Особый отдел (№3) - Особый отдел и пепел ковчега

— Я тебе всегда говорил, что шарлатанство до добра не доведёт... Будет тебе завтра связник.

— Тогда всё, отключаюсь... А то ещё, не ровен час, запеленгуют.

Вечером того же дня в личные апартаменты Обухова позвонил начальник охраны.

— Тебе чего? — недовольно спросил шеф, при помощи «Мартеля» пытавшийся устранить послевкусие верблюжьего снадобья.

— Агентство «Статус» прислало нам новую служанку, — сообщил начальник охраны. — Взамен Хвостиковой.

— А с той что случилось?

— Вызвали телеграммой домой. Кто-то из родни помер.

— Надеюсь, с новенькой проблем не будет?

— Можете не сомневаться! Мы с этим агентством уже лет пять как сотрудничаем. Пока осечек не было... Взглянуть на служанку не желаете?

— А стоит?

— Ещё как стоит!

— Ладно, веди... — Обухов осушил очередную рюмку «Мартеля», но закусывать не стал.

Помятуя совет восточного мага, он воздерживался от вина и пищи. Что касается коньяка, то о нём никаких упоминаний не было.

Визитёры не заставили себя ждать. Входя, начальник охраны пропустил вперёд Людочку Лопаткину, одетую чуть ли не монашкой. Впрочем, это ничуть не умаляло, а, наоборот, даже подчёркивало её неземную красоту. На груди у девушки висел массивный узорчатый крест, выполнявший сразу две функции — радиотелефона и электрошокера.

Опешил даже Обухов, которому сейчас полагалось думать совсем о другом.

— Тебя как зовут? — спросил он.

— Людмила Савельевна, — потупив глаза, ответила Людочка.

— Что же ты, Людмила Савельевна, старушечьи юбки носишь?

— Дабы не искушать женолюбивых мирян, — смиренно ответила девушка.

— Забыл сказать, она из староверов. — В разговор встрял начальник охраны. — По-моему, ничего предосудительного в этом нет. Нам ведь служанка нужна, а не стриптизёрша.

— Странная какая-то у нас собирается компания, — задумчиво произнёс Обухов. — Мусульманский проповедник... Православная инокиня... Только иудейского раввина ещё не хватало.

— А вы про адвоката Гопмана забыли, — напомнил начальник охраны. — Завтра явится.

— Ну да, — поморщился Обухов. — Этот шмуль своего не упустит... А подобает ли набожной девушке служить в обители мамоны?

— Благочестивого человека мирская грязь не пачкает... А кроме того, я подписала договор, в котором вот этот гражданин, — она указала пальцем на начальника охраны, — ручается за мою честь и безопасность.

— У нас так всегда. — Обухов сардонически усмехнулся. — Кто собственной чести не имеет, ручается за чужую... Иди располагайся. Завтра приступишь к работе. Пока присматривайся — помогай по дому, на кухне... А там видно будет.

На дворе едва брезжило, когда двое охранников, поёживаясь от утренней свежести, вывели Цимбаларя на молитву. Расстелив свой коврик посреди двора, он обратился лицом в ту сторону, где должна была находиться Мекка, и затянул молитву, на самом деле представлявшую собой бессмысленный набор слов.

Внимая этой певучей абракадабре, один из охранников заметил:

— Как-то странно этот басурман молится. Я в Дагестане служил, так там нехристи совсем другие слова бормочут... Ля иляху ииля ллаху уа анна Мухаммадан... Что-то в этом роде.

Второй охранник, в зоне закончивший десять классов и потому имевший на всё собственное мнение, возразил:

— То рядовые чурки были. А это суфий ихний. Большая шишка. Вроде нашего юродивого. Ему, надо полагать, другая молитва предписана.

— И всё равно я этих страхуилов давил и давить буду. — Первый охранник презрительно сплюнул, но так, чтобы не видел Цимбаларь.

Между тем медленно и натужно светало. На помощь дворнику, уже давно махавшему метлой, из дома вышла девушка, тащившая за собой специальное устройство, похожее на пылесос.

