Сборник 8 ВОСПОМИНАНИЕ ОБ УБИЙСТВЕ

      – На первый взгляд весьма разумное предложение. Не правда ли, Мэксил? – заметил Драм.
      – Возможно, – пока еще довольно безразличным тоном сказал Мэксил, однако пробуждаясь. – Вы, Коротышка, как я вижу, пойдете на все, чтобы добраться до преступников?
      – На все что угодно, – подтвердил Коротышка. – Даже если для этого потребуется защитить некоторых из них, но зато я получу возможность схватить дюжину других. Нужно уметь играть, я бы сказал.
 
      Во время этого обмена мнениями лицо у Лайоша все больше вытягивалось и становилось все бледнее. Сказанное вызывало у него негодование, и он пытался подобрать нужные слова, чтобы возразить говорившим, но подходящие слова не приходили ему на ум.
      – Он врет! – пронзительно крикнул Лайош.
      Тогда Коротышка посоветовал:
      – Наберите номер Рочестер-семь-шесть-одиннадцать и попросите позвать Берта. Берт вам все скажет.
      Мэксил любовно посмотрел на телефон. Лайош перехватил его взгляд и забегал взад-вперед вокруг стола.
      – Мы не станем никому звонить и не будем никого ни о чем спрашивать! – писклявым голосом объявил он. – Никому не будем звонить!
      Мэксил стряхнул со своей сигары розовато-сероватый пепел и сказал Марсонсу:
      – Позвони Рочестер-семь-шесть-одиннадцать…
      – Если он дотронется до телефона, – заявил Лайош, вставая во весь рост, – я выхожу из игры! Мы больше не можем доверять друг другу!
      – Это всего лишь обычный звонок в целях предосторожности, – объяснил Мэксил.
      Лайош приоткрыл было рот, затем энергично его закрыл и сказал, качая головой:
      – Ладно! Звоните! Валяйте!
      Марсонс набрал номер и услышал на другом конце линии звуки наподобие пчелиного жужжания. Но пчелки тут же куда-то пропала: ее убил тот, кто снял трубку.
      Коротышка сидел с виду очень спокойный. Драм весь подался вперед – в точности как он это делал в одной из сцен кинофильма «Любовь – это прекрасно». Мэксил, казалось, слушал своими большими глазами.
      Марсонс произнес несколько нервозно:
      – Берт?
      В наступившей тишине из трубки, которую держал Марсонс, послышался голос Берта. Он звучал в плавающем вокруг табачном дыму – негромкий, словно игрушечный, и одновременно отчетливый.
      – Да? – отозвался Берт.
      Марсонс быстро заморгал глазами, затем сказал в трубку:
      – Я звоню вам относительно того, что произошло сегодня вечером, Берт…
      – Вы хотите сказать, насчет тысячи долларов? – уточнил Берт.
      Лайош судорожно глотнул, и его щеки еще сильнее побледнели, а морщины вокруг рта стали заметнее. Мэксил переломил свою сигару. Марсонс едва не уронил телефонную трубку. Драм выругался. Коротышка улыбнулся.
      – Деньги Коротышки будут у меня, – сказал Берт. – Он сможет забрать их в любое время.
      В наступившей тишине Марсонс повесил трубку.
      – Это неправда, – проговорил Лайош, переводя взгляд с Мэксила на Драма, затем на Марсонса. – Коротышка врет!
      – Ну-ка, Драм, – сказал Мэксил, – отбери у него револьвер.
      Драм встал и пошел вокруг стола.
      – Не подходите ко мне, – предупредил Лайош. – Все это подстроено. Послушайте!.. Дайте же мне время осознать, что происходит! Наконец, нужно придерживаться демократических правил!
      Драм продолжал приближаться. Он не предполагал, что Лайош выстрелит. Лайош тоже не собирался этого делать. Но все получилось у него как-то инстинктивно. Револьвер оглушительно взревел, выбросив из дула продолговатое облачко сине-красного пламени.
      – А-а-х… – произнес Драм.
      Это была его лучшая реплика за все времена. Он стоял посреди комнаты с пулей в животе.
