Ей хотелось снова смеяться вместе с ним, радоваться золотым дням и серебряным ночам с человеком, который понимает ее. Прошло так много времени с тех пор, как она была действительно близка с кем-то, кроме Марии, с тех пор, как могла доверять другому, и ей не хватало этой близости. Находиться так близко и в то же время так далеко от простой возможности общаться без необходимости взвешивать каждое слово и действие — вот мучение.
Погруженная в свои мысли и поглощенная трогательной красотой кружевных веток деревьев на фоне темно-фиолетового неба, Аманда заметила подошедшего Рафаэля, только когда он заговорил.
Она опять стояла у окна, как бесценная фарфоровая статуэтка на фоне величественных мексиканских гор. Янтарные глаза Рафаэля скользили по чистой линии ее щеки, слегка вздернутого изящного носика и нежным пухлым губам, которые могли приоткрыться от хриплого смеха или жарких стонов страсти… и он не смог промолчать.
— Ты самая красивая женщина, какую я видел в своей жизни, querida[20].
Секунду она стояла неподвижно, глядя в окно, как будто не слышала его, потом медленно повернулась и посмотрела ему в лицо, ее голубые глаза встретились с его взглядом.
— Gracias.
Единственное слово на мгновение повисло в воздухе, словно вибрируя от богатства значений, которые Аманда не могла выразить, и Рафаэль понял ее непроизнесенные слова, как всегда понимал, когда они были детьми.
— Я всего лишь сказал правду.
Он был близко, слишком близко; Аманда ощущала его теплое дыхание на своей шее, когда они стояли лицом к лицу в полутемной комнате. Все ее чувства обострились, все, что находится вокруг, казалось, слилось в туманном вихре.
Вечерний бриз принес в дом острый запах вечнозеленых деревьев и нежный аромат цветов, растущих у самой дороги. Мелодичная песня ночных птиц в густой листве только дополняла картину природы. Ежедневные ливни сделали воздух свежим, чистым и прохладным.
Аманда содрогнулась то ли от холода, то ли реагируя на близость Рафаэля. Сухая ветка в огне треснула и рассыпала дождь искр на камни и глиняный дымоход очага, отвлекая ее внимание от неотразимого взгляда Рафаэля.
— Это всего лишь полено в огне, — пробормотала Аманда без всякой необходимости. Рафаэль согласно кивнул; его изящные пальцы скользнули по ее кремовым плечам, открытым благодаря белой крестьянской блузе, которую она носила. У Аманды перехватило дыхание, но она все же смогла запинаясь произнести:
— Странно, не правда ли, как дни могут быть такими теплыми, а ночи настолько холодны, что приходится топить камин?
Что он делает с ней, в смятении подумала девушка, и почему она не сопротивляется его соблазнительному прикосновению, почему придвигается все ближе? Боже, это просто безумие! Эль Леон не Рафаэль, и он опасен. Это тот самый человек, который холодно игнорировал ее все прошедшие недели, выносил суровые суждения и отдавал приказы; тот самый человек, который держал ее жизнь в своих твердых руках — руках, которые привлекали ее все ближе…
Дрожа от незнакомого огня, распространявшегося из глубины до самых кончиков пальцев, Аманда застонала, сдаваясь. Она была игрушкой, глупой игрушкой, но у нее не находилось силы воли противостоять ему. Не сейчас, когда ей так отчаянно нужен кто-то, когда она испугана, одинока и окружена неизвестностью, которая поднимается словно чудище в темноте ночи. Он нужен ей, нужны его сила, уверенность и утешение. Но где же ее решимость победить любой ценой? Исчезла, как дым на ветру.
Осталась только эта мучительная жажда глубоко внутри ее, желание находиться как можно ближе к нему, чувствовать его сильные руки, обвивающие ее плечи, и его губы, прижимающиеся к ее губам, открывающимся, как цветок под утренним солнцем.
