– Ты же говорил, она тебе надоела.
– Зато теперь она может вообще весь день не прийти.
– Тоже мне чистюля нашелся.
– Господи, чего это ты в таком дурном настроении? Выкладывай. – Он указал Орену на единственное кресло в номере. – Извини, что разбудил тебя прошлой ночью. Ты велел звонить, если что-то произойдет, вот я и позвонил. Когда я увидел, что Ренни Ньютон выезжает из гаража, я не знал, что ее вызвали в больницу. Мой звонок чему-то помешал? Вы с Грейс танцевали горизонтальное танго? Она вставила в вибратор свежие батареи? Или Грейс была не в настроении? В чем дело?
– Заткнись, Вик. Просто заткнись. – Орен отобрал у него пакет, сунул туда руку и вытащил булочку.
Вик рассмеялся, сбросил полотенце, натянул трусы и тоже выудил из пакета булочку с глазурью, откусил сразу половину и сказал с набитым ртом:
– А кофе нет?
– Расскажи мне про прошлую ночь.
– Я уже рассказывал. Доктору позвонили чуть позже часа ночи. Через две минуты она выехала. Я чуть шею не сломал, скатываясь по темной лестнице и одновременно пытаясь надеть сапоги. Догнал ее через три квартала отсюда. Проводил до больницы. Она там пробыла до десяти минут шестого. Сопроводил ее домой. Передал дежурство Тинпену, который, кстати, сегодня утром на пятнадцать минут опоздал.
Орен кинул ему конверт. Вик поймал его на лету. Прикончил булочку, слизал сахар с пальцев и вытащил из конверта фотографии.
Их было четыре. Он внимательно просмотрел их и протянул одну Орену.
– Вот тут я лучше всего получился. Ладно, ты меня накрыл. Поздравляю, детектив. Замечательная работа. Или ты хочешь, чтобы я встал на колени и попросил прощения? Поцеловал тебе задницу?
– Что ты делаешь, Вик, черт бы тебя побрал?
– Слежу за подозреваемой под прикрытием.
– Чушь собачья. – Орен взял наиболее компрометирующее фото. На нем Вик и Ренни были сняты сзади, когда они шли к машине. Его голова была опущена, а рука лежала у нее на спине. – Не считай меня идиотом.
Вик весь кипел под его обвиняющим взглядом. Наконец он сказал:
– Мы ведь ничего не узнали, наблюдая за ее домом, верно? Я от скуки трижды сделал себе маникюр. Я так долго сидел, что моя задница стала такой же широкой, как у Тинпена. Вот я и подумал, проявлю-ка я инициативу, может, что и выйдет полезное.
– Начав волочиться за подозреваемой?
– Ты все неправильно понял.
– Да? Так скажи мне, Вик, на что это было похоже? Как тебе понравилось быть так близко к доктору Ренни Ньютон?
Чтобы избежать гневного взгляда Орена, Вик полез в пакет за второй булочкой.
– Она – настоящая Снегурочка. Ей меньше, чем гремучке, нравится, когда ее касаются. Кстати, она на меня шипела.
– Ты ее трогал?
– Да нет. Вот это, – он нетерпеливо показал на фотографию, – да еще рукопожатие, вот и все. Она показала мне свои клыки, когда я дал чаевые мальчишке на парковке.
– Он отдаст тебе твою пятерку.
Вик пораженно взглянул на Орена и фыркнул.
– Новичок, но умеет обращаться с камерой. Такой, что похожа на ручку, – ехидно сообщил Орен.
– Тогда понятно. Откуда ты узнал, что она собирается на свадьбу?
– Мы не знали, пока она не поставила в известность больницу. Она заехала туда по дороге в церковь. Мы подсуетились. Когда она появилась на приеме, наш парнишка уже был там.
– Почему ты мне ничего не сказал?
– Я пытался. Я вернулся, чтобы объяснить, куда она поехала и что у меня уже установлена за ней слежка. Это на тот случай, если бы ты захотел отдохнуть, сходить поужинать, может, в кино. Мне было неловко заставлять тебя дежурить в субботу. Только представь, как я удивился, когда обнаружил, что в доме пусто и тебя нигде нет.
– Я покупал костюм.
– А сотовый для удобства выключил.
– На церкви висело объявление. Просили всех выключить сотовые и пейджеры перед входом в храм.
– И он не вибрировал?