Сторожевые псы, почуяв незнакомого человека, залаяли, но сразу утихли, словно бы очарованные красотой новой служанки. А она, ни на кого не обращая внимания, убирала своим пылесосом опавшую листву.

— Глянь, какая тёлка! — Охранники, до того не спускавшие глаз с Цимбаларя, оторопели.

Этим не преминул воспользоваться лжесуфий, быстро сунувший в листву маленький сверток.

Людочка в ответ еле заметно кивнула — дескать, всё знаю, всё подмечаю.

Закончив молитву, Цимбаларь некоторое время посидел в молчании, затем вскочил; словно пружиной подброшенный, и, гладя на охранников в упор, промолвил:

— Не пора ли, Христово стадо, истинную веру принимать? А то распились, разъелись, разбаловались. На кабанов стали похожи. Пока не поздно, могу составить протекцию. Заодно и обрезание сделаем.

— Нет уж! — Охранники, которым было строго-настрого заказано конфликтовать с гостем, вежливо отвергли его предложение. — Мы дедовской веры придерживаемся. Шилом бреемся, на чарку молимся, огурцом крестимся, срамным девкам псалмы поём...

Ради очередного сеанса «антиджинновой» терапии Обухов даже отложил встречу со знаменитым адвокатом Гопманом, которому, собственно говоря, и принадлежала идея привлечь в качестве свидетеля защиты какого-нибудь религиозного авторитета.

— Сегодня опять придётся пить верблюжью бурду? — заранее кривясь, поинтересовался Обухов.

— А как же иначе! Вчера я лишь определил примерный вид джинна и нашёл его чувствительные точки, — с самым серьёзным видом врал Цимбаларь. — Сегодня предстоит задача посложнее: вызвать джинна на откровенность.

— Прежде вам приходилось общаться с этими тварями?

— Никогда. Но в Сорбонне я прослушал полный курс мусульманской демонологии. Пейте снадобье, не робейте. На сей раз его действие будет куда менее болезненным.

И действительно, вылакав очередную порцию зелья, где были намешаны самые разные вещества, подавляющие человеческую волю и растормаживающие подсознание, Обухов без всяких побочных эффектов погрузился в состояние, напоминавшее гипнотический сон.

Цимбаларь начал допрос со стандартного вопроса:

— Как тебя зовут?

Обухов ответил голосом, к которому больше всего подходил эпитет «нечеловеческий»:

— Лагаб.

Ничем не выдав своих чувств, Цимбаларь осведомился:

— Что это значит?

— Пламя геенны, — пояснил жуткий голос, совершенно непохожий на мягкий говорок Обухова.

— Кто ты такой?

— Бессмертное создание, которое люди называют джинном.

— Почему ты вселился в этого человека?

— Чтобы мстить ему за смерть моего прежнего хозяина.

— Не проще ли было в своё время оградить хозяина от беды?

— Джинны не всесильны. Законами небес на нас наложено множество ограничений. Аллах наделил нас разумом, но не дал тела. В мире людей мы можем действовать только чужими руками.

— Как избавиться от тебя?

— Нужно произнести заклинание, известное только потомкам пророка Сулеймана, или содрать с тела, в котором я обитаю, всю кожу.

— Значит, преступления, в которых обвиняют этого человека, совершил ты?

— Да. Но отвечать за них придётся ему.

— Где похищенные деньги?

— Я сжёг их в очаге.

— Ты согласен подтвердить это на суде?

— Для меня есть только один суд — суд создателя. Джинн не может нести ответственность перед низшими существами, к числу которых относятся и люди... Больше не беспокой меня. Иначе «я найду способ превратить остаток твоих дней в невыносимые мучения.

Едва только эти грозные слова отзвучали, как Обухов забился, словно припадочный, захрипел, пустил изо рта струю пены и уставился на Цимбаларя отсутствующим взглядом.

— Что со мной случилось? — слабым голосом пробормотал он.

