— М-м… что это значит, Техас?

— Я везу тебя в Техас, в Буэна-Виста. — Его рот скользил по ее уху, язык рисовал влажные круги и заставлял ее трепетать.

— Как мило, — удовлетворенно ответила Аманда, выгибаясь ему навстречу. Ее голова опять откинулась назад, когда его губы спустились к впадинке на шее, где пульс отбивал бешеный ритм. — Техас, Мексика, Теннесси — любое место будет милым, если я с тобой, Рафаэль.

На этот раз Рафаэль понял значение ее слов: ей не важно где, лишь бы вместе. Он поймал себя на том, что обещает, по-испански и по-английски, никогда больше не покидать ее.

Звуки ночных птиц смешались с разговором двух возлюбленных, и когда брызжущий искрами и потрескивающий костер наконец превратился в тлеющие угли, ни Рафаэль, ни Аманда этого не заметили. Ничто больше не существовало, кроме огня между ними, пламени, которое занялось много месяцев назад и все еще горело так ярко.

На гребне холма, глядящего на заброшенную проселочную дорогу, несколько вооруженных всадников наблюдали за сценой внизу. Наконец один из них нерешительно заговорил не зная, какую реакцию это может вызвать:

— Нам ехать дальше, сеньор?

Темная голова зло, нетерпеливо качнулась, и тот человек, что заговорил, запоздало заметил руки, сжимающие поводья так крепко, что побелели костяшки пальцев. Теперь он уже жалел о своем поступке и надеялся, что сеньор забудет о его оплошности.

Прошло много времени, прежде чем сеньор пошевелился; его взгляд был устремлен на пару внизу, и лишь слабый свет луны освещал его лицо. В эти моменты темные глаза горели убийственным огнем, и его спутник неловко пошевелился в седле.

— Мы пока понаблюдаем, — наконец ответил сеньор, обращаясь к говорившему, — а утром возьмем их.

— Si. — Мужчина судорожно сглотнул. — Si, дон Фелипе, как скажете.

Это был еще не первый луч рассвета, еще даже не слабая перламутровая дымка, возвещающая о приближающемся восходе, но Рафаэль уже проснулся. Каждый нерв его тела дрожал от напряжения.

Чуть приподняв темную голову с расстеленного на земле одеяла, Рафаэль вгляделся в окружающие их тени. Костер погас, и от него осталась только зола. На скалах и холмах вокруг них он почувствовал какое-то движение, уловил слабый звук металла, царапнувшего камень, и хруст сапог по гравию.

Но как ни быстро он перевернулся, чтобы схватить ружье, лежащее рядом с одеялом, ему это не удалось.

— Alto, seсor! Не вынуждайте меня стрелять прямо сейчас. — Смертоносное дуло ружья было всего в нескольких дюймах от его лица, и казалось, что сам воздух вокруг них вдруг ощетинился блестящими стальными стволами, расположившимися полукругом.

— Рафаэль? — Сонное бормотание Аманды превратилось н испуганный вдох, когда она открыла глаза и увидела окруживших их мужчин.

— Похоже, у нас непрошеные гости. — Голос Рафаэля спокоен и холоден, а сжавшие ее руку пальцы заставили двигаться, когда она хотела потянуться к все еще спящему неподалеку Стивену.

Один из незнакомцев приблизился и стал пристально смотреть на полуприкрытую пару. Что-то в нем показалось Аманде смутно знакомым. Только когда он заговорил, она узнала его, и ее глаза расширились от ужаса.

— Вот мы и встретились снова, брат. Вижу, тебе удалось найти мою блудную жену.

— Si, Фелипе, и я собираюсь оставить ее у себя.

Нет, это не может быть Фелипе! Не сейчас, когда они так близки к тому, чтобы наконец-то покинуть Мексику, так близки к свободе, к возможности не оглядываться постоянно по сторонам.

