Страницы альбома были заполнены газетными вырезками. Во многих рассказывалось о жизни юного Джерри Уорда, его самоотверженной борьбе с врожденным пороком сердца, о сделанной ему трансплантации, о его выздоровлении и, наконец, о его безвременной смерти в результате несчастного случая. Такая трагедия. И это после всего, через что бедному подростку пришлось пройти.
А еще была бабушка во Флориде. Друзья и члены ее семьи, потрясенные этой неожиданной кончиной, превозносили ее до небес. Казалось, у бедной женщины не могло быть врагов. Все так любили ее! После сделанной ей пересадки сердца ее лечащий врач высказывал самые благоприятные прогнозы. Она прожила бы еще много лет, если бы не этот злосчастный осколок стекла, пронзивший ей легкое, когда она, поливая цветы, упала на стеклянную дверь. И этот кошмарный инцидент произошел не в какой-нибудь другой день, а именно в день второй годовщины трансплантации.
Следующая страница альбома. Память услужливо вернулась к 10 октября 1993 года. Три месяца назад. Еще один штат. Еще один город. Еще один реципиент донорского сердца. И еще один несчастный случай.
Пришлось использовать цепную пилу. Не самая удачная идея. Но тот парень был завзятый турист, поэтому…
Однако эта миссия имела один серьезный недостаток: нельзя было узнать, когда она могла считаться выполненной. Возможно, она уже была завершена со смертью Джерри Уорда или кого-либо из остальных. Но эту миссию нельзя признать выполненной, пока не будут устранены все возможные реципиенты. Только тогда можно будет с уверенностью сказать, что сердце и душа любимого человека наконец соединились.
И вот альбом закрыт, ладони любовно касаются задней обложки и только потом аккуратно кладут его в ящик письменного стола, который всегда запирается на ключ от любопытных глаз.
Но перед тем, как ящик запирается, из него вынимается пухлый, набитый до предела конверт из оберточной бумаги, содержимое которого раскладывается на столе. Каждая статья, фотография или газетная вырезка аккуратно помечены, чтобы с ними легче было работать. Каждый факт, содержащийся в этой сокровищнице информации, проанализирован и крепко усвоен памятью: ее рост, вес, размер платьев, симпатии и антипатии, религиозные убеждения, название любимых духов, номер калифорнийского водительского удостоверения и номер карточки социального обеспечения, политические пристрастия, размер кольца на пальце и номер телефона службы горничных, убирающихся в ее доме в Малибу.
Чтобы собрать эту информацию, потребовались месяцы, но удивляло то, как много можно было узнать о человеке, если посвятить этому асе свое время. Конечно, из-за ее известности многое можно было почерпнуть из прессы, хотя правдивость этой информации иногда вызывала сомнения. Газеты не всегда точны, поэтому собранные из них «факты» надо было проверить.
Интересно, отчего с ней произошла такая перемена. Она собиралась сменить свою сказочную жизнь в Голливуде на нечто вроде благотворительной деятельности в Сан-Антонио в Техасе.
Кэт Дэлани умеет заинтриговать, ее будет очень любопытно узнать поближе.
И не так-то просто убить.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Май 1994 г.
– Послушайте, может быть, я кажусь вам сумасшедшим, но, знаете, я тут сижу вон в той кабине и думаю, где же я вас видел, и вдруг меня осеняет. Вы ведь Алекс Пирсон?
– Нет.
– Уверены в этом?
– Абсолютно.
– Черт возьми. Я мог бы поклясться, что вы – это он. Вы очень на него похожи. Писатель, может, знаете? Написал тот криминальный роман, что все сейчас читают. Вы его двойник.
Это продолжалось уже достаточно долго. Алекс протянул ему правую руку.
– Алекс Пирс.
– Черт побери! Я знал, что это вы! Узнал вас по фотографии на обложке вашей книги. Мое имя Лестер Доббс. –Дружелюбный незнакомец с энтузиазмом потряс его руку. – Рад с вами познакомиться, Алекс. Можно, я буду называть вас просто Алексом?
