Он поставил кофейную чашку на блюдце и потянулся через стол к руке Шелли.

– Я не имею понятия, что собой представляла Мисси Ланкастер в постели. Я никогда – никогда, Шелли, – не был ее любовником. Она любила другого.

Шелли взвесила его слова.

– А ты ее любил? – Она почувствовала укол ревности. Она не хотела этого знать, но должна была выяснить.

Грант с легкой улыбкой покачал головой.

– Нет. Мы были всего лишь друзьями. Тысячу раз я жалел, что оказался таким хорошим другом. Случись иначе, она, возможно, была бы жива. – Прочтя недоумение на лице Шелли, он добавил: – Позволь мне объяснить. У Мисси была связь с одним конгрессменом. Он был молод, красив, занимал видное положение в обществе и политике… а еще у него была жена и трое маленьких детей.

Шелли хмуро сдвинула брови.

– Вот-вот, – кивнул Грант, верно истолковав ее гримасу. – Я-то считал, что он не стоит ее внимания, но Мисси голову потеряла из-за этого типа. Так или иначе… – он вздохнул, – когда я стал работать в аппарате сенатора Ланкастера и познакомился с Мисси, мы подружились. Скрепя сердце я согласился проводить ее на официальный прием, где она должна была встретиться со своим любовником. Тот же, распорядившись, чтобы его жену отвезли домой, поскольку «возникли неотложные дела», улизнул вместе с Мисси.

– И это вошло в правило, – догадалась Шелли.

– Именно так. Я оказался в роли ухажера одной из самых красивых девушек Вашингтона ради удобства ее любовника. Обычно я сопровождал ее к месту их свиданий и рано утром отвозил домой – или же она брала такси. В любом случае все вокруг считали, что она встречается со мной, а вовсе не с конгрессменом, у которого такая чудесная семья.

Отвращение Гранта к этому конгрессмену было очевидным. Впрочем, как и злость на самого себя.

– Что же произошло? – тихо спросила Шелли. – Почему Мисси покончила с собой?

– Обычное дело. Мисси забеременела, а конгрессмен, когда узнал, пришел в ярость. Все это время она надеялась, что ради нее он бросит жену. Я же постоянно предостерегал ее, что она тешит себя напрасными иллюзиями, но Мисси не желала слушать… Она позвонила мне из их тайной квартиры, из их так называемого гнездышка. Когда я добрался туда, она была в отчаянии: конгрессмен предложил ей потихоньку устроить аборт, сказав, что это все, на что она может рассчитывать. Проводя ее до дома, я посоветовал лечь спать. На следующее утро она была мертва.

Шелли накрыла его ладони своими.

– Почему же ты никому не рассказал об этом, когда тебя несправедливо обвинили и уволили с работы? Если бы ты пошел к сенатору и все рассказал, неужели бы он тебе не поверил?

– Возможно. Не знаю. Если бы я не назвал имени виновного, он мог бы подумать, что я все сочинил, чтобы защитить самого себя. А скажи я ему, кто этот человек, сенатор, вероятнее всего, призвал бы его к ответу. Я был бы только рад, если бы этот конгрессмен получил по заслугам, но мне было жаль его жену и детей. Во всей этой мерзкой истории только они и были по-настоящему невиновны. Даже Мисси была достаточно взрослой, чтобы понимать: за все приходится платить.

– Не многие смогли бы поступить так, как ты, и взять вину на себя за то, чего не совершали.

– Не вешай на меня медалей, Шелли, – рассмеялся он. – В тот момент мои действия были продиктованы скорее равнодушием, чем благородством. Я был сыт по горло двуличностью и злословием окружающих. Если мои коллеги поверили, что я способен на такое, – я не хотел больше иметь с ними ничего общего. Они с готовностью, чуть ли не с радостью, поверили, будто я загубил жизнь бедной девушки. Но мне уже было безразлично, что они обо мне думают. Когда я только приехал в Вашингтон, я испытывал чуть ли не фанатичное преклонение перед теми, кто стоит у руля государства. Но очень скоро убедился, что они самые обычные люди, со всеми слабостями и недостатками, присущими человеческой натуре… А когда уезжал оттуда, я чувствовал себя чище, выше всех этих людей. – Он устремил на нее пристальный взгляд своих серо-зеленых глаз и тихо добавил: – Но теперь я ничуть не лучше любого из них.

