Дальнейшее развитие общества привело к новым техническим завоеваниям, а затем к более глубокому освоению бытия человеческим сознанием. Каждый решенный вопрос ставил несколько новых, которые требовали своего решения. Развитие производства и общественных отношений обогащало опыт человека, расширяло его кругозор, умножало реальные знания, что, в свою очередь, способствовало дальнейшему развитию философии. Человек начал систематизировать собственные представления о действительности, стремился обобщить их. Если ранее каждое конкретное явление имело свою отдельную, так сказать, персональную, причину, то теперь сходные явления объединяются общей причиной. Бог грома — общая причина всех молний; бог леса — всех деревьев и растений вообще; бог воды — всех речек и водоемов и т. д. Так формировался пантеизм в его изначальном понимании (обожествление сил природы) и его своеобразное ответвление — тотемизм.

Тотем выступает обобщенной причиной (родоначальником) какого-то вида животных да и самого человека — первобытного охотника, который еще не научился противопоставлять себя животному миру и усматривал в нем ближайших родственников и братьев.

Для периода раннего железа характерны достаточно сложные идеологические представления. Именно в это время формируется мифологическое мировоззрение, которое стремится придать представлениям о мире сюжетно-повествовательный характер. Здесь видим вроде бы обратное движение — от абстракции к конкретности. Скифские генеалогические легенды, пересказанные Геродотом [Herod., IV, 13—15; см.: 328. — 1947. — № 2. — С. 258—261], свидетельствуют, что население нашей страны не было исключением.

Идеология восточных славян эпохи общинного строя проявилась в языческих культах. Древнерусское язычество было миропониманием тогдашнего общества и стремилось на свой манер разъяснить окружающий мир. Пантеизм языческой идеологии составлял первую, еще очень наивную натурфилософию древних славян. Каждый мифологический персонаж олицетворял определенную силу природы: Дажбог — небо, Хорс — солнце, Перун — молнию, Стрибог — ветер, Сварог — огонь и т. д. Древнеславянская космогония стремилась разъяснить основные силы природы, хорошо известные нашим предкам благодаря их трудовой и жизненной деятельности [550; 551].

Перечисленные креатуры так или иначе имели отношение к производству, поскольку олицетворяли природные силы, с которыми человек взаимодействовал в процессе труда, от которых в большей или меньшей степени зависело благосостояние общества. До так называемой неолитической революции, когда существовали только присваивающие формы хозяйства (охота, рыболовство, собирательство), человек расселил богов преимущественно в лесу, камне, водоемах. Переход к воспроизводящим формам хозяйства (земледелию) коренным образом изменил ситуацию. Теперь результаты деятельности человека зависели от метеорологических явлений. Небо давало животворный дождь и оплодотворяющий ветер, но оно могло побить посевы градом, поразить их засухой, уничтожить несвоевременным морозом. Поэтому и боги земледельческих племен переселились на небо.

Однако язычество, если рассматривать его как онтологическую систему, не в состоянии было подняться до монистического взгляда на мир. Оно предлагало хаос и дезорганизацию самого пантеона, в котором многочисленные персонажи, наделенные человеческим нравом и индивидуальным характером, демонстрировали безграничное своеволие и прихоти. Энтропия такой системы решительно противостояла структурности государственной организации.

Христианское единобожие впервые дало нашим предкам идею монистической Вселенной, в которой необъятное количество и разнообразие конкретных проявлений бытия связаны единой первопричиной. Так процесс неуклонной абстрагизации получил свое завершение. Уже сама по себе идея единой причины объективного мира представляла огромное достижение философской мысли независимо от конкретных интерпретаций и чисто практических выводов. Другое дело, что эта первопричина или первооснова мыслилась как духовная сущность, а потому христианская онтология (базирующаяся на неоплатонизме, гностицизме и других системах позднеантичной философии) имела последовательно идеалистический характер. Однако, как отмечалось, иной альтернативы в то время нельзя было ждать: первые законченные материалистические системы появились только в XVIII в. В более раннее время имеем лишь материалистические элементы в сложных и, как правило, противоречивых системах (”линия Демокрита” в античной философии, отдельные интерпретации номинализма в средневековой схоластике). Такого рода ростки материализма, перекрытые извне христианской оболочкой, прослеживаются и в Киевской Руси (Клим Смолятич).

Язычество угнетало человеческую душу, воспитывало страх перед силами природы. Христианство освободило человека от этого страха. Д. С. Лихачев писал: ”Страх перед стихийными силами природы, типичный для язычества, в основном, прошел. Появилось осознание того, что природа дружественна человеку, что она служит ему” [355а, с.7].