– Конечно.
Не дожидаясь приглашения, Доббс проскользнул в кабинку и сел напротив Пирса. В этот час в кафе «У Денни» В самом разгаре было время завтрака. Помещение было забито теми, кто спешил на работу, и теми, кто зашел сюда после ночной смены.
Доббс поманил к себе официантку и заказал еще одну чашечку кофе.
Алекс сложил утреннюю газету, которую читал, и положил ее рядом с собой на сиденье, чувствуя, что ему не скоро можно будет к ней вернуться.
Доббс начал разговор:
– Я читал, что вы из Техаса. Не думал, что вы все еще живете здесь, в Хьюстоне.
– А я и не живу здесь. По крайней мере, не постоянно. Так, переезжаю с места на место.
– Думаю, ваша работа позволяет вам свободно передвигаться.
– Я могу воткнуть компьютер в розетку в любом месите, где есть почта и телефон.
– А мне так путешествовать нельзя, – с сожалением проговорил Доббс. – Я работаю на нефтеперегонном заводе. Уже двадцать два года. Он себе все стоит и стоит на одном месте, ну и я с ним. Работа дает мне хлеб насущный, но это все, что я могу про нее сказать. А бригадир у меня – так и просто негодяй. Настоящий скряга и зануда, когда дело касается учета рабочего времени, вы меня понимаете?
– Да, я знаю таких людей, – сочувственно ответил Алекс.
– А вы ведь когда-то были полицейским, не так ли?
– Верно.
– Поменяли диск автомата на флоппи-диск? Алекс удивленно взглянул на него.
– Недурно сказано, а? – рассмеялся Доббс. – Это не я придумал. Прочел в статье о вас в воскресном приложении несколько месяцев назад. Ну и вроде как засело у меня в голове. Здесь что, не курят? Черт. Одним словом, я и моя жена – ваши рьяные почитатели.
– Рад это слышать.
– Я вообще мало читаю, знаете ли. А вот она носа из книг не высовывает. Покупает их у букиниста – по дюжине и больше за раз. А мне нравится только то, что пишете вы, чем больше крови, тем лучше.
Алекс кивнул и отпил глоток из своей чашки. Доббс наклонился вперед и понизил голос до интимного шепота:
– И чем больше порнухи, тем тоже лучше, вы меня понимаете? Господи, чего там только в этой вашей книжице не было! Я возбуждался через каждые двадцать страниц. И от жены вам тоже спасибо. – Он заговорщически подмигнул.
Алекс с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться.
– Рад, что вы приняли сюжет так близко к сердцу.
– Э-э, а вы и вправду знакомы с бабами вроде той, что у вас в книге? Вам когда-нибудь показывали тот финт с перышком, как эта девица вашему герою?
Всем Лестерам Доббсам в этом мире хотелось верить, что он описывал эпизоды из собственной жизни.
– Не забывайте, что я пишу художественную прозу.
– Что да, то да, но ведь надо хоть немного знать, о чем пишешь, верно?
Алексу не хотелось ни разочаровывать своего почитателя, ни жаловаться на одиночество, поэтому он промолчал, предоставив Доббсу строить собственные умозаключения. Тот пришел к выводам, которые нравились ему самому, и теперь посмеивался с хрипотцой завзятого курильщика.
– Везет же некоторым курицыным сынам. Мне такого ни одна баба не сделает, это уж точно. Да, может, оно и к лучшему, – философски добавил он. – Я бы, наверное, умер от сердечного приступа. Лежать вот так, раскинувшись на постели в чем мать родила, член, как флагшток, поднят вверх, а…
– Еще кофе, мистер Пирс? – Официантка уже поднесла кувшин к его чашке.
– Да нет, спасибо. Можете принести мой счет. И прибавьте туда счет мистера Доббса.
– Вот это очень достойно с вашей стороны, – растроганно произнес Доббс, – спасибо.
