– Полный псих, – выдал окончательное резюме внутренний голос,

– А кто этого не знал? – легко согласился я.

– Только у тебя в голове могли родиться подобные фантазии... – начал мой внутренний голос свою бесконечную заунывную песню о том, что все плохое всегда исходит только от меня.

– Ты, наверное, забываешь, что это и твоя голова тоже.

– А ты забываешь, кто у нас болен...

Я примерно представлял, что последует дальше, поэтому не стал продолжать этот бессмысленный со всех точек зрения спор и переключился на старика.

Невероятно, но факт: по-видимому, он свято верил в свою бредовую теорию. Потому что, хотя я не считаю себя опытным психологом, но во время его рассказа у меня даже на мгновение не закралось подозрения, что это может быть всего лишь дружеской шуткой.

«О-о-о-о, – мысленно застонал я, теряя остатки разума и понимая, что спятил окончательно и бесповоротно. – Никто теперь мне не поможет – ни родители, ни врачи, ни даже этот несчастный идиот, пораженный старческим маразмом и манией величия. Проклятье!» Я чуть не взвыл от горя. Вот уж никак не думал, что в моем невинном, почти детском подсознании гнездятся такие кошмары: иллюзорный мир, не имеющий ничего общего с реальностью, больные галлюцинации, густо приправленные чудовищным запахом, свихнувшийся старик с безумными идеями, и в центре этого апокалипсиса – его величество я. Голый принц с полотенцем на голове, залитый кровью с ног до головы, никогда не сдающийся, гордый и потому неуловимо прекрасный.

В декорациях не хватало только белого коня с солитёром в кишечнике и глупой принцессы, с которой бы мы жили долго и счастливо, любили друг друга преданно и самозабвенно и тихо, спокойно умерли в один день – то есть сегодня.

– Неплохой сюжет, – как всегда не к месту, ожил внутренний голос. – Немного подкорректировать, кое-что подправить, назвать, например, хмм... скажем, «Безумная любовь», и можно смело выпускать в свет как стопроцентный блокбастер для впечатлительных дамочек преклонного возраста.

– Заткнись, – огрызнулся я, начиная терять не только терпение, но и самообладание. – У нас проблемы с мозгами, а ты лезешь со своими третьесортными остротами.

– Ну и пожалуйста. – Он обиделся и, как всегда бывает в таких случаях, предоставил мне самому разбираться с возникшими неприятностями.

По крайней мере одной проблемой стало меньше...

Быстро прокрутив в голове возможные варианты выхода из кризиса и отбросив их как абсолютно неприемлемые, я перешел к главному.

Ну что ж, подумал я, карты розданы, ставки сделаны, правила игры объяснены, и выходит, что теперь я принц – ни больше и ни меньше. Как ни крути, но это состояние останется, пока врачи меня не спасут. Хотелось бы, конечно, чтобы это случилось поскорее, но, подозреваю, придется немного подождать: судя по симптомам, болезнь зашла слишком далеко. А впрочем, что ж, все не так уж и плохо, потому что могло быть еще хуже.

«Тебе просто повезло, юноша, – сказал я себе, после некоторых раздумий приняв окружающую действительность такой, какой она оказалась. – Съехав с катушек, ты мог возомнить себя продажным политиком, нечистым на руку полицейским, сутенером, а в худшем случае даже ассенизатором[14], но мания величия сделала из тебя принца. Ах, как это романтично! В кои-то веки почувствовать себя особой голубых кровей».

– А что могло произойти со мной, не будь я принцем Реннтрамом? – не очень бодро поинтересовался я, возвращаясь к прерванному разговору и пытаясь таким образом хотя бы ненадолго отвлечься от грустных мыслей.

Старик, недобро прищурившись, искоса посмотрел на меня.

– Как ты себя чувствуешь, мой юный друг? – спросил он после некоторой паузы, при этом в его голосе прозвучала неподдельная тревога за мое здоровье. – Если у тебя что-то болит, ты должен сказать об этом прямо сейчас, пока еще не поздно.

Вы видите, какая трогательная забота? Я чуть было не заплакал от избытка чувств, неожиданно переполнивших мое большое, легкоранимое сердце...

