III

– A вот и место, которое я хотела тебе показать, – говорит Катя Принцип, в белом шарфике и батиковом платье, когда, чуть позже, они садятся в тихом уголке ресторанчика сразу за трамвайным кольцом, возле окна, за которым раскинулись поля. – Для меня оно очень особенное, ты понимаешь, чем оно мне нравится. Раньше это был охотничий домик каких-то кронпринцев. Отсюда они брали ружья и шли в лес. Здесь по-прежнему подают… как сказать… дикости?

– Дичь. – Петворт обводит взглядом помещение, в котором, кроме них, сидят только две пары. Сами они расположились за накрытым белой скатертью столом, у горящего камина, под резными деревянными балками. Темные бревенчатые стены украшены рогатыми черепами различных существ – оленьи головы смотрят печально, страшная кабанья морда таращит стеклянные глаза. – Здесь чудесно. Я только надеюсь, что мы не совершаем очень большой ошибки.

– Ой, Петвит, не волнуйся. – Катя Принцип накрывает ладонью его руку. – Конечно, это неразумно, но ты не думаешь, что надо иногда делать глупости? Завтра ты уедешь, может быть, я больше тебя не увижу, а я хочу тебя видеть. Обед отменили, думаю, судьба хотела, чтобы мы встретились. А теперь мы здесь вместе и можем быть счастливы, если пожелаем. Ну же, милый, оглядись по сторонам. Посмотри в окно. Солнце сияет, дождь перестал, день теплый, поля и деревья прекрасны, ведь правда? А теперь, пожалуйста, взгляни на меня. Мы сидим здесь, у огня, пьем, наши колени соприкасаются, мы смотрим друг другу в глаза, и, может быть, я маленькую чуточку прекрасна, как эти поля. Большая часть времени печальна, счастье – только ненадолго. Разве ты не думаешь, что надо им пользоваться?

– Думаю, – отвечает Петворт.

– Вот и славно. – Принцип стискивает его руку. – А теперь давай поедим.

Она машет официанту в длинном белом фартуке; тот подходит, держа в руках блокнот.

– Так чего ты хочешь? – говорит Принцип, с улыбкой разворачивая к Петворту меню. – Я тебе объясню. Массалу – рыба, как зубан. Вальпуру делается из мозга коровьего сына, очень вкусно. Натупашу, это то, что есть у быка, и у тебя, надеюсь, как вы это называете?

– Яйца? – предполагает Петворт.

– А как же вы тогда называете куриные яйца? Ладно, значит, есть яйца и яйца. Вы их едите? Говорят, они усиливают страсть, так у нас считается. Но, может быть, тебе их лучше не есть, ты так сильно на меня смотришь. Однако здесь лучше всего есть вильде, как ты сказал, дичь? Ладъслату – кабан, они живут в лесу неподалеку. Я закажу себе, хочешь и ты тоже?

– Замечательно, – отвечает Петворт.

– А не яйца? – спрашивает Принцип.

– Нет.

– Вот и правильно. Что-нибудь дикое, раз мы сами ведем себя чуть-чуть дико. И вино, верно? Чтобы выпить за нашу глупость.

– Конечно, – отвечает Петворт.

– Вот и славно, – говорит Принцип, когда официант отходит от столика. – А теперь, Петвит, скажи мне вот что: когда у тебя следующее мероприятие?

– Сегодня в семь, – отвечает Петворт, заглядывая в программу.

– И эта барышня, которая тебя смотрит, она придет в гостиницу?

– Да.

– Тогда я составлю для тебя планы, – говорит Принцип. – Скажи ей, что был в городе, смотрел замок. Она не поверит, но ты человек свободный, я думаю. И что тебе обязательно надо сделать, это принести ей цветок. Тогда она решит, что ты не такой плохой, любая женщина любит цветок.

– Хорошо, – отвечает Петворт.

– И тогда у тебя полдня свободны. У меня тоже. Это будут чудесные полдня.

– Да, – говорит Петворт.

– Ой, надо же! – Принцип со смехом прикладывает ладони к его щекам. – По-прежнему мрачная физиономия. Милый, я кое-что тебе объясню. В моей стране люди не любят делать что-нибудь заметное. Они стараются быть тихими и предпочитают, чтобы другие тоже были тихими. Не удивляй, будь как все, иначе случатся неприятности. Так вот, я не такая. Я немножко не как все, ты заметил?

– Да, – отвечает Петворт.

– У меня хороший ум, который мне нравится, и хорошее тело, которое мне нравится, и я люблю их показывать. Я делаю многое, что люди считают глупым, потому что, мой милый Пет-вит, если этого не делать, ты – ничто, и всё остальное тоже становится ничем. Конечно, я могу быть разумной, ты видел это вчера, но разумность – ничто. Понимаешь, почему я пришла на твою лекцию?