– Пустяки, на стоит благодарности.
– Жена просто штанишки намочит, когда я расскажу ей, что познакомился с вами. Когда выходит ваша следующая книга?
– Примерно через месяц.
– Вот здорово! Она такая же хорошая, как и первая?
– Думаю, лучше, хотя писатель редко может беспристрастно судить о своей работе.
– Что ж, по мне, чем скорее она выйдет, тем лучше. – Спасибо. – Алекс забрал со стола чек и взял с сиденья газету. – Извините, я должен бежать. Приятно было с вами познакомиться.
Он заплатил в кассу и вышел из людного кафе, хотя не прочь был бы не спеша выпить еще одну чашечку кофе. В сущности, когда к нему подошел Доббс, он был занят делом. Его ум напряженно впитывал атмосферу кафе, изучал людей, их неповторимые манеры и черты лица, делая мысленные пометки на будущее. Он старался вести себя ненавязчиво, не желая привлекать к себе внимание. Удивительно, как Доббс вообще заметил его.
Алекс все еще испытывал удивление, когда его узнавали читатели, хотя, надо признать, это случалось не так уж и часто. Его первый роман, изданный в твердом переплете год назад, имел средний коммерческий успех.
Но, когда вышло издание в мягкой обложке, благожелательные устные отзывы и рекламные усилия его издателя достигли цели. Теперь его книга стояла в нескольких списках бестселлеров и рассматривалась в Голливуде как возможная основа для телефильма. Читающая публика с нетерпением ждала романа номер два, который должен был выйти из печати в следующем месяце.
За третий роман его агент потребовал огромный аванс, который, тем не менее, издатель безропотно выплатил. Книга была с энтузиазмом воспринята его редактором и вызвала фурор в издательстве. Была создана умопомрачительная обложка, и еще до выхода романа в свет намечались планы широкой рекламной кампании.
Но, несмотря на весь свой недавний успех в издательском мире, Алексу Пирсу было еще далеко до того, чтобы его знали в каждом доме. Он все еще был неизвестен тем, кто вообще ничего не читал, и тем, чьи вкусы лежали вне избранного им жанра.
Его криминальные романы повествовали о женщинах и мужчинах, оказавшихся в опасной, иногда жестокой ситуации. Его персонажами были боссы наркобизнеса и хозяева трущоб, сутенеры и проститутки, члены различных банд и наемные убийцы, ростовщики и отравители, насильники, воры, рэкетиры, платные осведомители – словом, отбросы общества. Героями были полицейские, имевшие с ними дело и зачастую преступавшие закон во имя справедливости. В его сюжетах границы между добром и злом были столь тонкими, что их не всегда можно было распознать.
У каждого из его произведений была крутая внешняя оболочка и еще более крутая сердцевина. Чувствовался лишенный всякой сентиментальности взгляд и луженый желудок. Алекс не щадил нервы своих читателей, вкладывая в повествование и диалоги столько реализма, сколько было возможно.
Хотя никакие слова в английском языке не могут адекватно передать весь ужас убийства, он пытался запечатлеть на бумаге зрительные образы, звуки и запахи тех жестокостей, которые один человек мог причинить другому, а также психологию, лежащую в основе таких преступлений.
Используя яркие разговорные выражения, язык улиц, он с той же графической четкостью описывал эротические эпизоды. В его книгах ощущалась некая взрывная сила, они не предназначались ни для брезгливых, ни для чувствительных, ни для утонченных, ни для привередливых, ни для благонравных ханжей.
Невзирая на нарочитую, жесткость сюжета и стиля, в его произведениях слышалось, по выражению одного из критиков, «…биение сердца. Пирс обладает поистине сверхъестественным умением проникать в самые глубины человеческого опыта. Он режет до костей, тем самым обнажая душу».
Алекс скептически относился к похвалам в свой адрес.