Он потянул ее за руку, и Шелли, обойдя вокруг маленького столика, встала напротив Гранта. Он сжал ее ладони в своих.

– Если бы ты была сейчас замужем, сомневаюсь, что для меня это что-либо изменило. Вновь встретив тебя после десяти лет разлуки, я бы никакому мужу не позволил встать на пути моего желания. Я пошел бы на все, лишь бы сделать явью то, что произошло между нами прошлой ночью.

Шелли коснулась седых прядей на его висках. Голос ее срывался от волнения. – Особенных усилий тебе бы не пришлось прилагать. Слава Богу, мне не надо было выбирать между тобой и мужем. Хотя я не уверена, что какие-то моральные соображения повлияли бы на мое решение.

– Шелли, твой муж не ценил тебя как женщину. Я знаю, я понял это по твоим изумленным откликам сегодня ночью.

Его мужское тщеславие вызвало у нее нежную улыбку.

– Если ты имеешь в виду, что он недостаточно меня любил, – ты прав. Он никогда не ласкал мою грудь губами и языком. Порой целовал, но не так, как мне хотелось и как это делаешь ты. – Шелли не ведала, откуда взялась эта неожиданная смелость, но она совсем не смущалась, произнося такие вещи. – Он не щекотал языком под моими коленями, не разговаривал со мной, когда мы занимались любовью. Он не мог донести меня до экстаза и так и не простил мне этого. А ты сумел. Столько раз за эту ночь…

Грант взял ее руку, поднес к губам и пылко поцеловал.

– Спасибо, что сказала мне, Шелли. Боже, как я мечтал, чтобы все было именно так. Я понял это по твоей реакции, твоему изумлению. Я так надеялся на это. Вот такой я самонадеянный эгоист. Раз не я лишил тебя девственности, мне хотелось подарить тебе хотя бы это.

Она любовно провела пальцем по четким линиям его рта.

– Мое расставание с девственностью ничего для меня не значило. Было только очень больно – и проделано все без любви и нежности. А сегодня ночью… – Взгляд ее скользнул вдоль стен крохотной кухоньки, словно в поисках какой-нибудь подсказки, начертанной где-нибудь крупными буквами. – Это было как… рождение… Я стала женщиной. Глаза его заблестели от наплыва чувств.

– Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – тихо повторила она его слова. А затем повторяла их еще и еще раз, словно потому, что десять лет не могла позволить себе произнести это вслух.

Грант обнял ее и зарылся лицом в ее груди. Шелли обхватила ладонями его голову, прижала к себе. Долго они стояли так, под впечатлением только что высказанных вслух признаний.

Когда Грант поднял голову, в его глазах она прочла откровенное приглашение.

– Все эти разговоры о целовании коленок и прочего привели меня… о-о… – Он проворно развязал пояс халата, обвитый вокруг талии Шелли. Полы его распахнулись, являя взору Гранта ее неприкрытую наготу.

Лаская ее бедра руками, он вновь склонил голову и поцеловал ее в живот. Язык его нырнул в маленькую впадинку пупка.

– Ты не против? – прошептал Грант.

Если бы Шелли и без того не трепетала от желания, губы Гранта, горячие, влажные и настойчивые, несомненно, убедили бы ее. Ладони его коснулись ее ягодиц.

– Признаюсь, – вымолвила она, – я подумала об этом раньше тебя.

– Как же, как же…

– Пойдем наверх.

– Давай останемся здесь.

Прежде чем Шелли успела сообразить, что происходит, Грант подхватил ее на руки и усадил лицом к себе на колени.

– Грант, – выдохнула она, широко распахнув глаза. – Я никогда еще… Он озорно подмигнул, довольный собой, и развязал узел на поясе пижамных брюк. – Ты всегда была… ах, Шелли… способной студенткой… то есть ученицей… – с трудом прошептал он, когда она, проявив готовность к новшеству, заключила Гранта в свое влажное теплое лоно.