— С вами ничего. Но я только что удостоился чести побеседовать с джинном. Он даже сообщил своё истинное имя, хотя в общем-то его речи нельзя назвать учтивыми... Это, как говорится, хорошая новость. А плохая новость состоит в том, что, судя по всему, джинн намерен сопровождать вас до конца жизни.

— Я уже смирился с этим. — Гримаса обречённости скривила лицо Обухова. — Главное, что вы поверили мне.

— Трудно не поверить очевидному.

— Короче, вы согласны выступить на стороне защиты?

— Это моя обязанность как честного человека. Когда дата суда будет назначена, вновь пошлите за мной.

— Ах, зачем эти сложности! Поживите у меня в гостях ещё недельки три-четыре. Ваше участие в моей судьбе, а также все связанные с этим издержки будут оплачены по высшему разряду.

— Люди, подобные мне, могут оказывать услуги неверным, но не имеют права получать за это вознаграждение.

— Тогда я на свои средства воздвигну мечеть в любом указанном вами месте. Думаю, аллаху это понравится... А сейчас извините, меня требуют дела.

* * *

Вернувшись к себе, Цимбаларь немедленно связался с Кондаковым.

— Хочешь верь, хочешь нет, но джинн, вселившийся в Обухова, дал о себе знать. Этот случай я долго не забуду. До сих пор по спине мурашки бегают.

— А на ушах лапша болтается, — скептическим тором добавил Кондаков.

— Тебя бы на моё место, Фома неверующий! — огрызнулся Цимбаларь. — Дошла до вас проба, которую я послал на анализ?

— Ещё нет. Ваня недавно за ней отправился... А что там должно быть?

— Скорее всего, пропавшие доллары. Вернее, их пепел... Если у тебя нет ничего важного, я отключаюсь. Батарейки садятся. Здесь же их не подзарядишь...

— Кое-что важное как раз и есть, — с напускным равнодушием сообщил Кондаков. — Прокуратура нашла свидетелей, которые показали, что в момент гибели полевого командира Хушаба Наджи капитан Обухов находился совершенно в другом месте. Дурит он нам всем голову...

— Пойми, Фомич, на данный момент прокуратура — наш оппонент. Они ищут улики, выгодные обвинению. Мы, напротив, работаем на защиту. А уж суд потом раздаст всем сестрам по серьгам.

Начальник охраны осмелился побеспокоить Обухова в самый разгар совещания, что само по себе было случаем беспрецедентным.

— Даже и не знаю, как сказать, — произнес он крайне озабоченным тоном. — Наша новенькая только что отличилась.

— В каком смысле?

— Перебросила через забор какой-то предмет. Околачивавшийся на улице пацан подхватил его и сразу задал стрекача. Похоже на сговор.

— А твои люди чем занимались? Ушами хлопали?

— Нет, сработали как полагается. Новенькую сразу задержали и за пацаном устроили погоню. Но тот словно в воду канул.

— Подожди, я сейчас приду.

Извинившись перед адвокатом, который битый час пытался утрясти вопрос о своём гонораре, Обухов направился в караулку, расположенную рядом с парадным входом. По пути он, естественно, заправился «Мартелем», который с некоторых пор заменял ему как успокоительные, так и возбуждающие средства.

Людочка сидела на деревянной скамье, предназначенной для проштрафившихся особ, и перебирала пальчиками рельефные узоры своего креста. На столе кучкой лежали вещи, обнаруженные в её карманах.

— Плохо начинаешь, Людмила Савельевна, — с лицемерным сочувствием произнёс Обухов. — Тебя предупреждали, что контакты с посторонними лицами запрещены?

— Предупреждали, — спокойно ответила Людочка.

— Что ты бросила через забор?

— Шоколадку.

— Кому?

— Бездомному мальчишке. Не переношу вида голодных детей.

— С чего ты взяла, что он бездомный?

— Если бы вы сами его видели, то не спрашивали бы.

Обухов вопросительно глянул на охранников, с понурым видом ожидавших взбучки, и те подтвердили:

— Шкет был зачуханный, тут базара нет... Только не шоколадку она ему бросила, а что-то другое. Размером примерно с коробку спичек.

