Дорога, окруженная деревьями и кустарниками, взбирается по крутому склону на перевал. Впереди глубокая пропасть; Петворт смотрит в нее из черной машины.

– Не такая, как кажется? – спрашивает он.

– Я пыталась вам объяснить, – говорит Любиёва. – И она тоже, когда рассказывала про волшебницу.

– Ясно, – отвечает Петворт.

– Вчера вечером вы были очень глупый, и она не захочет больше вас видеть. Ой, Петвурт, мне вас жалко, я знаю, что вы думаете. Она – свободная, она – смелая, хорошая женщина, которая ждала только вас. Только на самом деле вы ничего не понимаете про нашу жизнь здесь и как мы должны жить. Может быть, вы правда ей нравитесь, всё возможно. Однако выжить здесь трудно, всегда нужна опора. И, думаю, даже ваша приятельница хочет выжить, вот почему ей нужен защитник, вот почему она с профессором Румом. Разумеется, он чуточку старый, чуточку скучный и скорее всего совсем плохой в постели. Зато он важный человек в академии и в Политбюро. Людям нужны друзья, чтобы о них заботили. Может быть, вы считаете, что сами такой друг, но я не думаю.

– Да, наверное, – отвечает Петворт.

– У нас есть пословица, – начинает Любиёва.

– Одни продвигаются на коленях, другие – на спине, – заканчивает Петворт.

– О, вы ее знаете! Может быть, в вашей стране тоже так говорят. Вы должны понять ее позицию.

– Очень хорошо понимаю, – говорит Петворт.

– Она писательница, немножко бунтарка. Ей хочется рискнуть, может быть, чуточку, иначе она не будет иметь успехов. Спросите себя, почему ей разрешают писать книги? Всегда есть причина. Знаете, как мы зовем это здесь?

– Нет, – признается Петворт.

– Смелость с позволения органов, – говорит Любиёва. – Для нее всегда надо быть очень умной. Теперь вы понимаете, почему эти двое друг другу нужны.

– Да, – говорит Петворт, глядя в глубокую пропасть сразу за краем дороги.

– Надеюсь, теперь вы кое-что поняли. Почему мы всегда видим их вместе. Разумеется, это очень хороший обмен. Ему нравятся ее прелести, и он всюду рекомендует ее книги: подумайте, как приятно появляться с красивой дамой, у которой большой талант и чуточка смелости. А для нее это безопасность. Ничего необычного, такое происходит во всех странах.

– Да, – соглашается Петворт.

– Поэтому они везде вместе, всегда, в опере, в театре, даже на официальных приемах с важными иностранными гостями, такими, как товарищ Петвурт.

– Да, – говорит Петворт.

– И тут вы встречаетесь. Кто знает, может быть, ей немного скучно, может быть, он плохо любил ее ночью, может быть, хочет показать, что она не из этих бюрократчиков. Она дружится с вами, и все замечают. Только у всего должна быть цель.

– Какая цель? – спрашивает Петворт.

– Ой, смотрите, как глубоко! – Любиёва внезапно хватает его за локоть. – Конечно, он опытный водитель, но я все равно пугаю. Дорога плохая, здесь много аварий.

Петворт смотрит вперед на дорогу, которая сужается, виляет, вьется, исполинским серпантином сбегает на дно глубокого зеленого каньона.

– Все хорошо, – говорит он, похлопывая Любиёву по руке.

– Ой, Петвурт, мне жаль, – отвечает та, глядя ему в лицо. – Я не хотела вас огорчать. Может быть, у вас есть по этому поводу некоторые чувства, самую малость неосторожные. Надеюсь, вы постараетесь их забыть. Может быть, что-то меняется. Может быть, профессор Рум уже не такой сильный, может быть, пора искать другого, потому что в нашей стране сейчас перемены. И всегда приятно завести кого-то нового кроме старого. Только я не думаю, что вы можете быть этим новым, правда, Петвурт. Вы же не думаете, что можете по-настоящему помочь такой женщине?

– Нет, конечно, не могу, – говорит Петворт.

