Еще до рассвета пошел дождь, непрерывная, постоянная морось, которая могла продлиться не один час. Рана Форса затянулась, и он постарался переползти в угол хижины, где проломленная крыша все еще давала некоторую защиту. Люра прижалась к нему, и тепло ее мохнатого тела было единственным удобством. Но Форс не мог больше провалиться в тот беспокойный, с обрывочными сновидениями сон, в котором он находился большую часть ночи.
      Покой ему отравляла мысль о предстоящем дневном путешествии. Долгая ходьба вновь открыла бы его рану, и он думал, что у него было несколько приступов лихорадки. И все же он должен был найти пищу и лучшее убежище. И тот барабанный бой... Он не был в состоянии драться, и поэтому хотел убраться отсюда – и побыстрее.
      Как только рассвело настолько, чтобы различить черную линию на белой бумаге, он достал обрывок карты, пытаясь определить свое теперешнее положение, – если это место вообще было обозначено на этом клочке. Там были нанесены крошечные красные цифры – расстояния в милях Древних, если придерживаться дорог. По его подсчетам, он был еще в трех днях пути от города – если, конечно, он находился именно там, где предполагал. Три дня пути для сильного и не знающего усталости путешественника, а не для хромого калеки. Была бы у него сейчас лошадь...
      Но он вспомнил о Ярле и о табунщиках и выбросил это из головы. Если он отправится в лагерь степняков и попытается сторговаться, то Звездный Капитан прослышит об этом. А новичку украсть коня из хорошо охраняемых табунов, даже если бы он и владел всеми своими конечностями, было почти невозможно. Но он не мог избавиться от своего желания, даже повторяя этот аргумент, полный здравого смысла.
      Люра отправилась поохотиться. Она принесет добычу. Форс подтянулся, поднимаясь на ноги, и стиснул зубы от боли в левой половине тела, вызванной этим движением. Ему понадобится какой-нибудь костыль или трость, если он хочет идти дальше. В пределах его досягаемости, среди дров, была часть ствола молодого деревца. На вид она была почти прямой и он отсек ветви и обтесал ее ножом. С помощью этого импровизированного костыля он смог передвигаться, и чем больше он двигался, тем больше пропадала его одеревенелость. Когда вернулась Люра, волоча в зубах жирного индюка с розовыми перьями, он был в приподнятом настроении и был готов позавтракать.
      Но они передвигались совсем не быстро. Форс шипел сквозь стиснутые зубы, когда его вес время от времени слишком сильно перемещался на левую ногу. Он инстинктивно свернул на то, что раньше было подъездной дорогой, связывавшей ферму с автострадой, и теперь протискивался между выросших на ней кустов, тяжело опираясь на палку.
      Дождь превратил каждый открытый клочок земли в мягкую грязь, и Форс боялся поскользнуться и упасть. Люра продолжала постоянно выть, жалуясь на погоду и на их медлительность. Но она не убежала вперед одна, как она могла бы сделать, и Форс все время разговаривал с ней.
      Подъездная дорога вывела их к автостраде. Он свернул на нее, поскольку она шла в нужном ему направлении. На бетон нанесло землю, образовавшую слой почвы, в него пустили корни колючие растения, но даже несмотря на это старая дорога была лучше для передвижения хромого, чем раскисшая земля. Люра бежала впереди, разведывая дорогу, шныряла в кустах и в высокой траве вдоль обочины древней автострады, нюхала ветер в поисках чужих запахов, то и дело энергично мотая головой и лапами, чтобы стряхнуть с них осевшие капли воды.
      Она вдруг неожиданно выскочила из кустов к Форсу и толкнула его всем своим телом, мягко вынуждая отступить к тянувшемуся неподалеку кювету. Он уловил ее настоятельное предупреждение и пополз в укрытие со всей возможной в его состоянии скоростью. Когда он привалился к липкой красной стенке глинистого обрывчика, упершись в дно руками, то почувствовал содрогание земли задолго до того, как услышал стук копыт. Затем в поле его зрения появился бежавший легкой рысью по старой дороге табун лошадей.