      Марсонс швырнул в сторону колоду карт, которые с шуршанием разлетелись по комнате, словно голуби. Грузный Мэксил застыл на месте. Коротышка переместился чуть в сторону, чтобы быть подальше от опасного места.
      Лайош смотрел на отверстие, пробитое пулей в животе Драма, и не мог поверить своим глазам.
      – Я же не хотел… – пробормотал он, исполненный изумления. В ужасе он подался назад. – Вот, держи этот револьвер, – обратился он к Марсонсу, бросая ему оружие. – Я вовсе не имел намерения стрелять! Я ни в чем не виноват! Это просто несчастный случай!
      Лайоша душили рыдания.
      Драм продолжал стоять на прежнем месте, и над ним витал призрак Смерти. Смерть уже пожирала его плоть, подрубала корни, которые связывали Драма c земной жизнью. Она кинулась ему наперерез с криком:
      – Берегись!
      И Драм рухнул, словно подрубленное гигантское дерево, оставшись лежать неподвижно.
      «Один готов! – с удовлетворением подумал Коротышка. – На самом деле, двое. Один мертв, второму будет предъявлено обвинение в убийстве! О, какая радость!»
      Теперь все они дрожали. Даже Мэксил. Марсонса лихорадило, он был похож на испуганную пегую лошадь с белой гривой. Лайош же лежал на софе в углу комнаты в своем тщательно отутюженном костюме и, рыдая, словно женщина, вытирал слезы изысканным галстуком. Что до Коротышки, то он пребывал в необыкновенном возбуждении, словно находился на цирковом представлении, которое ему несказанно нравилось.
      – Прекрати! – сказал Марсонс плачущему Лайошу. – Тебе нужно прийти в себя. Ну же, старина…
      Когда рыдания не прекратились, Мэксил обернулся к Коротышке, сердце которого прыгало от восторга как сумасшедшее.
      – Для чего на самом деле вы сюда пришли?
      – Пришел с вами познакомиться и встретиться еще с какими-нибудь преступниками.
      Мэксил закурил сигару, словно она могла помочь ему вспомнить какие-то прежние мысли и теории.
      – И вы были готовы рисковать ради этого своей жизнью?
      – Я и раньше ею рисковал, хотя поводы бывали намного менее значительными. Предпочитаю разобраться во всем изнутри. Прежде я пытался со стороны понять суть дела. Но изнутри оно лучше.
      – В вашем рассказе, – сказал Мэксил, глядя на кончик горящей сигары, словно это должно было помочь ему точнее выразить свою мысль, – концы с концами не сходятся. Если Лайош хотел выдать нас вам, то почему вы так запросто и спокойно приехали сюда вместе? Почему не ворвались в дом, стреляя из револьвера?
      Коротышка не мог решить, что же ему теперь ответить Мэксилу. Момент был самый подходящий для того, чтобы поскорее свернуть сигаретку. Он достал табак и бумагу, одновременно лихорадочно размышляя о том, что случилось, однако ничего путного в голову не приходило.
      – Мы хотели сначала прийти и поговорить, чтобы усыпить вашу бдительность, – наконец произнес Коротышка. – Лайош предложил следующий план действий. Он должен был убить вас и Марсонса, потом вложить револьвер в руку Драма и застрелить его из вашего оружия. Затем следовало позвонить в полицию, а самим смыться. Лайошу требовалась моя помощь, поскольку у него могло не хватить выдержки. Он рассчитывал, что я буду драться, кричать, бегать и прыгать, нападать на вас сзади.
      Мэксил задумался над этими словами. Рыдания Лайоша ненадолго смолкли, и адвокат выдавил из себя:
      – Он-он… врет…
      Коротышка рассмеялся:
      – Пытаешься спасти свою шкуру? Драм, великий актер наших киностудий, – мертв… И кто же его убил? Не я. Не ты, Мэксил. Лайош! Вот такие дела, ребята. Вы же понимаете, что это невозможно скрыть.
      Мэксил неторопливо кивнул головой.
      – Но в случившемся заключено одно большое противоречие, – заметил он, выпрямляясь в кресле и поглядывая на свой живот. – Почему Лайош прекратил стрелять после того, как выстрелил в Драма? Ведь он мог прикончить и меня, и Марсонса…
      Коротышка все еще возился с табаком и бумагой.
