Когда они устроились в уголке, Бард осторожно протянул руку и чуть коснулся виска девушки:

— Послушай, Карлина, когда мы стояли перед твоим отцом, мне показалось, что ты плакала. Карли, неужели кто-то посмел обидеть тебя?

Девушка покачала головой и ответила:

— Нет.

Однако Бард обладал пусть и маленьким, но чутким лараном и понял, что она говорит неправду. Юноша быстро догадался, в чем дело, — в двенадцать лет Барда, как и всех благородных детей в замке, проверили лерони и нашли, что телепатические способности у племянника короля весьма слабы, но кое-что он все-таки улавливал.

— Тебе совсем не по нраву наша женитьба? — удивленно спросил он и нахмурился.

Девушка тут же вырвала руку, вздохнула, опустила голову, потом подала голос:

— У меня нет никакого желания выходить замуж. А плакала я потому, что никто даже не удосужился спросить меня об этом.

Бард несколько опешил. Он даже засомневался, правильно ли понял ее. Может, что-нибудь недослышал?

— Пусть славится в веках Аварра, но что еще делать женщине, как не идти под венец? Я поверить не могу — ты желаешь до скончания дней оставаться одна? Не хочешь обзавестись домом, создать семью?

— Я хочу иметь право самой сделать выбор. Хочу, если уж на то пошло, сама решать, за кого выйти замуж. Однако дело в том, что я вовсе не желаю этого. Я бы с большей охотой отправилась в Башню, чтобы стать лерони, сохранить девственность и посвятить себя служению богине. Так поступали некоторые девушки из свиты матери… Или стать монахиней, поселиться на святом острове, в келье, обратиться помыслами к великой Аварре. Конечно, тебе это кажется странным…

— Да, — выдохнул Бард. Вид у него был несколько ошеломленный. — Я всегда считал, что каждая женщина мечтает поскорее выйти замуж. И чем раньше, тем лучше.

— Так и есть, — подтвердила Карлина. — Для большинства женщин это самый желанный удел. Но почему женщинам не позволено самим решать, что делать? Вот ты, например, выбрал солдатскую долю, Джереми мечтает стать ларанцу, но ведь ты не будешь утверждать, что мужчины должны податься либо в армию, либо в чародеи. Каждый из вас сам определяет свой путь.

— Ну, с мужчинами совсем другое дело. Женщинам, Карли, никогда этого не понять. Так уж устроено, что ты нуждаешься в домашнем очаге, мечтаешь о детях и думаешь о любимом. — Он поднес тонкие пальчики жены к своим губам.

Карлина почувствовала одновременно и гнев, и жалость. Правда, гнев жег сильнее — она уже было совсем собралась ответить изощренно колко, но Бард смотрел на нее с таким недоумением, с такой нежностью и надеждой, что злые слова растаяли сами собой.

В чем он виноват? Если уж искать виновных, то начать, безусловно, надо с ее отца, который выдумал это обручение. Словно она — награда, которую отличившийся воин получил из рук сюзерена… Разве Бард установил законы, по которым из века в век живет эта страна? Разве Бард виноват в том, что девица из благородного, а тем более королевского, дома не более чем козырь в игре сильных мира сего?

Бард уловил кое-какие ее мысли, вид у него стал совсем расстроенный.

— Ты совсем не хочешь жить со мной, Карли? — спросил он.

— О, Бард, — страстно, с некоторой даже болью вымолвила девушка, — разве дело в тебе! Поверь мне, сводный брат и муж, что на свете нет мужчины, которого бы я хотела видеть рядом со мной. Возможно, придет день — когда я повзрослею, когда мы оба повзрослеем, — и боги наградят нас любовью, мы потянемся друг к другу. Вот тогда моя доля будет мне в охотку. — Она сжала его ручищу. — Поверь, что боги сами выберут момент. Они наградят нас обоих за терпение, за искренность, за умение ждать.

В этот миг кто-то вновь пригласил Карлину на танец, Бард машинально угрюмо глянул на него, однако девушка стиснула его пальцы.

— Бард, я должна. Моя обязанность как невесты танцевать со всеми, кто пожелает ввести меня в круг. Ты же сам прекрасно знаешь. И каждая девушка, которая мечтает в этом году выйти замуж, почтет за великую удачу, если ей удастся станцевать с женихом.