Эта сладостная капитуляция вызвала ответ в Рафаэле, и он прижал ее к себе. Если Аманда была не в силах противостоять ему, то он чувствовал себя еще более беспомощным в борьбе со своим вожделением. Бог свидетель, он так старался все эти недели, но, когда они остались вдвоем в одной комнате, все же не мог удержаться, чтобы не прикоснуться к ней. Как будто какая-то неведомая сила влекла его к ней, мощная сила, которой он не мог, да и не хотел долго сопротивляться. Не важно, за кем она была замужем, не важно, что она, не медля ни секунды, предаст его ради своей свободы; он должен обладать этим хрупким волшебным созданием, которое околдовало его много лет назад.
В его руках она трепетала, словно испуганный котенок, и в то же время доверчиво прижималась к нему. В какой-то момент Рафаэль даже удивился, почему она ведет себя как испуганная девственница. Она ведь была замужем за Фелипе, так? И они провели вместе брачную ночь. А Фелипе не остался бы в стороне, в этом он уверен. Может быть, он причинил ей боль? Или она просто из тех женщин, которых нужно каждый раз уговаривать? Что ж, ему хорошо знакома эта игра.
— Аманда, mi amante, позволь, я покажу тебе, — пробормотал он ей на ухо. Его горячее дыхание и обжигающие губы заставили ее трепетать в предвкушении. Закрыв глаза и откинув голову, Аманда обняла широкие плечи Рафаэля, пальцы впились в его кожу.
Как может она быть такой горячей и такой холодной в одно и то же время, ощущать этот трепещущий экстаз и непереносимую боль? Она чувствовала, как ее захватывает водоворот страсти, которую больше она не пыталась отрицать.
Был только Рафаэль, и только бархатное одеяло ночи, укрывающее их своими мягкими складками. Он поднял Аманду на руки и отнес в маленькую комнату. Свет от очага тянулся туда крошечными трепещущими пальчиками, но недобирался до темных углов, и его бледное сияние смягчало суровые черты Рафаэля, когда он нежно положил ее на постель.
Он склонился над ней, и ее ищущие пальцы пробежали по знакомым линиям его лица, едва касаясь высоких скул, к чувственному изгибу губ. Все это время она ощущала его страстный взгляд, это расплавленное золото кошачьих глаз под ленивыми веками. Биение ее сердца превратилось в неистовый, бешеный стук индейских барабанов.
Ни одного слова не было произнесено, и ни слова не было нужно, когда Рафаэль лег рядом с Амандой.
Его большое тело оказалось так близко, что она чувствовала его жар. Он нежно привлек ее к себе, так что она касалась его всем своим трепещущим телом. Почувствовав ее дрожь, он стал нашептывать нежные бессвязные фразы, чтобы успокоить и утешить ее. Рафаэль говорил по-испански; слова, которые прозвучали бы глупо и напыщенно по-английски, превратились в лирический напев, прекрасный и чувственный.
Они долго лежали, просто обнимая друг друга, его руки гладили и ласкали, погружаясь под кружевной вырез корсажа, а потом уступали место губам, целующим ее атласную кожу. Он целовал ее закрытые глаза, нос, его руки ласкали ее спину, все крепче обнимая ее, и когда его губы опустились от уха вниз, к бешено пульсирующей жилке у основания шеи, Аманда не смогла сдержать стон наслаждения.
Она повторяла его имя, инстинктивно выгибаясь, когда его горячие поцелуи пробирались к пику ее груди. Это был восхитительный экстаз, не похожий ни на что из того, что она раньше испытывала, и Аманда покорилась сметающему все порыву желания. Она обеими руками обхватила его, а он ласкал языком ее грудь; ее пальцы, словно кинжалы, вонзались во вздувшиеся мускулы на его плечах.
Огонь и лед — она была горячей и холодной, пылала и дрожала. Ее блузка куда-то исчезла. Прохладный ветерок обдувал кожу, а Рафаэля почему-то не было рядом. Ее глаза лениво открылись, чтобы увидеть его силуэт на фоне света из соседней комнаты, и Аманда жадно наблюдала, как он торопливо сбрасывает одежду.