– Ты… хороший… учитель.

Уже целый час Шелли пыталась сосредоточиться на том, что читала, но тщетно: взор ее то и дело устремлялся к мужчине, который сидел в другом конце комнаты, уставившись в книгу.

Она так сильно его любила, что не в силах была сдерживать эту любовь. Чувственность Гранта и ее собственный отклик просто ошеломили ее. Дэрил, хорошо знакомый с механизмом человеческой сексуальности, не имел понятия о ласках и технике любви. Он бы не узнал в этой женщине, которая безоглядно участвовала в изощренных любовных играх с Грантом, свою бывшую жену, некогда безучастно лежавшую под ним. Дэрил был бы раздавлен, если б только узнал, какой он никудышный любовник. При этой мысли она испытала какое-то извращенное удовольствие.

– Да ты не читаешь. – Негромкий голос Гранта вывел Шелли из задумчивости, и, вскинув на него глаза, она скорчила смешную гримасу.

– Я учу.

– А-а, – протянул он с явным недоверием.

– И буду очень признательна, если впредь ты не станешь мне мешать, – строго заметила она.

Улыбнувшись, он вернулся к своему чтению.

Погода, по-прежнему холодная и дождливая, не располагала к прогулкам. Вымыв посуду и убрав после завтрака, они вернулись в постель. Недолгий сон взбодрил их, но они решили понежиться до вечера, ревностно лелея драгоценное время, дарованное им, и не желая тратить его на что-то еще.

Шелли неохотно сообщила, что ей надо готовиться к экзамену по финансам. Самому же Гранту необходимо было составить план лекций на следующую неделю. Они договорились расстаться на два часа и посвятить это время занятиям. Сцена их прощания могла быть с успехом использована в каком-нибудь душещипательном фильме.

– Давай сядем вместе на диване. – Он нежно поцеловал ее в ухо, языком очертив его контур.

– Нет, так мы никогда ничего не выучим.

– Обещаю не дотрагиваться до тебя.

– А я не могу обещать, – она просунула руки под его рубашку.

– Но ведь я буду сидеть во-он там, – пожаловался Грант. – Я буду скучать по тебе.

– Не выйдет, – улыбнулась Шелли, расстегивая его рубашку и покрывая поцелуями грудь.

– Боишься, что я буду тебя отвлекать? Например, вот так? – Он быстро нагнулся и провел языком по ее соску.

На ней была его старая рубашка – Грант убедил, что ей незачем снова облачаться в ее строгий костюм. Вместе с рубашкой, длинные рукава которой Шелли закатала до локтей, она надела его старые спортивные носки, заканчивавшиеся у ее колен. Подол рубашки доходил ей до середины бедер – такой ансамбль не делал ее целомудренной.

– Или, например, вот так? – Пальцы его двинулись вниз по ее животу, порхнули под рубашку и отыскали темный треугольник у верхней части бедер.

– Ох, Грант, – простонала она и, сделав над собой волевое усилие, шутя оттолкнула его. – Уходи! – Зануда, – проворчал он, но все же отправился в другой конец комнаты и сел в кресло.

Спустя час с лишним она знала о финансах не больше, чем прежде. Даже с такого расстояния Грант продолжал отвлекать ее внимание. Шелли не в силах была думать ни о чем, кроме его нежности. Она вспоминала, как его губы и руки искусно подводили ее к вершине чувственного наслаждения, о котором она даже не подозревала.

А ведь могла бы догадаться, что у них будет именно так. Разве тот поцелуй десять лет назад, тот запретный поцелуй, упорно не стиравшийся из ее памяти, не сказал ей о том, что ни один мужчина никогда не сможет любить ее так, как Грант?

Она с нежностью вспоминала прошлое, но о будущем она боялась даже помыслить. Что с ними теперь будет?