– Ой, какая жалость, бедный Петвурт. – Любиёва смотрит на него, стискивая сумочку тонкими бледными пальцами. – Вы приехали, вы нашли свою королевну, и вот она сложнее, чем вы думали. Что ж, вы знаете, люди везде странные, вы должны были этого ждать. А в чужой стране такие знаки трудно прочесть. Вот зачем вам нужен гид – читать знаки. Ой, смотрите, знаменитый водопад, видите? Знаете, как мы его зовем? Водопад девственницы. Не знаю, почему он так зовется, в моей стране их нет, но всё равно очень красиво.

Впереди дорога делает крутой зигзаг; толстошеий водитель оборачивается и что-то начинает говорить.

– Они всегда так делают, – поясняет Любиёва. – Я буду переводить. Говорит, мы почти приехали в Глит. Говорит, мы увидим его сразу за следующим холмом.

Большая черная «волга» минует поворот и по извилистому серпантину спускается к дну ущелья; начинается подъем на следующий перевал. Оттуда открывается вид: очередное ущелье, поросшие лесом склоны, и в этом романтическом окружении – высокие дома, красные и золотые крыши, замок с островерхими крышами во всем средневековом великолепии.

– Ой, видите, это Глит! – восклицает Любиёва. – Теперь вы правда в другом месте. Знаете, здесь всё другое: люди, язык, даже еда. Когда-то Глит был очень знаменит, больше, чем Слака. Здесь была вся торговля, секретные пряности, некоторые из Ташкента, ковры из Туретчины, шелка с Востока. Мы и сейчас любим рассказывать сказки про Глит. Он очень красивый, я всегда его люблю. Конечно, теперь здесь грандиозные социалистические преобразования, и всё равно он не очень отличается от старых времен. Естественно, много туристов приезжают смотреть наши красивые горы и долины, и замечательные алтари в кирках, хотя вы ими не интересуетесь. Кроме того, есть много возможностей для отдыха и в городе, и в его окрестностях.

– Не сомневаюсь, – говорит Петворт.

– У нас говорят, кто увидел Глит, обязательно вернется. Теперь смотрите, пожалуйста, городские ворота, очень старые. Там башня с золотой крышей, очень интересная. Женщина в традиционном платье. Обратите внимание на балконы в турчанском стиле. Говорят, в Глите на каждом доме висит горшок с цветами и в этих цветах – души тех, кто там живет. Смотрите в окна, и вы увидите, что женщины занимаются древнейшими профессиями. Теперь рыночная площадь, на которой крестьяне торгуют цветами и фруктами. Вам нравится?

– Очень красиво, – отвечает Петворт.

– Конечно, здесь не всё только старое, – продолжает Любиёва. – Есть новый район с университетом и техникой, вы увидите его завтра. Однако сегодня, думаю, вы просто погуляете по старому городу. Вот река, правда чистая и глубокая? В горах всегда так. Наши люди любят ловить здесь рыбу, жалко, вы не будете. А вот, смотрите, наша гостиница, надеюсь, вам понравится. Очень старинная и очень традиционная.

Клаксон издает причудливую трель, большая черная «волга» останавливается перед невысоким зданием, у открытой ресторанной веранды со столиками, над быстрой рекой. Любиёва и Петворт заносят вещи в низкий полутемный вестибюль; за стойкой дежурного вместо синей космоплотовской барышни сидит старушка в платке.

– Она просит ваш паспорт и мое разрешение на поездку, – говорит Любиёва. – Конечно, я тоже буду жить здесь. Идите за портье, он отведет вас в номер, а я займусь бумагами.

Петворт идет по коридору в чистенькую комнатушку с очень узкой кроватью, в тихое целомудренное помещение, с которым не связано пока никаких тягостных мыслей, в котором ничего еще не произошло. Он ставит на пол багаж; за окном журчит и плещет река, тише, чем транспорт в Слаке, намекая на что-то вроде покоя, хотя Петворт еще не почувствовал умиротворенности. Убирая потертый портфель, распаковывая синий чемодан, он помнит, что живет в исторической реальности и что история полна треволнений. В дверь стучат.

– Это Мари, ваш гид, – произносит голос. – Комната вам хорошая? Вы чувствуете себя удобно?

– Чудесный номер, – говорит Петворт, открывая дверь.