Один из мужчин рывком поднял ее на ноги, и она порадовалась, что, замерзнув ночью, надела платье, потому что он прижал ее спиной к себе, удерживая ружьем.

— Похоже, это я получу ее сейчас, — злорадно заявил Фелипе. — Что скажешь, Рафаэль?

— Ты не смог удержать ее раньше — думаешь, получится теперь? — Рафаэль медленно откинул одеяло и встал, высокомерно глядя на брата, его львиные глаза излучали вызов. Его грудь была обнажена, гладкие мускулы перекатывались под золотистой кожей, когда он стоял, расставив ноги и небрежно засунув большие пальцы рук за пояс брюк.

Лицо Фелипе угрожающе потемнело, и он зло уставился на своего сводного брата. Вся ненависть прошедших лет пылала в его черных глазах. Ружье взметнулось вверх, деревянный приклад врезался Рафаэлю в подбородок, заставив пошатнуться и сделать шаг назад.

Быстрая реакция Рафаэля превратилась в вихрь движений, когда он повернулся на пальцах, чуть согнувшись, и левой рукой рванул ружье из рук Фелипе, в то время как кулак правой обрушился на его челюсть. Через несколько секунд он уже держал «винчестер» нацеленным в грудь Фелипе, и, когда тот сел, потирая подбородок и щурясь, первое, что он увидел, — черное дуло ружья в нескольких дюймах от лица.

— Подожди, не стреляй сейчас, Рафаэль, иначе пострадает Аманда, — мягко произнес Фелипе, и на его губах появилась холодная улыбка.

Человек, державший Аманду, ухмыльнулся и подвинул ствол ружья так, что он оказался на горле Аманды. Медленно потянул, перекрывая ей дыхание. Ее глаза расширились, но она не издала ни звука, надеясь, что Рафаэль проигнорирует угрозу и выстрелит, закончив жестокую игру Фелипе. От недостатка воздуха в легких все перед глазами Аманды поплыло, и она услышала, как Рафаэль проворчал, что сдается, затем раздался лязг брошенного ружья.

Освобожденная, Аманда рухнула на землю, хватая ртом воздух. Запрокинув голову, схватившись руками за покрытое синяками горло, она сглотнула, превозмогая боль, как в тумане слыша насмешливые слова Фелипе:

— Отвечая на твой вопрос, брат, скажу, что буду держать ее столько, сколько захочу.

Фелипе рявкнул на своих людей, отдавая приказы, и они поспешили подчиниться.

Аманде связали руки тонкими кожаными ремнями, больно врезавшимися в кожу, и посадили на торопливо оседланную лошадь. Она смотрела безумным взглядом то на Стивена, все еще лежавшего на одеяле, то на Рафаэля, которому связывали руки трое мужчин.

— Посмотрим, как быстро он поспеет за нами пешком, — сказал Фелипе, не обращая внимания на испуганный крик Аманды. — Тащите его, если не сможет идти.

— Фелипе! — Аманда крепко вцепилась в широкую луку седла и заставила лошадь двинуться вперед, пока ее не остановил один из завернутых в серапе мужчин. — Пожалуйста… por favor… отпусти нас. Ты можешь оставить себе и Буэна-Виста, и Каса-де-Леон — все! Только отпусти нас…

— Боюсь, от твоего слова ничего не зависит. Хуарес распорядится моей асиендой без твоего согласия или моего — то есть тем, что останется от нее, когда я закончу. Ну а я распоряжусь тобой. — Его черные брови изогнулись, и он подвел свою лошадь так близко, что только Аманда могла слышать его слова. Он шипел, как гремучая змея, готовая напасть. — Ты все еще моя жена, Аманда, и, как единственный переживший тебя наследник, я в любом случае получу Буэна-Виста. Так что видишь, тебе действительно нечем крыть.

Он отъехал от нее, бросив через плечо приказ взять только женщину, а ребенка оставить.