Христианская диалектика, активно использованная древнерусскими философами и публицистами, стала базой для многочисленных (иногда очень интересных) построений. Это, в свою очередь, послужило залогом быстрого прогресса в сфере творческой жизни, обеспечив расцвет древнерусской культуры.

Положительная роль христианства в области культурного развития Древнерусского государства неоднократно отмечалась в литературе. Утверждая активную роль христианства в развитии письменности, литературы, знаний, искусства, архитектуры и т. д., некоторые авторы, однако, переходят границу, за которой начинается искажение исторического процесса. Согласно их мнению, только благодаря христианству Русь получила все это в готовом виде из Византии как переосмысленное наследие античной цивилизации. Особенно грешила этим дореволюционная наука, однако и в советской литературе порой встречаются неосторожные формулировки [47].

Здесь видим по крайней мере две основные ошибки. Во-первых, все культурные достижения Руси рассматриваются как результат заимствования чужих традиций; способность древнерусского народа к спонтанному умственному прогрессу недооценивается, а то и совсем игнорируется. Во-вторых, неверно считать христианство единственным рычагом распространения византийской цивилизации на Руси. Разумеется, восточная церковь активно способствовала усвоению основных достижений мировой цивилизации. Однако и без нее они могли стать (и неизбежно стали бы) достоянием древнерусской культуры. Арабы, скажем, не были христианами, однако наследие античной философии и науки усвоили неплохо, кое в чем даже основательнее христианской Европы, поскольку над ними не тяготела химера еретического лозунга ”языческой античности”.

Высказанные предостережения не снимают саму тему. По логике вещей христианская церковь стала основной просветительской институцией на Руси. Активное развитие творческого труда неизбежно ставило вопрос о высвобождении людей, занятых им, из сферы материального производства, а тем самым и проблему их содержания и жизненного обеспечения. В условиях того времени единственной организацией, способной разрешить эту проблему, была церковь, хорошо усвоившая значение умственного труда во всех сферах общественной жизни.

В монастырских стенах концентрировались основные кадры ученых того времени, писателей, публицистов, художников, архитекторов и т. д. Студийский монастырский статут, введенный на Руси во второй половине XI в., обязывал обители устраивать у себя библиотеки, скриптории, школы, иконописные мастерские, госпитали и другие заведения. Среди монастырских центров на Руси первое место принадлежало Киево-Печерскому монастырю, который стал едва ли не самым выдающимся средоточием древнерусской культуры. С ним связана деятельность ряда выдающихся публицистов (Феодосий Печерский, Иаков Мних), историков (Никон Печерский, игумен Иван, Нестор Летописец), художников (Алимпий, Григорий), врачей (Агапит) и многих других.

Наряду с монашескими организациями функционировали культурные центры при архиерейских кафедрах. Наиболее известным среди них был Софийский кружок книжников, основанный в Киеве Ярославом Мудрым и возглавлявшийся Иларионом. Подобные коллективы существовали и во многих епископских городах (Новгороде, Смоленске, Перемышле и др.).

Таким образом, если не можем признать христианскую церковь демиургом древнерусской культуры, то во всяком случае не подлежит сомнению, что в конкретных условиях эпохи именно она взяла на себя миссию главного стимулятора, организатора и координатора данного процесса. Духовная жизнь страны развивалась под эгидой церкви, которая, естественно, стремилась использовать культурный процесс в собственных интересах.

Важнейшим фактом в истории культуры ранней Руси было развитие письменности и распространение грамотности. В этом видим решающее условие и основу культурного развития. Как известно, восточнославянская письменность сформировалась задолго до официальной христианизации страны и независимо от нее, однако использовалась преимущественно в чисто практических целях (деловая переписка и документация). Принципиально важным этапом было появление книжности в середине IX в. Именно тогда Русь начинает создавать собственную церковную литературу и кладет начало летописанию. Древнерусская письменная культура, возникшая вне сферы церковной жизни, однако, с определенного момента (вероятно, с 860 г.) попадает в руки церкви. Дальнейшее развитие книжности осуществлялось в рамках христианской идеологии.

