— Это ужасно, — вздыхая, призналась она Аманде, — но Хуарес не выдаст семье тело императора до тех пор, пока австрийский император официально не признает дона Бенито президентом мексиканской республики.

— Хуареса приводит в бешенство, когда американская пресса осуждает его действия, и он злится, читая в «Нью-Йорк трибюн», что Мексика обязана своей свободой Америке больше, чем кому бы то ни было, а Максимилиана расстреляли вопреки желанию американского народа. — Аманда печально покачала головой. — Жаль, что мало у кого есть такая же возможность взглянуть на эту войну с обеих сторон, какая была у меня. Ты знаешь, Франческа, я почти симпатизировала Максимилиану и Карлоте, но я видела и несправедливость по отношению к мексиканскому народу. Думаю, Хуарес будет хорошим правителем — ведь он всем сердцем стремится к процветанию страны.

— Si, так и есть, — согласилась Франческа, и они обе молча возблагодарили Бога за то, что война закончилась.

— Уже пора? — Рамон морщился, вытягивая шею в жестком непривычном воротнике крахмальной рубашки. Его волосы, как всегда непокорные, начали, несмотря на использованное им огромное количество масла, отделяться от головы и торчали, словно маленькие рожки; Рамон то и дело застенчиво приглаживал их рукой.

— Si, почти пора, — ответила ему Мария и торопливо вошла в гостиную. — Теперь нам нужно выйти наружу, падре, потому что клятвы должны быть произнесены под большим дубом рядом с домом.

Даже жара последних дней августа была приятной, потому что огненный шар солнца, поднимавшийся на востоке, улыбался земле мягче, чем в предшествующие недели. Под мелодию, которую нетвердой рукой наигрывала на старом клавесине младшая сестра Франчески, маленькая процессия вышла из дома и остановилась в пестрой тени громадного, поросшего мхом дуба. Мягкий бриз шептался с листьями, приподнимая кружевную вуаль Аманды, и серый мох, словно пряди ангельских волос свисающий с ветки, покачивался, щекоча щеку Стивена и заставляя его смеяться.

Одетая в кремовое платье, Аманда была очаровательной невестой, ее темные волосы лежали гладкими крыльями по обеим сторонам лица и собирались на затылке в пучок локонов. Она выглядела такой безмятежной, ее лицо светилось, словно у сошедшей с небес Мадонны; огромные, окаймленные густыми ресницами сапфировые глаза излучали из своих глубин любовь. А когда она поднимала глаза на Рафаэля, на его строгий, как у древней статуи, профиль, скользя взглядом по чистой линии его носа, губ и подбородка, внимание всех окружающих притягивалось к ним словно магнитом. Он такой высокий, стройный и темноволосый, и она такая изящная, хрупкая и очаровательная — просто глаз не отвести от этой пары.

Сидящий на руках Рамона Стивен от удовольствия захлопал своими пухленькими ладошками, когда отец Адольфо дребезжащим старческим голосом начал церемонию, произнося нараспев священные слова, которые навсегда свяжут Рафаэля и Аманду.

Слова, красивые слова, подумала Аманда, самые красивые из всех, что она слышала в своей жизни. Она никогда не забудет их. Любить, заботиться, почитать — Рафаэль поклялся делать все это, так же как и она. Любить его будет легко, и она так много месяцев мечтала заботиться о нем; но честь — это слово, которое она когда-то ненавидела, приобрело сейчас новое значение. Теперь она понимала больше, чем даже могла подумать. Это было важное слово, важное чувство, потому что оно оставляло им достоинство и гордость за себя самих и их любовь.

А потом, когда волшебный день повернул свое очарование к закату, Рафаэль подхватил ее на руки и понес в сторону от кипарисов и дома на холме.

— Куда это мы? — поинтересовалась Аманда, когда Рафаэль усадил ее в новую коляску и они отъехали от дома. Смех и музыка все еще наполняли воздух, гости праздновали их свадьбу с небывалым воодушевлением.

— Разве важно, куда мы едем? — спросил Рафаэль.

— Нет. Я с тобой, и это все, что имеет значение.

Она прижалась крепче, уютно устроив голову на его плече; коляска ритмично покачивалась в такт перестуку копыт лошадей. Россыпь звезд в небе заманчиво блестела, а висящая низко над горизонтом ущербная луна, казалось, одобрительно подмигивала влюбленным.

— Даже дядя Джеймс не устроил сцену, — удовлетворенно заметила Аманда, когда коляска съехала с дороги и покатилась по кочковатому полю.

— Его там не было, — сухо произнес Рафаэль, натягивая вожжи.

— Да, но он мог бы доставить нам еще много неприятностей, хотя и не стал по какой-то причине.

— Ты его защищаешь? Джеймс Камерон просто знает, что проиграл, — вот почему по моему совету он так тихо покинул Буэна-Виста.

Аманда тихо рассмеялась.