Долгое время крошечное личико Стивена было последним, что Аманда могла ясно вспомнить; он сидел, испуганно глядя, как исчезает вереница всадников, а стервятники уже выжидающе кружились в утреннем небе. Сначала она исступленно билась, пытаясь соскочить с лошади, отчаянно звала ребенка, пока Фелипе раздраженно не приказал заставить Аманду замолчать. На ее голову обрушился кулак, и все погрузилось в черноту.

Кто-то кричал. Низкий стон не прекращался, как будто человек мучился от боли. Кто это? — словно в тумане подумала Аманда, с трудом выбираясь из медленно отступающей тьмы. У нее перехватило дыхание, когда она поняла, что это ее стоны. Слезы все еще катились по щекам, и она давилась всхлипами, вспоминая своего ребенка. Стивен брошен в холмах умирать… Боже, как она хотела убить Фелипе! Ярость постепенно вытесняла горе, каким-то образом придавая ей сил.

— Успокойся, querida.

Аманда вздрогнула от удивления, потом медленно повернула голову и в сумрачном свете шипящей лампы, подвешенной на ветке дерева, увидела Рафаэля, вернее только его тень.

— Где мы? — Она облизала потрескавшиеся пересохшие губы и зажмурилась от внезапного приступа боли, когда попыталась резко повернуть голову. Потом, не дожидаясь ответа, решительно добавила: — Я убью этого ублюдка!

— Нет, Аманда, предоставь это мне, — ответил он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать эти холодные жестокие слова. — Я убью Фелипе, как мне давным-давно следовало сделать, прежде чем он смог повредить стольким невинным людям. — Помолчав, Рафаэль продолжил: — Мы недалеко от Каса-де-Леон. Думаю, Фелипе планирует убить нас там, но я собираюсь изменить его планы.

— Мой ребенок, Рафаэль, — всхлипывая, прошептала Аманда, — он убил моего ребенка…

— Я знаю, любимая, знаю. Это был и мой ребенок тоже, и Фелипе заплатит… Он заплатит за все.

Следующие два дня стали кошмаром для Аманды, ее острая, разрывающая душу скорбь по Стивену сначала уступила место какому-то смиренному оцепенению, а потом превратилась в мрачную решимость. Она выживет и проживет достаточно долго, чтобы увидеть, как Фелипе умрет за то, что убил ее ребенка.

Они долго скакали, погоняя взмыленных лошадей по каменистым тропинкам, служащим вместо дорог, пока Аманде не стало казаться, что она никогда больше не коснется ногами земли. Удивительно, но Рафаэль как-то держался; иногда он падал и его волокли, но ему все же удавалось снова подняться и продолжать двигаться. Сила и мрачная решимость Рафаэля приводили Фелипе в ярость, — он хотел увидеть брата сломленным.

— Ты еще будешь молить о пощаде, — сказал он однажды, подойдя к костру, когда они остановились на ночлег.

Рафаэль поднял свою темную голову, янтарные глаза сузились от ненависти.

— Тебе не удастся сломить меня, Фелипе, и ты всегда это знал, — ответил он коротко, потому что язык его распух от жажды, губы высохли и потрескались.

— Нет? — Руки Фелипе стиснули чашку, которую держал, губы поджались. — Ты никогда не сдавался, никогда не отклонялся от своей цели, а, Рафаэль?

— А зачем? Человек делает то, что считает правильным, а не то; чего от него хотят другие. — Рафаэль чуть повернул голову. Аманда, точно так же связанная, сидела вплотную к стволу мескитового дерева; ее лицо выглядело мертвенно-бледным в сумерках.

Проклятие, он чувствовал себя таким беспомощным; на теле не осталось живого места. Когда его тащили за лошадью, солнце в небе казалось ему раскаленным огненным шаром, жгущим глаза и покрывающим ожогами лицо, плечи и руки. Острые камни рвали его босые ноги и врезались в колени, когда он падал, а кровоточащие раны привлекали тучи жужжащих насекомых.