Вот уже снята рубашка, его руки расстегнули ремень… Кровать возмущенно скрипнула, когда Рафаэль встал на колени на ее край, словно бронзовый бог или античная статуя, идеально вырезанная и прекрасная. Быстрые слезы обожгли глаза Аманды — это он вызывал в ней такие необыкновенные чувства; потом все ясные мысли исчезли, потому что Рафаэль обнял ее и прижал к своему телу.
— Дай мне посмотреть на тебя, Аманда, — хрипло пробормотал он, и она покраснела, когда он начал снимать с нее одежду. Ярко расшитая юбка была стянута с бедер и разноцветным озерцом упала на пол, а его внимание вернулось к оставшемуся на ней белью. Из-за жары Аманда не носила сорочку, только тонкую нижнюю юбку, почти не скрывавшую тело от его взгляда.
Ей бы следовало смутиться, но Аманда увидела выражение его глаз и ощутила гордость, что может вызвать такое восхищение. В то время как руки Рафаэля медленно стягивали ее нижнюю юбку, Аманда не отрываясь смотрела в его глаза. Она дрожала от желания и предвкушения, смешанного с неуверенностью, пока Рафаэль, прочтя эти чувства в ее затуманенных глазах, не опустился на нее.
Рафаэль целовал ее нежно и ласково, нетерпеливо, но стараясь не набрасываться на нее. А когда почувствовал, что она начинает отвечать ему, чуть подвинулся, стараясь вставить колено между ее стиснутыми бедрами.
— Откройся мне, любовь моя, — уговаривал он, обнимая ее сильнее. Она послушалась, а потом замерла в испуге, почувствовав давление его желания.
Ее длинные ресницы распахнулись, и она удивленно посмотрела на него. В ее синих глазах был необъяснимый страх, и Рафаэль нахмурился. Она не играла, и он подумал, не причинил ли ей боль Фелипе. Это так похоже на него, подумал он. Его брату нравилось причинять боль. Что ж, он не новичок в этом и знает, как заставить страхи Аманды исчезнуть и распалить ее страсть.
Рафаэль решительно набросился на рот Аманды с обжигающими поцелуями, от которых она ослабела и ей стало трудно дышать. Когда его губы огненной дорогой страсти переместились от одного напряженного соска к другому, она уже больше не боялась. Ее стройные бедра приподнялись, чтобы прижаться ближе инстинктивным неосознанным движением, и Аманда с радостью приняла его первый сильный толчок.
Застонав, кусая нижнюю губу, чтобы не закричать, она впилась ногтями в его спину, когда он встретил барьер ее девственности. Аманда дрожала, но все еще крепко обнимала его, желая, чтобы он поскорее положил конец этой пытке ожидания, чтобы выполнил обещание страсти.
Сначала Рафаэль не мог поверить, что она все еще девственница. Почему? Вопросы вертелись в его голове, но все уже случилось, так что он поймал ее рот своим, почувствовав вкус крови там, где она кусала губы. Он сделал быстрое движение вперед, и Аманда вскрикнула в его губы, когда он полностью вошел в ее мягкую бархатную глубину.
— Ш-ш, любовь моя, mi amante, — хрипло прошептал он, заставляя себя не двигаться внутри ее.
Сделав глубокий, прерывистый вдох, Рафаэль стал гладить ее волосы и лицо, нежно целовать, а когда она наконец начала двигаться под ним, предупредил:
— Я не смогу сдерживаться, если ты продолжишь делать это, милая Аманда.
— Тогда не надо, — был ее ответ.
Он застонал, и ритмичные неистовые движения унесли их обоих на самую вершину блаженства. Боль ушла, как будто ее никогда не было, и Аманда отвечала со всем огнем и страстью, какими обладала. Ей казалось, что он недостаточно глубоко проникает в нее, она желала его всего и любила с такой нежностью, что у нее на глазах выступили слезы. Как могла она полюбить так быстро? Или она всегда любила его, но не знала этого?
И вопрос и ответ тут же были забыты, едва трепет экстаза охватил ее с головы до ног. Твердое мужское естество Рафаэля стало двигаться так быстро, что она не могла больше терпеть — дикий напор освобождения, такого совершенного и стремительного, оставил ее оглушенной и трепещущей, заставив выкрикнуть его имя, когда она воспарила над вершинами к всепоглощающему удовлетворению.