      Мгновение-другое Форс искал взглядом табунщиков, а затем понял, что ни на одной из лошадей не было пятен яркой краски, которой степняки отмечали свою собственность. Эти лошади, должно быть, были дикие. Там было несколько кобыл с жеребятами, храпящий жеребец со следами боевых шрамов на плечах, и несколько свободно бегающих молодых лошадок.
      В табуне была одна гнедая кобыла без жеребенка с грубой неухоженной шкурой и усаженными репейником хвостом и гривой. Она то и дело останавливалась, чтобы набрать полный рот травы, за что, наконец, заработала от жеребца болезненный укус. Она взвизгнула, проворно лягнула копытами, и быстро поскакала, вырываясь перед остальным табуном. Форс с сожалением смотрел, как она убегала. Имей он две здоровые ноги, она, возможно, стала бы его пленницей. Но сейчас об этом было бесполезно и думать.
      Табун свернул за поворот и скрылся из виду. Форс передохнул и вылез обратно на дорогу. Люра бежала впереди, вытирая передние лапы о травяной ковер и пристально глядя вслед исчезнувшим лошадям. По ее мнению, не было никакой разницы между одним из этих жеребят и задранным ею теленком. Они оба были мясом и, таким образом, годились в пишу. Она очень хотела пойти по следу такого обилия пищи. Форс не стал с ней спорить. Он все еще думал о кобыле, которая бегала так свободно и повиновалась только своим желаниям.
      Не прошло и часа, как они снова догнали табун. Дорога неожиданно начала спускаться в чашеобразную долину. На дне ее высоко поднималась густая трава. Табун пасся там, а на полпути вверх по склону стоял на страже жеребец.
      Форсу бросился в глаза остов здания, находившийся почти на самом дне долины. Пожар так повредил его внутреннюю часть, что остались только крошащиеся кирпичи наружных стен. Он внимательно изучил это здание, а потом попытался рассмотреть пасшихся за ним лошадей.
      Кобыла паслась в стороне от табуна, неподалеку от здания. У него был шанс – очень маленький шанс.
      Почти все будет зависеть от действий Люры, а она его еще никогда не подводила. Он повернулся к большой кошке и постарался мысленно воспроизвести все, что ей предстояло сделать. Он дважды медленно обдумал каждый пункт, затем Люра пригнулась и исчезла в трава Форс вытер со лба пот и капли дождя и, в свою очередь, начал спускаться вниз, пробираясь через лабиринт куч разбитых кирпичей. Они никогда бы не смогли сделать этого, если бы ветер не дул в нужную им сторону. Но все-таки удача была на их стороне. Он вскарабкался на уступ над самой широкой брешью в каменной стене и смотал с пояса легкую прочную веревку, такую носили все горцы. На ее конце была крепкая петля, которую он держал в руке. Хорошо, дождь не подмочил ее. Теперь.
      Он свистнул чистым призывным свистом одной из полевых птиц Айри. И скорее понял, чем увидел, что Люра заняла позицию и приготовилась выполнять его замысел. Если бы только этот ветер продержался еще немного...
      Вдруг кобыла вскинула голову, захрапела и с подозрением уставилась на кусты. Жеребец сразу же заржал и яростно бросился вперед. Его отделяла от этого места почти вся долина, и он остановился, чтобы отослать остальной свой гарем подальше от опасности, прежде чем броситься на помощь кобыле.
      Кобыла хотела последовать за табуном, но невидимая угроза теперь явно находилась между ней и свободой. Она повернулась на задних ногах и поскакала назад, к развалинам, где ее поджидал Форс. Она дважды пыталась прорваться к своим подругам, но оба раза снова была вынуждена повернуть в прежнем направлении.
      Форс намотал веревку на локоть. Ему оставалось только довериться умению Люры и ждать. Эти секунды показались ему неимоверно долгими.
      Наконец, кобыла, с побелевшими от ужаса глазами, пронеслась сквозь брешь в каменной кладке. Форс заарканил ее и, не теряя времени, намотал веревку вокруг ржавой стальной балки, выступавшей из кирпичной стены. Сердцевина металла была еще достаточно прочна, чтобы выдержать даже бешеные рывки перепуганной лошади. Визг разъяренного жеребца, с грохотом несущегося на выручку, потряс Форса. Он мало знал о лошадях, но понял, что сейчас он в опасности.