      – Здесь вы правы. Верно, – согласился он.
      Мэксил тоже считал, что тут есть над чем подумать, и потому сказал:
      – Лайош сразу же бросил револьвер. Он не хотел убивать Драма. Это был несчастный случай. Мне кажется, что на самом деле. Коротышка, ему все это время хотелось убить тебя. А так у нас и было задумано. Он притащил тебя сюда для того, чтобы прикончить, а ты пустился в рассуждения. У нас тут внизу припасен бочонок цемента, а в Санта-Монике дожидается катер. В общем, мы хотели скормить тебя рыбам…
      – Вот какие бывают случайности, черт побери! – воскликнул Коротышка. – У старины Лайоша не выдержали нервы. Всю дорогу, пока мы ехали сюда, он нашептывал: «Надеюсь, я смогу это сделать! Дай Бог, чтобы меня не подвели нервы!» Он – отъявленный мошенник, и вам не удастся доказать обратное. Так вот, послушай, Мэксил, с этой минуты я связан с вами. Мы с вами заодно. Вам приходится признать, что вы попали в дерьмо – по самую шею. Как вы думаете скрыть убийство Драма?
      – Я убью тебя и вложу мой револьвер в руку Драма, а револьвер Лайоша – в твою, – сказал Мэксил.
      – Я никогда не ношу оружия, – заметил Коротышка.
      – Сегодня вечером у тебя был револьвер.
      – Полицейским известно, что я ненавижу оружие. Если они обнаружат у меня какой-нибудь револьвер, они сразу поймут, что дело здесь нечисто. Вас привлекут к ответственности, обработают как следует… Да вы и сами знаете, что ваш Лайош распустит нюни и все им выложит. Ну и что с вами со всеми тогда будет?
      Мэксил явно забеспокоился:
      – Выкладывай, что ты предлагаешь?
      – Нужно убить Лайоша. Сказать, что он намеренно застрелил Драма. От него все равно не будет никакого толку. Ему невозможно доверять.
      С Лайошом началась новая истерика.
      – Это неплохая идея, – сказал Мэксил. – Спасибо.
      – Не стоит благодарности.
      – Нет! – истерически крикнул Лайош.
      Далее события развивались стремительно. Сами знаете – горячая кровь горячих парней… Эмоциональное напряжение в комнате достигло предела. Мэксил уже не мог усидеть в кресле.
      – Нет! – снова закричал Лайош.
      Коротышка посоветовал пристрелить адвоката прежде, чем у того начнется настоящая истерика. Мэксил кивнул головой в знак согласия. Достал свой револьвер и задумчиво прицелился, глядя на жертву вдоль вороненого ствола. И думал, думал, думал…
      – Нет! – повторил Лайош хриплым, рвущимся изнутри голосом.
      – Кто здесь командует, ты или он? – спросил Коротышка. – Давай же, Мэксил, кончай его!
      И Мэксил выстрелил.
 
      В возбужденной, безумной вселенной Коротышка проворно вскочил на ноги.
      – Марсонс, у тебя есть оружие?
      – Да, – ответил Марсонс, хлопая рукой по кобуре под мышкой.
      – Я буду говорить, а ты, Марсонс, пока прицелься в меня. Давай же… Достань револьвер и прицелься. Вот так, молодец.
      Учащенно дыша, Коротышка лихорадочно определял дистанции и оценивал промежутки времени.
      – Послушай, Марсонс, тебе не кажется странным, что в этой комнате оказалось столько убитых?
      – Сядь, Коротышка! – велел Мэксил.
      Вся честная компания выглядела смущенной, раздраженной, неуверенной в себе. Драм лежал, вытянувшись на ковре во весь рост, не желая ни на мгновение поверить в то, что он уже мертвец. Нет, великий и неповторимый, единственный Кельвин Драм не мог умереть!
      Лайош в свою очередь тоже не мог поверить в реальность своей смерти. На его лице были написаны гнев и возмущение, что было по меньшей мере смешно в его положении, когда жизнь уже покидала холодеющее тело! Он и Драм ушли из жизни, не веря в реальность смерти и не понимая, как такое могло с ними произойти. Ведь это было так несправедливо!