Бард унял вспыхнувшее было в груди раздражение и неохотно подчинился. Что поделаешь — обычай есть обычай, не им он установлен, не ему его нарушать. Он по очереди пригласил на танец трех или четырех фрейлин королевы Ариэль. Это было почетное приглашение — дамы вспыхивали от удовольствия. Как же, сам королевский знаменосец оказал им честь!.. И все равно, даже кружа партнершу, Бард постоянно искал взглядом Карлину, ее голубое платье, темноволосую головку, накидку, усыпанную жемчугом. Он не мог оторвать взгляда от ее темных кос.

Карлина… Сердце таяло… Карлина была его. С некоторой тоской Бард обнаружил, что ненавидит всякого мужчину, который смеет касаться ее. Как они отважились? Где набрались смелости? И она тоже. Как смеет поднимать на них глаза? К тому же разговаривать. Зачем она ведет себя как последняя лагерная шлюха! Зачем поощряет их?! Почему бы ей не быть потише, поскромнее? Можно было бы и отказать очередному кавалеру… Ей следует танцевать только с суженым. Он знал, что подобные упреки просто глупы и бессмысленны, однако сердцу не прикажешь, и каждый раз, когда Карлина улыбалась или отвечала пригласившему ее, Барду казалось, что она сознательно и охотно одаривает его то искрометным взглядом, то движением губ… Он еще кое-как справлялся с кипящей внутри яростью, когда Карлина танцевала с Белтраном или своим отцом, а также когда ей предлагал руку кто-нибудь из дряхлых ветеранов, но всякий раз, когда возле его невесты оказывался молоденький придворный или королевский гвардеец, юноша сжимал кулаки. Бард не мог отделаться от ощущения, что в такие минуты королева Ариэль смотрит на него с видом победителя.

Конечно, успокоившись, размышлял Бард, все, что Карлина говорила насчет своего нежелания выходить замуж, — полная чепуха. Он ни единому ее слову не поверил! И не поверит!.. Без сомнения, она питает к кому-то нежные чувства — к тому, кто по положению недостоин ее. Вот беда так беда, а теперь, после обручения, им уже никогда не быть вместе. Бард презрительно усмехнулся и затем содрогнулся от гнева. Попался бы ему в лапы этот негодяй!.. Голову закружило от обиды, словно он воочию увидел свою жену в объятиях другого мужчины. Уж он бы поступил с ним, как тот заслуживает — оторвал бы ему руки, ноги. И Карлине тоже пришлось бы несладко… Неужели он посмел бы причинить боль? Ни за что! Он сделает так, чтобы ей было совершенно ясно, что ждет того, кто посмеет еще раз прикоснуться к ней. Все эти грызущие душу, смущавшие совесть картины в какое-то мгновение пронеслись перед его взором. Бард стряхнул жуткое наваждение, взял себя в руки и пристально вгляделся в толпу королевских гвардейцев, стражников, армейских офицеров, которые были приглашены на бал. Однако так ничего и не высмотрел — Карлина никого особо не выделяла, была доброжелательна со всеми, никому не отказывала в танце, но дважды с одним и тем же кавалером в круг не выходила.

Однако что это? Она опять танцует с Джереми?.. Более того, они сблизились несколько теснее, чем Карлина позволяла себе с другими кавалерами. Да и смеялась куда звонче. А он? Зачем он так низко склонил голову? Услышать бы, что он там ей нашептывает… Бард досадливо сжал губы. Но еще лучше узнать, что она ему так доверительно рассказывает? Неужели объясняет, что ее против воли выдают за Барда? В конце концов, Джереми был из Хастуров, рода, ведущего происхождение от легендарной Кассильды, дочери Робардина. Их считают потомками богов. По крайней мере, так говорят… Черт бы побрал всех Хастуров! Ди Астуриен — столь же древний и благородный род. Почему же она предпочла Джереми? Гневливая ревность опять всколыхнулась, ударила в голову — юноша не спеша, через весь зал, направился к парочке. Выдержки хватило, чтобы не нарушить приличий — верхом невежества считалось устроить скандал во время танца, однако, когда музыка кончилась и они, посмеиваясь, двинулись к скамьям, он шагнул в их сторону. При этом налетел на какого-то кавалера, ведущего даму. Даже не извинился…

Начал Бард вежливо:

— Леди, пришло время станцевать с вашим мужем, — обратился он к Карлине.