Медленно, очень медленно, Аманда выбиралась из глубин ленивого удовольствия. Открыв глаза, она увидела лукавый взгляд Рафаэля, направленный на нее. Он провел пальцем по ее лбу, носу и вниз, к губам, и улыбка приподняла уголки его губ.
— Ты нескончаемый источник сюрпризов, querida. — Он подвинулся, чтобы лечь на бок рядом с ней, но его руки продолжали обнимать ее влажное тело. — Такая холодная внешность, и такой огонь внутри, — пробормотал он как бы про себя и, увидев ее удивленно сдвинутые брови, пояснил: — Я никогда не думал, что ты такая безудержная в постели, Аманда. Ты оставила на мне следы, которые мне будет нелегко объяснить.
Тут Аманда увидела большие багровые кольца на его шее и плечах и смутно вспомнила, как зарывалась лицом в его тело, чтобы заглушить свои крики. Она покраснела и осторожно прикоснулась пальцем к следам, оставленным ее зубами.
— Прости. Я… я не знаю… — Она запнулась, смущенная, и отвернулась от его улыбающегося лица.
— Ах, не извиняйся, любимая! Я просто дразнил тебя. Я буду с гордостью носить эти следы и сожалеть, когда они поблекнут. — Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. В тусклом свете Аманда узнала нежное выражение в его глазах.
Может ли быть так, что он любит ее больше, чем готов признать? Такой шанс есть, и сердце Аманды готовилось рисковать многим, чтобы победить, хотя она и знала, что ей придется очень постараться.
Повернувшись, она всем телом прижалась к нему и обвила его руками, стараясь слиться с его телом.
— Когда следы поблекнут, я оставлю новые взамен, — дерзко ответила она. Рафаэль хмыкнул, и она набросилась на него с шутливой яростью; ее спутанные темные волосы разметались по плечам, когда она встала на колени над ним. Схватив за запястья, Аманда пригвоздила его к матрасу, ее обнаженная грудь соблазнительно раскачивалась прямо перед его лицом. — Теперь ты мой пленник, — решительно заявила она и испуганно взвизгнула, когда он быстро повернулся и она оказалась под ним, а он поставил свои мощные колени по обеим сторонам ее тела.
— Ты что-то сказала? — со смехом спросил Рафаэль, и Аманда с насмешливой дерзостью показала ему язык. — Ах, от такого приглашения я не могу отказаться, querida.
Смех в их глазах постепенно сменился желанием, и когда Рафаэль с томной решимостью соскользнул с тела Аманды, она ответила с огненной страстностью, мгновенно возбудившей их обоих. Еще долго » ночной темноте комнаты маленького домика эхом раздавались нежные стоны и вздохи наслаждения, и ни один из них не заметил, когда пламя в очаге превратилось в холодный серый пепел.
Солнечный свет, яркий и слепящий, настойчиво проникал сквозь веки Аманды, и она перевернулась, чтобы зарыться лицом в подушку. Между бедрами ощущалась легкая боль, и она вскинула голову, вспомнив прошлую ночь. Рафаэль. Где он? Единственным признаком того, что он провел ночь в ее постели, была неглубокая вмятина в матрасе, где его тело лежало рядом с ней.
Боже! Что она наделала? Что он теперь о ней подумает? Бесчисленные вопросы сыпались на нее со всех сторон. Но что толку думать, когда все, что она могла вспомнить, — это нежная пытка его рук на ее теле, трепет его твердых губ на ее губах и безудержное освобождение, которое он приносил ей снова и снова.
— Сеньора?
Аманда резко повернула голову и увидела Хуану, стоящую на пороге с наигранно невозмутимым выражением на лице.
— Si. Что ты хочешь? — выпалила Аманда и тут же устыдилась своей резкости. — Извини, Хуана, — сказала она, — думаю, я еще не до конца проснулась.
Неубедительная отговорка. Аманда знала, что служанка поняла это, и завернулась плотнее в одеяло.