Она хотела Гранта, он был ей необходим. Но ведь однажды она уже поклялась, что никогда больше не посвятит спою жизнь мужчине. Шелли презирала ту жалкую особу, в которую превратилась, пока была замужем за Дэрилом. Она потеряла тогда саму себя, превратилась в блеклую тень, лишенную энергии, силы духа, цели… Нет, больше такое не повторится.

Грант сказал, что любит ее. Но надолго ли это? Возможно, она всего лишь тонизирующее средство, которое он принимает, чтобы восстановиться после неприятностей в Вашингтоне? Что станет с ними, когда он исцелится от своих душевных ран?

– Ну вот, теперь ты смотришь в пустоту и хмуришься, – отвлек ее Грант от мучительных раздумий.

Она смущенно моргнула, и на лицо ее быстро набежала радостная улыбка. Если у них и нет будущего, она не собирается мучиться из-за этого в настоящем и не намерена тратить отпущенное им судьбой время на бесплодные размышления о том, что их ждет.

– Извини, – сказала она, захлопнув книгу. – Я как раз думаю, что завалю этот экзамен, и виноват будешь только ты.

Давно и нетерпеливо ожидая от нее хоть малейшего намека на приглашение, он вскочил с кресла и, подойдя к Шелли, прилег рядом с ней на диване.

– Придется тебе смириться с четверкой, – он скрепил это заявление обжигающим поцелуем.

– А ты составил план своих лекций? – ухитрилась она спросить, когда Грант наконец дал ей такую возможность.

Не ответив, он принялся целовать ее шею. Шелли в истоме запрокинула голову.

– Я тут поразмыслил… Возможно, мне имеет смысл переключиться на преподавание анатомии и физиологии. У нас будет уйма времени для практических занятий. Будешь получать только пятерки.

– Серьезно? – улыбнулась она. Грант тем временем расстегнул пуговицы ее рубашки и любовно поглаживал ее груди. Взяв одну грудь в ладонь, он слегка приподнял ее и сомкнул губы вокруг темно-вишневого кружочка.

– Угу, – отозвался он, не отрывая губ.

Руки ее, скользнув вниз по его спине, остановились на обтянутых джинсами бедрах. Поощряемый ею, Грант пристроился меж ее ног. Шелли попыталась открыть застежку его джинсов.

– Грант?..

– Что, любовь моя?.. И тут же оба оцепенели – громко задребезжал дверной звонок.

Грант прижался лбом к ее щеке и тяжело вздохнул. В дверь позвонили снова. Грант виновато взглянул на Шелли.

– Не шевелись, – скомандовал он, вскочил с дивана и, на ходу застегивая джинсы, направился к двери. Приоткрыв ее всего на несколько сантиметров, нелюбезно спросил:

– Что такое?

Послышалось похотливое хихиканье, и в комнату вплыла Прю Циммерман.

– Вот как вы встречаете… друзей? Девица повернулась к ошарашенному Гранту, не заметив Шелли, которая забилась в угол дивана, подтянув под себя ноги. Рубашку она торопливо застегнула, хотя ткань на бедрах помялась более чем красноречиво.

Грант застегнуть рубашку не успел, и Прю, нахально проведя пальцами по ее пустым петелькам, заявила:

– Я пришла попросить у вас какую-нибудь дополнительную литературу. Дело в том, что я сдала экзамен хуже, чем рассчитывала.

От наглости этой девицы Шелли потеряла дар речи. Свитер мисс Циммерман был слишком тесным; под ним свободно покоился внушительный бюст, сквозь его ткань отчетливо проглядывали соски. Она плавно подошла поближе к Гранту и склонила голову на манер, который, безусловно, считала неотразимым. Когда ее ладонь скользнула под его распахнутую рубашку, ревность обуяла Шелли и она гневно вскрикнула.

На мгновение раньше пальцы Гранта мертвой хваткой сомкнулись на запястье девицы, и он резко отстранил ее руку.

Прю обернулась к Шелли и, встретившись с ее горящим взглядом, мгновенно заметила ее облегченный наряд. Капризные губки мисс Циммерман изогнулись в злобной ухмылке, глаза сузились.

