урежу тебе заработную плату.
Швейцар вытаращил глаза.
– Слушаюсь, мистер Рейн! Но… Вы в таком наряде, сэр!
Саймон усмехнулся:
– Все в порядке, Стаббс; в своем обычном виде я все равно никогда не пользуюсь парадной дверью.
– Да, сэр! Я хотел сказать, нет, сэр! – Стаббс бросился открывать дверь.
– Надеюсь, Джекем здесь?
– Да, сэр, он в своем офисе.
Кивнув, Саймон прошел в клуб, с облегчением оставив позади чересчур любезного швейцара.
Еще большее облегчение он почувствовал, попав в пропитанную табачным дымом атмосферу клуба. Зеленые стены, обшитые панелями темного дерева, придавали помещению суровую простоту. В этом строгом мире не было места цветочным запахам, чайным церемониям и раздражающим придиркам.
Когда Саймон вошел в офис, расположенный позади бильярдной, Джекем сидел за огромным письменным столом, и, судя по взлохмаченным рыжеватым волосам, которые он то и дело взъерошивал пальцами, это продолжалось уже давно.
– Наши доходы увеличились бы вдвое, если бы у нас здесь были шлюхи, – проворчал Джекем, отрываясь от гроссбухов. – Где, черт возьми, тебя носило?
Снисходительно улыбнувшись, Саймон уселся на протертую до дыр софу, которую Джекем от скупости никак не соглашался заменить. Впрочем, после нескольких дней заучивания вежливых фраз отсутствие какого-либо лоска у хозяина кабинета действовало освежающе.
– Ты знаешь наши правила: ни опиума, ни проституток. Если мы останемся чистыми, то останемся в бизнесе.
– В проститутках нет ничего противозаконного: они субсидируются лондонскими леди, которым желательно удалить мужей из своих постелей.
– Друг мой, мы уже не раз обсуждали эту тему. Если джентльмены заскучают, можно иногда устраивать шоу, но абсолютно никаких проституток!
Джеком что-то невнятно буркнул, но, увидев сердитый взгляд Саймона, тут же изобразил полное равнодушие.
– Ладно, говори, почему ты так долго не показывался здесь и бросил меня одного руководить этим заведением? Как тебе известно, не я его владелец, а ты.
– Дела, дружище, дела.
– Я так и понял, – проворчал Джекем. – Скажи, не связано ли это с работой, которую кое-кто провернул в районе Мейфэра две ночи тому назад, а?
Саймон уклончиво пожал плечами, и черные глаза Джекема заблестели.
– Тонкая работа, достойная самого Волшебника. – Он подмигнул. – Я даже вспомнил о днях юности, проведенных на крышах. Говорят, там взяли кучу бриллиантов. Вам ничего не известно об этой работе, мистер Рейн?
– Джекем, ты же знаешь, я никогда не болтаю о своих делах. – Саймон подумал, что надо будет в этом квартале добавить к доле Джекема несколько бриллиантов, просто для того, чтобы подыграть ему.
– Знаю, но все равно скучаю по тем дням. – Джекем вздохнул, и Саймон понял, что его друг вспоминает рискованные похождения на крышах Лондона, когда он, еще будучи подручным, мог облегчить сейфы даже самых надежно охраняемых заведений. Что ж, карьера вора высокой квалификации – не шутка, хотя увлекательная, захватывающая жизнь обязательно плохо заканчивалась; иногда она кончалась тюрьмой или виселицей.
Для Джекема она закончилась тогда, когда он случайно оступился на скользком карнизе и упал на булыжную мостовую с высоты четырех этажей. В свои тридцать он сразу стал стариком, которого мучили нескончаемые боли в переломанных костях.
Саймон никогда не забывал это. Возможно, он повторил бы судьбу Джекема, если бы не старый мастер шпионажа, или Старик, который взял его с улицы и стряхнул с него сажу; чтобы обучить разведывательной работе.
В конце концов, работа трубочиста была в чем-то сходна с практической подготовкой воров: здесь тоже приходилось взбираться вверх и работать в темноте. Многие молодые трубочисты, когда объем их тел перерастал диаметр труб, пытались переквалифицироваться и стать ворами.
Саймон не стал вором, хотя понимал, почему Джекем так думает. В конце концов, что еще можно предположить, если один одетый в черное человек в маске сталкивается с другим при попытке вскрыть сейф какого-нибудь богача среди ночи?