      Но жеребец так и не добрался до развалин. Из кустов прямо ему на голову прыгнула Люра и вцепилась острыми когтями. Жеребец заржал, бешено кусаясь и лягаясь. Но Люра была словно молния из светлого меха, скрывающего стальные пружины мускулов, и она никогда не оказывалась там, куда жеребец наносил удар. Еще дважды она попадала в цель своей грозной, с острыми когтями, лапой, прежде чем жеребец сдался и помчался в долину обратно, вслед за табуном. Кобыла жалобно заржала ему вслед. Он было повернул назад, но Люра была тут как тут, и, после ее предупреждающего рычания, жеребец снова поскакал прочь, орошая траву своей кровью.
      Форс от слабости прислонился спиной к куче щебня. Что и говорить, у него была кобыла, с веревкой вокруг шеи, которая держит ее, несмотря на все рывки и брыкание. Но это была не домашняя лошадь, уже объезженная и приспособленная для верховой езды. А как он, с больной ногой, мог покорить обезумевшее от страха животное?
      Он закрепил веревку, уныло глядя на ободранные ладони. Как раз сейчас-то он и не мог приблизиться к ней. Может быть, было бы неплохо дать ей часок-другой привыкнуть к своему плену, попытаться завоевать ее доверие. Но избавится ли она когда-нибудь от своего страха перед Люрой?
      Эту трудность нужно было преодолеть. Он не мог дальше двигаться на одной ноге и, разумеется, не собирался просить приюта в лагере степняков и таким образом попасть в руки Ярла. Он верил, что сам сможет проложить путь в Нижних Землях, и теперь пришло время доказать это.
      Через некоторое время кобыла прекратила свои попытки освободиться и стояла с опущенной головой. По ее покрытым пеной ногам и бокам пробегала нервная дрожь. Форс оставался там, где был, но теперь он начал говорить с ней, используя мурлыкающий тон, которым он подзывал Люру. Затем он решился приблизиться к ней на несколько шагов.
      Кобыла вскинула голову и захрапела, но он продолжал говорить с ней ровным и монотонным голосом. Наконец он подошел достаточно близко, чтобы коснуться ее грубой шкуры, и чуть не подскочил. На ней все еще видны были мазки почти стертой краски! Значит, это была лошадь из прирученных табунов, принадлежавшая какому-то степняку. Форс с трудом сглотнул. Такая удача показалась ему слишком необычной. Теперь он осмелился погладить ее по морде. Она задрожала от его прикосновения, затем издала тонкое, почти вопросительное ржание. Он похлопал лошадь по плечу, и тогда она игриво ткнула его носом. Форс засмеялся и потянул ее за свисавшую между глаз потрепанную челку.
      – Так, значит, ты все вспомнила, старушка? Хорошая девочка!
      Оставалась еще Люра. Как она отнесется к новшеству? Эту проблему необходимо было разрешить как можно скорей. Он отвязал веревку и мягко потянул кобылу. Та достаточно охотно последовала за ним, изысканно скользя среди куч битого кирпича.
      Почему она не учуяла запах кошки от его одежды? Может быть, его смыл дождь? Но когда он вел ее, она совсем не боялась.
      Форс еще раз свистнул по-птичьи, после чего обмотал повод вокруг небольшого дерева. Ответ на его призыв донесся из нижней части долины.
      Люра явно преследовала табун. Поджидая ее, Форс стоял и разговаривал со своей пленницей. Наконец, он рискнул отереть ей бока пучком травы. Вдруг он почувствовал, как лошадь дернулась и задрожала. Он обернулся.
      Люра сидела на открытом месте, аккуратно обмотав хвост вокруг передних лап. Она зевнула, высунув свой острый красный язык, и зажмурила глаза, словно ее очень мало интересовала эта кобыла, с которой ее товарищу по охоте вздумалось так глупо нежничать.
      Кобыла рванулась назад, на всю длину веревки, глаза ее снова побелели. Люра не сочла нужным заметить этот ужас. Она неторопливо поднялась и потянулась, а затем направилась к лошади. Кобыла задрожала и испустила пронзительный визг. Форс попытался заставить Люру отступить. Но большая кошка обошла пленницу кругом, оценивающе оглядывая ее со всех сторон. Кобыла снова опустилась на все четыре ноги и замотала головой, поворачиваясь, чтобы все время следить за кошкой. Казалось, что она была очень озадачена, когда нападение, которого она ожидала, не произошло.