Джереми хихикнул:

— Как ты нетерпелив, Бард. Особенно если задуматься, что вам всю жизнь придется провести вместе. — При этом Хастур по-свойски взял друга под локоть. — Да, Карли, тебе достался необычайно страстный муж.

Бард почувствовал, как злоба ударила в голову.

— К моей жене, да будет тебе известно, — он говорил медленно, веско, чеканя каждое слово, — следует обращаться: леди Карлина, а не Карли!..

Джереми уставился на него — может, Бард шутит?

— Послушай, это же моя сводная сестра. Я называю ее так, как называл всегда, с той самой поры, когда ее волосы еще не были заплетены в косы, — мягко сказал он. — Что случилось с тобой, Бард?

— Теперь, повторяю, она не Карли, а леди Карлина, моя супруга, и будь любезен обращаться к ней как должно, — резко ответил тот. — Веди себя с ней как с замужней женщиной.

Карлина, до того момента так и стоявшая с открытым от изумления ртом, наконец опомнилась и заявила:

— Бард, возможно, когда мы действительно станем мужем и женой, я позволю тебе указывать, как мне вести себя со сводными братьями. А может, и нет… В настоящее время я буду делать то, что хочу. Немедленно извинись перед Джереми, или я не желаю тебя больше видеть. По крайней мере сегодня!

Теперь Барду пришла очередь изумиться. Она желает, чтобы он унизился до того, что должен ползать на коленях перед этим придворным лизоблюдом? Перед этим ларанцу, перед колдуном? Она не прочь оскорбить мужа на глазах гостей? Значит, Карлина действительно неравнодушна к Джереми Хастуру?

Наступила тишина. Джереми все еще не мог прийти в себя, однако заметил, что король Одрин все чаще бросает в их сторону тревожные взгляды. Короля тоже можно было понять — не хватало еще, чтобы в торжественный день разразился скандал! Да еще между сводными братьями!.. Можно понять и Барда. Он как был один, так и остался — даже в такой день никого из родственников поблизости не было. Даже отец не соизволил прибыть на помолвку. И ехать-то всего полдня!.. Ясно, что Бард очень расстроен… Так что действительно ссора сейчас совершенно не к месту.

— Я не настаиваю на том, чтобы Бард извинился, — обратился он к Карлине. — Наоборот, если он считает, что я чем-то обидел его, то со своей стороны прошу прощения. Кстати, меня ждет Джиневра. Бард, друг мой, я бы хотел, чтобы ты первым пожелал нам счастья. Я уже просил ее руки, и она дала согласие… Теперь дело за малым — написать отцу, чтобы он объявил о нашей помолвке. Мой отец будет рад, я уверен. Не знаю, будет ли доволен ее отец. Джиневра обещала все ему рассказать. Одним словом, если все сладится, если старики не будут упрямиться, уже скоро мы объявим о помолвке. Так что если боги будут милостивы к нам, то обручение состоится у меня на родине.

Карлина заботливо коснулась руки Джереми.

— Ты очень скучаешь по дому? — спросила она.

— Не то чтобы очень. — Он пожал плечами. — Меня увезли из Каркосы в таком возрасте, что я еще не успел осознать, что именно там моя родина. Но иногда, особенно при заходе солнца, сердце сжимается от тоски. Я вспоминаю озеро и башни Каркосы. Знаешь, это так красиво — отражения башен в темной глади воды, косые лучи заходящего солнца и, как ни странно — дружный хор лягушек. Они всегда к вечеру бывают особенно голосисты. Их песни служили мне колыбельными.

Карлина задумчиво сказала:

— Я никогда не была так далеко от дома. Должно быть, тоска по родине острее всех других печалей, свойственных человеку. И хотя я женщина, все равно во мне все сильнее зреет уверенность — что бы ни случилось, наступит день, и я тоже покину отчий дом.

— Это еще как сказать, — улыбнулся Джереми, — сейчас, по крайней мере, боги были так добры, что позволили твоему отцу выбрать в мужья человека из родственников. Вряд ли твое пророчество когда-нибудь сбудется.

Девушка улыбнулась и, не замечая Барда, словно его вообще не было рядом, добавила:

— Если что и способно примирить меня с замужеством, так только это.

Эти слова оказались солью, просыпанной на раненую душу Барда. Он едва смог совладать с собой и все равно резко бросил Джереми:

— Ступай к Джинерве! — И крепко взял Карлину под руку. Оттащил в сторону… Затем грубо развернул лицом к себе. — Итак, ты сказала Джереми, что не хочешь выходить за меня замуж? Ты пела эти песни каждому мужчине, с которым танцевала?.. Значит, ты решила посмеяться надо мной?..