Благодаря письменности возникли широкие возможности для популяризации идей, зарождавшихся в древнерусском обществе. Общественное значение книг было хорошо усвоено нашими предками. ”Книги суть реки, напояющие Вселенную”, — писал киевский летописец [250, с. 140]. Благодаря книгам исчезали временные и пространственные границы; идеи приобретали возможность далеких странствований; мысль, высказанная когда-то и где-то, будучи записанной, переживала своего автора. Русь широко усваивала наследие античной Эйкумены. Возникновение оригинальной литературы также стало возможно лишь благодаря письменности.

Распространение грамотности в Киевской Руси было более основательным, нежели в большинстве европейских стран. Особое значение для обоснования этого положения имело открытие берестяных грамот в процессе раскопок Новгорода [35; 229; 729 и др.]. Ныне такие грамоты обнаружены в Витебске, Смоленске, Чебоксарах [223; 6; 7; 8; 115]. Береста играла на Руси примерно такую роль, как папирус в Египте или навощенные таблички в Древнем Риме. Эти грамоты отражают повседневное, бытовое применение письменности широкими кругами населения (включая крестьян). Таким образом, грамотность в Киевском государстве в эпоху средневековья не была прерогативой одного только духовенства; она охватывала и феодалов, и демократические слои народа.

Сказанное подтверждают и многочисленные граффити, обнаруженные на стенах древнерусских зданий (в первую очередь храмов) и на отдельных вещах. Немало надписей оставлено ремесленниками, купцами и др. [150; 153; 400].

Способы распространения грамотности и знаний на Руси были различными. Элементарные школы существовали по-видимому в большинстве крупных населенных пунктов. В главных городских центрах возникали учебные заведения высшего типа, которые готовили ученых-книжников. О киевском училище уже была речь. Кроме того, есть сведения об аналогичных заведениях в Смоленске [655, с. 123—124] и Владимире-на-Клязьме [320, с. 442—444; 655, с. 206]. Вполне вероятно, что высшие школы существовали также в Новгороде, Полоцке, Галиче, Чернигове и других удельных столицах.

Кроме общих школ, на Руси практиковалось и частное обучение, о чем также имеются некоторые сведения. Так, в ”Житии Феодосия Печерского”, написанном Нестором Летописцем, рассказывается, что будущий подвижник в детстве был отдан ”на оучение божествђных книгъ единому от оучитель” [707, с. 75]. Из этого следует, что в Курске в первой половине XI в. одновременно работали несколько учителей. Важным центром просвещения были библиотеки, каких на Руси создавалось немало — как государственных, так и частных. Первую из числа известных основал Ярослав Мудрый в 30-е годы XI в. [250, с. 141].

Церковь активно способствовала развитию древнерусского зодчества и изобразительного искусства. Большинство каменных сооружений, возведенных на протяжении Х—XIII вв. на Руси, составляли храмы, щедро украшенные монументальной и станковой живописью.

Культура Киевской Руси выступала как часть единой средневековой цивилизации, подчиняясь тем закономерностям, которые были присущи последней, независимо от национальных особенностей и специфики. В первую очередь это касается общественной мысли, которая во всей Европе развивалась под непосредственным влиянием христианской идеологии.

Однако господство религиозных идей нередко превращалось во внешнюю оболочку, за которой скрывались не только отличные, но и противоположные по содержанию положения. Мыслители средневековья вследствие безраздельного господства церкви вынуждены были придерживаться христианской формы независимо от реального содержания собственной концепции. И если предлагаемые тезисы не удавалось подогнать под канон, то приходилось приспосабливать сами канонические установки к выбранной схеме. А отсюда становилась неизбежной эволюция самого христианского учения. Поэтому все идеологические течения и движения так или иначе перекрывались богословием. Философы и публицисты старались сохранять формальную видимость официально утвержденной доктрины, которая, однако, не шла далее применения обычной церковной фразеологии. Отступления от канонических формулировок приобретали форму ересей, т. е. внешне также рядились в религиозные одежды, хотя касались в большинстве случаев не так церковных, как общественных проблем.

Из сказанного следует еще один важный вывод.

Христианство в Древнерусском государстве утвердилось как надстройка над феодальным базисом. Пока базис был прогрессивным, то и надстройка имела прогрессивный характер. В ходе дальнейшего общественного развития феодализм постепенно утрачивал значение прогрессивной системы, превращаясь в консервативную, а далее и реакционную силу, перерастая в собственную противоположность. Соответственно и христианство в его традиционной форме приобретало консервативное и реакционное содержание. На повестке дня стояла проблема реформации. Диалектическая противоречивость углублялась, возникало новое качество. Так было во всех средневековых странах. Однако эта проблема уже выходит за хронологические рамки Киевской Руси и требует специальных исследований.