Впрочем, это состояние быстро прошло – после того, как старик начал бесцеремонно осматривать меня. При этом всем своим видом он напоминал заправского торговца морскими свинками, которому достаточно одного беглого взгляда, чтобы, словно рентгеном, просветить мое хилое, тщедушное тельце, выявив первые симптомы начинающейся болезни.

– Вообще-то я чувствую себя прекрасно, – начал я немного взволнованно. Лицо старика тут же прояснилось. – Правда, есть один незначительный момент, но об этом, право же, не стоит и упоминать. Однако если тебе не совсем безразлична моя судьба...

Он закивал настолько усердно, что мне показалось, еще чуть-чуть – и голова у него окончательно отвалится.

– ... И это по-настоящему тебя беспокоит...

Последовала новая серия кивков.

– То открою тебе мой маленький секрет...

Я выдержал долгую эффектную паузу, во время которой старик превратился в сгусток внимания, и, тяжело вздохнув, подвел печальный итог:

– Подозреваю, что мой молодой, не до конца сформировавшийся рассудок не выдержал перегрузок сегодняшнего дня, в связи с чем я могу поздравить себя, тебя и, разумеется, всех окружающих с тем, что благополучно сошел с ума.

Экспромт получился почти в рифму, поэтому мой внутренний голос не смог удержаться от того, чтобы тепло поздравить предыдущего оратора. Не забыв мимоходом отметить, что с таким талантом не стыдно будет проявить себя на нелегкой, но почетной работе росписи общественных туалетов возвышенными афоризмами не вполне пристойного содержания.

Услышав это неприятное известие, колдун воспринял его чересчур близко к сердцу – закашлялся, как будто поперхнувшись чем-то не очень аппетитным, побледнел и схватился за сердце.

Судя по внешнему виду и реакции, это была не самая приятная новость для старика. Скорее всего, он ожидал услышать что-нибудь полегче. По-моему, лучше бы я сообщил ему, что он не пробился в финал конкурса красоты из-за необъективного судейства... Но что поделать, правда – вещь не всегда приятная.

– Я тебе не верю, – прокаркал он, немного успокоившись и приходя в себя, после того как чуть не сыграл в ящик от переизбытка эмоций или, на худой конец, от сердечного приступа.

Тем не менее в его голосе все еще слышались плохо скрываемые нотки паники.

– Конечно, ты мне можешь не верить, – ответил я почти беззаботно, потому что мне действительно было глубоко наплевать, верит он мне или нет. – Но подумай хорошенько: какой принц, находясь в здравом уме и твердой памяти, станет, раздевшись догола, резать себя напополам опасной бритвой? – Запекшаяся к тому времени кровь, обильно размазанная почти по всему телу, делала мой красочный рассказ вполне правдоподобным. – И какой принц, – продолжал я добивать старика, – не захочет признать свое королевское происхождение, отказавшись таким образом от притязаний на трон, от славы, власти и почестей? Не говоря уже о том, что я просто не имею ни малейшего понятия, о каком королевстве Ветров ты ведешь речь. А про династию Россолов вообще впервые слышу.

Я, конечно, не заканчивал школу ораторского искусства с красным дипломом, и вообще нельзя сказать, что мои чары рассказчика хоть на кого-то производили впечатление, особенно в кругу семьи или среди близких друзей и дальних знакомых. Но в данном случае не было никаких сомнений, что моя прочувствованная речь убедила старика.

Он сразу как-то сник, отчего стал выглядеть еще хуже, хотя до этого мне казалось, что при его внешних данных это попросту невозможно. Видимо, нынешний день выдался у колдуна не лучшим в году. В определенном смысле и я сыграл в этом свою роль, выступив в моем обычном амплуа бездушной скотины, и чуть не довел беднягу до очередного инфаркта своими необдуманными заявлениями, но... Во-первых, у меня самого были серьезные проблемы со здоровьем, а во-вторых, я не состоял в благотворительном обществе «Давайте поможем сумасшедшим пенсионерам», поэтому утешать его, выражая соболезнования, не входило в мои планы на ближайшее будущее.