— Эль Леон хочет, чтобы вы присоединились к нему как можно скорее, сеньора. — В глазах Хуаны промелькнул огонек сочувствия.
Сочувствие? Аманда была уверена, что ошиблась. С чего бы кому-то жалеть ее? Правда, она больше не девственница, но женщина не могла знать об этом, если только Рафаэль не сказал ей, а Аманда почему-то была уверена, что он этого не делал. Ожидаемой реакцией была бы насмешка или даже неприязнь, но не жалость.
Но когда Аманда оделась и вышла из дома на залитую солнцем улицу, чтобы пройти к колодцу, где ждал Рафаэль, ей сразу стала ясна причина. Дрожь пробежала по ее спине, когда Аманда увидела небольшую группу людей, и она замедлила шаги.
Почему он делает это, с болью подумала Аманда, и как он мог превратиться из нежного мужчины, которого она так близко познала прошлой ночью, в этого холодного, сурового незнакомца, стоящего словно бог мщения, готовый вынести приговор другому человеку?
С колотящимся сердцем Аманда перевела взгляд с обреченного пленника-француза на главаря хуаристов. Суд — пародия на суд, презрительно усмехнулась она про себя — и заранее известный приговор. Ее взгляд вернулся к Жан-Жаку: в резком свете дня она видела, как он отчаянно молод и как мужественно старается сохранить отважный вид. За дни, проведенные в заточении в тесной лачуге, он стал бледнее и слабее и стоял сейчас, сцепив руки за спиной, под кружевной тенью дерева.
— Подойди сюда, Аманда. — Рафаэль — нет, Эль Леон — протянул руку.
Медленно подходя к нему, Аманда чувствовала на себе умоляющий взгляд француза. Боже, она просто не может позволить ему умереть, не попытавшись спасти его; да и верит ли она на самом деле, что он совершил все те ужасные вещи, в которых его обвинил Рафаэль? Чем доказано, что он участвовал в нападении на мексиканскую деревню?
Но когда плачущая женщина опознала его как человека, зверски убившего ее мужа и маленького сына, Аманда не могла отрицать очевидного. Сам Жан-Жак дю Плесси не нашел никаких оправданий, кроме того, что просто следовал приказам.
— У меня не оставалось выбора, — заявил он, и его слова были адресованы Аманде, а не Эль Леону. — Если бы я отказался, мои командиры расстреляли бы меня. Разве не так поступают в вашей армии? — Он умоляюще развел руками. — Я сказал вам все, что знал; неужели меня убьют за то, что я выполнял приказ?
Аманда порывисто повернулась, чтобы взглянуть в лицо Рафаэля, но он не смотрел на нее, лишь сделал знак своим людям. Француза грубо опустили на колени.
Она должна сказать что-то сейчас, иначе будет слишком поздно. Если Рафаэль отдаст приказ…
— Рафаэль! Эль Леон! Подождите! — Аманда проигнорировала ледяной гнев в его глазах и мрачно стиснутые губы. — Это война! Господи Боже мой! Разве вы не понимаете — он сделал только то, что и вы могли бы сделать!
— Аманда, ты только что слышала рассказ сеньоры Гарсия о подвигах твоего бравого француза, а также его признание. Разве это не меняет дело? Почему, ты думаешь, я велел привести тебя сюда? — Его голос превратился в низкий рык. — Я хотел, чтобы ты узнала все сама и не винила меня в этой казни.
Все произошедшее потом она запомнила до конца своих дней; упирающегося Жан-Жака оттащили к дереву и привязали, глаза закрыли черной повязкой. Его голос прерывался, когда он умолял сохранить ему жизнь под резкий треск шести ружей, обмякшее тело медленно рухнуло в пыль.
Оглушенная, Аманда на мгновение закрыла глаза. Почему он не сказал ей, что собирается сделать? Хотел показать, что он все еще грозный Эль Леон, а не Рафаэль, ее возлюбленный? Он поймет, что она запомнит это и никогда не забудет…
А Рафаэль подумал, что никогда не забудет, как Аманда смотрела на него — так, как если бы он был худшим из демонов ада. Ее презрительные слова ранили его, как острые кинжалы, и он почти пожалел о необходимости своих действий.