В ту ночь Джекем щедро предложил поделить с ним содержимое, признавшись, что его самого интересуют только драгоценности. Саймон забрал лежавшие в сейфе официальные документы, но взять деньги решился не сразу. В конце концов он все же согласился пополнить финансы «Клуба лжецов», не слишком щедро пополняемые правительством.
В ту ночь и зародилось партнерство. Саймон выбирал дом, добывал путем подкупа или обмана схему его внутреннего расположения, а Джекем придумывал способ полуночного проникновения и взлома сейфа.
В итоге «Клуб лжецов» процветал, а Джекем быстро сколотил себе состояние, которое так же быстро промотал. Когда с ним произошло несчастье, Саймон только что принял дела от своего предшественника, Старика, а потому сказал Джекему, что он тоже уходит от дел и что ему нужен управляющий для клуба, который он «покупает».
Было нелегко все эти годы хранить в секрете от Джекема истинное назначение «Клуба лжецов», но Саймон, несмотря на все свое доброе отношение к приятелю, не строил иллюзий относительно абсолютной неспособности Джекема отказаться от денег, даже если эти деньги будут предложены в качестве подкупа за предательство своего дражайшего друга.
Джекем до сих пор верил, что парни в задних комнатах клуба составляют часть воровской сети Саймона, и не раз с удовольствием помогал им планировать взломы, обслуживая их выпивкой или занимаясь бухгалтерией.
Таким образом, клуб восстановил его утраченный интерес к жизни и позволил ему ощутить себя частью того мира, который он потерял:
Заметив, что воспоминания испортили Джекему настроение, Саймон как бы невзначай произнес:
– Знаешь, Джекем, а ведь женщина, танцующая с гигантской змеей, – совсем неплохой номер. Почему бы тебе не пригласить ее поразвлечь посетителей? Для начала она могла бы показать свое шоу в передних комнатах, а потом повторить его для наших мальчиков.
При мысли о возможных доходах у Джекема загорелись глаза.
– Номер у нее действительно элегантный, правда? Она всех нас тогда расшевелила. Те, кто уже видел ее, захотят привести своих приятелей, и тогда… – Джекем прищурился. – Послушай, если хотя бы половина из них приведет с собой кого-то новенького…
Саймон усмехнулся и оставил Джекема заниматься подсчетами, по дороге раздумывая над тем, что не стоит оглядываться назад, особенно если впереди еще предстоит длинная дорога.
Настал вечер, а мистер Рейн все еще не вернулся с прогулки.
Некоторое время Агата бесцельно слонялась по дому на Кэрридж-сквер, а затем отправилась на кухню.
Кухарка Сара, единовластная владычица этой небольшой территории, угостив хозяйку сдобной булочкой, снова послала ее заниматься своими делами, но дел не было. У Пирсона тоже все было в полном порядке, так что Агата и там оказалась лишней.
Она могла бы написать письмо экономке, оставшейся в Эпплби, и сделать какие-нибудь хозяйственные распоряжения, но, откровенно говоря, ей было не о чем писать. Поздняя весна – самое легкое время года в Ланкашире: яблоки еще как твердые зеленые шарики, овцы окотились в начале веемы, а стрижку закончили месяц назад.
Нельзя сказать, что Агата горела желанием направить свои мысли на повседневные проблемы, с которыми ей приходилось иметь дело в течение нескольких лет. Она успеет это сделать, когда придет время вновь взяться за управление Эпплби, и чем дольше она сможет обойтись без подсчета ягнят или бочек сидра, тем лучше.
Усилием воли Агата заставила себя вернуться к действительности. Она слишком долго боялась Реджи, уверенная, что он только и ждет еще одного шанса подчинить ее своей власти. Хватит! Ей нужно обучать трубочиста, тем более что она все больше замечала у себя педагогические способности. Может быть, в этом ее предназначение?
К тому же исходный материал, который приходилось обрабатывать, оказался весьма незаурядным. Чего стоили одни эти синие глаза… А нога…
– Боже милосердный, как здесь жарко! – Агата принялась энергично обмахивать лицо, а потом поскорее отправилась к Баттону, чтобы обсудить с ним новый гардероб Саймона.