– Мисс Циммерман, прошу вас впредь сюда не приходить и не звонить. Все возникающие вопросы будьте любезны решать на занятиях. – Грант едва сдерживался. Шелли была уверена: дай он себе волю – вцепился бы юной даме в глотку.

– Ми-истер Чепмен, не говорите чепухи. Вы же знаете, зачем я пришла.

– В таком случае я нахожу ваше поведение не только бестактным, но и оскорбительным. Нет нужды напоминать, что вы моя студентка, и не более того.

– Она тоже! – взвизгнула Прю, тыкая пальцем в Шелли, которая чуть не бросилась на девицу, чтобы выцарапать ей глаза. Да что там – она бы с радостью задушила ее за то, как она прикасалась к Гранту. – Она-то что здесь делает раздетая, уютно устроившись на вашем диване?

– А это не ваше собачье дело, – раздраженно огрызнулся Грант и, крепко ухватив девицу за плечо, подтолкнул к выходу. Одной рукой он придержал дверь, а другой выпихнул Прю на улицу.

– Ну что ж, я позабочусь, чтобы ректор Мартин узнал, что вы спите со своими студентками, – угрожающе процедила та, прежде чем Грант захлопнул перед ее носом дверь и решительно щелкнул замком.

– Ты ей веришь? – воскликнул

Грант, взъерошивая и без того растрепанные волосы. – Я… Шелли?

Обернувшись, он увидел ее побледневшее и напряженное лицо. Всего несколько секунд назад она кипела от злости, теперь же испытывала настоящий ужас.

– Что с тобой? – встревожился Грант.

Она с трудом сглотнула.

– Ничего, Грант. Отвези меня домой. – Она начала подниматься, но его крепкие руки удержали ее.

– Посмотри на меня, – велел он, когда она попыталась отстраниться. Почему? Почему ты хочешь, чтобы я отвез тебя домой? Почему, черт возьми?!

– Потому что… потому что… она права, Грант. Мне здесь не место. Люди подумают…

– Плевать мне, что они подумают! – рявкнул он.

– А мне не плевать!

– Шелли… – Он так сжал ее плечи, что Шелли поморщилась. – Я постиг одну простую истину: каким бы осмотрительным ты ни был, кто-нибудь всегда найдет повод указать на тебя пальцем. Люди обожают осуждать других, потому что это придает им уверенности в себе. Стараясь угодить всем, ничего не добьешься. Это невозможно и бессмысленно. На каждый чих не наздравствуешься. Достаточно быть довольным самим собой

– Нет, Грант. Я давным-давно усвоила, что есть правила, которые мы обязаны соблюдать, нравятся они нам или нет. А мы с тобой нарушаем эти правила. Двадцать семь лет своей жизни я их соблюдала. И теперь не в силах измениться. – Призвав на помощь все свое самообладание, она взглянула ему в глаза и произнесла: – Если ты не отвезешь меня на стоянку, чтобы я смогла забрать машину, мне придется идти пешком.

Он выругался.

– Ладно. Иди наверх, переоденься. Через несколько минут они уже выходили из дома. Грант запер дверь. Не обращая внимания на дождь, помог Шелли сесть в «Датсун» и задним ходом вырулил с аллеи. – Моя машина на стоянке за Хейвуд-холлом, – сориентировала его она, когда автомобиль устремился в противоположную сторону. – Я голоден. И вообще, собирался угостить тебя ужином. – Зачем? В качестве платы за услуги? Грант резко дернул головой, и Шелли съежилась под его мечущим громы и молнии взглядом.

– Думай как хочешь.

Уж лучше бы он ее ударил. По крайней мере, тогда бы болела только щека. Слезы застилали глаза в унисон с дождем, заливавшим ветровое стекло. Шелли отвернулась, чтобы он не увидел, как подействовала на нее их словесная перепалка, и гордо расправила плечи.

Грант отвез ее в пригородный ресторанчик, славящийся своими мясными блюдами. Его незатейливый внешний вид отлично гармонировал с дождливым пейзажем.

– Надеюсь, ты любишь бифштексы.

– Иди к черту, – отозвалась она и, толкнув дверцу, побежала ко входу в ресторан.