– Ну, что ж, – горько вздохнул старик после некоторого раздумья, которое сопровождалось судорожным выдергиванием волос из редкой козлиной бороденки. – Немного порченый товар стоит чуть меньше, только и всего. Тут уж ничего не поделаешь. И не стоит делать из этого трагедию. Придется отнести убытки на счет непредвиденных обстоятельств при переходе через пространственно-временной барьер... Обмотай эту тряпку вокруг бедер, – уже намного бодрее продолжил он, наверное, имея в виду полотенце на моей голове, – потому что там, куда мы сейчас отправимся, не принято показываться в чем мать родила.

– Смотри-ка, а старая развалина держится молодцом, восстанавливается за пару минут, – бодро прозвучали в голове позывные моей вечной спутницы шизофрении, для которой, как мне иногда казалось, вообще не существовало никаких проблем в этой жизни.

– И на какую же вечеринку нам посчастливилось заполучить приглашение? – довольно вяло поинтересовался я, с каждой минутой все глубже погружаясь в пучину мрачных мыслей относительно состояния своего здоровья и все больше и больше скатываясь к пропасти самой что ни на есть черной депрессии.

– Нас ждет, друг мой, рабовладельческий рынок, на котором я попытаюсь выгодно продать тебя и, по моим предварительным оценкам, найдется немало желающих заполучить в личную собственность принца Рентала, прямого потомка великой династии, находящегося на пике своей физической и умственной формы. Имеющего, кстати, совсем неплохие шансы в ближайшем будущем занять трон – после смерти своего уже немолодого и не совсем здорового папаши-короля...

– Какая потрясающая интрига! – в восторге закричал внутренний голос.

– Прокляты богом те монархи, чьи дети продаются с молотка, – процитировал я.

Не знаю уж, из каких загадочных глубин памяти выплыла эта крылатая фраза.

– Браво, браво, – проскрипел мой новоявленный хозяин. – Наличие поэтической жилки компенсирует твою душевную болезнь, подняв начавшие было падать акции на прежний уровень...

И вдруг до меня дошло, что на роль принца этой мыльной оперы приглашен не кто иной, как я...

– А-ха-ха-а!!! Какая прелесть!!! – в очередной раз дико взвыло мое подсознание.

– Ты что, действительно хочешь продать меня? – Я чуть не задохнулся от возмущения, потому что, как всегда, извращенное воображение явственно высветило перед глазами совсем неутешительную картину...

На грязном помосте при огромном стечении народа какие-нибудь жирные лоснящиеся купцы[15] сначала будут осматривать меня со всех сторон, словно какую-нибудь лошадь, потом щупать ноги, руки, придирчиво рассматривать зубы и гениталии, а затем, если останутся довольны физическим состоянием (в чем, положа руку на сердце, я сильно сомневаюсь), наденут на шею веревку и поведут в загон...

Откровенно говоря, это было совсем не то, о чем я мечтал с детства.

– И ты наивно полагаешь, что я буду не только спокойно смотреть на все это, но еще и способствовать исполнению твоих грязных замыслов? – Я был взбешен до такой степени, что почти сорвался на визг. – Да? Так вот что я скажу тебе, милый мой. По-моему, это очень большая ошибка с твоей стороны. Ты даже представить себе не можешь, насколько большая. Потому что, в конце концов, я ведь не бессловесная скотина, которую ведут на убой зажравшиеся мясники, а нормальный свободный человек. И теперь, сказав мне все, ты получишь не тихого сумасшедшего, как, может быть, наивно рассчитывал с самого начала, а буйно помешанного идиота, которого не захотят взять даже бесплатно, в нагрузку к основной покупке.

С какой стороны ни посмотри, это было необдуманное, истеричное и очень глупое заявление с моей стороны.

– Если этого идиота, как ты правильно выразился, не захотят купить за приличную цену, – начал старик, почти шипя от злости, – мне придется, несмотря на все свои религиозные убеждения, этику потомка великих магов и моральные принципы, превратить тебя в старую больную жабу, покрытую с ног до головы незаживающими, полными гноя и грязи смердящими ранами. У которой все-таки хватит темперамента и найдется достаточная воля к жизни, чтобы протянуть в таких нечеловеческих условиях лет триста-четыреста и только после этого благополучно подохнуть в страшных мучениях.

– Жабы так долго не живут. – Я был несколько обескуражен таким поворотом событий.