      – А ну-ка, Марсонс, оглянись вокруг! – резко сказал Коротышка.
      Взгляд его сверкающих черных глаз стремительно переходил с одного объекта на другой.
      – Драм мертв. А почему? Его на месте застрелил Лайош! Так, а кто велел Драму выхватить револьвер у Лайоша? Это сделал Мэксил! Он знал, что Лайош по своей натуре человек раздражительный, нервный, словно больная кошка, и что он может выстрелить, и все же велел Драму забрать у Лайоша револьвер. Это было равносильно смертному приговору! Взгляните на Драма! Он мертв!.. Затем, в дополнение к этому несчастью, Мэксил стреляет в Лайоша. Клянусь Господом, это ясно как белый день! Все твои друзья мертвы! Ничего себе история!
      – Коротышка! – крикнул Мэксил и поднялся с кресла.
      – Берегись, Марсонс! – заорал Коротышка, мечась из стороны в сторону, словно хорек, который приноравливается, откуда ему сподручнее схватить противника зубами. Он кричал, пригибался, увиливал… – Стреляй в Мэксила! Стреляй в него, пока он тебя не достал!
      Коротышка нырнул за спину Марсонса, закрываясь им в тот момент, когда Мэксил выстрелил. Пуля, которая предназначалась увертливому Коротышке, пробила Марсонсу бедро.
      – Ты грязный ублюдок, Мэксил! – простонал Марсонс, корчась от боли и одновременно сознавая свое бедственное положение. Болевой спазм схватил его руку, и он нажал на курок. Револьвер Марсонса выстрелил трижды подряд. Все три пули угодили в Мэксила и отбросили его обратно в кресло.
      Мэксил трясущимися пальцами обследовал свой живот. Глаза у него полезли на лоб, да так и застыли. Боже мой, о чем он думал, когда его неожиданно настигла смерть?! Вероятно: «У меня всегда был один пупок… А теперь взгляните! У меня их четыре! Сразу появилось три новых!»
      Коротышка издал звук, похожий на рычание, вцепился пальцами в локти Марсонса и потянул его на себя. Затем сделал подножку этому джентльмену, рухнул на пол и тут же откатился в сторону. Он слышал, как со стуком упал револьвер Марсонса, а его владелец грязно выругался. Коротышка первым поднялся и что было силы ударил Марсонса ногой в лицо, показавшееся ему теперь очень и очень странным. Марсонс перевернулся на спину и застыл.
      На поле битвы опустилась гробовая тишина. Коротышка стоял посреди этого побоища и вдруг понял, что впервые в жизни видит в одной комнате столько трупов с выражением удивления на лице.
      Посвистывая на манер какого-то детектива из какой-то детективной истории и слегка фальшивя при этом, Коротышка покинул место действия.
 
      Телефон-автомат в аптеке проглотил пятицентовую монету Коротышки. Он набрал нужный ему номер.
      – Алло, Берт? Сегодня вечером ты отлично сыграл свою роль. Великолепно, Берт…
      – Очень рад, Коротышка. Можешь рассчитывать на меня в любое время. Когда работаешь уборщиком, надоедает всю ночь подметать и мыть в одиночку. Я правильно запомнил текст, которому ты меня научил?
      – В точности. И не забудь, Берт: начиная с сегодняшнего вечера текст будет один и тот же.
      Берт прокашлялся.
      – Это насчет тысячи долларов? Они будут у меня, пока не понадобятся Коротышке.
      – Прекрасно, Берт, прекрасно. Доброй ночи, Берт.
      Коротышка повесил трубку с улыбкой на лице. Выйдя из аптеки, он достал из кармана папиросную бумагу и табак. И снова попытался скрутить сигарету. Попытки окончились, как всегда, неудачей; Коротышка все скомкал, кинул под ноги и растоптал.
      – Да ну к черту! Когда-нибудь же научусь!
      Мимо прошел незнакомец, который походил на грабителя банков. Коротышка окинул его внимательным взглядом.
      – Эй, мистер! – окликнул он прохожего, быстро его догоняя. – Сигаретки не найдется?