– Да, но… – Это оказался тот редкий случай, когда он не смог придумать, что бы соврать. Поэтому он сменил тему: – Не знаю, чего ты так разошелся, Орен. Я вел себя прилично. Рюмки не выпил. Я даже подарил счастливым новобрачным набор ножей. Никому в голову не пришло, что меня не приглашали. – Он доел булочку, вытянулся на кровати и взбил подушку под головой. – Все нормально.
Орен несколько минут пристально смотрел на него.
– Вот сижу я и думаю, что мне делать: продолжать этот разговор или встать и уйти, послав тебя ко всем чертям, или подойти и как следует надрать тебе задницу.
– Ты в таком гневе? Потому что я провел двадцать минут, самое большее полчаса, в обществе Ренни Ньютон?
– Нет, Вик. Я расстроен, потому что я один раз видел, как ты обосрался. Причем грандиозно. И теперь я по-настоящему боюсь, что ты снова все испортишь. Еще чище, чем раньше.
У Вика от злости потемнело в глазах.
– Смотри, чтобы дверь не заехала тебе по жопе, когда будешь уходить, Орен.
– Я уходить не собираюсь. Но тебе надо время от времени напоминать, во что обошлась нам та твоя ошибка. Ты думаешь, я не знаю, зачем ты носишь эту резинку на запястье?
– У меня теперь такая привычка.
– Ну да, конечно. – Вику казалось, что Орен все еще готов его ударить. – Тем из нас, кто хорошо к тебе относится, один господь знает, с какой стати, было больно видеть, как ты начал разваливаться на части после случившегося. Ты продержался в полиции еще два года, прежде чем уйти. Я все вспоминаю, насколько опасно было тогда с тобой общаться. Разве ты забыл, Вик?
– Как я могу забыть, если ты ежеминутно мне об этом напоминаешь, черт бы тебя побрал?
– Я напоминаю только потому, что не хочу, чтобы ты повторил свою ошибку.
– Я и не собираюсь!
– Черта с два ты не собираешься!
Вик резко сел.
– Все потому, что я пошел на свадебный прием, выпил стакан воды с подозреваемой и немного с ней поболтал? Да будет тебе, Орен.
Гнев Вика был направлен не столько на друга, сколько на высказанную им истину. Если бы три года назад Вик делал все по правилам, они взяли бы Лозадо за убийство Джо. Теперь он снова нарушает правила. Он сделал это вызывающе, покинув наблюдательный пункт и подойдя к Ренни Ньютон на приеме. Еще он «забыл» сообщить о телефонном звонке Ренни прошлой ночью. О том, первом звонке, который так ее расстроил.
Во всяком случае, когда она бросилась к окну с трубкой в руке и разговаривала, вглядываясь в темноту, она выглядела расстроенной. Звонок явно выбил ее из колеи. Что заставило ее швырнуть трубку – страх, досада или злость? Почему она закрыла лицо руками и походила на женщину, готовую вот-вот разрыдаться? Этот звонок совершенно изменил спокойную, холодную и собранную женщину, которая отвергла его несколько часов назад.
Кто, черт возьми, звонил? Друг? Враг? Любовник? Человек, написавший: «Я от тебя без ума» – на маленькой белой карточке? Кто бы это ни был, он нарушил ее покой, и Орен должен об этом знать.
Но Орен ворвался сюда подобно праведному ангелу-мстителю и напомнил ему о всех его прегрешениях, так что теперь Вику не очень-то хотелось все ему выкладывать. По крайней мере, именно этим он постарался оправдать свое молчание. Можно подождать, пока они оба остынут.
Орен смотрел на него с таким видом, будто ждал, что он объяснит свое поведение.
– Я в этом деле человек свободный. Ты об этом помнишь, Орен? Ты попросил меня тебе помочь. Я помогаю. В своем стиле.
– Ты уж постарайся, чтобы твой «стиль» не вредил делу.
– Слушай, мой загар совсем побледнел. Я соскучился по шуму прибоя. Я даже с удовольствием снова начну соскребать птичье дерьмо с веранды. Я с радостью вернусь на пляж, буду болтаться без дела, волочиться за сестрой того рыбака и забуду, что ты вообще стучался в мою дверь. Если тебе больше не нужна моя помощь, так и скажи.