— А ну вышли все! — приказал Обухов и, когда его приказание было поспешно выполнено, уже совсем другим тоном произнёс: — Тебе, Людмила Савельевна, лучше сразу во всём признаться. Зачем такую красоту зря портить. Отвечай, кто прислал тебя? И с кем ты здесь сотрудничаешь?

— Сюда меня прислало хорошо вам известное агентство «Статус». — Людочка по-прежнему не выказывала и тени страха. — А сотрудничала я исключительно с вашим дворником Егором Денисовичем.

— Нет, милая, меня на мякине не проведёшь. — Подойдя к Людочке вплотную, Обухов дыхнул на неё забойной смесью коньячного перегара и верблюжьего снадобья. — И крестом своим не прикрывайся. Мне эти поповские цацки до одного места. Я, между прочим, действую не по своей воле, а под влиянием злого духа. Поэтому мне даже уголовный кодекс побоку. Сейчас изнасилую тебя, и никто об этом не узнает. А если и узнает, то пусть попробует доказать умысел.

— Сомневаюсь, что злой дух поимеет удовольствие, изнасиловав меня, — возразила Людочка.

— Зато я поимею! Злой дух — это только отмашка. Его присутствием я пугаю всех птичек, попавших в мои сети... Покорись, несчастная! — громоподобным голосом взревел Обухов.

Девушка отодвинулась в сторону, но он рванул её за юбку — да так сильно, что ткань разлетелась по шву. Людочка осталась в нижнем белье, имевшем отнюдь не монашеский вид. Это ещё больше распалило Обухова.

— Вот так инокиня! — с глумливым хохотом воскликнул он. — А колготки носишь французские, за сто баксов. Да и наплевать! Праведница ты или блудница, но сейчас испытаешь все муки ада.

Обухов, уверенный в своём физическом превосходстве, навалился на Людочку, однако в ответ получил дар крестом по лбу, породивший такой столб искр, словно бы джинн по прозвищу «Пламя геенны» покинул наконец свое телесное обиталище.

Что касается самого Обухова, то он мешком осел на пол, временно утратив интерес и к девушкам, и к дорогим коньякам, и к чужим деньгам.

Людочка, разглядывая крест, курившийся лёгким дымком, с огорчением молвила:

— Накрылся аккумулятор! Теперь никуда больше не позвонишь. Ещё хорошо, что успела послать сигнал тревоги.

Цимбаларь, удручённый перспективой потерять впустую целый месяц, от нечего делать перебирал чётки, которых было ровным счётом девяносто девять — по числу имён аллаха. Внезапно один из камушков сверкнул. Это означало, что Людочке Лопаткиной срочно требуется помощь.

Тщательно подготовленную операцию можно было считать проваленной, но какое это имело значение в сравнении с жизнью и здоровьем напарницы!

Штурмовать оконные решётки или двери смысла не имело — в их прочности Цимбаларь уже успел убедиться. Поэтому он ограничился тем, что звонком вызвал охранника, дежурившего поблизости.

— Чего изволите? — тоном трактирной шестёрки осведомился тот.

— Молиться пора.

— Как же пора, если до положенного времени ещё целый час, — возразил охранник. — Вы ведь всегда в полдень молитесь.

— Не смей меня учить, неверный! — прикрикнул на него Цимбаларь. — Это в прошлом месяце полагалось молиться в поддень. А в наступившем месяце молятся за час до полудня.

— Так ведь месяц и вчера и сегодня — один. Сентябрь.

— У вас, гяуров, один. А у правоверных мусульман сегодня наступил новый — мухаррем. Выводи меня на молитву!

Охранник глянул на часы и решил, что препираться из-за каких-то пятидесяти минут не имеет смысла. Ведь дуракам и чучмекам, как известно, закон не писан.

Вызвав на помощь сослуживца, охранник открыл дверь комнаты, в которой на правах почётного пленника содержался Цимбаларь. Конечно, с его стороны это было большой, можно даже сказать, трагической ошибкой.