Он боялся, что эти первые три книги были не более чем счастливой случайностью, и ежедневно подвергал свой талант сомнению. Он был вовсе не так хорош, как хотелось бы, и пришел к неутешительному выводу, что писательский труд и успех – что бы автор ни вкладывал в это понятие – это вещи, весьма далекие друг от друга.
Несмотря на его неуверенность в себе, преданная Пирсу читательская аудитория росла с каждым днем. Его издатель считал молодого писателя восходящей звездой, но Алекс не позволял, чтобы похвала ударила ему в голову. Он не верил славе. Было время, когда он находился в центре внимания средств массовой информации, и это оказался самый бурный период в его жизни. И, хотя ему очень хотелось преуспеть как писателю, его вполне устраивала безвестность. Известности он уже нахлебался и был сыт ею по горло.
Алекс забрался в свой спортивный автомобиль и через несколько минут уже мчался на большой скорости по автостраде, поскольку принадлежал к числу столь же бесстрашных, сколь и первоклассных водителей. Окно он держал открытым, что позволяло ему вслушиваться в шум транспорта, наслаждаться ощущением ветра в волосах и даже чувствовать всепроникающий запах выхлопных газов.
Он упивался этими простыми ощущениями, не переставая удивляться тому богатству чувств, которые стал вызывать в нем окружающий мир, как только его ощущения перестали притупляться алкоголем.
Алекс покончил с привычкой пить, добровольно пройдя курс лечения в наркологической больнице. После нескольких недель кромешного ада он вышел оттуда страшно худым, бледным, трясущимся, но трезвым как стеклышко. И сохранял трезвость вот уже более двух лет.
Какому бы давлению он ни стал подвергаться в будущем, Алекс был твердо намерен больше не прибегать к помощи алкоголя. Случавшиеся с ним приступы потери памяти напугали его до смерти.
Он приехал в свою квартиру, но это не было похоже на возвращение домой. По-спартански обставленные комнаты были завалены упаковочными ящиками. Его исследования требовали часто менять местонахождение, периодически останавливаясь в той или иной местности. Не было никакого смысла вить гнездо. В сущности, он уже все подготовил, чтобы снова отправиться в путь.
Алекс пробрался через ящики, направляясь в спальню, также служившую ему офисом. Это была единственная комната в квартире, имевшая жилой вид. Незаправленная кровать в одном их углов, письменный стол и рабочий столик занимали почти все ее пространство.
И везде лежала бумага. Стопки типографского материала возвышались на всех мало-мальски пригодных для этого поверхностях и подпирали стены. Эта хаотичная, случайная библиотека служила ему суровым напоминанием о сроках. Он взглянул на настенный календарь. Май. Время летело быстро. Слишком быстро. А ему еще столько надо было сделать.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
– Что нужно сделать, чтобы этот ребенок попал на передачу, а затем обрел постоянный дом?
Кэт раздраженно перебирала папку с делом Денни. В свои четыре года мальчик уже пережил больше ударов судьбы, чем большинству людей выпадает за всю жизнь.
Она пробежала глазами отчеты, попутно перефразируя их вслух.
– Дружок его матери постоянно бил его, поэтому ее лишили материнства, а мальчика поместили в приемную семью, где уже есть несколько детей.
Кэт подняла глаза, адресуя последующие свои замечания Шерри Паркс, специалисту по защите детей Департамента гуманитарной службы штата Техас.
– Слава Богу, любовник матери уже не сможет использовать его в качестве боксерской груши, но Денни требуется постоянное, только ему предназначенное внимание. Он нуждается в усыновлении, Шерри.
– Его мамаша хоть сейчас готова его отдать.
– Тогда в чем проблема? Давайте сделаем о нем сюжет, возможно, какие-нибудь семьи проявят интерес к его усыновлению.
– Загвоздка в судье, Кэт. Если хотите, я снова могу попросить его за Денни, но не обещаю, что новое его решение будет отличаться от предыдущего. Сотрудница нашей службы, занимающаяся делом мальчика, с пеной у рта доказывает, что Денни нужна приемная семья. Пока что судья ее поддержал.