Орен несколько секунд внимательно его рассматривал, потом покачал головой:
– И дать тебе возможность заниматься Лозадо в одиночку? Как бы не так. Ничего не выйдет. – Он встал, собрал фотографии и протянул их Вику. – Хочешь взять на память?
– Нет уж, спасибо. Встреча была не запоминающейся.
Орен фыркнул:
– У тебя никогда не было не запоминающейся встречи с женщиной. – Он сунул фотографии в конверт, взял пакет с оставшимися булочками и пошел к двери. – Увидимся вечером. Спи спокойно.
– Обязательно.
Вик не имел ни малейшего намерения спать.
10
– Что будешь есть, сладкий мой?
Вик закрыл меню и взглянул на официантку. «Наверняка они их где-то выращивают скопом и переправляют в Техас», – подумал он. Высветленные волосы забраны в фигуристую башню. Брови, похоже, нарисованы черным карандашом. Светящаяся розовая помада стекала в мелкие морщинки вокруг тонких губ, какие бывают у тех, кто много курит. Сейчас она ему улыбалась.
– Что посоветуешь?
– Ты баптист или методист?
– Простите?
– Сегодня воскресенье. Баптистам еще в церковь идти, так что я не посоветовала бы брать мексиканскую еду. Во рту жжет, и газы, сами понимаете. Им лучше брать цыпленка, свиные отбивные или мясную запеканку. А методисты вполне могут пропустить вечернюю службу, так что им годится острая еда.
– А что для нас, язычников? Она игриво шлепнула его по руке.
– Я так и поняла, кто ты, стоило тебе войти. Сразу сказала себе: такой красавчик святым быть не может. – Она уперлась рукой в бедро. – Ты можешь получить все из того, что у нас есть. Он подмигнул ей и сказал:
– Пожалуй, я начну с жареного цыпленка.
– С подливкой?
– Еще бы. И побольше.
– Люблю таких. В воскресенье у нас клубничный пирог и банановый пудинг.
– Можно я потом скажу?
– Когда захочешь, лапочка. – Она взглянула на настенные часы. – Уже первый час. Как насчет пива, пока цыпленок жарится?
– А я уж решил, что ты и не спросишь.
– Если что-то еще понадобится, позови Кристел. Это я.
Кафе «Вагонное колесо» было типичным для маленького техасского городка. Расположенное на окраине Далтона, в двух милях в стороне от основного шоссе, оно круглосуточно кормило посетителей обильными завтраками. Водители со всей страны знали его название. Кофе здесь всегда подавали горячим и свежим, а пиво холодным. Почти все, что было в меню, было основательно прожарено, но по желанию вы могли получить мясо с кровью.
Ресторан по воскресеньям обслуживал людей, возвращающихся из церкви, а вечером в субботу – грешников. Два местных клуба устраивали свои сборища в банкетном зале ресторана, а любовники, прячась от своих законных супругов, миловались на стоянке около кафе.
Кабинки были отделаны красным винилом, и в каждой имелся автоматический проигрыватель, подключенный к центральному автомату. Даже сегодня, в этот святой день, автомат что-то бормотал. Имелась также стойка с хромированными стульями для тех, кто торопится, и для одиночек вроде Вика.
Сидящие за стойкой хорошо видели кухню, что могло испортить аппетит. Но вывеска снаружи хвастливо возвещала: «Мы работаем с 1919 года… И пока никого не отравили».
Рядом с кассой висело расписание футбольных матчей школьных команд, а кубок за первое место, завоеванный бейсбольной командой, стоял рядом с пыльной банкой, куда собирались пожертвования на развитие местного спорта.
После трех часов тряски в машине из Форт-Уэрта по жаркой погоде пиво показалось Вику очень вкусным. Оставшиеся позади мили обеспечили ему безопасное расстояние от советов друга, возражавшего против его манеры подчиняться только своим собственным правилам. С точки зрения Вика, правила мешали развитию творческой мысли. Почти все существующие правила он лично относил к разряду досадных помех.
Разумеется, все, что сказал Орен, было справедливо, но Вик не собирался над этим раздумывать.
Он с удовольствием съел сочного цыпленка с хрустящей кожицей. Потом решил взять банановый пудинг. Кристел налила ему еще одну чашку кофе за счет заведения.
– Впервые в Далтоне?
– Ага. Просто проезжаю мимо.
– Верно, он только на то и годится, чтобы проехать мимо.