Но боль и неудобства ничто в сравнении с пламенем ненависти, которую он чувствовал к брату; они словно исчезали рядом с его пылающей жаждой мщения. Рафаэль собирался убить Фелипе, даже если это будет стоить ему собственной жизни, но он не мог рисковать Амандой. Черт, ситуация просто невыносима! Ему едва удавалось сосредоточиться и обратить внимание на Фелипе, когда тот пнул его носком начищенного сапога. Только Фелипе стал бы полировать до блеска свои высокие сапоги, путешествуя по этой ужасающей стране за много миль от ближайшей деревни, подумал Рафаэль, криво усмехнувшись.

— А ты сломаешься, — вкрадчиво спросил Фелипе, — если жизнь твоей женщины будет в опасности, Рафаэль? — Холодная улыбка скривила его губы.

Несмотря на жару, холодок пробежал по спине Рафаэля. Он ожидал этого с тех пор, как Фелипе захватил их, и все еще не знал, что делать. Но он должен ответить.

— Ну так как? — произнес Фелипе, делая знак одному из своих людей схватить Аманду.

Она подавила крик, когда ее, рванув за волосы, подняли на ноги; вызов и ненависть сверкали в сапфировых глазах, блестящих от слез и боли.

— Нет, он не сломается, дон Фелипе, — заявила она, когда ее вытолкнули вперед по каменистой, заросшей кактусами земле. — Я бы не осталась с мужчиной, который будет умолять подонка сохранить жизнь ему или мне. — Ее глаза встретились с глазами Рафаэля. — Ты все равно не отпустишь нас, — смело продолжала она, гордо глядя в лицо Фелипе. — Если мы должны умереть, это будет достойная смерть.

Фелипе стиснул зубы от бессильного гнева. Он понял, что не сможет заставить этих двоих произнести слова, которые хотел услышать.

— Посмотрим, какими храбрыми вы будете, когда настанет время встретиться со смертью. — Он внезапно повернулся и ушел из лагеря.

— Ты правильно поняла его, — тихо заметил Рафаэль, восхищаясь смелостью Аманды. — Но не думай, что игра закончена, querida, все еще впереди.

— Я знаю, Рафаэль, я знаю, — удалось ей ответить прежде, чем ее оттащили назад к мескитовому дереву и бросили на землю. Ничего, Рафаэль найдет способ освободить их…

Каса-де-Леон сверкала огнями, словно ожидая их, когда поздним вечером прибыл маленький караван. Витые железные ворота главной подъездной дорожки отворились со скрипом, пропуская усталых всадников и лошадей.

— Отведите пленников внутрь, — приказал Фелипе, спрыгивая с лошади, — и привяжите в главном зале.

Никто не вышел приветствовать их, и Аманда, когда ее грубо стаскивали с лошади, заметила, что асиенда выглядит зловеще заброшенной. Где же слуги? — тревожно подумала она, надеясь увидеть сочувствующее лицо среди ничего не выражающих лиц людей, сопровождавших Фелипе. Но похоже, никто не заметил их приезда.

Аманду и Рафаэля провели через двойные двери в знакомый темный холл со странными тенями. Когда их глаза привыкли к сумраку, стало ясно, что асиенду недавно ограбили: мебель перевернута и разбита, оставшиеся вещи свалены у стен.

Зал был хорошо освещен, в огромном камине пылал огонь, на каждом столе стояли зажженные лампы. Когда пленников толкнули в кресла и связали еще крепче, Аманда взглянула на Рафаэля и, кусая губы, с болью увидела раны и синяки на его теле. Невероятно, но ему удалось выжить после двух дней бега за лошадью. Его босые ноги кровоточили, а спину и грудь покрывали рубцы от кожаных кнутов, которыми его хлестали, чтобы заставить идти быстрее. Фелипе с удовольствием наблюдал за ними, и на его губах блуждала злобная улыбка. Будь он проклят! Конечно, он не сможет победить, но, похоже, здесь нет никого, кто поможет им.