– Не такой большой, как в Слаке, – Марыся обводит глазами комнату, – хотя для провинциального места очень хороший. У меня такой же, только у вас река. Да, мой дорогой Петвурт, сегодня весь день ваш, до вечера. Чем хотите заняться? Можете развлекаться сами, или я вас куда-нибудь погуляю. Если хотите, я показала бы вам замок.

– С удовольствием, – отвечает Петворт.

– Он высоко, – говорит Любиёва, – но, думаю, вы еще молодой. Заканчивайте, пожалуйста, отпаковывать вещи, и встретимся в вестибюле.

На выходе из гостиницы она берет его под руку.

– Машина уехала. Теперь мы совсем сами. Знаете, я всегда люблю это место.

И впрямь, Глит – очаровательный старый городок: дома с балкончиками, людные улочки, каменные башни, площади, забитые ветхими грузовиками и телегами. Ходят девушки в ярких национальных платьях, у стен сидят на мешках мужчины.

Они начинают подъем по каменным ступеням.

– Идти довольно долго, – говорит Любиёва. – Покажите, что можете подняться без отдышки.

Однако к тому времени, как они оказываются у старых деревянных ворот с выщербленными каменными львами, Петворт уже пыхтит от натуги.

– Да, вы не такой спортсмен, – говорит Любиёва, нажимая на кнопку звонка. – Хотя, конечно, вы ученый. Подойдет кто-нибудь? Да, идет.

Старик в шлепанцах открывает ворота и впускает их в мощеный двор.

– Знаете, что он сказал? Мы единственные посетители. Понятно, для экскурсий сейчас поздно. Теперь я объясню вам замок. Когда-то было много правителей из других мест, которые хотели нас угнетать. Они жили в замке и смотрели вниз на город, что делают жители. Если кто-то зарабатывал деньги, захватители их отнимали. Если была красивая жена или дочь, тоже отнимали. Смотрите, вот колодец, очень глубокий, но пить из него нельзя, знаете почему? Потому что сюда бросали жителей, которые плохо слушались, не хотели отдавать своих жен и дочерей или свое золото. Киньте камень, смотрите, как глубоко. Да, они были очень злые, эти захватители, при них жилось плохо. Только народ знал секрет, что большие гордые иноземцы в пышных нарядах на самом деле не настоящие. Они просто сами себя выдумали. Однажды они растворились в воздухе и умерли. А замок остался народу, и за то, что злые люди оставили одну хорошую вещь, их можно чуточку простить. Не слишком сильно, только маленькую чуточку.

Высокие башни уходят в небо; на них гулят голуби, роняя помет в историю.

– Сюда, Петвурт, – говорит Любиёва. – Это, как вы называете, захожее место?

– Отхожее, – поправляет Петворт.

– Ну вот, на случай, если вы так не считаете, кое-что в мире все-таки меняется к лучшему, – говорит Любиёва. – Вам бы не хотелось исправлять здесь свои дела. Думаю, теперь мы войдем внутрь, и я покажу вам башню. Вот кирка, обратите внимание на алтарь. Его сделал очень хороший резник. Узнаете сюжет? Это святой Михаил, он убивает… как вы называете?

– Дракона, – отвечает Петворт.

– Видите, мы друг друга учим, – говорит Любиёва. – Вот дракон. Следующий раз я буду лучше экскурсовод. А вот там, в стеклянной спальнице, как вы это называете? Костец?

– Скелет, – отвечает Петворт, глядя на усыпальницу, где под пузырчатым стеклом лежат череп и кости. Их покрывают лохмотья некогда роскошного одеяния – обрывки пыльной шляпы с перьями, расшитого камзола, штанов, отделанных золотым шнуром, высоких сапог.

– Жалко, что некому починить его одежду, – говорит Любиёва. – Знаете, я думаю, он лежит здесь, чтобы чему-то вас научить. Надеюсь, вы усвоите урок, иначе все эти годы он напрасно тратил свое время.

– Думаю, я понял, – отвечает Петворт.

– А вот это моща святого в ларьке, – говорит Марыся. – Теперь мы пойдем в башню, она очень красивая.

С башни открывается пасторальный вид на безбрежные колышущиеся леса.

– Мой дорогой мистер Петвурт, думаю, сегодня вы правда видели замок, не как прошлый раз, когда делали экскурсию в другое место. Ой, не тревожьте, я больше не буду спрашивать про тот день с писательницей. Думаю, мы хотим ее позабыть. И это легко, когда вокруг так красиво.