– Да, – говорит Петворт.

– Нет, не понимаешь, я плохо тебе объяснила. Я пришла, потому что ты мне нравишься, а когда тебе кто-нибудь нравится, хочется что-нибудь сделать. Смотри, какая у меня тут прелесть, нравится?

– Очень, – отвечает Петворт.

– Очень! – со смехом повторяет Принцип. – Ты не на те прелести смотришь. Вот, гляди, у меня браслет с брелочками, это талисманы, я всегда их ношу. Вот рыбка, у нее на спине можно ехать и попасть в другой мир. Вот ключик, с ним надо просто отыскать нужную дверь. Камешек – его отдают за историю. И сердце – ты знаешь, что с ним делают. Ну как, красивые?

– Да, – говорит Петворт, поворачивая браслет на белом запястье Принцип.

– Так вот, милый, один талисман я подарю тебе. Дай подумать какой. Не сердце, оно у тебя есть. Не ключ, он мне самой нужен. Вот что, я подарю камешек, потому что хочу, чтобы у тебя была история. Найди шнурок, погоди, кажется у меня в сумочке есть, и повесь на шею. И чтобы, когда мы встретимся снова, он был здесь. А вот и вино. Теперь мы можем выпить за глупость.

– За глупость, – говорит Петворт, поднимая бокал.

– Вот видишь, камешекуже действует. Аты можешь за него рассказать мне сказку?

– Боюсь, что нет.

– Какой ты скучный! Ладно, я – сказочница, я и расскажу. Что бы выбрать? А, знаю, старую, про человека, который поехал в Глит.

– Очень кстати, – отвечает Петворт.

– Ты туда едешь? – спрашивает Принцип. – Так вот, это сказка про старые времена, про путешественника из далеких краев. Он хотел побывать в каком-нибудь интересном месте, и кто-то сказал ему, что в Глите улицы – хорошие, женщины – красивые, а товары – самые превосходные. Он отправился в Глит и уже видел вдали город, когда ему попалось на дороге удивительное диво. Под деревом стояла девушка с прекрасными глазами и смотрела на него, и путешественник сразу понял, что влюбился. Девушка улыбнулась, и всё произошло… ну, милый, ты знаешь, как это бывает. Путешественник провел в ее домике несколько дней, и вот, глаза перестали казаться ему такими красивыми, и он уже не думал про любовь. Он слишком задержался, ему было пора трогаться в путь. Однажды утром, когда она ушла на рынок купить еды, он собрал вещи и отправился в Глит. Однако по дороге путешественник всё время думал про девушку и понял, что она его заколдовала и не отпускает. Но он был мужчина, и любовь кончилась, и ему хотелось Достичь цели своего путешествия. Он вошел в городские ворота – они по-прежнему там стоят – и увидел, что навстречу идет старая крестьянка с вязанкой хвороста: тело у нее было дряхлое, но лицо – в точности как у той девушки. И дальше на улице все женщины, которые шли навстречу, молодые и старые, грязные и чистые, были на одно лицо. Путешественник глядел в окна, и все женщины, которые шили, или готовили, или мылись, были точно такие же. Ой, принесли еду, ну разве не быстро? Правда выглядит аппетитно?

Между ними стоит металлическая миска, в которой булькает вкусно пахнущая похлебка из мяса и овощей; официант наливает вино в бокалы.

– Да, очень, – соглашается Петворт.

– Поставь тарелку сюда, – говорит Принцип. – Я тебе положу.

– А что дальше в сказке?

– Ну, если так хочешь, слушай. В моей стране все женщины очень эмансипированные, но красивому мужчине мы по-прежнему любим угодить. Так вот, дорогой мистер Петвит, у того путешественника было одно дело – он задумал купить кольцо. Он идет в дом ювелира и очень дешево покупает прекрасное кольцо. Купец добрый и предлагает ему переночевать: зовет жену и просит устроить гостя в красивой комнате с кроватью. В комнате жена купца смотрит на путешественника – у нее то же лицо, то же тело, что у девушки на дороге. Путешественник говорит, что они встречались. «Нет, – отвечает жена купца, – но ты должен отсюда бежать. Ты мне нравишься, и я знаю, что муж хочет ночью тебя убить, чтобы забрать кольцо». Путник озирается: у двери нет ручки, окна не открываются. «Есть только один выход, – говорит жена купца. – Я волшебница. Если ты меня поцелуешь, дверь откроется, и ты будешь свободен». Путник целует ее, ммммм, дверь открывается, он хватает вещи и бежит из Глита. После долгих странствий он возвращается домой к жене, дарит кольцо, целует ее, ммммм, и видит, что у нее лицо как у девушки из Глита. Вот и вся история, тебе понравилось?