— Почему? Вовсе нет! — Удивлению Карлины не было предела. — Зачем? Я говорила с ним… А почему, собственно, я не имею права поговорить со своим сводным братом и побратимом Белтрана? Или я теперь и с Белтраном не должна разговаривать?

— Ты считаешь, что твой разговор с Джереми так уж невинен? Он родом из горной страны, где брату позволено возлежать рядом с сестрой, а он касался тебя!..

— Бард, это даже не смешно, — ответила Карлина. — Даже когда мы будем настоящими мужем и женой, когда будем делить постель, подобная ревность крайне непристойна. Ты что, собираешься бросить вызов любому мужчине, с которым я заговорю? Значит, ты и к Белтрану, и к дому Кормелу меня ревнуешь? Он же ветеран, уже пятьдесят лет на службе. Он еще моего прадедушку помнит.

Под ее ясным испытующим взглядом юноша опустил голову:

— Что я могу поделать, Карлина, меня словно ударило! Я так перепугался, что могу потерять тебя. Со стороны твоего отца слишком жестоко отложить свадьбу на целый год. Я ничего не могу поделать, мне все время кажется, что он ведет, с нами какую-то игру и через некоторое время, еще до того, как мы с тобой разделим постель, он отберет тебя и вручит какому-нибудь другому мужчине. Тому, кто заплатит большой выкуп. Или тому, с кем выгодно породниться. Зачем он только отдал тебя своему племяннику, да еще незаконнорожденному?!

Теперь удивление и гнев, охватившие Карлину, сменились жалостью. Неужели за высокомерием, за вызывающей страх грубостью скрывалась такая незащищенная душа? Она взяла мужа за руку:

— Послушай, Бард, тебе не следует так говорить. Мой отец любит тебя, он отдает тебе предпочтение перед Белтраном — об этом все говорят. Он назначил тебя знаменосцем, хранителем королевского стяга, наградил красным шнурком. Зачем ему играть с тобой в какие-то игры? Однако он бы очень расстроился, если бы ты в такой день затеял ссору с Джереми Хастуром. Пообещай, что больше не будешь таким глупым, таким ревнивым, Бард, или я тоже поссорюсь с тобой.

— Если бы мы уже сегодня разделили постель, — ответил юноша, — у меня бы не было причин для ревности. Тогда ты вся и навсегда была бы моя. Карлина… — Он неожиданно взял обе ее руки и покрыл их поцелуями. — По закону мы считаемся мужем и женой. Закон дозволяет нам вступить в брачные отношения, как только у нас появится желание. Позволь мне… это… сегодня, и тогда я буду точно знать, что ты моя навеки.

Карлина ничего не могла с собой поделать, ее буквально трясло. Вот, оказывается, какова цена его ревности!.. Она знала, что отказ причинит ему боль, однако поступить так, как он требует, было выше ее сил. Девушка опустила голову:

— Нет, Бард. Я еще не готова… Пусть все идет своим чередом… Знаешь, это неприлично предлагать мне такое при обручении.

— Ты же сама сказала, что живешь надеждой полюбить меня когда-нибудь.

— В свое время. Дай срок… — Голос Карлины дрогнул.

— Оно уже пришло. Уже сегодня, и ты знаешь об этом! Но как мне кажется, ты знаешь еще что-то — вероятно, планы твоего отца. Он точно ведет со мной двойную игру и уже давным-давно решил отдать тебя другому. Более подходящему для него…

Карлина теперь действительно уверилась, что Бард искренне так считает, и на этот раз жалость, незамутненная, обильная, затопила ее.

Бард заметил, что жена колеблется, почувствовал ее сострадание и обнял ее, но она вдруг вырвалась, да еще с такой силой, что он невольно отступил.

— Значит, это правда, — горько сказал юноша. — Ты совсем не любишь меня.

— Бард, я уже говорила — дай мне время, обещаю, что, когда наступит срок, я не устрашусь, не стану избегать тебя. И… этого… Но не сейчас, через год, когда я повзрослею…

— Этот год, как я понимаю, тебе нужен, чтобы окончательно уверить себя, что тебя ждет со мной ужасная судьба. Тогда ты точно откажешься разделить со мной ложе.