Долгая ночь

The Long Night 1944 год Переводчик: А. Мельников

 
      Перед жилым домом собралась наша обычная компания: Гомес, Тони, Барон, Сэм Песочный человек и другие. Тони по привычке скакал на одной ножке, то и дело ударяя меня по руке. Наконец мне это надоело, и я сказал ему, если он не прекратит, я сделаю из него отбивную. Тони рассмеялся, широко открыв рот, так что стали видны его большие белые зубы. И начал вместо меня бить по руке Барона. Барону это не понравилось, и он довольно сильно шлепнул Тони. Тони заорал и подступил к Сэму, уже изрядно глотнувшему рому, и принялся наносить ему быстрые легкие удары.
      Дело было вечером, в октябре. В такие вечера и случаются всякие истории. Бывает, кого-то изобьют, а другим и дела до этого нет. Мы ждали появления Руди Вердугоса. Он сидел в забегаловке через улицу, откуда доносились звуки музыки. Звуки эти были красными, зелеными, голубыми, розовыми – как лампочки, которые вспыхивали на панели музыкального автомата. Мы топтались на тротуаре, демонстрируя прохожим наши широчайшие брюки с моднейшими отворотами, а также кожаные сандалии – гуарачи – цвета спелого апельсина. На мне была новая черная рубаха.
      – Привет, – сказал появившийся наконец Вердугос.
      В черной спортивной куртке, буквально висевшей на его тщедушном теле, Вердугос был парень с огоньком, и за это мы его любили.
      – Руди, Руди, Руди! – заговорили мы все наперебой.
      Он был старше нас.
      – Ладно вам, заткнитесь, – сказал он с улыбкой.
      Мордочка у него была узкая, крысиная, а изо рта торчали мелкие острые зубки.
      – Что вы тут делаете, ребята?
      – Тебя ждали, Руди, – отвечали мы хором.
      – Да? – удивился он. – Ладно, я вам кое-что покажу.
      Мы взглянули на его вытянутую вперед ладонь. На ней лежал кастет.
      – Что это? – полюбопытствовал кто-то из нас.
      – Эх ты, недоумок, – сказал Тони. – Это кастет из латуни. Сгодится в хорошем деле.
      – Такая штука нужна, чтобы как следует поколотить погромщиков, когда те явятся сюда и станут срывать с нас, пачучос , одежду, – спокойным тоном объяснил Вердугос. Глаза же его при этом горели. – Это еще ерунда. У меня надежные связи.
      – Вот это да… – удивились парни.
      Я же не проронил ни слова и только наблюдал за ним.
      – Держитесь ко мне поближе, – самым серьезным тоном продолжал Вердугос. – И старайтесь немного заработать.
      Тут появились трое пьяных, которые громко распевали какую-то песню, шагая вдоль Темпл-стрит. Вердугос окинул их презрительным взглядом.
      – Паршивые гринго, – выдавил он из себя. – Вот что я вам скажу: сегодня ночью здесь будет потасовка.
      – Да!.. – дружно подхватили мы.
      – В газетах пишут, – сказал я, – что прошлой ночью на берегу пачучос пырнули ножом какого-то матроса.
      – Не верь ты этим газетам, – отрезал Вердугос, сверкнув глазами. – Мы имеем право здесь жить! Разве нет?
      – Конечно, конечно, Руди, – сказали мы не вполне уверенно.
      Я чувствовал себя одиноким. Внезапно мне показалось, что я не знаком с этими ребятами. Я вообще толком никого не знал. Ни Тони и Гомеса, ни Вердугоса с Бароном. Не понимал, на кой черт им нужны были их дурацкие прически, зализанные назад черные, сверкающие, как у селезней, волосы.
      Кто-то вскрикнул. Откуда-то повалил дым. Люди забегали вокруг трехэтажного здания, словно тараканы. Из подвального помещения полыхнуло пламя. Его красные языки взметнулись вверх, охватив старые побеленные сухие доски дома. Я услышал крик моей мамочки.
      Я тоже крикнул ей в ответ и помчался вдоль аллеи.
      – Не бойся, мама! Не бойся!