— Я бы тоже уехала, если бы кто-то стоял тут и с кровожадным лицом сообщал, с каким удовольствием он бы зашвырнул меня в соседнее графство.

— Камерон понял, что без поддержки Фелипе ему тут делать нечего, вот и все.

— А что с Каса-де-Леон, Рафаэль? Ее нужно перестраивать.

— Si, так и будет. Я получил письмо из канцелярии президента. — Рафаэль помолчал, искоса глядя на Аманду. Какова будет ее реакция? Его древний дом в Мексике после всего случившегося вряд ли ей очень приятен. Поймет ли она, как много он значит для него?

— И что там написано? — Ее пальцы легко сжали его руку. — Тебе вернут имение?

— Да. Хуарес уже подписал все необходимые бумаги, не зная того, что я сегодня узнал от падре Адольфо.

Ее радость была неподдельной, улыбка сияла счастьем, когда она, обняв его, воскликнула:

— Как чудесно! Я так счастлива. Теперь все завершилось. Хватаясь за вожжи, Рафаэль приказал ей сидеть тихо и не пугать лошадей, иначе они могут понести. При этом улыбка лишила его упрек язвительности, и Аманда показала ему язык.

Рафаэль вышел из экипажа и протянул руку жене. Крепко держа складки мексиканской юбки одной рукой и другой держась за Рафаэля, Аманда элегантно шагнула вниз. Сильные руки обхватили ее и поставили на землю.

— Забудь о Каса-де-Леон. Забудь обо всем, — пробормотал Рафаэль в ее полуоткрытые губы. — Я привез тебя сюда, далеко ото всех, не для того, чтобы разговаривать о твоем дяде, политике или чем-то еще.

— Нет? Тогда зачем ты привез меня сюда, Рафаэль Леон? — Губы Аманды, дразня, коснулись его губ, язык высунулся на мгновение, прежде чем зубы нежно поймали его нижнюю губу. Потом она чувственно поцеловала легкий след укуса и рассмеялась, когда он, пробормотав «людоедка», схватил ее на руки.

— Захвати одеяло, — приказал Рафаэль, и она, перегнувшись через его руку, взяла из коллски одеяло и зарылась лицом в его плечо, когда Рафаэль понес ее к одинокому дубу, возвышающемуся неподалеку. Они расстелили одеяло под его кружевными ветвями. К удивлению Аманды, Рафаэль извлек откуда-то большую корзину. Заговорщически подмигнув, он откинул накрывавшую ее салфетку.

— Вино, сыр, хлеб и даже фрукты… Как ты хорошо придумал, Рафаэль!

— А вот и бокалы! — Он достал два хрустальных бокала, играющих в лунном свете, потом ловким движением вытащил пробку из бутылки. Аманда подняла бокал в безмолвном тосте, слишком переполненная эмоциями, чтобы говорить, и зная, что ее глаза в бриллиантовом свете луны скажут ему все.

Теперь Рафаэль говорил о любви, его хриплый голос придавал особое очарование фразам, которые по-английски прозвучали бы несколько высокопарно. Он говорил, что любит ее больше жизни.

Слова больше не были нужны, а вино и весь мир — забыты, когда они легли на одеяло, расстеленное на душистой техасской траве. Акры полевых цветов простирались вокруг них, кивая головками на прохладном ветерке, и серебряный 380 лунный свет отплясывал свой танец на их телах.

В этом зачарованном мире они были единственными людьми. Ночные птицы пели им серенады, а в отдалении койоты аккомпанировали птицам своим дрожащим воем. Возлюбленные принялись ласкать друг друга сначала медленно и нежно, потом с нарастающей страстью.

— Я говорил тебе, что хочу иметь четырех сыновей? — прошептал Рафаэль; его теплое дыхание щекотало ее кожу, заставляя Аманду трепетать. Она отрицательно покачала головой, ее руки обвились вокруг его шеи. Ей хотелось быть к нему как можно ближе, так, как только могут сблизиться мужчина и женщина.

— Нет, Рафаэль, ты никогда не говорил мне этого. И когда же ты собираешься начать создавать эту большую семью? — Она все еще говорила, когда он начал делать это своими руками, заставляя ее трепетать от ожидания, вознося на самые вершины чувственности.

— Сейчас, любовь моя, — ответил Рафаэль, улыбаясь Аманде грешной улыбкой, в то время как его рука дарила ей первый трепещущий экстаз. Он привлек ее к себе и заключил в объятия.

А когда она привстала на колени, так что длинные шелковистые пряди волос защекотали плоские мускулы его живота, у него перехватило дыхание. Ее тонкие пальцы скользили по его коже, лаская каждый шрам, следуя по дорожке темных волос от груди вниз, и Рафаэль наконец застонал от наслаждения…

В конце концов, не в силах больше терпеть, он перекатился так, что Аманда оказалась под ним, и стал, целуя ее, говорить те самые слова, которые она хотела услышать, — слова о том, что всю свою дальнейшую жизнь она проведет с ним, Рафаэлем.

Примечания