— С Хорхе случился… несчастный случай, — сообщил им Фелипе, входя с бокалом бренди в руке, — так что, боюсь, вам не от кого ждать помощи. А вы на это надеялись, я полагаю? Возможно, вам удастся упросить Консуэлу помочь вам. — Фелипе улыбнулся мексиканке, которая подошла к нему и прильнула к его плечу.

— Не хочешь ли попробовать? — промурлыкала Консуэла, глядя на Аманду ликующим взглядом, от которого той захотелось плюнуть ей в лицо. — Но нет — нечего и пытаться! — Смех Консуэлы эхом разлетелся по комнате. Аманда смотрела на нее с каменным выражением лица, не позволяя дрогнуть даже реснице.

— Какая жалость, — произнес Фелипе, вздыхая от притворного разочарования. — Похоже, вам все-таки придется умереть. — Он махнул рукой в сторону разбитой мебели, наваленной грудами вдоль стен. — Когда это все загорится, у вас будет немного времени, так что советую попрощаться сейчас. Нет? — Они молчали, и он, пожав плечами, повернулся, увлекая за собой Консуэлу. — Что ж, предоставляю вас судьбе.

Подойдя к камину, Фелипе достал горящую мескитовую ветку и поднес огонь к первой куче сломанной мебели — разбитым изысканным креслам и столикам Людовика XVI. Не сразу, но обломки все же занялись оранжевым и красным пламенем, потрескивая и шипя. В воздух потянулись спирали дыма.

— Приготовь лошадей, Консуэла, — бросил Фелипе через плечо, идя к следующей груде мебели. — Это не займет много времени.

Подобрав длинные юбки, Консуэла взглянула на Аманду и Рафаэля с победоносным видом и быстро вышла из комнаты, захлопнув дверь.

— Чувствуете жар? — спросил Фелипе, поджигая очередную кучу. — Скоро здесь будет гораздо жарче, так что кожа ваша начнет сворачиваться, как бумага. Даже кровь закипит, когда пламя…

Внезапно снаружи прогремел взрыв, во дворе послышались выстрелы. Бормоча проклятия, Фелипе поднял голову.

— Хуаристы! Не может быть, — бормотал он, хватаясь за тяжелую драпировку, закрывающую окно, потом бросил ее, когда жадное пламя охватило ткань. Он швырнул горящую ветку через комнату и бросился к двери, достигнув ее почти в тот же момент, что и Рафаэль.

Кулак Рафаэля врезался в челюсть Фелипе, запрокидывая его голову. Яростно, свирепо Рафаэль бил Фелипе, не замечая быстро распространявшегося пламени, игнорируя все, кроме примитивного желания убить. Его запястья кровоточили, изодранные попытками вытащить руки из грубых веревок; кровь капала на пол при каждом движении. Наконец крики Аманды прорвались сквозь окутавший его кровавый туман ярости, и Рафаэль остановился, позволив почти потерявшему сознание Фелипе рухнуть на пол, а затем бросился к Аманде.

— Скорее, — бормотал он, разрывая узлы, привязывавшие ее к креслу, — выбирайся отсюда.

— Но как же ты? А он? Пойдем вместе…

— Иду, иду! — рявкнул Рафаэль, но Аманда все медлила, глядя на него огромными глазами, полными мрачного предчувствия.

Жадное пламя лизало мебель и ковры, все еще расстеленные на полу, когда Аманда, подчинившись, распахнула дверь и, спотыкаясь, бросилась в коридор. Едкий дым жег ей глаза и горло, и она закашлялась, нащупывая дорогу по длинному задымленному холлу. Должно быть, огонь бушевал и в других комнатах. Фелипе явно не шутил, решив уничтожить асиенду вместе со своим братом и женой.