— Ты убийца, Эль Леон, и я никогда не прощу того, что ты сделал сегодня.
Глава 8
Каким-то образом — позже она не могла понять, как именно, — Аманда вернулась в дом и разразилась безудержными рыданиями.
— Ах, pequita, pequita, — снова и снова утешала ее Хуана, прижимая дрожащую девушку к своей пышной груди и похлопывая по спине. Эти движения так напоминали ей Марию, что Аманда почувствовала себя еще более несчастной. Смерть не была для нее внове, да и казнь француза не оказалась совершенно неожиданной, но ее потрясла бесчеловечность произошедшего. Как он мог? Как мог Рафаэль совершить такое?
— Я ошиблась! — гневно рыдала она. — Он бессердечное чудовище!
— Для некоторых — возможно, — пожала плечами Хуана, — но для остальных он человек, который принес им справедливость. Какое возмещение получила сеньора Гарсия за смерть своих мужа и сына? Только око за око, pequita. А ведь есть многие, кто не получил даже этого. Нет, может быть, это и не лучший, но единственный выход, который у нас есть сейчас. Скоро…
— О si! Manana! В Мексике все manana, только завтра никогда не наступает, не так ли? — с горечью спросила Аманда.
Хуана внимательно посмотрела на нее.
— Manana означает всего лишь «не сегодня», — спокойно произнесла она, и Аманде нечего было возразить. Это была часть самой сути Мексики, ее философия, и ей пришлось признать, что перед лицом всех их напастей мексиканцы очень неплохо держатся. Постоянные войны и мятежи, казалось, дали им внутреннюю стойкость, тщательно скрываемую под внешним услужливым одобрением. Загнанные в угол, мексиканцы сражались любым доступным оружием.
Презрительные слова дяди Джеймса мгновенно всплыли в ее памяти: он заявлял, что большинство населения Мексики хотело видеть Максимилиана своим императором.
«Ба, да этим невежественным крестьянам внушает благоговение сама мысль о королевской власти, — говорил он. — Они не желают, чтобы какой-то чертов индейский выскочка управлял их страной! Все это только пропаганда, устроенная ловким парнем Хуаресом».
Аманда верила ему. До этого Соединенные Штаты только-только начали оправляться после опустошительных последствий Гражданской войны, у них не было времени ввязываться в неопределенную политику их южного соседа; зато теперь, когда война осталась позади и началась Реконструкция, Соединенные Штаты обратили свое внимание на Мексику, и им не нравилось, что французы оказались так близко к их границам. С поддержкой Соединенных Штатов Хуарес легко мог победить. Но так ли это?
Ей иногда было трудно вспомнить, что ее мать тоже была мексиканкой, а она сама — часть этой раздираемой войной страны. Аманда всегда думала о себе как об американке, а ее дядя изо всех сил старался игнорировать ее мексиканские корни. Только Мария временами напоминала о них. В итоге Аманда не знала, что должна думать, что чувствовать.
Испанские предки Луизы Камерон построили свои дома в непроходимых лесах Мексики задолго до того, как появились Соединенные Штаты, и некая заносчивая надменность просочилась сквозь многие годы, доставшись даже Аманде. Она понимала кипящее возмущение, которое испытывали мексиканцы в отношении французов и даже Соединенных Штатов, понимала их неприятие любой интервенции, какими бы благими ни являлись ее намерения.
Но Стивен Камерон тоже был частью ее, и упрямая стойкость отца не позволяла ей покорно, смириться с судьбой. Владея Буэна-Виста, Стивен прошел через такие трудные времена, которые сломили бы менее стойкого человека, и Аманду наполняла решимость сделать то же самое. Любовь к ранчо всегда направляла ее и даже заставила вступить в ненавистный брак, который в конце концов привел ее в этот отдаленный горный лагерь. У судьбы извращенное чувство юмора, раздраженно подумала она.