С момента создания программы «Дети Кэт» Шерри Парке, женщина средних лет с добрым лицом, обеспечивала Кэт связь с государственным агентством. Она стремилась устроить всех детишек, испытавших плохое обращение, а также особо трудных детей на усыновление в постоянные семьи, помочь им выбраться из системы приемных домов.
Но это было не так-то просто. Приходилось постоянно бороться с бюрократией. Шерри частенько сталкивалась лбами с кураторами из социальной службы и судьями, которые, как и все, имели собственное, нередко предвзятое, мнение и основывали на нем свои решения. Перестав быть жертвой домашних истязателей, ребенок иногда становился жертвой неповоротливой бюрократической системы.
Кэт продолжала:
– Я уверена, что сотрудница социальной службы руководствуется самыми благородными мотивами, но не сомневаюсь и в том, что Денни надо отдать в постоянную семью. Ему нужно чувствовать себя в безопасности, ему нужны родители, с которыми он сможет жить в течение долгих лет.
– Его куратор утверждает, что ему еще нужно подлечиться, прежде чем он будет готов к усыновлению. – Шерри Паркс противоречила сама себе. – Им не занимались с того момента, как принесли из роддома. Ему нужно учиться жить в семье. Рекомендовать его для усыновления сейчас, утверждает она, преждевременно. Это очень рискованное предприятие, которое обречено на провал. Мы слишком ускоряем события.
Золотистые брови Кэт соединились над переносицей.
– А тем временем он все отчетливее слышит то, что ему отовсюду твердят: «Ты никому не нужен. Твои приемные родители предоставляют тебе кров лишь до тех пор, пока ты не станешь достойным усыновления». Разве они не понимают, что возлагают всю тяжесть ответственности на самого Денни? А из-за того, что он не может этому противодействовать, мальчик все больше чувствует себя отчужденным неудачником. Это заколдованный круг, из которого он не может выбраться.
– Честно говоря, Кэт, – возразила Шерри, – он сам кого хочешь спровоцирует. Он всех кусает, закатывает истерики и ломает все, к чему ни прикоснется.
Кэт откинула назад волосы и, как бы сдаваясь, подняла руки.
– Знаю, знаю. Я читала отчеты. Но его плохое поведение симптоматично уже само по себе. Это попытка привлечь внимание. Помню, я тоже выкидывала всяческие фортели просто для того, чтобы доказать, какая я нехорошая и как трудно будет тем, кто меня удочерит. Это началось после того, как от меня после долгих колебаний отказались сразу несколько семей. Я знаю, откуда это у него. С ним будет невозможно ужиться, пока кто-нибудь не посадит его перед собой и не скажет: «Закатывай истерики, Денни. Я все равно буду любить тебя. Никакие твои выходки не заставят меня тебя разлюбить. Никакие! И я никогда не ударю тебя, не брошу и не отдам никому. Ты со мной. А я с тобой». А потом этот кто-то будет обнимать его, пока смысл сказанного не проникнет сквозь толщу всякой дряни, которой спутаны его мозг и сердце и которые калечат его в социальном и моральном отношении.
Джефф Дойл разразился аплодисментами.
– Трогательная речь, Кэт. Надо использовать ее в рекламном ролике.
Кэт улыбнулась этому молодому человеку, одному из сотрудников ее программы. За короткое время, что они работали вместе, он проявил неплохие организаторские способности. Любое, даже самое трудное задание было ему по силам, и в то же время он не протестовал, когда на его долю выпадали мелкие поручения. Джефф настолько способствовал успеху программы, что недавно она пригласила его присутствовать на их с Шерри обсуждениях. Он проявлял интерес не только к качеству отснятого о детях материала, но и к самим детям.