– А мне показалось, приятный городок. Много созвательных граждан. – Он показал ложкой на вывешенные в витрине объявления по поводу всяких общественных мероприятий.
– Да, наверное, здесь не хуже, чем везде, – сказала Кристел. – Когда я была подростком, мечтала убраться отсюда подальше, и как можно быстрее, ну, ты знаешь. – Она философски пожала плечами. – Вышла замуж за этого прохиндея, потому что он немного походил на Элвиса. А он дал деру, как только родился третий ребенок. Вот и разрушились все мои грандиозные планы найти свою судьбу где-нибудь в другом месте.
– Значит, ты всю жизнь прожила в Далтоне?
– Каждый гребаный день.
Вик засмеялся и отпил глоток кофе.
– Я в колледже знал одну девушку родом отсюда. Как же ее звали? Как-то необычно. Реган? Нет. Ронни? Черт, тоже не то, но что-то похожее.
– Твоего возраста?
– Примерно.
– Ты случайно не Ренни Ньютон имеешь в виду?
– Точно! Ренни. Да, Ренни Ньютон. Ты ее знала? Она презрительно фыркнула:
– Она что, твоя добрая приятельница?
– Да нет, просто знал ее в лицо.
– Это странно.
– Почему?
– Потому что Ренни поставила своей задачей узнать каждого мужика в округе. – Одна из нарисованных бровей приподнялась – Так ты один из немногих, кто не знал ее, если ты понимаешь, о чем я говорю.
Он понимал. Но его понимание никак не сочеталось с образом доктора Ренни Ньютон – ледышки, снежинки. Ничего себе – холодная натура!
– Она была общительна?
– Это очень мягко сказано.
– А как будет не мягко?
Кристел не надо было заставлять. Она перегнулась через стойку и тихо сказала:
– Эта девица трахалась с каждым, на ком были штаны, и плевала, что все об этом знают.
Вик тупо смотрел на нее:
– Ренни Ньютон? Она была гулящей?
– Еще какой, сладкий мой.
– Черт побери.
– Вы, парни, вечно между собой болтаете, так что удивительно, что ты не знал, какая у нее репутация.
– Как всегда, не повезло, я так думаю.
В утешение Кристел похлопала его по руке:
– Наоборот. Поверь мне.
– От нее лучше было держаться подальше?
– Ребенком она была вполне хорошим. Потом, где-то в девятом классе, когда она расцвела, все круто переменилось. Как только ее груди стали заметны, она совсем отбилась от рук. Мать ее ужасно расстраивалась, так скверно она себя вела.
Как-то я стояла здесь, за этой самой стойкой, разливая кетчуп по бутылкам, когда услышала шум снаружи Ренни промчалась мимо в красном кабриолете, который подарил ей отец. Она жала на клаксон, и размахивала рукой, и была совершенно голой, во всяком случае, сверху. Вроде бы она с друзьями купалась. Их игрища зашли слишком далеко Один из парней украл верхнюю часть купальника Ренни и не хотел отдавать, вот Ренни и пообещала проучить его, чтобы впредь думал, что делает. Заявила, что поедет прямо в город в страховое агентство его папаши и нажалуется. И, черт побери, именно так она и поступила. Вошла туда, пронеслась мимо секретарши и влетела в его личный кабинет. Улыбаясь. Причем на ней были только трусики-бикини. Еще кофе?
Во рту у Вика пересохло.
– Я бы лучше пива выпил.
Кристел подошла еще к двум посетителям, прежде чем принести ему вторую бутылку.
– Радуйся, что не спутался с ней, – сказала она. – Ты женат?
– Нет.
– И никогда не был? – Нет.
– Почему? Ты очень даже симпатичный.
– Спасибо.
– Я никогда не могла устоять перед голубыми глазами.
– Как у Элвиса?
– Черт, да. У него они светились, как фары. Выяснилось, что больше ему нечем было похвастать. – Она оглядела Вика опытным взглядом. – Но у тебя все в ажуре, сладкий мой. Уверена, тебе от баб палкой приходится отбиваться.
– Да нет, у меня характер мерзкий.
– Неважно, были бы глаза голубые.
Он многозначительно ей улыбнулся, чего она, скорее всего, и ожидала. Отпив глоток пива, он спросил:
– И что с ней стало?