Теперь, в лагере хуаристов, само ее существование — тонкая нить, которая может оборваться в любой момент, а она не в состоянии думать ни о чем, кроме Рафаэля, будь он проклят! Она ненавидела его даже тогда, когда не могла отрицать своего влечения к нему.
Прошла неделя с казни француза, неделя натянутого перемирия, прерываемого вспышками враждебности.
— Я не понимаю, почему бы тебе просто не отпустить меня! — бросила Аманда Рафаэлю туманным утром, когда темные и зловещие грозовые тучи, собравшись над горизонтом, закрыли горные пики. Она вихрем метнулась от окна. — Если бы ты не был так глуп и мог видеть дальше своего носа, ты бы понял, что это бесполезно.
Доведенный до предела, Рафаэль в конце концов потерял терпение. Он вскочил на ноги, стул с грохотом рухнул на пол. Тарелки на столе подпрыгнули и разлетелись на множество осколков, а Аманде едва удалось увернуться, когда он набросился на нее.
Испуганная такой неистовой реакцией, Аманда подумала о том, чтобы попросить пощады, но тут же вспомнила француза, и ее решимость укрепилась яростью.
— Свяжи мне руки и завяжи глаза, если собираешься казнить меня! — с вызовом выкрикнула она, протягивая ему руки и игнорируя кровожадный блеск в его сузившихся янтарных глазах. Легкая дрожь в голосе выдала ее, но если Рафаэль и заметил это, то не обратил внимания, а только гневно посмотрел на нее. Он с трудом контролировал себя: руки его сжались в огромные кулаки, а стиснутые от злости губы казались белой чертой на фоне бронзового лица.
— Ах ты, маленькая мегера, — выдавил он наконец, — да если бы у тебя была хоть капля здравого смысла, ты бы сразу заткнулась!
— О-о? А я-то думала, мы единогласно решили, что у меня нет здравого смысла. Мне нужно показывать, а не говорить… — Едва произнеся эти слова, она пожалела, что сказала их.
— Я действительно забыл! — рявкнул в ответ Рафаэль и схватил Аманду раньше, чем она успела увернуться. Заметив, как дергается мускул на его скуле, Аманда стала вырываться еще яростнее, в ее глазах горел настоящий страх. Она зашла слишком далеко и вдруг поняла, что не готова к последствиям.
— Пусти меня! — Она яростно пыталась ударить его, но попадала только в воздух — Рафаэль уворачивался с поразительной легкостью. Неожиданно железная рука обвилась вокруг нее так крепко, что она не могла дышать. Противник усиливал хватку с каждым ее движением и ослаблял, только когда она замирала, поэтому Аманда в конце концов затихла. — Пусти меня, — всхлипнула она, повисая на его руке, как сломанная кукла, и чувствуя себя до смешного беспомощной. Но что она могла поделать? Рафаэль был гораздо сильнее. И тут ей вспомнился детский голос из прошлого: «Когда кто-то больше и сильнее, Аманда, ты должна быть умнее». Да-да, она вспомнила! Это Рафаэль говорил ей, как поступать, если случится что-то вроде этого, и Аманда поняла, что досконально следует его инструкциям.
Быстро схватив его большой палец одной рукой, она нырнула назад, прежде чем он успел понять, что происходит, и, как змея, вывернулась из его рук. Удивленный, Рафаэль промедлил всего одно мгновение; его обычную моментальную реакцию обманула ее кажущаяся покорность. Взмах пестрых юбок, и Аманда, нырнув в окно, исчезла.
— Будь я проклят, — выдохнул он и улыбнулся. Ну что за отважная, дерзкая маленькая стерва! Черт его побери, если он не восхищался ее духом.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем Рафаэль решил пойти за ней. Ей не уйти далеко, да это и не важно, потому что он может выследить кого угодно в любой местности. Он научился искусству следопыта много лет назад, когда выживание было даже более важно, чем сейчас. Аманде только пойдет на пользу, если она убедится, что убежать от него невозможно. Это суровая страна, с крутыми обрывами и отвесными скалами, обманчивыми благодаря своей красоте. Аманда очень быстро поймет, насколько она неподготовлена и как сильно нужен ей он.