      Может, между животными тогда произошел обмен мыслями. Форс так никогда и не узнал этого. Но когда Люра закончила свой осмотр, она безразлично отвернулась, а кобыла перестала дрожать. Прошло больше часа, прежде чем Форс соорудил из веревок уздечку, а из одеяла – подобие седла.
      Он залез на кирпичи и сумел перебросить свою здоровую ногу через спину кобылы.
      Она была великолепно обучена степняками, которым когда-то принадлежала. Ее шаг был таким ровным, что как ни был Форс неуклюж и неопытен в верховой езде, он смог удержаться в седле. Он направил кобылу на дорогу, которая привела его в долину, и они снова выехали на раскинувшиеся вокруг поля.
      Несмотря на покалывание и зуд в ране, Форса охватило радостное возбуждение. Он обезопасил себя от жителей Айри, ограбив Звездный Дом, он посмел вторгнуться в Нижние Земли, провел одну ночь в центре развалин маленького городка, пересек реку благодаря своему умению, успешно наблюдал за происходящим у лесного озера, встретился лицом к лицу со свирепым кабаном, от которого иногда бежали даже самые лучшие охотники-горцы, а теперь под ним была лошадь, в руках – оружие, а впереди – открытая дорога.
      Он сочтен непригодным для Звезды, отброшен в сторону Советом, да? Его ровные зубы блеснули в усмешке, немного похожей на боевой оскал Люры. Ну, они увидят, увидят, что сын Лэнгдона, Беловолосый Мутант, так же хорош, как и лучшие из них! Он докажет это всему Айри!
      Люра пристроилась позади, и кобыла сделала шаг в сторону, словно она все еще была не слишком довольна тем, что большая кошка подходит к ней так близко. Форс, вырванный из своих грез, обратил внимание на окружающее.
      Среди кустов были разбросаны кучи щебня, скелеты старых зданий.
      Совершенно неожиданно копыта кобылы стали стучать по-другому. Она выбирала себе дорогу по плитам, на которых были установлены длинные прямые линии ржавых рельсов. Форс потянул за узду. Руины впереди становились все плотнее и больше. Городишко, кажется, довольно большой.
      Что-то в этих руинах обеспокоило его. Фермы, заполненные растительностью, не несли на себе отпечатка такой чуждости. Он снова испытал неприятное чувство, поразившее и его тело, и его дух, когда он оказался на дороге, рядом с остатками колонны разбитых машин. Теперь он вытер руки о жесткую гриву кобылы, словно ему хотелось что-то стереть с них. Но он же еще ни к чему здесь не прикасался! Тут были испарения зла, пробивавшиеся, подобно туману, даже сквозь ровный моросящий дождик.
      Туман... Настоящий туман тут тоже был! Он увидел, как спереди наплывали грязно-белые спирали, окутывая перепутанные кучи гниющего дерева, кирпича и камня от обвалившихся стен. Землю накрывал туман, более густой, чем у них в горах, и какой-то пугающий. Его пальцы оставили гриву лошади и погладили больную ногу. Укол боли заставил его вскрикнуть. Этот туман, как он считал, означал конец его сегодняшнему путешествию. Теперь нужно было найти безопасное место, где он мог бы разжечь костер и приготовить еще одну порцию лекарства для раны. Он к тому же хотел укрыться на ночь от дождя.
      Ему не нравились эти руины, но сейчас в них могло находиться то, что ему было необходимо, и было разумнее углубиться туда. Он заставил кобылу двигаться медленным шагом, и правильно сделал, потому что вскоре в мостовой разверзся провал – зияющая черная дыра, обрамленная острыми зубцами сломанного бетона. Они пошли в обход, держась от осыпавшегося края как можно дальше. Форс начал жалеть, что покинул сарай на ферме. Он не мог больше не обращать внимания на боль в ноге. Наверное, было бы лучше отдохнуть там денек. Но если бы он это знал, то не ехал бы сейчас верхом на кобыле. Он тихо свистнул и понаблюдал, как ее уши в ответ встали торчком. Нет, чтобы иметь такую лошадь, стоило даже перетерпеть эту сверлящую боль в ране.