Если Грант непременно хочет соблюсти приличия и накормить ее ужином, – отлично, лишь бы поскорее покончить с этим, а потом она вернется домой и будет зализывать раны.

В два прыжка он очутился рядом с ней под навесом у порога и рывком распахнул дверь; при виде его грозного лица у Шелли мурашки поползли по спине.

– Заходи, – скомандовал он. Одарив его неласковым взглядом, Шелли повиновалась.

Официантка подвела их к столику у камина.

– Принести вам что-нибудь из бара? – поинтересовалась она.

– Нет. Да, – ответили они одновременно.

– Мне ничего, – категорически отрезала Шелли.

– Пиво, пожалуйста, – попросил Грант.

Шелли сосредоточенно изучала меню, пока официантка не вернулась с пивом для Гранта, чтобы принять у них заказ.

– Шелли? – вежливо поинтересовался он.

– Мне только салат. С прованским маслом.

– Бифштекс она тоже будет. Средне прожаренный. С гарниром из жареной картошки с приправой. А мне ростбиф с кровью, на гарнир тоже картофель. С подливой. – Захлопнув меню, Грант вернул его смущенной официантке и с вызовом посмотрел на Шелли.

Та лишь пожала плечами. Во время ужина она хранила молчание – на вопросы Гранта вежливо отвечала, однако сама разговоров не затевала.

Едва они вновь сели в машину, Грант завел мотор и выехал на скользкое от дождя шоссе. Его нарастающая злоба только разжигала ее собственную. Пылкий и чуткий любовник минувшей ночи исчез без следа, на смену ему явился злой и ожесточенный человек, которого она не знала.

Не доезжая нескольких кварталов до студенческого городка, он свернул на ее улицу.

– Моя машина…

– Знаю. Возле Хейвуд-холла. Не хочу, чтобы ты ездила в такую погоду, тем более на машине…

– Я сама могу о себе позаботиться!

– Не сомневаюсь! – рявкнул он в ответ. – Будь любезна, доставь мне такое удовольствие, ладно? Возле ее дома он резко затормозил и, прежде чем Шелли успела открыть дверцу, поймал ее за руку, коротко и властно бросив:

– Сиди.

Шелли повиновалась. Грант обошел вокруг машины и распахнул перед ней дверцу.

– Спасибо за все, – тихо сказала она, после чего вставила ключ в замок и повернула. – Не спеши, – заявил Грант, просунув ногу в проем закрывающейся двери, и шагнул в дом. – Я не намерен пускать тебя одну в пустой дом, где ты не ночевала, как бы хорошо ты о себе ни заботилась. – С этими словами он захлопнул за собой дверь и зажег свет.

Грант тщательно осмотрел ее небольшой домик, пока сама Шелли стояла у входа, с каждой минутой раздражаясь все больше. Когда он вернулся в комнату, явно не спеша уходить, – более того, успев снять куртку и перебросив ее через плечо, – она процедила:

– Спокойной ночи. Небрежно отшвырнув куртку в кресло, Грант лукаво улыбнулся.

– Спокойной ночи обычно желают в спальне, Шелли. – Она так и замерла в немом изумлении, а Грант тем временем подошел и привлек ее к себе, одной рукой обхватив за талию. Другой же рукой он зарылся в ее волосы и наклонился. – И обычно эти пожелания сопровождаются поцелуем.

– Нет… – только и успела вымолвить она, но он уже впился в ее губы. То был грубый, безжалостный поцелуй. Шелли пыталась бороться, вырваться, но тщетно: Грант легко подхватил ее на руки, отнес в спальню и бросил на постель с такой силой, что у нее прервалось дыхание. Сам же тотчас набросился на нее.

– Отпусти меня, – слезы гнева и отчаяния брызнули из ее глаз; она безуспешно молотила кулачками по его груди.