Прошел почти час, прежде чем Рафаэль отправился за беглянкой. К этому моменту она уже окончательно заблудилась и жалеет, что не осталась в лагере, решил он, идя по ее следу. Он даже подумал, не оставить ли ее в горах на ночь, одну в темноте… но тут один из его людей принес весть, что французы неподалеку. Если Аманда наткнется на них…
Рафаэль, мотнув головой, отбросил эту мысль и зашагал быстрее.
Ветер крепчал, гроза подбиралась все ближе, черные тучи неслись над горными пиками и верхушками деревьев. Редкие ослепляющие вспышки молний, похожие на ружейные выстрелы, на мгновение рассекали небо, и Рафаэль заволновался, не решила ли Аманда отдохнуть под каким-нибудь деревом. Да нет, она достаточно осторожна. В конце концов, она выросла на ранчо в Техасе, где молнии часто попадали в самые высокие деревья и убивали скот, по глупости забившийся под их ветки.
Капля дождя упала на землю, потом другая, а за ней настоящий ливень обрушился на Рафаэля, пока он шел по следу Аманды. Бормоча проклятия, он двинулся быстрее. Черт ее побери, если он идет по круговому следу и она уже вернулась в дом и смеется над ним, тогда он поколотит ее без всякой жалости.
Всего за несколько минут его одежда промокла до нитки, и Рафаэль начал беспокоиться. Что, если Аманда прячется в местности, где часто случаются оползни или селевые потоки, способные превратить невинный на вид ручеек в неистовую реку? Если она попадет в такой поток…
Дождь заливал ему глаза, смывал все следы. Опустившись на корточки, надвинув шляпу, чтобы прикрыть глаза, и держа руку на рукоятке ножа, висящего на поясе, Рафаэль неожиданно заметил впереди проблеск чего-то белого. Он повернулся с грацией пантеры и бросился туда.
Аманда шла, спотыкаясь, по камням и грязи, ослепленная хлещущим дождем; мокрые пряди волос закрывали глаза. Рубашка и юбка, мокрые и тяжелые от воды, облепили ее дрожащее тело, и воздух, всего несколько минут назад душный и жаркий, теперь стал почти нестерпимо холодным. Ветер продувал ее насквозь, зубы стучали от холода, но Аманда отчаянно продвигалась вперед. Так близко к свободе она оказалась в первый раз за много-много дней после смерти Фелипе и своего похищения. Свобода никогда не казалась ей такой драгоценной, как сейчас, — и такой далекой.
Аманда резко остановилась и едва не задохнулась, когда поняла, что балансирует на краю пропасти. Многие мили поросших лесами склонов и зубчатых скал тянулись насколько хватало глаз, и она всхлипнула от страха и разочарования, когда поняла, что, наверное, вместо того чтобы двигаться к Монтеррею, удаляется от него. Ее дрожащие ноги отказывались слушаться и мешали отойти от края обрыва. Ей показалось, что она окаменела.
Стоя на краю, она увидела краем глаза какое-то движение внизу. Солдаты на лошадях — французские легионеры! Возбуждение охватило ее, и Аманде удалось помахать им в надежде привлечь внимание. Они отвезут ее в Монтеррей, и тогда она спасется от этих гор и от Эль Леона.
Набравшись храбрости, Аманда наконец смогла вернуть жизнь своим ногам и сделать осторожный шаг от каменистого края обрыва, как вдруг услышала над головой угрожающий грохот. Взглянув вверх, она успела только вскрикнуть, как град камней обрушился на нее с неистовой силой и смел с края скалы в небытие.
Эхо крика, повисшее в воздухе, привлекло внимание Рафаэля. Он вскинул голову, перестав изучать следы на земле. Его тело среагировало раньше, чем мозг успел осмыслить происшедшее. Это был крик Аманды, а не какого-нибудь животного. Человеческие крики отдаются эхом, а звериные — нет. Аманда… вдруг она ранена? Madre de Dios, если бы он только успел вовремя!