– Спасибо, Джефф, – поблагодарила Кэт, – но я не занимаюсь составлением текста передачи. Я хотела сказать именно то, что сказала. – И, повернувшись опять к Шерри, спросила: – Ну, теперь вы будете чувствовать себя спокойно, разговаривая с судьей?
– Спокойно – да, уверенно – нет, – ответила Шерри. – Но в любом случае я попытаюсь. – Она потянулась к папке и втиснула ее в свой и без того переполненный кейс. – Я дам вам знать, когда они назначат слушание.
Кэт кивнула.
– Если меня по каким-то причинам не будет, передайте это либо Джеффу, либо Мелии.
– Передайте мне, – выдвинул встречное предложение Джефф. – Иначе Кэт может вообще ни о чем не узнать.
Шерри с любопытством переводила взгляд с одного на другого, но Кэт сделала вид, что ничего не заметила. Сказанное Джеффом было явно не к месту. Потом, когда они останутся одни, она устроит ему взбучку. Не хватало еще обсуждать при посторонних отношения внутри их небольшого коллектива.
Представительница социальной службы собрала свои вещи.
– Думаю, на сегодня все. Я буду держать вас в курсе. – У двери она остановилась и добавила: – Кстати, вчера вечером программа была великолепной.
– Спасибо. Я передам комплименты съемочной группе. Видеооператору удалось сделать несколько отличных кадров Салли крупным планом.
Пятилетняя девочка страдала нарушениями речи, причиной которых было постоянное рукоприкладство. Этот недостаток, как и неумение общаться с людьми, можно было исправить любовью и заботливым вниманием.
– Конечно, ее глаза говорили сами за себя. Все, что от пас требовалось, так это только показать их крупным планом. Ее глаза сами рассказывали о ее жизни – сценарий был, по сути, излишним. В ней скрыта такая потребность любви и такая способность любить… – Кэт печально вздохнула. – Надеюсь, телефоны в вашем офисе сегодня расплавятся от звонков.
– Я тоже на это надеюсь, – кивнула Шерри. – Так вы не возражаете заменить меня на сегодняшней встрече?
– Я же сама вызвалась.
Назначив встречу с супружеской парой, решившей усыновить одного из детей, Шерри обнаружила накладку в своем рабочем расписании. Кэт убедила ее, что проведет эту беседу сама.
– Еще раз спасибо. Днем я позвоню вам, чтобы узнать, как все прошло.
Когда Шерри ушла. Джефф вновь наполнил кофейные чашки. – Какие дела на сегодня?
– Пожалуйста, посмотри, пришла ли Мелия, а на будущее, Джефф, будь добр, держи свое мнение о ней и обо всех остальных, кто работает на студии WWSA, при себе, о'кей?
– Прошу прощения, – произнес он покаянным тоном. – Я знаю, что этого не следовало говорить в присутствии мисс Паркс, но у меня просто как-то соскочило с языка. Впрочем, это ведь правда. Любая информация, переданная через Мелию, рискует потеряться прежде, чем попадет на ваш стол.
– Это касается меня, но не тебя.
– Но…
– Это касается только меня. И я сама справлюсь. Договорились?
– Договорились.
Джефф вышел и через некоторое время вернулся вместе с Мелией Кинг. Эти двое представляли собой полный контраст, и не только потому, что были представителями противоположного пола. У Джеффа были светлые волосы и голубые глаза. Судя по манере одеваться, он проходил учебу в одном из наиболее престижных учебных заведений.
У Мелии был южный разрез глаз с тяжелыми веками, умело подкрашенными сурьмой, и полные чувственные губы. Она была неравнодушна к ярким цветам, оттенявшим смуглый цвет лица и темные волосы.
– Доброе утро, Мелия.
– Привет.
В то утро на ней было плотно облегающее вязаное платье цвета красных маков. Она села, скрестив длинные стройные ноги. Ее улыбка – самодовольная, заносчивая и жеманная – раздражала Кэт так же, как раздражает небольшая, но болезненная рана. Вырез на плече вызывал глухое недовольство коллег по работе. К сожалению, психологическая несовместимость не могла служить основанием для увольнения, иначе Кэт давно дала бы ей расчет.