По наблюдениям Цимбаларя, охранник имел хорошую выучку, отменную реакцию и мог предугадать нападение даже по взгляду. Поэтому махаться с ним в стиле Ван-Дамма или Чака Норриса он не собирался, зато заранее вооружился фаянсовой крышкой от смывного бачка, завернутой в молитвенный коврик.

Подгадав момент, когда охранник повернётся к нему спиной, Цимбаларь пустил в ход свою импровизированную дубину, целя чуть повыше уха. Краткого беспамятства хватило на то, чтобы связать охранника его же собственным брючным ремнем. Вместо кляпа сгодился носок.

А тут как снег на голову свалился другой охранник, чьё появление ожидалось только через две-три минуты. Пришлось действовать по наитию, полагаясь главным образом на фактор внезапности.

Против нового врага Цимбаларь применил весьма популярный в приблатнённой среде приём, на всем постсоветском пространстве от Одессы до Магадана носивший название «бычок». Проще говоря, своим лбом он проверил прочность лицевых костей охранника. Кости выдержали, но серое вещество, скрывавшееся за ними, дало минутный сбой. Вся эта минута ушла на возню с чужим ремнём и чужими носками.

Став обладателем сразу двух пистолетов, Цимбаларь почувствовал себя гораздо уверенней. Однако перед ним естественным образом возникла новая проблема: как в огромном доме с запутанной планировкой отыскать Людочку.

Пришлось обращаться за информацией к поверженному врагу. Выдернув носок, Цимбаларь спросил:

— Что за шухер в доме?

Охранник попытался матюкнуться, но все нехорошие слова вместе с парочкой зубов Цимбаларь загнал ему обратно в глотку стволом пистолета. Лишь после этого последовал шепелявый, но вразумительный ответ:

— Новая служанка на какой-то афере попалась. Сейчас хозяин её натягивает.

— Где?

— В караулке.

Обернув вокруг бёдер остатки юбки, Людочка обыскала оглушённого Обухова. Ни пистолета, ни мобильника у него не оказалось, и это весьма усложняло дело.

Конечно, какое-то время охранники не сунутся сюда, но рано или поздно законное подозрение пересилит страх перед начальственным гневом. Цимбаларь находится за семью замками. Опергруппа особого отдела доберётся сюда самое меньшее за час — и это ещё при условии, что сигнал тревоги дошёл до Кондакова. Следовательно, полагаться приходится только на себя.

Печальные раздумья Людочки прервал пронзительный трезвон, раздавшийся по всему дому.

Прежде чем отправиться на выручку напарницы, Цимбаларь привёл в действие ручной извещатель пожарной тревоги. Поднялся тарарам, способный разбудить даже глухого. Охранники, топтавшиеся возле караулки, побежали выяснять причину происшествия.

На своём посту остался только их начальник, радевший о безопасности шефа даже в минуты его интимных забав.

Никакой угрозы он не ожидал (пожарная сигнализация срабатывала в доме не так уж и редко) и поэтому появление мусульманского суфия, которому сейчас полагалось находиться совсем в другом месте, воспринял скорее удивлённо, чем настороженно.

Впрочем, растерянность длилась лишь доли секунды. Тренированная рука сама ухватилась за рукоятку пистолета, но воронёный срез чужого ствола уже смотрел на него своим единственным немигающим глазом.

Кто-то другой в подобной ситуации предпочёл бы безропотно сдаться, однако начальник охраны, родившийся в рязанской глубинке, имел отчаянный нрав покорителей Дикого Запада. Стрельба на опережение была его стихией.

Пистолет птицей вылетел из наплечной кобуры, щёлкнул предохранителем, словно клювом... но, не задерживаясь, полетел всё дальше, дальше и дальше, поскольку рука, сжимавшая его, бессильно повисла.

Кто-то бьёт в глаз белку, кто-то другой срезает на лету вальдшнепа, а Цимбаларь славился тем, что отстреливал врагам пальцы. Такая уж у него была коронка. Впрочем, иного выбора сейчас просто не было.

Дунув на дымящийся ствол, Цимбаларь осведомился:

— Где здесь дверь в караулку?