– Это ты сочинила? – спрашивает Петворт.

– История очень старая, – отвечает Принцип, – как я могла ее сочинить? Конечно, она фантастическая, совсем не реальная, но, знаешь ли, я не верю в реальность.

– Не веришь, – повторяет Петворт.

– Нет, я испробовала ее и не верю. Реальность – это то, что бывает, когда слушаешь чужие истории, а не свои. Истории становятся страной, страна – тюрьмой, а тюрьма входит в твою голову. И повсюду примерно одна и та же повесть: люди не крадут, перевыполняют планы и любят Карла Маркса. Вскоре остается лишь одна эта история, и она становится реальностью. Ладно, я кое-что тебе расскажу, милый, если ты меня поцелуешь, и даже если не станешь целовать. У меня есть только одна история, и в ней – я и ты. Мир – у нас в голове, и он там для того, чтобы мы могли сочинять истории. И вот как я использую свою собственную голову, которую ты сейчас видишь, вполне красивую, я надеюсь. Не для того, чтобы создавать больше реальности для других, а чтобы мне самой было просторно. А теперь ты скажешь, товарищ Петвит, что моя позиция неправильная и не способствует торжеству исторического процесса. На это я отвечу, мой милый друг, что исторический процесс – твои истории, а не мои. И ты ответишь, ну, тогда тебе лучше водить трамвай. Я правда умею его водить. Ты веришь, что я – волшебница?

– Может быть, – отвечает Петворт.

– Конечно, такое возможно, – говорит Принцип. – В моей стране мы говорим о научных проектах и плановой экономике, но на самом деле мы по-прежнему крестьяне и колдуны. Поколдовать еще?

– Да, – говорит Петворт.

– Ладно, попробую. Хочешь кофе? – Да.

– Тогда мы возьмем такси и поедем искать кофе. Я знаю Место, где он лучше.

– Правда здорово? – говорит рослая, белокурая Катя Принцип некоторое время спустя, прижимаясь к Петворту в маленьком оранжевом такси. – Теперь ты понимаешь, почему я так люблю то место. Надеюсь, следующее тебе тоже понравится.

– Уверен, – отвечает Петворт.

Такси едет в сторону города, довольно быстро; другие водители сигналят.

– Наши таксисты не оборачиваются, – говорит Катя Принцип. – Они глядят вперед, в социалистическое будущее. Смотри, вон на горе замок. Там ты сегодня гуляешь, так что, пожалуйста, запомни, какой он. Внутри просторно и темно и много маленьких комнаток. Думаю, ты и раньше бывал в замках. В комнатках железные латы для очень маленьких воинов, с перьями на шлемофонах, и на стенах картины всех старых битв. Потом тебе показывают старинные ружья и пресс для вина. Внизу темные казематы для туристов, не чтобы там жить, просто посмотреть. Мы так плохо с туристами не обращаемся. Наверху спальная епископа Влама. Он был… как вы называете мужчину, который слишком любит женщин?

– Волокита?

– Надо же! А я думала, волокита – это когда бюрократчики. Ладно, значит, волокиты тоже две, как и яиц. Так вот, у этого волокиты была роскошная спальная и огромная двойная кровать под пологом. А может, и не двойная, он был очень груб со своими дамами. Еще он бросал их в яму, не забудь про яму. Ну как, всё увидел?

– Думаю, да, – отвечает Петворт.

– Вот и хорошо. Ладно, теперь, когда мы осмотрели замок, можно поехать в совсем другое место. Надо, наверное, сказать водителю, чтобы ехал помедленнее. Он давит слишком много народу.

Катя Принцип подается вперед и говорит с шофером; Петворт смотрит на городской пейзаж, где под солнцем идут люди в сером, и улицы проносятся мимо. Он чувствует себя оторванным от реальности, приятно похищенным, и одновременно в голову приходит одна маленькая мысль.