Глава 6
Наконец настал вечер ужина с танцами, а Агата все никак не могла успокоиться. Она ходила из угла в угол и даже не пыталась сосчитать, сколько миль проделала таким образом с тех пор, как все это началось.
Ее вечернее платье было разложено на кровати, но, по правде говоря, ей не хотелось его надевать.
Если она оденется, ей придется выйти из дома и отправиться к Уинчеллам, где ее публично уличат во лжи.
И дело вовсе не в том, что пострадает ее гордость, а в том, что потом ей придется вернуться домой и вернуться с позором. Что может быть хуже?
Агата искоса взглянула на атлас глубокого зеленого цвета, мысленно представив себя рядом с элегантной леди Уинчелл. Что ж, придется обойтись тем, что есть. К сожалению, уезжая из Эпплби, она не подумала о том, что ей может потребоваться приличная одежда.
Остаток дня Агата провела, переделывая платье в соответствии с последней модой, пока наконец не пробили фарфоровые часы, стоявшие на каминной полке, напоминая, что пора привести себя в порядок перед предстоящим вечером.
Саймон решительно приказал своим кулакам разжаться: ведь Баттон всего-навсего делал свою работу. Он, конечно, мог бы сбросить с себя маскарадный костюм, поскольку его все равно никто не узнает. А если бы и узнал, то ради собственной безопасности не признался бы в этом.
Куда больше его беспокоило то, что он окажется у всех на виду. После того как в течение многих лет Саймон старался не привлекать к себе внимания, странно было лезть всем на глаза. С тем же успехом можно было бы покраситься в рыжий цвет и, словно лиса, помчаться впереди своры гончих.
Откровенно говоря, Саймон и сам не знал, почему все это делает. Конечно, приглашение в дом Уинчеллов пришлось весьма кстати, но он и сам без труда мог бы его получить.
Что касается дома, в котором жила Агата, он был именно таким, каким казался снаружи, чего нельзя было сказать про его хозяйку. Она что-то от него скрывала. Слишком дружелюбна и слишком доверчива. После урока вальса Саймон не позволял себе утрачивать бдительность, как бы ни искушала его ее прелесть.
И все же он должен был признать, что она настоящая профессионалка. Хотелось бы только знать, в какой именно области.
Баттон в последний раз потянул кончик галстука.
– Наверное, придется этим ограничиться, сэр.
– Вот как?
Саймон внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале, однако никаких дефектов не заметил. Пытаясь скрыть раздражение, которое вызывало стремление слуги все доводить до совершенства, он хлопнул Баттона по плечу.
– Великолепная работа, дружище, просто великолепная!
Одернув жилет и бросив на отражение в зеркале самодовольный взгляд Мортимер-Саймон вышел из комнаты и отправился искать Агату.
С проклятым платьем что-то было не так, и Агата приподнялась на цыпочки, чтобы разглядеть декольте в зеркале, висевшем над маленьким столиком в холле. Ах, ну почему она не заказала новый гардероб для себя, когда заказывала одежду для Саймона?
Отражающееся в зеркале декольте слишком щедро открывало грудь; придется, наверное, прикрыть его кружевом. Это, конечно, немодно, но необходимо.
В любом случае теперь ее внешность не играет большой роли. Она должна помнить, что находится здесь для того, чтобы разыскать Джейми, а не себя показать.
– Вы в своем уме?
Вздрогнув, Агата повернулась и увидела Саймона, который сердито уставился на нее, спускаясь с лестницы. Ну если не на нее, то на определенную часть ее тела.
– Не понимаю, что вы имеете в виду, – сказала она, хотя отлично знала, о чем идет речь.
– Разумеется, понимаете. В таком виде вы никуда не пойдете!
Хотя властный тон Саймона разозлил Агату, она почувствовала прилив гордости за его вполне культурную речь. Великолепная работа. Теперь никто не узнает в нем неотесанного трубочиста.
Саймон торопливо сбежал вниз; его сердитый взгляд помрачнел еще больше, когда, остановившись передней, он пристально взглянул на ее декольте.
– Вы выглядите неприлично. Наденьте что-нибудь другое.
– У меня всего одно подходящее для данного случая платье, – невозмутимо заявила Агата, снова поворачиваясь к зеркалу. Она вспомнила, что видела в модных журналах платья и с более глубокими декольте. – Откровенно говоря, декольте не кажется мне излишне смелым. Думаю, лондонские леди только такие глубокие декольте и носят.