Позже, когда солнце начинает гаснуть, они возвращаются в старый Глит.

– Хотите что-нибудь съесть? – спрашивает Марыся. – Я знаю место, где вам понравится. Вы сможете попробовать местные глитские еды.

В боковой улочке они находят уютный старый ресторанчик с низким сводчатым потолком; посетителей довольно много. Судя по всему, это иностранцы, потому что одни говорят по-немецки, другие, кажется, по-болгарски; не приглашенные лекторы, как Петворт, а туристы, для которых путешествие – нечто приятное и желанное. Они счастливы, как и полагается туристам.

Приносят меню, начинается привычная литания.

– Что вы хотите? – спрашивает Марыся. – Это мясо барана, а может быть, вы хотите мозги? Вот суп с ногами внутри, а вот традиционное местное блюдо – моченый зеленый оголец с прокислыми молоками.

Петворт смотрит в меню, но слова опять новые. Он устал от бессонной ночи, долгого подъема, свежего воздуха и палящего солнца. Свежие впечатления утратили свою прелесть.

– Самый простой бульон и омлет, – говорит он.

– Ой, Петвурт, я огорчила. Я думала, вы приехали узнавать все наши обычаи. Вы сами сказали мне, помните, в аэропорту, когда я вас встретила и вы захотели меня обнять? Или сейчас вам не так приятно? Может быть, вам не нравится моя страна?

– Нравится, конечно, – отвечает Петворт.

– Знаете, на кого вы похожи? На девушку, которая грустится из-за несчастной любви. Вы хотите быть британцем, таким вежливым, но на самом деле у вас всё налицо. Ладно, я закажу мозги. Я хочу веселиться. Для меня это очень особенное событие.

– Правда? – спрашивает Петворт. – Почему?

– Если бы вы чуточку знали мою страну, вы бы поняли, но, увы, бедный Петвурт, на самом деле вы очень плохо знаете мир, только то, что у вас в голове. Не так легко ездить в другие города, останавливаться в провинциальной гостинице, есть в таком традиционном ресторане. Для этого надо иметь очень хорошее личное дело и еще некоторое особое разрешение. Так вот, дорогой Петвурт, у меня превосходное личное дело, и вы – мое разрешение. Так что хотите груститься – груститесь, но не надо испорчивать мне настроение. Я хочу веселиться. Знаю, вы много путешествуете, для вас это обычное, а вот для меня – особенное. Не забывайте, я не какая-то писательница. У меня нет большой смелости, только очень скучная жизнь в Слаке. Мне не покровительствуют академики, за мной не бегают воздыхатели, И я не сочиняю удивительные истории, только немножко перевожу и читаю вам меню и еще забочусь, чтобы у вас не было неприятностей. Надеюсь, вы не думаете, что это очень просто? Поэтому я закажу мозги, и если хотите добрый совет от переводчицы, которая всегда старается вам помочь, то забудьте эту писательницу. За ней хорошо доглядят.

– Доглядят? – спрашивает Петворт. – С ней что-то случилось?

– Не думаю, – отвечает Марыся Любиёва, – но, может быть, ей тоже придется отправиться в поездку. У нее маленькие неприятности, которые вы помогли. У нашего Союза писателей есть прекрасный дом отдыха на озере Катуруу. Может быть, она захочет поехать туда. Очень тихое место, она встретится там с другими писателями и сможет спокойно и конструктивно обсудить свои долги. Ей будет очень хорошо, и вам не надо даже об этом думать.

– Ее туда отправили? – спрашивает Петворт.

– Не знаю, – говорит Марыся. – Или она останется в Слаке. Мне этого не докладывают. О, вот и официантка. Хотите сделать заказ на языке Глита? Нет? Ладно, я вас переведу.

У официантки под белым фартуком спрятана черная сумка-набрюшник, и кажется, что она беременна деньгами. На столе горит одинокая свеча, озаряя длинные, без колец, пальцы, бледное лицо и голубые веки Любиёвой.

– Я вредная, я заказала вам мозги, – говорит она. – Теперь, пожалуйста, забудьте насовсем писательницу. Не думаю, что вы видели реальную женщину, как не видели реального замка. Она очень странная. Я немножко знаю ее историю, помните, я дарила вам книгу, она еще у вас? Знаете, что у нее было много мужей, она вам сказала? Один очень знаменитый, министр, всем известный. Так вот, он себя застрелил.