– С Ренни? – Кристел мокрой тряпкой стерла рассыпанный по стойке сахар. – Я слышала, она стала врачом. Нет, можешь себе представить? Не знаю, верить этому или нет. Она никогда не возвращалась в Далтон, после того как родители отправили ее в какую-то школу для богатеньких в Далласе. Думаю, что после случившегося им хотелось от нее избавиться.
– А что случилось?
Кристел не расслышала вопроса. Она приветливо кивнула старику, который, хромая, подошел к стойке и уселся рядом с Виком. На нем была ковбойская рубашка, заправленная в синие джинсы. И то и другое накрахмалено и наглажено. Усевшись, он снял соломенную шляпу и положил ее на стойку, тульей вверх, как и полагается.
– Привет, Гас. Как жизнь?
– Так же, как и вчера, когда ты меня в последний день спрашивала.
– Какую жрачку будешь? Он оглянулся на Вика.
– Заказываю то же самое вот уже двадцать лет, а она все спрашивает.
– Ладно, ладно, – сказала Кристел. – Чили-чизбургер и жареная картошка! – крикнула она повару, который отдыхал от наплыва клиентов, возвращавшихся из церкви.
– И вот это. – Гас кивком указал на пиво Вика.
– Гас – наша местная знаменитость, – сообщила Кристел, открывая пиво.
– Только никто не замечает, – пробормотал старик. Он взял из ее рук бутылку и поднес к губам, покрытым пятнами от табака.
– Объездчик быков на родео, – с гордостью сказала Кристел. – Сколько лет ты был чемпионом страны, Гас?
– Думаю, несколько. Она подмигнула Вику:
– Он у нас скромный. У него больше этих чемпионских пряжек для ремней, чем у Картера таблеток от печени.
– И столько же переломанных костей. – Старик снова присосался к бутылке.
– Мы тут говорили о Ренни Ньютон, – сказала Кристел. – Помнишь ее, Гас?
– Может, я и переломан весь и согнулся вдвое, но мозги у меня еще работают. – Он снова взглянул на Вика: – Ты кто?
Вик протянул старику руку, ему показалось, что он пожал кактус.
– Вик Треджилл. Еду в Амарилло. Решил отдохнуть немного, прежде чем пуститься дальше в путь. Так вышло, что я знал одну из ваших местных девушек.
Кристел подвинулась дальше вдоль стойки, шлепнув меню перед двумя молодыми людьми, которые поздоровались с ней, назвав по имени. Когда она оказалась вне пределов слышимости, Гас повернулся на своем стуле к Вику.
– Ты знал дочку Ньютона?
– В колледже, – сказал он, понадеявшись, что Гас не станет уточнять в каком.
– Ты не обидишься, если я буду говорить прямо, по-мужски?
– Нет.
– В наше время некоторые обижаются, знаешь ли. От каждого требуется политическая корректность.
– Только не я.
Старик кивнул и снова приложился к пиву.
– Та маленькая девочка была одной из самых прелестных двуногих зверюшек, каких мне только приходилось видеть. И с характером. Разумеется, она бы даже не взглянула на такого изуродованного старого пердуна, как я, но, когда она участвовала в скачках, никто не мог отвести от нее глаз.
– Скачках?
– В скачках на крупе неоседланной лошади.
– Скачках без седла? – Ренни Ньютон, которую он знал, которая складывала свои журналы по линейке. Он не мог представить ее участницей родео. – Понятия не имел.
– Можешь мне поверить, сынок. С апреля по июль в Далтоне каждое воскресенье проводятся местные родео. Ничего особенного, конечно, но для местных это событие. Почти такое же, как футбол.
– Короче, ковбои толпились по трое в ряд, только бы посмотреть на ее выступление. Ни капельки страха. Нет, сэр. Я видел, как ее дважды сбрасывала лошадь. И оба раза она поднималась, стряхивала пыль со своей аппетитной попки и снова взбиралась на лошадь.
– Ковбои говорили, что ее бедра такие крепкие от того, как она ездит. – Он подмигнул морщинистым веком. – Сам не знаю, никогда не имел удовольствия забраться между ними, но, если верить ковбоям, девчонка была вне конкуренции.
Вик ухмыльнулся, но пальцы сжали горлышко бутылки мертвой хваткой.
– Это, знаешь ли, ковбойская болтовня, – пожал плечами Гас. – Они все заправские вруны, так что трудно сказать, кто говорил правду, а кто врал, как сивый мерин. Я лично думаю, что большинство пыталось получить удовольствие, но им так ничего и не обломилось. Одно я знаю: молодая кобылка основательно злила Т. Дэна, и мне это нравилось.