      Еще дважды мостовую пересекли огромные провалы, и последний из них был таким огромным, что был похож на небольшой кратер. Когда Форс медленно объехал его кругом, он пересек полосу глинистой, плотно примятой земли, выброшенной из темного нутра. Она была, похоже, хорошо утоптанной и походила на все время используемую тропу. Люра понюхала ее и зарычала, шерсть у нее на загривке встала дыбом, она фыркнула и громко зашипела. Кто бы ни проложил эту тропу, она считала его врагом.
      Кто бы ни был тот, кому Люра, не побоявшаяся связаться с дикой коровой, стадом бродячих свиней или жеребцом, давала такое определение, Форс не хотел бы встретиться с ним в нынешнем состоянии. Он опустил повод и позволил кобыле идти быстрее.
      Они достигли небольшого холма недалеко от кратера, на котором стояло здание из белого камня. У него все еще была крыша. На склоне холма не было ничего, кроме низких кустов, и из здания, как считал Форс, можно было наблюдать почти за всей прилегающей территорией, самому оставаясь незамеченным. Форс быстро принял решение...
      Он был разочарован, обнаружив, что крыша покрывала только одну часть здания. Центр его был открыт всем стихиям – это был маленький амфитеатр, в котором ряды широких сидений спускались к квадратной платформе.
      Однако по периферии этого амфитеатра имелись небольшие комнаты под крышей, в одной из них он и устроился. Он привязал кобылу к одному из столбов, образовывавших подход к амфитеатру, принес ей травы, нарванной на склоне холма, и, кроме того, угостил ее сушеным зерном из своего запаса, которое ей очень понравилось. Ее можно было стреножить и пустить пастись, но Форс помнил об утоптанной тропинке у кратера и не стал этого делать.
      После дождя в выбоинах мостовой скопилась вода. Люра жадно напилась из одной из этих луж, а кобыла шумно пила из другой. Из нанесенных ветрами веток, застрявших среди колонн, Форс развел костер, устроив его за стеной таким образом, чтобы его нельзя было увидеть снизу. Вода в котелке закипела, и он, мучаясь от боли, начал перевязывать рану на ноге. Бальзам действовал: хотя рубец и был твердый и ноющий, но был чист и без следов нагноения. Края раны уже затягивались, хотя, несомненно, шрам останется у него до конца жизни.
      Люра не сделала ни одного шага, чтобы поохотиться, хотя она должна была уже проголодаться. С того времени, как они обогнули кратер, она держалась к нему поближе и теперь лежала рядом с костром, задумчиво глядя на пламя. Он не заставлял ее идти на охоту. Люра была более приспособлена для дикой жизни, чем любой из людей, и если она решила не охотиться, значит для этого у нее была веская причина. Форс хотел лишь узнать, что она так ненавидела и чего так боялась. Эти ненависть и страх доходили до него, когда они обменивались мыслями, но существо, которое возбудило в ней такие эмоции, оставалось неизвестным.
      Они легли спать голодными, потому что Форс твердо решил использовать оставшееся зерно для того, чтобы еще крепче привязать к себе кобылу. Форс поддерживал небольшой огонь, так как ему не хотелось быть в темноте здесь, где о многом он не имел никакого понятия.
      Некоторое время он прислушивался, чтобы услышать барабанный бой, который слышал прошлой ночью. Он ожидал снова услышать его. Но ночь была тиха. Дождь наконец перестал, и юноша услышал в траве снаружи шорох насекомых. Послышался шелест ветерка в листве деревьев на склоне холма.
      Этот легкий, печальный шелест взволновал Форса. Люра тоже не спала.
      Он почувствовал, что она встревожена, прежде, чем услышал ее поступь и увидел, что она двинулась к двери. Он пополз за ней, стараясь не тревожить больную ногу. Люра остановилась на наружном портике здания и смотрела в черноту руин разрушенного города. Затем он увидел то, что привлекло ее внимание, – крошечную красную точку на севере, предательское мерцание пламени костра.