Он произнес это с заметной горечью, и сердце у Карлины сжалось — лучше бы она не слышала этих слов.

— Послушай, Бард, — дрожащим голоском выговорила она. — Я стану постарше, мне будет легче. Пройдет эта проклятая дрожь. Мама говорит, что я слишком молода для постели. Может, когда мне прибавится годок…

— Все это чепуха! — насмешливо возразил Бард. — Девушки куда моложе тебя выходят замуж. Оглянись вокруг. И в постель ложатся, и ничего с ними скверного не происходит. Это все уловки, чтобы обвести меня вокруг пальца — пусть, мол, племянничек побегает на коротком поводке, а придет срок, тебя тут же отдадут другому. Этому можно помешать только одним способом, моя любимая, и ты знаешь, каким именно. Тогда ни одна живая душа не сможет разлучить нас. Ни твой отец, ни мать… Я даю слово, что ты, Карлина, уже достаточно взрослая девушка. Позволь мне убедить тебя в этом? — Он вновь поцеловал ей руки, потом обнял, привлек к себе, прижал свои губы к ее губам.

Девушка молча отчаянно отбивалась — он был вынужден отпустить ее.

— Значит, если я не хочу, если я не согласна, ты возьмешь меня силой? Как Лизарду?.. Она ведь тоже была слишком юна для этого… Значит, ты и меня готов околдовать, чтобы я ни в чем не могла отказать тебе? Так, что ли?.. Значит, я должна вот так запросто покориться твоей воле? Не важно, хочу я этого или нет?

Бард горько усмехнулся:

— Так вот в чем дело. Вот кто, оказывается, настроил тебя против меня? Эта маленькая сучка?.. Значит, это она наговорила бог знает что?

— Она не лгала, Бард, я смогла прочитать ее мысли.

— Что бы она тебе ни рассказывала, она занималась этим не так уже неохотно.

Карлину от этих слов бросило в ярость.

— Это еще хуже! Ты заставил ее делать то, что она не хотела, да еще внушил при этом, что она сама этого желала.

— Ты могла бы тоже по достоинству оценить это удовольствие. Как и эта дрянная девчонка… — горячо сказал Бард.

Карлина ответила с той же страстью:

— Значит, вот как ты заговорил. Ты, верно, настолько хорошо узнал женщин, что решил — помани их пальчиком, и они сами прибегут. Не сомневаюсь, ты и на меня наложишь чары и я буду вынуждена исполнить твою волю. Ты применишь силу, а я буду радоваться, вопить от восторга. Так, что ли? Как и Лизарда? И так же, как она, буду ненавидеть тебя до скончания своих дней. Запомни это!

— Я так не думаю, — ответил Бард. — Мне кажется, когда ты справишься со своими глупыми страхами, то сама влюбишься в меня. Тогда ты поймешь, что я предлагаю лучший выход для нас обоих.

— Нет, — решительно ответила она и, словно доказывая непреклонность своего выбора, потрясла головой. — Нет, Бард… Я прошу тебя… я понимаю, я твоя жена… — Она на мгновение задумалась. Мысль, которая пришла ей в голову, сначала показалась ей неуместной, в чем-то даже оскорбительной для Барда, но она уже не могла не привести этот аргумент — девушка была слишком напугана. И заявила: — Выходит, ты желаешь показать, что я ничем не лучше, чем одна из моих служанок?

— У меня и в мыслях не было, — с жаром воскликнул юноша, — обидеть тебя! Я вовсе не хотел нанести урон твоей чести!..

— Тогда, — Карлина решила до конца использовать полученное преимущество, — ты должен подождать, пока не пройдет положенный срок. Даю слово, что буду верна тебе. Но пусть все свершится в назначенное время. — Она мягко коснулась его руки и тут же убежала.

Бард молча смотрел ей вслед. Мелькнула мысль, что женщина обвела его вокруг пальца, однако сердце не хотело этому верить. Нет, она права — это дело чести: она, его жена, должна прийти к нему по собственной воле. Без всякого принуждения… И все равно юноша никак не мог успокоиться, сердце громко и часто билось в груди.