Кроме того, она не чувствовала себя свободной в принятии такого рода решений. Билл Уэбстер лично отбирал штат ее сотрудников перед ее появлением на WWSA. Отобранные «кандидаты» были затем представлены ей на одобрение.
Джефф Дойл собирался работать в информационной программе, но с радостью ухватился за предоставившуюся ему возможность сотрудничать в «Детях Кэт», зная, что эта программа потребует больше творческих усилий.
Мелия Кинг была приглашена из отдела новостей. Она также выразила желание иметь в работе больше разнообразия, больше творческого поиска и получать за нее больше денег. «Дети Кэт» предоставили ей такую возможность.
Кэт чувствовала, что отвергнуть рекомендацию Билла значило бы проявить неблагодарность, хотя она ощутила неприязнь к себе Мелии в тот самый момент, когда они впервые пожимали друг другу руки. Не имея другого объяснения этой неприязни со стороны молодой женщины, она решила, что Мелия просто волновалась перед встречей со своей новой начальницей и скоро станет дружелюбнее. Однако спустя шесть месяцев совместной работы их отношения все еще были прохладными.
Мелия никогда не опаздывала. Она не совершала грубых промахов в порученных ей делах. Если же случалась небольшая ошибка, у нее всегда наготове было правдоподобное объяснение. Ее извинения были достаточно сдержанными, им не хватало искренности, но все же это были извинения.
В сущности, усмехнулась про себя Кэт, она обеспечивает себе алиби.
– Какие у меня на сегодня дела? – спросила Кэт. Небрежным взмахом руки Мелия открыла свой блокнот.
– У вас назначена встреча с мистером и миссис Чарли Уолтерс.
– Правильно. В котором часу? – спросила Кэт, взглянув на настольные часы.
– В одиннадцать. Мисс Парке оставила их папку у меня на столе.
– Хорошо. Я заберу ее у вас, когда буду уходить.
– Они живут за городом в направлении Кервилла. Вы знаете, где это?
– Нет.
Мелия закатила глаза, как будто незнание Кэт техасской географии было верхом тупости.
– Придется вам объяснить.
– Да, это было бы неплохо, – сухо сказала Кэт. – Что-нибудь еще?
– Заседание редколлегии в три часа.
– К этому времени я уже вернусь.
– И мистер Уэбстер хочет сегодня встретиться с вами. Он сказал, в любое удобное для вас время.
– Позвоните ему и узнайте, может ли он меня принять. Я хотела бы встретиться с ним до отъезда на интервью.
Не ответив на просьбу согласием, Мелия поднялась и направилась к двери. У нее была плавная походка дикой кошки. На Джеффа это явно не производило впечатления. Когда она вышла, его тонкие губы выражали неодобрение.
Кэт сделала вид, что не замечает этого. Она ни за что не стала бы восстанавливать одних своих подчиненных против других. Она также не хотела показывать своих пристрастий. Приступая к делу, Кэт спросила:
– Мы уже окончательно согласовали, где будем снимать сюжет о Тони?
Она всегда называла опекаемых ею детей по именам, помня, как ей самой в детстве не нравилось, когда ее называли «ребенком» или «девочкой», как будто, находясь на попечении государства, она переставала быть личностью.
– Как насчет Брекенридж-парк? – предложил Джефф. – Вы могли бы покатать Тони на минипоезде. Это будет неплохо смотреться.
– Важнее то, что это понравится самому Тони. Какой шестилетний мальчишка не любит кататься на поезде? Мелия просунула голову в дверь.
– Мистер Уэбстер в своем офисе. Он просил вас подняться к нему. – Она опять исчезла. Кэт вышла из-за стола.