Злобные крики и выстрелы все еще слышались, подсказывая Аманде дорогу к выходу. Когда она появилась в клубах дыма, вырывающихся из двойных дверей асиенды, ее тут же схватили. Инстинктивно Аманда попыталась вырваться, отбиваясь руками и ногами, и остановилась, только когда услышала знакомый голос Рамона у своего уха.

— Рамон! — Она обернулась, хватая его за руки. — Рафаэль… он все еще там! И Фелипе… — Рамон оттолкнул ее и бросился к распахнутым дверям, как вдруг раздался еще один оглушительный взрыв.

Взрывная волна сбила с ног мужчин, женщин и перепуганных лошадей; осколки стекла усыпали двор, создавая еще больший хаос. Распростертая на земле, Аманда безразлично отметила про себя, что неподалеку от нее какой-то мужчина держит вырывающуюся Консуэлу, и маленькие алые струйки текут по лицу и рукам мексиканки там, где в нее попали осколки стекла.

«А как же я?» — подумала она, осматривая свои руки и удивляясь тому, что не чувствует боли. Кто-то поднял ее с земли. Рамон! Он схватил ее за плечи и повернул к себе лицом.

— Нет, сеньора! Теперь я ничего не могу сделать… Никто не сможет войти в дом и выжить… Это бесполезно. — Рамон тяжело дышал, слезы струились по его черному от дыма лицу, смешиваясь с кровью из мелких порезов, и он не отпускал ее рук.

— Рамон, — голос Аманды был тих и спокоен, — отпусти меня. Кто-то должен помочь Рафаэлю.

Скорбные вопли Консуэлы заглушили отчаянный ответ Рамона, потом утихли до судорожных всхлипов, прежде чем слова ожесточенной брани наполнили воздух.

— Американская сука! — взвыла она, увидев Аманду. — Ты сделала это! Ты и твой любовник… Я рада, что он сгорел, слышишь? Ты должна была сгореть вместе с ним и с Фелипе…

Но Аманда не слушала ее. Все погибло — ее ребенок и мужчина, которого она любила, — все. Для чего ей теперь жить? Голова Аманды откинулась назад, нестерпимая боль пронзила ее.

Она рухнула на землю к ногам Рамона, не видя ничего и ничего не чувствуя. Там, где была боль, теперь все оцепенело, и она подумала, что никогда уже не станет прежней. Годы, тянущиеся, как огромная зияющая пропасть, будут такими же пустыми. Аманда содрогнулась, ее глаза закрылись; она сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, на грязной земле двора.

— Querida…

Странно, она почти могла слышать его голос, он, похоже, звал ее, как раньше — querida. Этот знакомый хриплый голос, без сомнения, принадлежал Рафаэлю.

— Querida? — Рука тронула и слегка встряхнула ее, а потом острый запах дыма стал еще ближе и сильнее. — Открой глаза, Аманда.

Ее веки распахнулись; темные ресницы дрожали, когда она, не веря своим глазам, смотрела на мужчину, который нетерпеливо ее тряс.

— Рафаэль! Ты… жив!

— Нет. — Смех дрожал в его голосе и покрывал морщинками уголки глаз, золотых глаз, смотревших на нее с черного от дыма и сажи лица. — Нет, я не погиб. Может быть, немного поджарен, но все еще жив.

— О, будь ты проклят, Рафаэль! — выпалила она, злясь, радуясь и плача одновременно. — Почему ты не пошел со мной, как я просила, вместо того чтобы заставлять меня пройти через все это? Я думала, что ты умер! — Она обвила руками его шею и сказала, что в конце концов он действительно заслужил быть поджаренным, но, хотя он чрезвычайно упрям, она все же любит его.

— Я знаю, Аманда, и я тоже тебя люблю.

Он сказал это. После всех месяцев ожидания и слез, желания, казавшегося временами таким бесполезным, Рафаэль наконец-то сказал, что любит ее! Аманда подумала, что никакие другие слова никогда не были для нее столь драгоценны.