Это странная мысль, что он счастлив. На краткий миг он с женщиной, с белокурой, одетой в батик Катей Принцип, она красивая, интересная, веселая и заражает своим весельем. Однако есть и другое: доктор Петворт, который сидит в незнакомом городе в чужом такси и сжимает лекцию, не особо привык ощущать, что живет. С годами он становился старше, видел, как в волосах появляется седина, как портятся зубы (один даже пришлось вырвать), терял юношескую веселость, погружался в тревогу и одиночество, чувствуя всё время, что некая сердцевина, тот стержень, в котором положено быть ценностям, ветшает и рассыпается. Мир, по мере того, как Петворт лучше его узнавал, делался не реальнее, а меньше, житье – не жизнью, а пародией на нее. Люди превратились в повторения уже знакомых людей, желания – в нелепую биологическую потребность, более или менее терапевтическую тягу к разнообразию. Жена, которая когда-то была всем, обернулась зыбкой чередой присутствий и отсутствий; женщины, посещавшие его жизнь и сны в качестве потенциальных любовниц, уже не влекли с необходимой силой. Объекты воли, как зубы, пришли в упадок; стало трудно отыскивать достаточно внутренней сути, чтобы шевелиться, чувствовать, говорить. Бессодержательность, бессловесность, ощущение собственного отсутствия вошли в привычку. Однако сейчас (хотя Петворт понимает, что ведет себя неправильно, и мучается совестью из-за трех покинутых спутников, которые, наверное, беседуют о нем в одном из десятка возможных ресторанчиков, и не может объяснить себе свое поведение) он испытывает маленькое странное чувство, что наконец-то живет.

– Таксист очень смешной, – говорит Катя Принцип, предполагаемый источник всех этих чувств. – Сказал мне, что больше не любит свою жену.

Таксист, рослый и волосатый, оборачивается и кивает.

– Он увидел меня и сразу полюбил, зовет с ним выпить. Я ответила, что не могу, я с возлюбленным, ты не обижаешься, что я так сказала?

– Нет, – говорит Петворт.

– А теперь он хочет покончить с собой. Наши люди иногда такие.

Такси останавливается на тихой городской улочке, под липами; за деревьями ряд старых высоких домов с балконами. Водитель оборачивается и громко обращается к Принцип.

– Пожалуйста, вылезай, милый, – говорит она Петворту. – Я быстро, только скажу ему несколько слов.

Петворт выходит из машины и смотрит на улицу; прохожих нет, все двери закрыты.

– Ну вот, – говорит Катя Принцип, выбираясь из машины. – Кажется, я убедила его не кончать с собой. Пообещала, что выпью с ним завтра. Со мной такие истории случаются часто, уж не знаю почему. Ладно, мы немного пройдемся и будем на месте.

– Где? – спрашивает Петворт.

– Там, куда мы ехали. Мне казалось, ты хочешь кофе. Мы поехали туда, где оно есть. Место называется «моя квартира».

– А, – говорит Петворт.

– Я смотрю на тебя, и мне кажется, что ты устал. Может быть, ты захочешь отдохнуть и принять душ. Я напою тебя отвратительным кофе и накормлю гадким пирогом. Ну вот, в эту дверь. Жми на кнопку, механизм ее откроет. А теперь быстро заходим, я не хочу, чтобы нас видели. Я провожу тебя тайком, Петвит.

Они входят в темное парадное, дальше – клетка лифта.

– Быстрей, сюда, – говорит Принцип. – Я покажу, как он работает, на случай, если ты захочешь прийти ко мне еще. Надеюсь, захочешь, как ты думаешь? Смотри, в эту коробочку на стене надо опустить монетку, десять буттуун. Если не сделаешь, лифт не поедет. А если сделаешь, – пуф! – вот он уже едет.

Лязгающая клетка ползет вверх, Принцип прижимается к Петворту, мимо проплывают каменные площадки с деревянными дверями.

– Вот и мой этаж, верхний, – говорит Принцип. – Повезло, никто нас не видел. Вот мой ключ, сейчас ты снова исчезнешь.

Они выходят на каменную площадку, она вставляет ключ в

замок.

– Когда дверь откроется, скорее проходи внутрь. Не надо, чтобы все всё про нас знали.

Дверь открывается; за ней прихожая, настолько тесная, что непонятно, призвана она усилить или исключить близость между людьми. Стены прижимают их друг к другу.

– Ну вот видишь, ты и здесь! – смеется Катя Принцип, почти касаясь лбом его подбородка. – Надеюсь, ты не думаешь, что это вся моя квартира? Дальше есть еще.

В такой тесноте трудно не обнять человека, к которому ты притиснут; руки Петворта оказываются у нее на талии.

– Ой, Петвит, – говорит Принцип, мягко высвобождаясь из его объятия. – Разве ты не помнишь, что я привела тебя отдыхать? Разумеется, ты наверняка устал после такой лекции. Или ты тоже хочешь быть волокитчиком, как епископ Влам?

– Ты мне нравишься, – говорит Петворт.

– Ну конечно, ты мне – тоже. Только я чуточку неуловимая. Я хочу немного с тобою поговорить. У нас столько времени, разве не замечательно? Целых полдня мы можем быть вместе. Или ты больше хочешь пойти посмотреть замок?

– Нет, я хочу быть здесь, с тобой, – отвечает Петворт.

– Что ж, очень разумно, – говорит Принцип. – Тогда пошли, я покажу тебе квартиру.

7 – ОПЕР.