      – Позвоните в пожарную команду! – истошно закричал кто-то.
      Я наткнулся на шланг, которым поливают сад. Вокруг меня суетились люди. Мама уже спустилась на землю с третьего этажа и кричала мне:
      – Фредди, Фредди, будь осторожен! Будь осторожен!
      Струя воды из шланга с силой ударила в горящее дерево. Послышалось шипение. Откуда-то донесся рев пожарной сирены. Он стремительно приближался, и в следующее мгновение пожарные машины с грохотом подъехали к горящему дому. Кругом забегали пожарные. Я отошел в сторону, чтобы им не мешать. Вода хлынула из настоящих пожарных шлангов.
      Вердугос с остальными парнями стояли на тротуаре с краю и смотрели на пожар.
      Ко мне подошла мама.
      – Ох, кого-то пожар застал внизу, в подвале! – крикнула она. – Там мертвое тело!
      Я схватил маму за руки. Мы стояли и смотрели на дым, сквозь который почти ничего не было видно. Запасные пожарные шланги лежали скрученными в одном месте и были похожи на клубок умирающих змей. Я почувствовал, что меня мутит.
      Через пять минут из подвала вынесли обгорелый труп.
      – Кто это? – На балконе второго этажа стояла Фанни Флорианна, громко притопывая ногами.
      Мы не знали, кто погиб, даже тогда, когда подошли и посмотрели на покойника. Он был весь обгоревший, закопченный и мокрый, голова превратилась в черную головешку.
      Пожарные вытащили все из его карманов и узнали имя этого человека. Это был Пескуарра, который делал ароматические свечи для магазина на Олвера-стрит.
      Мама тяжело переступила с ноги на ногу.
      – У него была беременная жена, – сказала она. – А теперь он умер… О Боже…
      Я спустился в подвал. Пожарные уже ушли вперед и сгребали в кучу разные остатки к одной стене. Все было обгорелым и сырым. Меня душил дым.
      Железная дверь бойлерной была открыта. Оттуда шел тяжелый запах горелой плоти и волос. Смрад ударил мне в нос, словно кулаком. Я протянул руку и взял клок человеческих волос. И спрятал находку в карман. Пожарные были слишком заняты и не заметили этого.
      Наверху жена Пескуарры в этот момент увидела обгоревшее лицо своего мужа. И завыла нечеловеческим голосом.
      Меня пронзила дрожь. Я догадался: кто-то окунул голову Пескуарры в кипящую воду. А затем вытащил его оттуда, бросил где-то и поджег помещение. Все было очень похоже на несчастный случай.
      Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я швырнул мокрый пепел на бойлер. Затем, словно побитая собака, начал тяжело подниматься по ступеням наверх.
      – Что с тобой? – вскричала мама, с опаской оглядывая меня с ног до головы.
      – Ничего, – ответил я. – Оставь меня в покое.
      Спускаясь в подвал, я не рассчитывал обнаружить что-либо особенное. Не думал, что такое может случиться. Мне было просто интересно.
 
      Я выпроводил маму домой, а сам пошел в холл трехэтажного дома. Там пахло капустой и человеческим потом. Попасть в комнату Пескуарры не составляло никакого труда. Я удивился тому, что смог отыскать ее, бродя в дыму.
      Меня шатало из стороны в сторону. Я и сам не знал, чего я ищу. Теперь Пескуарра навсегда покинул эту комнату и мог не беспокоиться относительно выплаты за нее арендной платы. Он был тихим, приятным человеком. Никогда ни с кем не разговаривал. Избегал всяческих неприятностей. Вероятно, поэтому я рассчитывал найти нечто такое, что раскрыло бы мне истину.
      Я включил свет. Передо мной стояли ряды разноцветных ароматизированных свечей. И вдруг…
      Кто-то щелкнул выключателем. Свет погас. Я почувствовал, как волосы у меня на голове встали дыбом, и нырнул под стол шириной в тысячу миль. Слышно было, как дверь приоткрылась. Кто-то стоял возле нее и ждал. Значит, я не был единственным человеком, который из любопытства пришел в комнату Пескуарры.