Саймон был вынужден признать, что в этом Агата не ошибалась: ее платье не выглядело таким уж дерзким, чего нельзя было сказать о фигуре. Он не мог оторвать взгляд от роскошных белых грудей, которые угрожали перелиться через край выреза ее платья. Впрочем, они не столько угрожали перелиться, сколько искушали его попробовать их на вкус.
Тем не менее, Агате вовсе не обязательно демонстрировать свои прелести каждому мужчине в Лондоне. Это, черт возьми, неприлично.
– Переоденьтесь сию же минуту! – приказал он.
Тут уж Агата рассердилась не на шутку. Если Саймон думает, что такое поведение сойдет ему с рук, то он сильно ошибается. Никто не имеет права указывать, как ей вести себя.
Она, прищурившись, взглянула на него.
– Я пойду в том, в чем сочту нужным, – решительно заявила она и, махнув рукой Пирсону, приказала подавать экипаж.
– В таком случае вам придется обойтись без меня. – Саймон улыбнулся недоброй, улыбкой. – Похоже, у меня начинается головная боль…
Ох, пропади все пропадом! Саймон определенно решил настоять на своем.
Агата язвительно улыбнулась.
– Пирсон, принесите моему бедному мужу порошок от головной боли, – прошипела она, не переставая улыбаться.
Неожиданно Саймон по-дружески положил руку ей на плечо.
– Послушайте, выходить в таком виде действительно неразумно, – спокойно сказал он. – Нельзя ли как-нибудь это прикрыть… ну, хотя бы слегка приподнять линию ворота? Или, может быть, попробовать кружево?
Агата прищурилась. Она только что думала о том же самом, но этот человек сумел каким-то образом заставить ее забыть о своим намерениях.
– Возможно, вы правы. Ладно, ждите здесь; я вернусь через минуту. – Неохотно оторвав от него взгляд, Агата стала подниматься по лестнице.
Уступка с ее стороны стоила того, чтобы увидеть, оглянувшись через плечо, как Саймон без особого энтузиазма принимает из рук Пирсона бумажный пакетик с отвратительно пахнущим порошком от головной боли.
Глава 7
Саймон помог Агате выйти из экипажа перед великолепным домом Уинчеллов, а она, встряхивая юбками, все не переставала поучать его:
– Помните, поклон зависит от ранга дамы. Если вас представляют какой-нибудь миссис, можно ограничиться полупоклоном, но если леди, не помешает поклониться пониже. Даже если вы немного перестараетесь, это может лишь польстить ее самолюбию. И не забудьте добавить одну из фраз, которым я вас научила.
Чувствуя, что его терпение на исходе, Саймон скрипнул зубами. Чтобы добраться сюда по запруженным народом улицам Лондона, им потребовался почти час, и в течение этого времени Агата наставляла его.
– Черт побери, дорогая, жене не следует отчитывать мужа на глазах у всех, – сказал он, многозначительно взглянув в сторону других пар, выходивших из экипажей. – Тебе едва ли захочется прослыть мегерой, не так ли? – Он решительно сунул руку Агаты под свой локоть и повлек ее в очередь, выстроившуюся перед входом в дом.
– Спасибо, что напомнил, дорогой. Конечно же, мне этого не захочется, – сердито глядя на него, признала Агата, – но все равно джентльмены не должны чертыхаться в присутствии леди.
– Еще одно слово – и я окажусь не в присутствии леди, а в присутствии очень хорошенького трупика! – прорычал Саймон.
Ах! Так, значит, Саймон считает ее хорошенькой? При этой мысли Агата чуть не упала на великолепной мраморной лестнице, ведущей к парадному входу. Но тогда зачем же он настоял на том, чтобы она спрятала грудь под кружевом?
Передав верхнюю одежду слугам, они вошли в холл, а потом вместе с потоком гостей проследовали в огромный бальный зал, где было не так многолюдно, как обычно на большом балу, и гости, казалось, наслаждались этим простором. Столь дорогостоящей элегантности Агата, кажется, еще никогда не видела. Помещения, в которых происходили ассамблеи в Ланкашире, не шли ни в какое сравнение с роскошью золотистого с розовым зала.