– Ты будешь особенной жабой – жабой-долгожительницей, волшебной, неизлечимо больной, но суперживучей, – пообещал колдун, недобро скалясь.

А чтобы у меня не осталось ни малейшего сомнения в правдивости его слов, он тут же для наглядности угрозы превратил бритву, которую я все еще держал в руке, во что-то живое – холодное, скользкое и противное.

Не знаю, как подобный экземпляр называется у местных, но, по-моему, определение «мерзкая гадина» подходило к этому отвратительному созданию в самый раз.

О-оой...

Оказывается, в этом салуне не просто передергивали, здесь игра шла вообще без всяких правил...

– Знаешь, – дипломатично начал я после того, как немного пришел в себя, избавившись от мерзкой гадины (я брезгливо закинул ее в дальний угол), – ты меня убедил. На все сто. В конце концов, рабовладельческая система в свое время была прогрессивным этапом на пути человечества, и я не вижу достаточно веских причин, которые помешали бы двум таким чудесным во всех отношениях друзьям, как мы с тобой, способствовать процветанию данного общества в меру своих скромных сил. Со своей стороны обещаю приложить максимум усилий, чтобы произвести неизгладимое впечатление на потенциальных покупателей... – тут меня передернуло от образа купца, опять так некстати всплывшего в сознании, – своей эрудицией и безукоризненными королевскими манерами, мягким шармом и тонким чувством юмора. Единственное, что вызывает некоторые сомнения, я бы даже сказал, опасения, так это мое физическое состояние.

Поясню причину моего беспокойства.

Выражение «на его мускулистом теле не было и унции жира» подходит ко мне ровно на пятьдесят процентов, и если, прочитав эту фразу, вы наивно подумали, что моя фигура напоминает фигуру Аполлона, обремененного разве что парой унций упомянутого жира, то здесь, к большому сожалению, вы попали пальцем в небо. Нет, я никогда не мог похвастаться наличием брюшка, как, впрочем, и мускулатуры. Все, что у меня есть, – это волосы, кости, внутренности, сухожилия, ну, и немного мяса, обтянутого кожей.

Одним словом, я слегка худощав, чтобы не сказать дистрофичен, и продавать меня в полуголом виде было бы не совсем разумно. Во-первых, это может отпугнуть потенциальных покупателей (худой раб – больной раб, долго не протянет), а во-вторых, как следствие – сбить цену (беру десяток этих заморышей за один золотой), о чем я незамедлительно поведал своему добродушному, но немного наивному симпатяге-рабовладельцу.

Может, у него были не все дома, но очевидные вещи, надо отдать ему должное, он все же признавал.

– Да-а, действительно, здесь у нас могут возникнуть кое-какие проблемы, – пробормотал колдун, внимательно оглядывая меня со всех сторон, как породистую лошадь, имеющую все предпосылки, чтобы выиграть большой Дерби, кроме главной составляющей – желания.

– Но, к сожалению, я ничего не могу сделать с твоей комплекцией. И... Хм-м... В принципе, по моему личному мнению, в здоровой худобе определенно что-то есть.

Это звучало настолько жалко, что не убедило бы даже трехлетнего малыша.

– А как же твоя хваленая магия? – Я даже не пытался скрыть презрение, сквозившее в моем голосе. – Или все, что ты можешь, это пугать наивных детей дешевыми фокусами из третьеразрядных балаганов и всякими мерзкими тварями? Наколдуй мне по крайней мере приличную одежду, если, конечно, хотя бы это тебе под силу, великий Кал... Аму... Маран... и не знаю еще кто...

Выступление получилось достаточно эффектным и, что самое главное, по существу, но вот последняя фраза была все-таки лишней. Кажется, я перегнул палку, задев одновременно личную и профессиональную гордость старика. А этого делать ни в коем случае не следовало. На его руках появились всполохи мерцающих огней, и что-то глубоко внутри подсказало мне, что колдун не собирается развлекать ребятню, выступая в роли рождественской елки, обвешанной гирляндами, а просто опять начинает злиться.