— Направо, — корчась от боли в раздробленной кисти, ответил начальник охраны. — Только сперва постучите.

— Спасибо, — кивнул Цимбаларь. — Тук-тук-тук!

— Жива? — мгновенно оценив обстановку, спросил Цимбаларь.

— Как видишь, — сдержав вопль восторга, ответила Людочка.

— Про остальное спрашивать не буду. — Лицо Цимбаларя омрачилось. — Достаточно взглянуть на твою одежду.

— Дальше одежды, слава богу, дело не пошло. Я его крестом по черепу огрела, — объяснила Людочка. — А в этом кресте таилось чёрт знает сколько вольт.

— Я-то себе и думаю, почему здесь жареным мясом пахнет. — Цимбаларь присмотрелся к Обухову повнимательней. — Он напал на тебя под личиной джинна?

— Нет, он напал на меня под своей личиной — насильника и злодея. Джинн — его собственная выдумка. Правда, обставленная весьма убедительно. Многие на это купились. Изнывая от похоти, он похвалялся передо мной своей сообразительностью и удачливостью.

— Вот паскуда, а я ему почти поверил! Ну ничего, за моральный ущерб он мне ответит. Ведь самая страшная катастрофа — это крушение иллюзий... Просыпайся! — Он дернул Обухова за шиворот.

Пожарная сигнализация умолкла, но по дому уже распространялась совсем другая тревога.

На лбу Обухова вздувались два багровых волдыря, отмечавших места входа и выхода электрического разряда. По лицу стекала вода, которой Людочка окатила его из гуманных побуждений.

Конечно же, Обухов перенёс изрядную встряску, но ещё больший удар ожидал его при виде Сафара Абу-Зейда ибн-Раиса, почему-то лишившегося своей чалмы, но взамен заимевшего пистолет.

— Привет, — уже без всякого акцента произнёс Цимбаларь. — Хватит ваньку валять. Про своего джинна ты будешь зэкам в Бутырке романы толкать. Они это дело уважают. Глядишь, зона тебя за своего примет.

— Хрен вы что докажете, — пробормотал Обухов. — А за вторжение на частную территорию ответите.

По иронии судьбы эти слова прозвучали на фоне боевого клича омоновцев, со всех сторон ворвавшихся в дом.

— Доказывать мы ничего не собираемся, — сказал Цимбаларь, пытаясь при помощи едва живого радиотелефона связаться с Кондаковым. — Только на суде твой номер с джинном уже не пройдёт. Пока не поздно, катай чистосердечное признание. Авось годика два и скостят. Если, конечно, вернёшь украденные деньги.

— Я буду разговаривать с вами только в присутствии моего адвоката, — осторожно трогая лоб, заявил Обухов.

— Кому тут нужен адвокат? — входя в караулку, осведомился Кондаков. — Вам, гражданин Обухов? Сейчас его приведут. Только сначала допросят.

Обращаясь к коллегам, он добавил:

— Вещество, предоставленное на анализ, действительно оказалось пеплом стодолларовых купюр. Но не настоящих, а фальшивых. Дескать, джинн их украл при полном неведении хозяина, а потом сжёг. Приёмчик с виду хитрый, но по сути наивный. А настоящие доллары, из-за которых и разгорелся весь этот сыр-бор, сейчас извлекут на свет божий. Гражданин с простреленной рукой, видя всю безысходность сложившейся ситуации, любезно согласился указать нам тайник.

— Это бывший начальник охраны, — пояснил Цимбаларь. — Я сразу понял, что он не из тех, кто ради хозяйских денежек готов пожертвовать собственной шкурой. На нём рано ставить крест.

— Стукач поганый, — скривился Обухов. — Пригрел на груди змею!

— Звучит как-то неубедительно, — сказал Цимбаларь. — Ты бы лучше джинном прикинулся, порадовал нас на прощание.

— Шли бы вы все в жопу, йодом мазанную! — нечеловеческим голосом зарычал Обухов.