Не было еще женщины, которая не получила бы с ним удовольствия. Как же эта чертова маленькая шлюха Лизарда могла пожаловаться? На каком основании? Ишь, какая скромница! Напугалась до полусмерти… Даже не помышляла об этом… Как же, не помышляла!.. Он всего-навсего помог ей осуществить то, о чем она тайно мечтала. Он прекрасно помнил тот случай: да, сначала она действительно очень перепугалась, но прежде, чем все было кончено, она уже сладострастно стонала. Какое имела право Лизарда изменить мнение? Стонала от удовольствия? Так и скажи — стонала, а то побежала к Карлине жаловаться на потерю девственности. Словно ее девственность обладала хоть какой-то ценностью! Она что, наследовала титул, ради которого ей необходимо было блюсти честь? Или у нее было богатое приданое?

Вот как аукнулся тот случай. Карлина убежала от него. И как раз в тот момент, когда он жаждет женщину!..

Гнев и вожделение мешались в сознании — неужели девчонка думает, что ему так легко будет дожидаться ее? Что он терпеливо будет поститься, вздыхать, цветочки нюхать?!

Неожиданно ему в голову пришла идея. Просто замечательная мысль. Теперь он знал, как отомстить этим дрянным девчонкам — обеим сразу! Они думают, что выставили его полным ослом? Посмотрим… Женщины все похожи друг на друга, начиная с той неизвестной дамочки, которая безропотно вручила его, свое дитя, отцу. От них все зло! Та же леди Джерана, что который год наушничает дому Рафаэлю. Она же, конечно, и не выпустила отца из дома. И эта чертова шлюшка Лизарда со всем ее хныканьем и слезливыми жалобами. Даже сама Карлина — чем она лучше их всех, вместе взятых!

Теперь Бард целенаправленно, сжав губы и сопя от ярости, направился на галерею, откуда слуги могли следить за праздником. Там он сразу увидел Лизарду. Она была тонка и выглядела совсем ребенком. Волосы мягкие, цвета прелых листьев. В теле почти ничего женского — ни стати, ни пышных форм… Бард даже затрепетал от возбуждения, вспомнив ее.

Лизарда была пуглива, неопытна, но очень скоро робость и испуг оставили ее. И она еще смеет жаловаться Карлине, словно он околдовал ее! Чертова девка, на этот раз он ей покажет!

Бард дождался, пока служанка взглянула в его сторону, затем поймал ее взгляд. Заметил, как она вздрогнула и попыталась отвести глазки, однако он уже цепко овладел ее вниманием. Дальше было просто — уже наловчился. Ловко проник взглядом в ее сознание — точнее, в самый темный, скрытый слой — и послал сексуальный призыв. Зов был силен, неодолим, в конце концов, она сама осознает, что страстно желает мужчину. Собственно, так оно и было, просто эту подспудную похоть следовало только разбудить. Вся ее спесь, мысли о женской гордости, собственном достоинстве — это бред, ничто, пустота перед лицом реальности. Он так и смотрел на нее, пока не почувствовал, что в душе малышки что-то стронулось, потом бесстрастно, даже с некоторой злобной радостью увидел, как она невольно шагнула к нему. Держа ее в поле зрения, он отошел за колонну, и, когда девушка приблизилась, страстно и умело поцеловал ее, и тут же почувствовал ответное желание, затопившее их.

Между тем где-то в глубине ее глаз — отражение мысли? — он увидел, скорее почувствовал, как Лизарду охватывает паника, какая-то суетливая нерешительность, страх и отчаяние, оттого что это вновь происходит с ней. Что опять она покорилась неизбежности этого, отказалась от сопротивления, забыла о стыдливости… Что он опять сможет делать с ней все, что пожелает. Бард беззвучно рассмеялся, что-то шепнул ей и подтолкнул девушку. Она шла словно во сне. Поднялась вверх по лестнице, остановилась у его комнаты — он следил за ней снизу, точно зная, что, когда он через несколько минут явится к себе, Лизарда, обнаженная, пылающая от страсти, будет ждать его в постели. Он может задержаться на сколько угодно — она все так же будет ждать его.

И он повременит. Спешить некуда — пусть она на самом деле удостоверится, что она сама возжелала его. Пусть поплачет — это полезно для Лизарды, посмевшей распустить сплетни. Теперь пусть пожалуется Карлине, что он взял ее против воли и силком уложил в постель. И если Карлина и на этот раз прислушается к этой «невинной жертве», то пусть принцесса пеняет на себя. Она является его законной — перед богами и людьми! — женой. Если ей не дано понять, что это значит, какую накладывает ответственность, то пусть больше не скорбит по поводу его измены.