– Ясно, – говорит Петворт. – И как это случилось?

– Не знаю, я не всё знаю, – говорит Марыся. – Просто они были счастливы вместе и всегда на людях, а потом не стали. Она от него ушла и написала книгу, и ее напечатали. Книга появилась в магазинах, а после в один день этот человек сел за стол на своей очень роскошной даче, достал ружье и выстрелил себе в голову. Кто знает – почему? Муж и жена – очень большой секрет, не поймешь, кто обманул и как. Может даже, это было не дома, а на работе, в ЦК. Только теперь она знаменитая писательница и все гоняются за ее книгой, а он – не министр и вообще никто. Это не ваш мир, Петвурт.

– Не мой, – соглашается Петворт.

– Вы всегда такой внимательный и грустный, – говорит Любиёва. – Что ж, это ваша привилегия. Или привилегия вашего народа. Вы ждете каких-то вещей, как американец, а мы не такие. Мы знаем, что должны жить для пользы общества, и умеем радоваться. А вы, думаю, не радуетесь. Вы не знаете, зачем вы в мире, да?

– Наверное, не знаю, – отвечает Петворт.

– Ой, Петвурт, вы такой странный, – смеется Марыся Любиёва в свете единственной свечи. – Всегда вы курите, пьете вино или черный кофе и смотрите на девушек. О да, я вас видела, вы глядите вот так, на всех красивых. А здесь, разумеется, есть на кого посмотреть. Наши девушки очень красивые и женственные при полном равноправии. Думаю, поэтому англичане всегда их любят и хотят с ними жениться

снова и снова.

– Да, наверное, – говорит Петворт.

– Ой, я думаю, вы очень порочный. А вы получаете большое удовольствие от ваших удовольствий?

– Не особенно.

– Да, вы всё время чего-то ищете, я вижу, только не понимаю чего.

– Я тоже.

– Знаете, что я думаю? Что вы приехали сюда сделать себе провинность. За этим вы и приехали. Что ж, если так, вы правильно выбрали место. Здесь всегда будут рады выслушать ваши покаяния. Думаю, некоторые люди это уже знают, а?

– Кто? – спрашивает Петворт.

– Ваш добрый старый друг, – отвечает Любиёва. – Ваш Плитплов.

– Я про него забыл.

– Он вам не позволит. В конце концов, он так хорошо знает вашу жену. Что ему известно? Что он про вас выяснил?

– Право, понятия не имею.

– Муж и жена – очень большой секрет, не поймешь, кто обманул и как, – говорит Любиёва. – Может быть, такой большой, что они сами не знают. Только я надеюсь, что вы не верите ему, этому Плитплову.

Они сидят за столиком, в чужой стране; приносят вино.

– А вы замужем? – спрашивает Петворт, пока официантка открывает бутылку.

– Кто, я? Вы так думаете? Почему?

– Ваша фамилия, Любиёва, – говорит Петворт.

– О, она не значит, что я замужем, – отвечает Марыся. – Она значит, что я – женского пола. Думаю, вы заметили, вы замечаете женщин. Это моя девичья фамилия.

– Так вы не замужем?

– Ну, это тоже ничего не значит. Мы часто оставляем фамилию, когда выходим замуж. Чтобы ее поменять, надо стоять в очереди много часов. Так что, можем быть, я замужем.

– Так все-таки? – спрашивает Петворт.

– Какой вы вдруг стали любопытный, – говорит Любиёва. – Вообще-то и да, и нет.

– Не очень понятно.

– Ну, я была замужем, а теперь нет. Студенткой я вышла за молодого человека, который хотел быть врачом.

– Вы развелись?

– Нет. Знаете, что он сделал? Он был очень политический, его отец занимал большой пост в партии. Так вот, он поехал врачом во Вьетнам, помогать народу против империализма. А Я осталась сдавать экзамен вашему Плитплову.

– И что случилось?

– Конечно, он погиб. Не от пули, он заразился пустяковой болезнью, которая была не такой пустяковой, и он был не такой хороший врач, чтобы себя вылечить. Вот что случилось с ним и со мной тоже.