      Любой зверь знает, что ему делать, если его загоняют в угол. Я тоже это знал. Каким-то чужим голосом я прошипел:
      – У меня есть нож. Не входи сюда. Убирайся!
      Неизвестный у дверей помедлил мгновение. Потом за ним захлопнулась дверь. Я слышал его шаги, когда он пересекал холл. Мне показалось также, что я слышал звон крошечных колокольчиков.
      Я не стал торопиться вслед за незнакомцем. Я расслабился в тишине комнаты и выждал, пока высохнет испарина у меня на лбу.
      Не прошло и пяти минут, как в комнате снова стало светло. Другие звуки привлекли мое внимание. На улице послышались чьи-то крики. Я быстро выбрался из комнаты Пескуарры, подбежал к пожарной лестнице и глянул вниз.
      На противоположной стороне улицы, на тротуаре рядом с кафе «Счастливое место», я увидел лежавшего на земле человека, голова которого была в крови. Видимо, его сильно ударили. Тот, кто это сделал, сейчас убегал в самом конце улицы. За ним вдогонку бросилось несколько человек. Они бежали быстро, молча.
      Пожарные машины, сделав свое дело, разворачивались и уезжали. Все жители дома вышли на улицу и наблюдали за ними. Среди них – Пьетро Массинелло со своими собачками, одетый в цветастую рубашку с колокольчиками, тощий пьяница Сэм с вечно затуманенным взглядом, мускулистый Джилберт Рамирес – воплощение неукротимой силы. А также Вердугос, тощий, словно церковная крыса. Собрались и другие парни. Я смотрел на них и пытался угадать, кто мог убить Пескуарру. И почему.
      Каким-то резким, металлическим голосом меня позвала мама.
      Я поднялся наверх, к ужину. Ничто не может сравниться с кипящим на кухонной плите острым, ароматным соусом «чили». И ничто не может сравниться со столом, на котором высится горка дымящихся мясных блинчиков «энчиладас», где стоят откупоренные бутылки с ароматным вином. А также с мамой, которая скликает своих детей на вечернюю трапезу.
      Мы взгромоздились на стулья и, схватив ложки, начали накладывать на тарелки соус «чили», бобы, свинину. Все лопали так, что за ушами трещало. Кроме меня и моего брата Джо. Он стоял у окна и смотрел вниз, на улицу.
      Мама подняла голову:
      – Что с тобой, Фредди? – Она пододвинула ко мне блюдо с бобами в остром соусе. – Положи себе, сколько хочешь.
      Острый соус был похож на кровь.
      – Нет, мама, – сказал я и отодвинулся от стола, чувствуя подступающую тошноту. – Что там происходит внизу?
      – Уезжают пожарные, – ответила мама, обрадованная тем, что я разговариваю.
      Папа ел торопливо. У него при этом шевелились усы.
      – Обошлось без большого ущерба, – заметил он. – Вот только мистер Пескуарра погиб. Нужно будет отнести им цветы. Надо же, такое несчастье…
      – И это все? – спросил я.
      – Конечно. А что еще?
      – Как видно, ничего. А что говорит полиция?
      – Они говорят, что несчастье произошло из-за бойлера. Было плохое соединение труб или что-то в этом роде. Пескуарра как раз его чинил.
      Я замер, вспомнив, как швырял пепел на бойлер, пытаясь заглушить запах горелой плоти и волос. Сам не знаю, зачем я это делал. Наверное, мне просто не хотелось, чтобы миссис Пескуарра знала, что ее мужа сначала сунули в бойлер головой.
      Джо все еще молча стоял у окна и смотрел вниз. Лицо у него было бледное, словно камея. Очень печальное у него было лицо. Он любил петь заунывные, неторопливые песни и хорошо играл на гитаре. Этого я не мог в нем понять. Мне нравились мелодии джаза.
      Когда мама посетовала на то, что Джо ничего не ест, он ответил:
      – Мамочка, сегодня вечером у нас тут будут беспорядки. И они будут продолжаться всю эту неделю. Я рад, что я не имею отношения к пачучос.
      – Послушай! – сказал я, проводя пальцами по своим длинным черным волосам и чувствуя, что у меня краснеют уши. – Я тоже не имею отношения к пачучос! Но мне нравятся эти ребята!