      Так, значит, здесь были и другие жители. Степняки, как правило, держались подальше от развалин – помня о прежних днях, когда радиация была смертельной. А Чудища – разве они владели тайной огня? Никто не знал, были они глупы или умны, и была ли у них какая-нибудь, хотя бы и извращенная, цивилизация.
      Ему ужасно захотелось привести кобылу, залезть к ней на спину и преодолеть расстояние до костра. Костер и товарищ в этом беспокойном городе мертвецов – как их хотелось сейчас иметь Форсу!
      Но прежде чем он успел наполнить свои легкие воздухом, он услышал это – низкий хор из тявканья, лая, воя, который поднимался все выше и выше, пока не стал звучать безумной злобой. Шерсть на спине Люры под его рукой встала дыбом. Она шипела и рычала, но не трогалась с места. Крики были слышны на некотором отдалении – в направлении огонька. Какой бы зверь ни издавал эти звуки – он привлекал ими других.
      Форс содрогнулся. Он ничем не мог помочь тому, кто развел этот костер. Конец наступит задолго до того, как он доберется туда через руины.
      А теперь... теперь там, внизу, была только чернота! Дружеское красное мерцание огонька исчезло.

      Форс выполз на утреннее солнце. Спал он плохо, но был доволен тем, что рана его затягивалась. После того, как он впервые встал на ноги, ему было уже лучше и он без особых усилий смог вывести кобылу попастись на склоне холма. Люра занялась делом еще до того, как он поднялся, на это указывала тушка жирного индюка. Он сварил ее и съел, понимая, что когда покончит с ней, то должен будет сесть на лошадь и проехать через развалины городка к тому месту, где горел костер, исчезнувший в ночи.
      А ему не хотелось туда ехать. Поэтому он быстро подготовился, поспешно собрав свои пожитки. Люра вернулась и уселась в широком луче света, вылизывая свой мех. Но когда Форс влез на лошадь и двинулся к центру руин, она немедленно оказалась на ногах.
      Под цокот копыт они вошли в выжженный район, где по-прежнему выделялось место, где когда-то бушевал всепожирающий огонь. Там, среди закопченных камней, росли цветы желтые, белые, голубые. А сорняки с рваными красными листьями оккупировали подвалы и старые погреба. Кошка и лошадь медленно пробирались через это запустение, пробуя почву при каждом своем шаге.
      На противоположной стороне выжженного пространства они увидели последствия ночной битвы. Почти из-под их ног вспархивали черные птицы, пировавшие на останках, которые оставили им более могучие хищники. Форс спешился и захромал по примятой траве, нехотя осматривая место, где все происходило.
      На запятнанной кровью земле лежали две хорошо обглоданные кучи костей. Но черепа не принадлежали человеку. Эти длинные узкие головы с ужасными желтыми зубами он никогда раньше не видел. Перед его глазами блеснул металл, и он поднял сломанное копье. Древко его было обломано неподалеку от наконечника. Но это копье он видел раньше! Оно принадлежало тому рыбаку с островка.
      Форс обошел все поле боя. Он еще раз наткнулся на странные скелеты, но, за исключением копья, не нашел никаких других следов охотника. Люра продемонстрировала сильное отвращение к этим костям, словно исходивший от них запах оскорблял ее. Теперь она встала на задние лапы, вопросительно обнюхала верхние кирпичи и камни.
      Так вот, значит, что произошло! Охотник не был захвачен врасплох этим нападением из темноты. У него было время забраться туда, где эти ночные твари не могли атаковать его всеми силами, и он мог отбиваться от них сверху, а убитых и раненых разрывали зубами и когтями их собственные сородичи. А он, должно быть, уцелел, поскольку его костей здесь не было.
      Форс последний раз попинал кирпичи, просто так, для уверенности.
      Из-под носка его ноги выкатилось что-то круглое. Он поднял маленький, хорошо выделанный барабан, сделанный из черного дерева, с натянутой сверху шкурой, отполированной почти до металлического блеска. Сигнальный барабан!
      Форс машинально постучал по его поверхности и его поразил низкий, пульсирующий звук, разнесшийся эхом по руинам городка.
      Когда он поехал дальше, он захватил барабан с собой. Почему он это сделал – он сам не знал, может быть, потому, что был заворожен этим сигнальным устройством, неизвестным его народу.