– Сочувствую.

– Нет, это были не такие близкие отношения, мы просто учились вместе, – говорит Марыся, – но достаточно близкие, чтобы у меня родился сын. Для этого надо быть чуточку близкими.

– Сын, – повторяет Петворт. – Вы не скучаете по нему, когда уезжаете надолго?

– Не очень, – говорит Марыся Любиёва. – Понимаете, это моя работа, а мы здесь ставим работу выше всего. Я – переводчик, я люблю свое дело и думаю, что хорошо с ним справляюсь. Конечно, приходится чем-то жертвовать, но мне нравится ездить. Я часто езжу. Я из тех, кого вы видите на конгрессах, в кабинках, с наушниками на голове. Четыре канала, щелкаете вот так, русский, немецкий, английский, французский. Никто вас не замечает, а вы двигаете мир.

– А что с вашим сыном? – спрашивает Петворт.

– Столько много вопросов! – смеется Любиёва. – У нас здесь очень крепкие семьи. Жизнь трудная, но мы друг друга поддерживаем. Он живет с моей матерью, ей нравится о нем заботиться, она счастлива. Он ходит в садик и тоже счастлив. Его учат ходить строем и маршировать, как солдат. Я прихожу домой и приношу хорошие вещи. Знаете, что я делаю, когда не с вами? Я нахожу очередь и покупаю консервы или туалетную бумагу. Или приношу вкусный джем из гостиницы. Наша домашняя жизнь не такая плохая, но вы ее не видите. И вот почему мой сын играет сейчас с игрушками в Слаке, а я сижу с вами в ресторане в Глите, и мне хорошо. Вам нравится вино?

– Да, – отвечает Петворт.

– Неплохое вино, местное. – Свеча озаряет ее бледное лицо и темные волосы. – Ну вот, теперь мы совершили обмен. В первый вечер я узнала про вас. Вы любите путешествовать, вам нравятся брюнетки. Теперь вы узнали про меня. Так что, думаю, мы снова выпьем тост. Помните, как надо?

– Да, – отвечает Петворт, поднимая бокал.

– Ой, Петвурт, не так, – смеется Любиёва. – Вы забыли. Надеюсь, вы не забыли все те уроки, которые узнали в нашей стране?

– Нет.

– Так вот. Поднимите бокал, теперь глаза. Помните, вы должны быть всегда очень искренни. Вы мне нравитесь, вы прелесть, я хочу вас в свою постель. Думайте изо всех сил, можете? Надеюсь, да. Конечно, можете, вы смотрите на меня совсем правильно. Я рада, вы не зря потратили здесь время, я начинаю так думать. Ну, мой друг, за что пьем? За вашу поездку. Нет, это плохой тост, слишком обычный. Помните другой? Зу фролукуу дарагаыуу?

– Это что? – спрашивает Петворт.

– Ой, вы всё забыли, – смеется Марыся. – Конечно, за прекрасных дам. От всей души. За тех, с которыми вы были, и за тех, с которыми вы сейчас. И, ради вашего блага, я надеюсь, что теперешние лучше.

Они едят мясо, потом идут в темноте по улочкам Глита к гостинице.

– Если хотите еще выпить, – говорит Петворт у самого входа, – то у меня есть бутылка виски из дьюти-фри.

– О, вы хотите сказать еще тост?! – восклицает Марыся. – Что ж, в моей стране есть обычай пить и говорить допоздна, обсуждать умные мысли, пока не станем совсем глупыми. Только, я думаю, не сегодня. Вы очень устали, и я тоже. А завтра вы должны хорошо прочитать лекцию. И потом, не забывайте, мы еще долго будем вместе. Да, думаю, вам еще понадобится ваша бутылка, в другие дни, не сейчас.

В полутемном вестибюле они расходятся каждый в свою сторону. Скоро Петворт уже спит на узкой кровати под плеск реки. Во сне отчаяние: он ищет слово для какой-то вещи, но не помнит для какой, потому что забыл слово. Хочется слиться, вобрать внешнее в себя, рядом мерещится чужое тело, оно прижимается, что-то вкладывает ему в рот. Впрочем, когда Петворт просыпается в темноте, рядом никого нет, плещет река, он один на жесткой узкой кровати.