      Джо вперил в меня свой печальный взгляд. Он был молчаливым чужаком в этом шумном доме.
      – Если я поймаю тебя в твоей цветастой куртке, я стащу ее с тебя собственными руками, – сказал он.
      – Ну-ка, успокойтесь, вы двое! – прикрикнул на нас отец. Он жадно запихивал пищу в рот.
      Мама подошла к Джо и тоже выглянула на улицу.
      – Толпа собралась, – сказала она. – Ты думаешь, они вернутся сюда ночью?
      – Не знаю, – ответил Джо, оглядывая улицу. – Их не так много. В основном обыкновенные хулиганы, которым нравятся разные беспорядки. Вчера вечером в Белл-Гарденс собралось пятьсот таких бездельников. Они раздели догола десятерых пачучос и затолкали их в мусорный контейнер. Бывают случаи, когда во время драк люди получают увечья. Для мексиканцев, вроде нас, мамочка, в этом нет ничего хорошего.
      – Мы поотрываем им головы! – сказал я, распаляясь и краснея, словно перец «чили» на тарелках. – Они не имеют права приставать к нам только из-за того, что мы по-другому одеваемся!
      – Фредди!
      Я смолк, дрожа от негодования.
      И тут я решился. Совершенно неожиданно. И выпалил:
      – Смотрите! Смотрите! – Я достал из кармана обгоревшие волосы Пескуарры и бросил их на стол. – Взгляните, что они сделали с Пескуаррой!
      – Что это? – спросила мама.
      Они подошли ко мне вместе с Джо. Я рассказал им о своей находке.
      В комнате словно бы разом сгустилась тьма. Мама побледнела, так что у нее сразу резко обозначились лицевые кости, а глаза стали большими и влажными. Она прижала ко рту сложенные в кулак пальцы. Джо словно бы поперхнулся, а папа перестал есть.
      – Дело рук этих хулиганов, – громко заявил я. – Видите, на что они способны?!
      – Нет, не могу поверить, что они это сделали, – со вздохом проговорила мама.
      Джо взял в руки обгоревшие волосы. Рот его был крепко сжат. Я решил про себя, что ему полезно об этом подумать.
      – Нет, они не могли, – повторила мама. Я не был так в этом уверен. Странно, но в гневе человек может сказать такие вещи, в которые по-настоящему не верит. Есть потребность выговориться. И все кажется почти правдой.
      – Нужно сообщить в полицию, – заметил Джо.
      Я поднялся со стула:
      – Нет. Меня в этом случае задержат. Я виноват в том, что полиция не узнала, как умер Пескуарра. Что сначала его сунули головой в бойлер. Что толку сообщать им об этом теперь? Они никого не смогут поймать.
      – Извините меня, – проговорил папа.
      Он выскочил из комнаты на балкон, где его вырвало. Мама тяжело опустилась на стул:
      – Куда идет наш мир? И что мы должны предпринять?
 
      Папа вернулся и остановился в дверях. Глаза у него слезились, лицо было красным.
      – Я слышал разговор про немцев, – медленно проговорил он. – Это они стараются вызвать у нас беспорядки. Возможно, Пескуарра был как-то с ними связан. А может, он знал вещи, которые ему не положено было знать. Сегодня возле этого дома не было никаких чужих людей. Не нужно делать поспешных выводов. Не исключено, что Пескуарру мог убить кто-нибудь из пачучос. Подождем до утра.
      Я ушел, хлопнув дверью. Спустился по лестнице и вышел в темноту, вдыхая затхлые запахи. Я старался настроить себя против хулиганов, но все мое зло прошло. Папа прав. Любой, кто знал, где находится комната Пескуарры, не мог быть чужаком, только кто-то из своих. У людей – как у термитов. Это был человек, который подошел к двери комнаты Пескуарры и ждал. Тот самый, кого я испугал, сказав, что у меня есть нож. Он-то и был убийцей.
      Я услышал, что ко мне кто-то приближается тяжелой поступью. Мимо прошел мускулистый Джилберт Рамирес.
      – Привет, Фредди, – сказал он и потопал дальше.