Некоторое время спустя, когда омоновцы построили обезоруженных охранников во дворе, Кондаков сообщил:

— Пока вы здесь внедрялись во вражеское логово, мы время даром тоже не теряли. Нашли очевидца, служившего в ГРУ вместе с Обуховым. Оказывается, их учили приводить себя в состояние так называемого изменённого состояния, когда самый обычный человек способен творить чудеса — противостоять воздействию психотропных веществ, обманывать детектор лжи, выдерживать огромные физические нагрузки, терпеть боль, голод и жажду, вещать чужим голосом. Твоя «сыворотка правды» была для Обухова как утренний кофеёк... Одно время все эти люди находились на строгом учёте, но потом их разнесло в разные стороны. Кто-то оказался в божьей длани, а кто-то в дьявольских когтях.

— Признайтесь, Пётр Фомич, вы ведь когда-то тоже принадлежали к этим суперменам, — лукаво улыбнулась Людочка, не успевавшая подхватывать юбку, всё время спадавшую с её бёдер.

— Ну что ты! — отмахнулся Кондаков. — В наше время такой методики ещё не существовало. На голом энтузиазме действовали. Хотя вражеские спецслужбы перед нами трепетали... А ко всяческим суперменам у меня отношение сугубо отрицательное. Если кто-то над человеческой массой возвысился, добра от него не жди... Это как овчарка в овечьем стаде. Она с волками дотоле сражается, пока её пастух подкармливает. А не станет пастуха, затрещат овечьи шкуры.

— На всё воля аллаха. — Перебирая чётки, Цимбаларь обратил взор к небу.

Глава 2

КОДЕШ, КОВЧЕГ, КИВОТ, БЕТИЛ...

Накануне в кулуарах особого отдела прошёл слушок о том, что Людочка Лопаткина стала сожительницей одного известного олигарха, очень любившего джин, но Цимбаларь из ревности кастрировал его, а Кондаков, желая скрыть преступление друга, поджёг загородный дом, где все эти страсти-мордасти и случились.

Скорее всего, тут не обошлось без Ванькиного язычка. Вчера он праздновал юбилей своего деда, оставившего в профессии шпика такой же неизгладимый след, как Дуров — в дрессировке, а Нестеров — в авиации. В отсутствие своих сотоварищей, до поздней ночи занимавшихся делом Обухова, шебутной лилипут, естественно, напился до безобразия. И всё бы ничего (такое с ним случалось частенько), но в собутыльники себе Ваня выбрал сотрудников хозяйственной службы, известных болтунов и наушников.

Впрочем, своей вины он и не отрицал, хотя попутно ссылался на самые разные причины: дескать, и водки выпили чересчур много, и качество её оказалось ниже среднего, и на закуску поскупились, и магнитные бури свое подлое дело сделали.

Кондаков, по традиции появившийся на рабочем месте раньше всех, строго выговаривал Ване, который, несмотря на категорический запрет, скоротал ночь прямо в кабинете:

— Все твои беды в неумеренном потреблении алкоголя. Запомни, поллитровая бутылка — это научно обоснованная норма для взрослого человека примерно пяти пудов весом. Великий химик Менделеев на эту тему диссертацию защитил. Пять лет над самим собой опыты ставил, пока не нашёл оптимальное соотношение крепости, объёма и качества очистки... В тебе же вместе с ботинками и двух пудов не будет! Следовательно, твоя доза — сто пятьдесят грамм водки. В сутки! А ты хлещешь её, как газировку. Этот путь ведёт к Душевному и физическому маразму.

— По себе не суди, — вяло огрызнулся Ваня. — У маленьких людей организм работает куда эффективней, чем у гигантов. Чемпион мира по тяжёлой атлетике в наилегчайшей весовой категории способен поднять три своих веса. А супертяжеловес и двух не осилит. Про взаимоотношения Давида с Голиафом и Одиссея с Полифемом я даже не говорю. То же самое касается и спиртного. Надо будет, я любой рекорд побью. В том числе и мировой. Вчера, например, я выпил даже не пол-литра, а целый литр. Правда, последняя рюмка в желудке уже не поместилась. Дожидалась своей очереди в пищеводе... И вообще, не смей упрекать меня в пьянстве! Особенно с утра. Лучше бы рассольчиком угостил. Или пивком.