Агата повернулась к Саймону.
– Какая красота! – невольно воскликнула она.
– Если хотите знать, то, на мой взгляд, это всего лишь чертов выпендреж, – отозвался он на чистейшем кокни.
– Саймон! Ты обещал! – Агата в ужасе всплеснула руками, но тут же поняла, что он ее разыгрывает. Увидев, что его плохое настроение улетучилось, она радостно улыбнулась и с той же улыбкой поздоровалась с леди Уинчелл.
Лавиния приподняла изящную бровь, и губы ее тронула к ледяная улыбка.
– Рада видеть вас, миссис Эпплкуист. Вы выглядите просто великолепно! А я-то беспокоилась, что после столь продолжительного пребывания в деревне вы не найдете в своем гардеробе ничего подходящего, чтобы надеть на ужин с танцами…
Однако Агата не собиралась позволить хозяйке дома испортить ей хорошее настроение.
– Леди Уинчелл, мое платье не идет ни в какое сравнение с элегантностью вашего наряда. Где вам удается находить столь модные вещи? Большинство моих знакомых дам с грустью вспоминают о довоенной французской модной одежде, тогда как вы умудряетесь выглядеть так, словно никакой войны вовсе нет.
Саймон остолбенел. Понимает ли Агата, что делает? Она только что обвинила одну из влиятельных представительниц высшего общества в сотрудничестве с французами!
По выражению лица леди Уинчелл он сразу угадал, что не он один истолковал комплимент как колкость.
Прищурив глаза и скривив губы так, что это едва ли можно было бы назвать улыбкой, леди Уинчелл торопливо отпустила руку Агаты и повернулась к Саймону; при этом в ее лице промелькнуло что-то хищное.
Саймон насторожился. Взяв протянутую руку, он произнес одну из заготовленных Агатой фраз и низко поклонился; при этом средний палец леди Уинчелл многообещающе скользнул по ладони.
Весьма любопытный поворот сюжета… Взглянув на Агату, Саймон заметил, что она не спускает глаз с их рук.
– Не смеем задерживать вас, миледи, – сказала она, тогда как леди Уинчелл все не выпускала руку Саймона, – а то другие ваши гости потеряют терпение. – Схватив Саймона за рукав, Агата чуть не вывихнула ему плечо, с силой увлекая его в толпу гостей.
– Да что с тобой такое? – Саймон сердито высвободился. – Я всего лишь следовал твоей инструкции.
– Будь с этой змеей поосторожнее, дорогой: она что-то знает, я это чувствую. Леди Уинчелл всегда с подозрением относилась ко мне.
– Не потому ли, что ты живешь во лжи с тех пор, как приехала в Лондон? – Саймон поправил манжеты фрака.
– Я… Ко… А ты откуда об этом знаешь? – прошептала Агата.
Черт! Саймон не сразу вспомнил, что именно он знает.
– Ну… не ты ли сказала всем, что замужем, а сама не замужем. К тому же ты хочешь сохранить в тайне, кто я такой на самом деле…
Агата с облегчением вздохнула:
– А-а, так ты имеешь в виду эту ложь?
Значит, есть еще и другая ложь? Саймон усмехнулся про себя. Интересно бы узнать, какую сеть обмана она сплела вокруг него!
Танец закончился, и Саймон вежливо возвратил миссис Трапп ее супругу, затем, делая вид, что не понял их завуалированных намеков, торопливо поклонился дочерям Траппов.
Через плечо мистера Траппа он видел, как Агата вальсирует в объятиях престарелого типа в военной форме. Казалось, она готова была часами танцевать исключительно с военными. Саймон был уверен, что сплетники уже болтали о том, что миссис Эпплкуист отдает предпочтение красным мундирам.
Отклонив предложение мистера Траппа сыграть в карты, Саймон спрятался за мраморной колонной и стал наблюдать за собравшимися. К этому времени гости несколько утомились, тогда как до ужина оставалось еще добрых полчаса. Самое подходящее время поискать то, за чем он пришел в этот дом.
– Мистер Эпплкуист! Какое счастье, что я застала вас в одиночестве! – промурлыкал женский голосок, что не было для него неожиданностью. Зато неожиданностью стала изящная ручка, схватившая его за ягодицу. Проклятие! Ну и бесстыжая эта леди Уинчелл!