– Если бы в данный момент я не испытывал некоторых затруднений с финансами[16], – старик с трудом сдерживал бешенство, клокотавшее в нем, словно вода в закипающем чайнике, – то, видит бог, ты бы уже давно сидел в местном болоте и мерзко квакал.

– Конечно, можно превратить тебя в красавца с мускулами, – продолжал он, – но это ничего не даст, потому что на арене рынка, как и во всех других общественных местах столицы, установлена защита против магии. А чтобы сотворить более или менее приличную одежду, понадобится огромное количество энергии, которой у меня сейчас нет. Так что нам придется надеяться на твое королевское происхождение, во-первых, на шарм – во-вторых, ну и, конечно, не стоит забывать о перспективе, которая ожидает тебя в случае неудачи торгов. – Все это он проорал на одном дыхании, бешено вращая глазами и, вероятно для пущей убедительности, весьма темпераментно для своего преклонного возраста брызгая слюной, словно только что откупоренный огнетушитель.

Не знаю, какого эффекта он хотел добиться своими нелепыми угрозами, но мне почему-то с каждой минутой становилось все смешнее и смешнее. Этот бутафорский бред все больше смахивал на дешевые комиксы с тупыми безмозглыми злодеями и не менее тупыми главными героями. Может быть, в другое время и в другом месте методы убеждения этого грязного старикашки подействовали бы почти безотказно, но только не здесь и не сейчас.

– Абсолютно все понял, – покорно ответил я, едва сдерживая истеричный смех, рвущийся изнутри. – Но у меня остался последний вопрос, касающийся моей личности. Позволь спросить: с чего ты вдруг решил, что я потомок какой-то династии, вдобавок носящий титул принца и проживающий не просто где-нибудь, а ни больше и ни меньше как во всеми уважаемом королевстве Ветров?

На этом месте я почти рассмеялся, но, вовремя вспомнив, что еще не все узнал, с огромным трудом взял себя в руки.

– Нет, это, конечно, льстит моему самолюбию, – добавил я, – но прошу тебя не забывать, что в данный момент я нахожусь не в лучшей умственной форме, а твои угрозы насчет больных жаб, смердящих болот и прочей неприятной мерзости не будут значить абсолютно ничего, если какой-нибудь дотошный покупатель поинтересуется здоровьем моих родственников или политической ситуацией в родном королевстве.

– Буду с тобой откровенен до конца, – продолжал я, из последних сил сдерживаясь, чтобы не заржать, – мне неизвестно даже, в какой стороне находятся мои наследственные владения и насколько они велики, не говоря уже о том, что я вообще не знаю имени короля, чей престол по твоей версии должен буду унаследовать в самом ближайшем будущем...

Выпалив все это и будучи не в силах больше сдерживаться, я окончательно сорвался с катушек и расхохотался в голос. Это была самая настоящая истерика, продолжавшаяся несколько минут подряд, до слез и судорог в животе. Болезненные спазмы, сотрясающие до основания весь мой несчастный организм, было просто невозможно остановить – казалось, они вообще никогда не кончатся...

Но все же спустя некоторое время[17] я постепенно успокоился и затих.

Из всего этого бурного выступления даже не дикая истерика, а именно последняя деталь – насчет престола – добила старика окончательно. Колдун наконец-то поверил, что я говорю совершенно искренне, и опять чуть было не потерял остатки здоровья.

– Да-а... – без всякого энтузиазма протянул он, когда более или менее пришел в себя и погрузился в печальную задумчивости, теребя свою козлиную бородку. – Как-то все время забываю, что ты сумасшедший.

– А я не одинок в своем несчастье, – язвительно заметил я, но чувства юмора у этого чудовища было не больше, чем белых в Гарлеме, поэтому на мою шпильку он не прореагировал.

– Так почему ты думаешь, что я принц? – переспросил я, распираемый любопытством.

– «Почему я принц, почему я принц», – прокаркал старикашка, передразнивая меня. – Да потому что я знаю, что ты принц, и этого мне вполне достаточно.

Логика железная, что ни говори. Он знает, что я принц, а я знаю, что я не принц, и кто-то из нас ошибается, но этот кто-то – не я.

– Ну, хорошо. – Я решил подойти к интересующей меня проблеме с другой стороны. – Тогда позволь тебя спросить: откуда ты знаешь, что я принц?