      Через полчаса руины остались позади. Форс рад был снова выбраться на открытую местность. Все утро лошадь шла ленивым шагом, и Форс высматривал следы, которые мог оставить охотник. Этот человек направлялся на север, Форс был уверен в этом почти с такой же определенностью, как и в том, что не будет больше никаких сигналов, так как барабан был потерян.
      Следующие два дня прошли без особых происшествий. Ничто не указывало на то, что степняки когда-либо забредали на эту территорию, земля изобиловала дичью и была раем для охотника. Форс не стал тратить драгоценных стрел, а предоставил охотиться Люре, которая наслаждалась этими мгновениями. А сам он разнообразил свою диету ягодами и созревшим зерном, росшим на запущенных древних полях.
      Они обошли стороной еще два разрушенных маленьких городка. Сырые, заплесневелые руины мало привлекали их, и Форс несколько раз думал, что могло бы случиться с ним той ночью, если бы странные животные застигли его на открытом месте, слишком покалеченного, чтобы спастись так же, как неизвестный. Теперь его нога болела меньше, и он каждый день некоторое время продвигался пешком, разрабатывая мускулы и укрепляя затянувшийся рубец. Зуд в основном прошел, скоро он будет в состоянии двигаться так же свободно, как и всегда.
      На утро четвертого дня они вышли к пустынным песчаным дюнам и увидели огромное легендарное озеро. Серо-голубым просторам воды не было конца озеро, должно быть, было почти таким же огромным, как и далекое море.
      Вдоль берега лежали высокие кучи побелевшего плавника. Должно быть, недавно здесь бушевала буря, потому что кругом валялись тушки рыб. Форс сморщил нос. Кобыла следовала за ним, глубоко погружаясь в песок. Люра, изучавшая рыб, отстала от них на несколько ярдов.
      Хоть это оказалось правдой, – озеро было. И где-то на его берегу должен был находиться город, который разыскивал его отец. Направо или налево, на восток или на запад, вот в чем был вопрос. Форс укрылся от ветра за дюной, и, присев на корточки, еще раз рассмотрел обрывок карты.
      Когда они обходили последний из маленьких городов, они отклонились на запад – теперь им надо было идти на восток. Они пойдут вдоль берега и увидят...
      Идти по песку было трудно, и через некоторое время Форс сдался и отошел от берега на более твердую почву. Очень скоро он оказался на дороге! И, поскольку дорога шла вдоль берега, он придерживался ее. Вскоре показались привычные груды развалин. Но это были не остатки маленького городка. Даже при своем скромном опыте он понял это. Далеко впереди он увидел освещенные утренним солнцем потрепанные башни, поднимавшиеся в небо. Это был один из городов, великих городов с огромными башнями, упирающимися в небо! И город этот к тому же не был «голубым». Он бы видел ночью на небе признаки заражения.
      Его город – только его! Лэнгдон был прав – это был нетронутый склад, ждущий, чтобы его очистили для выгоды Айри. Форс позволил лошади самой выбирать аллюр, а сам пытался вспомнить правила, которым его обучали.
      Библиотеки, вот что нужно было искать, и магазины, особенно те, в которых имелись склады скобяных изделий или бумаги, или еще чего-нибудь подобного.
      Нельзя было прикасаться к пище – все равно, даже если она находилась в герметичных контейнерах. Попытки такого рода в прошлом слишком часто приводили к смерти от отравления. Лучше всего были запасы в госпиталях, но их должен был отбирать знающий человек. Опасность заключалась и в неизвестных лекарствах.
      Лучше всего ему было бы прихватить только образцы того, что следовало искать, – книги, письменные принадлежности, все, что может послужить доказательством того, что он знает и умеет подбирать вещи. А на лошади он сможет увезти довольно много.
      Здесь тоже были следы пожара. Он ехал через выжженное пространство, и земля под ногами у него была сплошь покрыта черным пеплом. Но башни все так же вздымались в небо и не похоже было, чтобы они были сильно повреждены. Если бы этот город бомбили, устояли бы они вообще? Может быть, это было одно из мест, вымерших от последовавших за военными действиями эпидемий. Может быть, он постепенно опустел от все убывающего количества людей, населявших его, а не от внезапного взрыва бомб.