– Пока меня не будет, сходи в парк и все там проверь. Скажи тамошнему начальству, что мы хотели бы поснимать в среду утром. Позаботься о том, чтобы в среду поезд был на ходу, и так далее. И еще позвони Шерри в офис и обговори время, когда нужно привезти туда Тони. Еще раз уточни время съемки с редактором отдела новостей, чтобы он выделил съемочную группу.
Джефф быстро записывал.
– Что-нибудь еще?
– Да. Сотри с лица озабоченность. Жизнь слишком коротка, чтобы воспринимать ее так серьезно.
Он поднял голову, оторвавшись от сделанных в бешеном темпе записей, и недоуменно посмотрел на Кэт.
– Поверь мне, я знаю, – добавила она.
Офис Кэт соединялся с вечно кишевшим людьми отделом новостей коротким коридором. Билл Уэбстер предлагал ей большую по площади и удобнее расположенную комнату на административном этаже здания, но она отказывалась. Как и все местные программы, «Дети Кэт» выходили в эфир при содействии отдела новостей. Для нее было важно, чтобы их небольшая группа успешно интегрировалась в слаженный коллектив видеооператоров, редакторов, директоров и других студийных работников.
Поэтому Кэт сразу же сказала Уэбстеру:
– Я завишу от них, без их помощи я не смогу хорошо выглядеть и говорить перед камерой. Я не могу позволить себе отдаляться от них даже территориально.
Штатные работники отдела новостей заведомо испытывали в отношении Кэт некоторое предубеждение. В отличие от них, Кэт Дэлани не пришлось упорным трудом прокладывать себе путь. Она была актрисой, а не журналисткой.
Кэт признавала отсутствие у себя журналистских навыков и знала, что ее кандидатура была навязана отделу новостей. Его сотрудники безусловно ожидали, что эта «мисс Всезнайка» из Голливуда будет к ним в лучшем случае снисходительна.
Вместо этого Кэт постоянно искала у них совета. Хотя она провела в общей сложности годы перед камерой, жанр новостей был для нее совсем новым. Она задавала, вопросы, иногда пугая текст, после чего съемку требовалось повторять, отпускала ироничные шуточки в собственный адрес, и в результате всего этого они постепенно стали ее принимать.
Секретарь главного исполнительного директора тепло приветствовала Кэт.
– Мистер Уэбстер ждет вас, мисс Дэлани. Можете заходить.
– Я очень доволен тем, как идут дела, – начал Билл сразу после того, как она села.
– Вы уже не первый раз мне это говорите. – Кэт улыбнулась ему через черный письменный стол с такой отполированной поверхностью, что в нее можно было смотреться, как в зеркало. – Если вы будете меня еще хвалить, я, наверное, начну краснеть.
– Это не пустые комплименты, – посмеиваясь, возразил он. – За ними стоит рост рыночной стоимости. «Дети Кэт» имеют огромный успех.
Ее улыбка погасла, в глазах появился гнев.
– Мистер Труитт с вами не согласился бы. – Репортер газеты «Свет Сан-Антонио» Рон Труитт подвергал эту программу резкой критике после первого же выхода в эфир. – В последней статье он превзошел самого себя. Как он там выразился? «Эти сюжеты отличаются сентиментальностью и мягкотелостью, они столь же уместны в программе новостей, как и балетный номер». Умеет же формулировать, верно?
Уэбстер отнесся к журналистской критике спокойно.
– К сожалению. Сан-Антонио телевизионщики прозвали «кровавым». Как и в других городах, у нас существует насилие. Кредо отдела теленовостей – чем больше крови, тем лучше. Боюсь, политика WWSA в этом отношении не является исключением. Нам приходится идти в ногу со всеми, чтобы нас не обогнали конкуренты. Мне это не нравится, но это так, – сказал он, беспомощно разводя руками. – Если ваши сюжеты сравнить с тем, что подается как главные новости дня, они похожи на глоток свежего воздуха. Они напоминают телезрителю, что в мире еще осталось что-то хорошее. Поэтому забудьте о критике мистера Труитта. Считайте, что это бесплатная реклама.