– Ни в коем случае. – Одной рукой он сжал оба ее запястья, другой между тем разобрался с пуговицами блузки и, уже во второй раз за двадцать четыре часа, освободил ее грудь от кружевного лифчика. – Скажи, что тебе это не нравится. Не хочешь? И не нужно. – Свободной рукой он стал ласкать ее. Его прикосновения были нежными, резко контрастируя с железной хваткой, сковавшей ее запястья.

– Нет, пожалуйста, не надо, – простонала она, ощутив вдруг отклик своего неподвластного разуму тела. Голова ее металась по подушке, но битва была проиграна, и Шелли это понимала. Сопротивлялась она отважно, но неубедительно. Ее стоны протеста переросли в жалобное хныканье, когда язык Гранта неторопливо исследовал ее грудь, кружа над сосками, словно бабочка.

При первых же признаках ее капитуляции он освободил ее руки, и Шелли опустила пальцы в его волосах; теперь Шелли отчаянно боялась, что он вдруг может уйти неожиданно.

– Шелли, Шелли… – выдохнул Грант и принялся стягивать с нее колготки, проклиная их и свою неуклюжесть. Чтобы не пугать ее силой своего желания, он пытался сдерживаться, но ее руки, судорожно вцепившиеся в его плечи, отчаянно молили о ласке и любви. Он поцеловал ее в губы, а его нежные пальцы между тем подтвердили то, что он и без того подозревал: Шелли была готова принять его, влажная и податливая.

Торопливо освободившись от одежды, Грант помедлил несколько мгновений у алькова ее женственности. Взял в ладони ее лицо и пытливо заглянул в глаза.

– Думаешь, я бы позволил этой глупой девке встать между нами? После десяти лет, мучительных для нас обоих, по-твоему, я бы позволил кому-то или чему-то вновь лишить нас этого счастья?

Она покачала головой, слезы любви струились по ее щекам и его ладоням.

– Я же говорил, что никогда не смогу тебя отпустить, – продолжал Грант. – Но я уйду, если ты об этом попросишь. Прямо сейчас. Только тебе придется самой попросить меня об этом.

Обняв Гранта за шею, она притянула его к себе. – Нет, Грант. Не уходи.

– А насчет ужина… Я вовсе не то имел в виду, когда говорил…

– Я тоже. Я сказала глупость.

– А я был груб. Если я тебя обидел…

– Нет, нет, – перебила его Шелли. – Но только люби меня сейчас.

Он проник в нее, такой сильный и родной, заполняя пустоту ее истосковавшейся души, которую только он мог излечить. Они достигли экстаза быстро и одновременно. Когда/немного успокоившись, он смог заговорить, его первыми словами были:

– Больше нас ничто не разлучит. И она поверила ему.

Шелли проснулась. Слыша у своего уха ровное дыхание Гранта, она поняла, что тот крепко спит. Осторожно поднявшись, укрыла его одеялом, защищая от утренней прохлады, и направилась к платяному шкафу.

Закутавшись в теплый халат, она тихонько спустилась на кухню, намереваясь сварить кофе и отнести Гранту, когда тот проснется. Улыбаясь своим воспоминаниям и предвкушая новые ласки и любовные игры, Шелли не сразу сообразила, что в парадную дверь стучат. Недоумевая, кто бы это мог быть в столь ранний час, она пошла открывать.

Глянув в маленькое боковое окошко, Шелли почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота.

– Дэрил, – прошептала она в ужасе.

Он постучал снова, на сей раз более решительно. Только чтобы положить конец его настойчивому стуку, Шелли распахнула дверь.

Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга через порог. Шелли была приятно удивлена своим полнейшим безразличием к бывшему мужу. Одно время, после развода, при виде Дэрила ее сердце так и подскакивало в груди, она смущалась, начинала нервничать. Да уж, когда-то он умел заставить ее почувствовать себя полным ничтожеством. Но теперь уже нет.

В подтверждение своей вновь обретенной уверенности, Шелли выдержала паузу и вынудила Дэрила заговорить первым.

– Здравствуй, Шелли. – Он был по-прежнему красив и молод, с мальчишескими ямочками на щеках. – Я тебя разбудил?