Быстро повернувшись, Саймон поймал шаловливую ручку и поднес ее к губам, чтобы отвесить официальный поклон.
– Вы затмеваете звезды, миледи, и они плачут от зависти, видя вашу красоту. – Он поморщился, произнося эту дурацкую фразу, которую Агата заставила его заучить. Однако леди Уинчелл, судя по всему, осталась довольна.
– Можете звать меня Лавинией… когда мы одни. Вы так хорошо говорите: признаться, я удивлена. Когда мы встретились впервые, вы казались таким молчаливым…
– В тот день, миледи, меня лишил голоса легкий приступ тропической лихорадки. Уверяю вас, я страдал от своего бестактного поведения, однако моя дорогая супруга умоляла меня не разговаривать, чтобы скорее вылечиться.
– Ах да, ваша маленькая женушка. Скажите откровенно, Мортимер… Но могу ли я называть вас Мортимером?
– Ну конечно, миледи, вы окажете мне честь. – Саймон чувствовал себя словно мышь, которую змея удостоила своим вниманием…
– Скажите, Мортимер, как может такой… повидавший мир человек, каким являетесь вы, находить удовлетворение в браке с такой, извините меня, пышнотелой дояркой?
Ресницы леди трепетали, но Саймон заметил, что она настороженно ожидает его реакции на явно оскорбительные слова.
Может быть, это проверка? Он подавил раздражение и улыбнулся. Леди определенно куда-то шла, и он не возражал против того, чтобы узнать, куда именно она направлялась.
– Агги меня вполне устраивает. Она, возможно, и не семи пядей во лбу, но покладиста и ей легко угодить. Мужчины не любят, когда в семейной жизни возникают осложнения, ведь так?
– Нуда, чтобы иметь возможность проводить время в совсем другой компании… Гениально. Уверена, моему мужу хотелось бы иметь нечто подобное.
– Ему это ни к чему, миледи. Не родился еще такой мужчина, который смог бы устоять перед вашими чарами.
Кокетливо взглянув на него, леди Уинчелл придвинулась ближе, прикоснувшись грудью к его предплечью.
– Признаюсь, он не уделяет мне достаточного внимания. Все теряет смысл, если женщина не может чувствовать себя… женщиной. – Ее обиженная гримаска казалась смешной на лице, призванном являть миру женское превосходство.
Внезапно леди Уинчелл чуть покачнулась, и Саймон заметил, как напрягся сосок, прижатый к его руке.
– Трудно представить себе более женственное существо, чем вы, миледи.
Произнося эти слова, Саймон лихорадочно обдумывал ситуацию. Как заставить леди Уинчелл отвести его в кабинет мужа и тем сэкономить время? Пока Агата деловито прочесывала толпу в надежде услышать что-нибудь о Грифоне, а лорд Уинчелл со своими единомышленниками находился в курительной комнате, ему следовало поскорее перейти к делу.
Одарив леди Уинчелл томным взглядом из-под полуопущенных ресниц, Саймон медленно провел предплечьем по ее груди.
– Признайтесь, миледи, вам иногда приходило в голову взять у вашего муженька небольшой реванш за невнимание?
– Кажется, такая мысль разок-другой действительно приходила мне на ум, – еле слышно призналась Лавиния.
– И ведь он частенько отсутствует, играя в карты, а? – Саймон знал, что Уинчелл был увлеченным коллекционером произведений искусства, но Мортимер мог об этом и не знать.
– Ах, во всем виноваты его коллекции. Унизительно быть замужем за человеком, который предпочитает проводить время с какой-нибудь картиной или статуей, вместо того чтобы услаждать жену.
– Какой стыд! – Саймон сунул два пальца за край ее декольте и чуть оттянул ткань. – Рискованная мода. Интересно, смог бы я чуть-чуть поиграть с ними?
Услышав эти слова, Лавиния вздрогнула и закрыла глаза.
– Ах, прошу, сделайте это! Прямо здесь, сию же минуту! Поиграйте со мной!
– Для такого человека, как я, этого мало. Так можно лишь раздразнить аппетит, но стоит ли ограничиваться этим, если я мог бы научить вас множеству интересных игр, о которых узнал во время своих путешествий?
Лавиния встрепенулась и открыла глаза, затуманившиеся от похоти.
– Экзотические игры?