Так разговаривают с маленькими детьми или с полными идиотами.

Ребенком я колдуна не считал.

Наверное, старику это надоело, или он решил ввести в курс дел своего раба – не знаю, колдун вообще был непредсказуемой личностью. Но как бы то ни было, после очередного вопроса он залез в карман своего необъятного балахона и с гордым видом достал оттуда дешевый калькулятор на солнечных батареях.

– О-оооооо!!! – застонал мой внутренний голос.

После недавней демонстрации продвинутой магии в ванной я ожидал чего угодно – от Призрака Оперы до красного флага над Белым домом, или еще какого-нибудь восьмого чуда света в этом же роде, но к появлению обыкновенного калькулятора – этого полета инженерной мысли конца двадцатого века, – признаюсь честно, я оказался морально не готовым...

– Потрясающе! – после секундного замешательства радостно закричал я, захлопав в ладоши. – Если с помощью этого суперкомпьютера ты сумеешь вычислить квадратный корень из числа девять, то получишь первый приз на местной олимпиаде по математике для слабоумных...

Язык мой – враг мой, в чем я уже неоднократно имел возможность убедиться на личном опыте...

– БА-БАХ!!! – грохнуло без всякого предупреждения.

Я повис в воздухе вниз головой, а старикан, брызгая слюной, принялся кричать мне в лицо, что еще одна такая выходка – и на моей карьере раба можно будет смело ставить жирный крест. Зато болото распахнет мне навстречу свои гостеприимные объятия. А новые друзья из двоякодышащих с радостью примут меня в свою родную среду обитания, показав места, где водятся самые жирные и вкусные мухи и скапливаются самые аппетитные личинки и где напрочь отсутствуют цапли, а жабам живется вольготно и весело, если они, конечно, здоровы телом и бодры духом... Но я, к сожалению, здоровым не буду, потому что ужасные смердящие гнойники, которые покроют все мое жабье тело, будут доставлять мне массу огорчений, так что даже жирные помойные мухи не будут радовать мой желудок, потому что у него будет неизлечимая злокачественная язва...

И далее все в таком же духе и с такой же яростью. У старикана было довольно живое воображение, когда дело касалось подобных ужасов... Правда, этот литературный перевод не совсем точен, но, думаю, мне простят опущенные непристойности, смысла половины которых, откровенно говоря, я и сам до конца не понял.

«Я разозлил старика, так ничего и не узнал, и опять меня подвел мой длинный язык. В следующий раз, прежде чем говорить, буду думать», – пообещал я себе.

– О-о-о... Не мальчик, но муж говорит нашими устами, – опять некстати ожил внутренний голос.

– За-мол-чи! – Я был зол как черт.

– Все, – прервал мои размышления колдун, начиная постепенно успокаиваться. – Ты мне надоел, мы идем на рынок немедленно, и, клянусь небом, уже сегодня ты или сменишь владельца, или начнешь прожигать жизнь в местном болоте.

– Но...

– Никаких «но», – отрезал он. – Ты можешь пойти сам, как хороший, воспитанный раб, или мне придется привязать веревку к твоим ушам, чтобы ты левитировал подобно воздушному шарику.

– А может...

– Это последнее предупреждение, – произнес он, широко улыбнувшись, что сделало его похожим на ожившую мумию и моментально отбило у меня охоту продолжать разговор.

Как видно, в этом мире с принцами не слишком-то церемонились.

Впрочем, как и со всеми прочими. Но об этом мне предстояло узнать чуть позже.

А прямо сейчас передо мной стоял не особенно сложный выбор: или засунуть свою гордость куда-нибудь подальше и идти пешком как все нормальные люди, или не засовывать – и с низкого старта выйти прямиком на околоземную орбиту. С какой стороны ни посмотри, перспектива лететь вниз головой, беспорядочно вращаясь в разные стороны и одновременно пытаясь не до конца растерять содержимое желудка, меня ни капельки не прельщала. Поэтому, решив, что при таком раскладе лучше не пытаться разыгрывать из себя бывалого космонавта, я с отвращением протянул руку моему новому «хозяину», безропотно позволив увлечь себя навстречу судьбе...

Но, честное слово, лучше бы я этого не делал...