– Да, – солгала она, проникаясь чувством превосходства при мысли, что стоит в одном халате и не испытывает ни малейшего трепета перед Дэрилом, который не в состоянии пробудить волнения в ее теле – и никогда не мог. Ох, как же ей хотелось выпалить ему это в лицо, рассказать о его несостоятельности, опозорить и унизить так, как унизил ее он, невозмутимо сообщив, что не желает больше видеть ее в своей жизни.

– Можно войти?

Она пожала плечами и посторонилась. Дэрил стремительно прошел мимо нее, и тут вдруг Шелли поняла, что он в ярости. Редко он расстраивался настолько, что это становилось заметно.

Окинув беглым взглядом гостиную, он обернулся и, подбоченясь, – еще один признак его гнева, – велел ей:

– Садись.

– Постою, – ответила Шелли и скрестила руки на груди.

Она совершенно не представляла, что привело его сюда в столь ранний час да еще в воскресенье, но не собиралась подчиняться его приказам, как всегда делала раньше. Единственное чувство, которое он в ней сейчас пробудил, – это любопытство. Но она не доставит ему удовольствия и не станет спрашивать, что ему нужно. Шелли холодно посмотрела на него.

Его подбородок напрягся, он заскрежетал зубами – от этой привычки он несколько лет безуспешно пытался избавиться. Руки его непроизвольно сжались в кулаки.

– Я желаю знать, черт возьми, чем ты тут занимаешься?

Поморгав с невинным видом, Шелли хмыкнула:

– Вообще-то я собиралась варить кофе.

– Не строй из себя дурочку. Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Насчет этого типчика, Чепмена. Ты с ним встречаешься?

Шелли даже удивилась, как ему удается произносить слова, не шевеля губами.

– Ну да, – просто ответила она, – два раза в неделю посещаю лекции по политическим наукам.

– Не только! – прорычал Дэрил, давая волю своему гневу. – Один мой знакомый видел вас вместе на футбольном матче, а позднее – на приеме у ректора. По вечерам ты бываешь у Чепмена дома. Так чем же ты занимаешься?

– Тебя это не касается, – спокойно заявила Шелли, откинув назад голову с дерзостью, от которой Дэрил вмиг остолбенел – прежде ему такого видеть не доводилось. Огонь, полыхавший в ее голубых глазах, тоже был ему незнаком.

Когда он наконец пришел в себя, то прошипел:

– Черта с два не касается. Ты моя…

– Бывшая жена, доктор Робинс. Причем, если помните, бывшей стала именно по вашей инициативе. Не знаю, что вас сюда привело, и знать не хочу, но тем не менее вынуждена попросить вас удалиться.

Дэрил и ухом не повел. – Этот тип всегда был предметом твоих вожделений, верно? – Он ухмыльнулся. – Ты, наверное, даже не представляла, как часто произносила его имя. Бог мой, кто через семь, восемь лет после окончания школы вспоминает бывших учителей? Но ты не забыла. «Мистер Чепмен то», «Мистер Чепмен се». Я-то думал, тебя пленила его вашингтонская карьера, но теперь разобрался, что к чему. Я надеялся, что при его сомнительной репутации твоя девичья влюбленность улетучится. Или же гнусность, которую он сотворил с той девицей в Вашингтоне, сделала его в твоих глазах еще более неотразимым?

Шелли не собиралась защищать Гранта перед этим клоуном. Повернувшись к нему спиной, она подошла к двери и распахнула ее.

– Впредь не трудись меня навещать, Дэрил. Прощай.

Метнувшись через комнату, он закрыл дверь, схватил Шелли за плечи и грубо встряхнул.

– Ты с ним спишь?

– Да, – торжествующе глядя на него, заявила она. – И наслаждаюсь каждой минутой.

– Сучка! – взвизгнул Дэрил, и Шелли поняла, что смертельно оскорбила его, уязвила его самолюбие. Этого он вынести не мог. – Да ты соображаешь, каким посмешищем себя выставляешь? А? – И снова встряхнул ее, но Шелли не дрогнула.

– Посмешищем я выставляю тебя, Дэрил, и именно это тебя так огорчило. Что же сделал твой знакомый?