— Будет тебе сейчас от Горемыкина и рассольчик, и пивко, и берёзовая каша, — посулил Кондаков. — Не забывай, что через полчаса все мы должны быть у него на совещании.

— А нельзя сказать, что я заболел? — Ваня заметно струхнул.

— Нельзя. Дежурный знает, что ты где-то здесь шляешься.

— Что же делать?

— Рот зря не открывай и дыши в сторону. Может, и обойдётся.

— А если он меня о чём-нибудь спросит?

— Вряд ли. С вопросами Горемыкин обычно обращается ко мне. В крайнем случае, к Цимбаларю. Тише, кто-то сюда идёт!

В кабинет ввалился возмущенный Цимбаларь. Людочка, настроенная куда более миролюбиво, старалась его успокоить.

Оказалось, что дежурный уже поведал им пикантную новость, так заинтриговавшую весь отдел, добавив от себя, что, по самым последним сведениям, Людочка со своим хахалем уехала в Америку, где тому вместо утерянного члена обещали пришить обезьяний, а Цимбаларь, пылая праведным гневом, принял ислам и присоединился к сторонникам Усамы бен-Ладена.

— Кто это фуфло задвинул? — зловещим голосом осведомился Цимбаларь. — Признавайтесь! Ты, Ванька?

Ваня, отлично понимавший, что психопату Цимбаларю под горячую руку лучше не попадаться, сразу пошёл на попятную.

— Почерк мой, но работа не моя! — заявил он. — Небось сам где-нибудь проболтался.

— Как я мог проболтаться, если домой вернулся в первом часу ночи и сразу завалился спать? Ты, мазурик, не выкручивайся!

На Ванино счастье, в кабинет заглянула Шурка Капитонова, специалистка по аномальному поведению животных и тайная недоброжелательница Людочки.

— Здрасьте! А чего вы шумите? — осведомилась она.

— Премию делим, — ответил Цимбаларь. — Нам за вчерашнюю операцию сто тысяч отвалили.

— Ничего себе! — ахнула падкая на сенсации Капитонова и, не замечая Людочку, укрывшуюся за спиной Кондакова, осведомилась: — Говорят, вы на место Лопаткиной человека ищете?

— Человека, но не змею подколодную. — Цимбаларь попытался вытеснить её в коридор. — Пойми, Шурка, у нас своих уродов хватает. С тобой уже перебор будет.

— Ты не очень-то разоряйся! — Капитонова, как и большинство находившихся на её попечении животных, была существом агрессивным. — Упустил зазнобу, вот и бесишься!

— Кого это он упустил? — В самый разгар конфликта на сцене появилась Людочка.

— Так ты, Лопаткина, оказывается, никуда не уезжала! — У Капитоновой от удивления даже личико перекосило. — Тогда прошу прощения. Делите свою паршивую премию и дальше...

Кондаков, наблюдавший за этим зрелищем со стороны, задумчиво произнёс:

— Интересно, полковник Горемыкин уже в курсе?

— Конечно, в курсе, — ответила Людочка, очень довольная тем, что Капитонова попала впросак. — А иначе зачем существует информационная служба? Там сплошь одни сексоты. Причём профессиональные.

— Значит, нам не остаётся ничего другого, как сохранять хорошую мину при плохой игре, — констатировал Кондаков. — Пусть все думают, что сами мы до сих пор пребываем в полнейшем неведении.

Покопавшись в карманах, Цимбаларь протянул Ване пригоршню крошечных разноцветных пилюлек.

— Прими «антиполицай», — сказал он. — Универсальное средство, устраняющее запах алкоголя, дрожание пальцев и несвязность речи. Хотя в твоём нынешнем состоянии это вряд ли поможет.

В кабинете Горемыкина, по площади занимавшем чуть ли не пятую часть этажа, поверх уже примелькавшейся карты Российской Федерации теперь висела другая — Ближнего Востока, что было косвенным намеком на предстоящую зарубежную командировку.