– Т. Дэна?
Старый ковбой устремил на него усталый взгляд покрасневших глаз.
– Ты, похоже, совсем ее не знал, так?
– Верно, совсем не знал.
– Т. Дэн был ее папашей. Сукин сын самого худшего пошиба.
– У вас все в порядке? – спросила подошедшая Кристел.
– Гас рассказывал мне о Т. Дэне Ньютоне.
– Он слишком зажился на этом свете, с точки зрения многих в Далтоне, – рассмеялась она, – мог бы помереть и пораньше.
– Что же он такое сделал, чтобы всех так разгневать?
– А что ему заблагорассудится, черт бы его побрал, – ответила она. – Гас, для примера расскажи ему о своей с ним драчке.
Старый ковбой допил пиво.
– Т. Дэн нанял меня, чтобы я объездил ему лошадь. Хорошая была лошадь, но зловредная. Я ее объездил, обучил, но в итоге сломал лодыжку. И Т. Дэн отказался оплачивать мне счет от врача. Сказал, я сам виноват, что покалечился. Речь шла всего-то о паршивых семидесяти пяти долларах, для такого богача, как Т. Дэн, сущие пустяки.
– Он умел делать деньги, но не умел заводить друзей и хранить дружбу, – добавила Кристел.
– Такое впечатление, что вся семейка прогнила на корню, – заметил Вик.
– Если хочешь знать мое мнение, городку повезло, что он от них избавился. – Гас почесал щеку, – И все же хотел бы еще раз взглянуть на эту девчушку, как она крутится на крупе лошади. У меня от одних воспоминаний стоит. У тебя какие на сегодня планы, Кристел?
– Размечтался, старичок.
– Так я и думал. – Гас с трудом встал и похромал к автоматическому проигрывателю.
Вик допил пиво.
– Спасибо за все, Кристел. Отлично поболтали. Кредитные карточки принимаете? – Подписывая чек, он добавил щедрые чаевые и деньги за еще одно пиво. – Открой-ка еще бутылочку для Гаса. От меня.
– Он будет доволен. Никогда, насколько я знаю, не отказывался от дармовой выпивки.
Стараясь не казаться слишком заинтересованным, он спросил:
– Ты сказала, родители отправили Ренни в интернат. Что стало последней каплей? Почему они захотели от нее избавиться?
– А, ты об этом. – Кристел воткнула шпильку в пучок на затылке. – Она мужика убила.
11
– Что ты сказал? – Орен похоже остолбенел, услышав новости, раздобытые Виком.
– Ты не ослышался, Орен. Она убила мужчину.
– Кого именно?
– Я пока не знаю.
– Когда?
– И этого не знаю.
– Ты где?
– Возвращаюсь.
– Откуда?
– Из Далтона.
– Ты был в Далтоне? Я полагал, ты отсыпаешься.
– Так ты хочешь меня выслушать?
– Откуда ты узнал, что она кого-то убила?
– Кристал мне сказала.
– Я должен знать, кто такая Кристел?
Вик пересказал большую часть разговора с официанткой. Когда он закончил, Орен спросил:
– Ей верить можно?
– Как ФБР. Она прожила там всю жизнь, знает всех и каждого. Кафе – эпицентр этого городка. И вообще, зачем ей врать?
– Чтобы произвести на тебя впечатление.
– Ну, впечатление она произвела, но не думаю, что это было ее целью.
– Ради смеха?
– И так я не думаю. Она не из тех, кто врет, чтобы развлечься.
– Ну, она твоя подруга, не моя. Придется положиться на твое слово. Она знала, что ты коп?
– А я не коп.
– Господи, – вздохнул Орен. – Так знала или нет? – Нет.
– Тогда зачем она выкладывала всю эту информацию постороннему человеку?
– Я ей показался симпатичным.
– Симпатичным?
– Так она сказала. Но не думаю, что и Гасу я понравился. – Вик улыбнулся, представив себе, как Орен про себя считает до десяти.
Наконец он сказал:
– Ждешь, что я спрошу?
Вик рассмеялся и повторил почти слово в слово разговор со старым ковбоем.
– Ренни Ньютон разжигала в нем огонь, но ее папашу он ненавидел. По твоей информации, Т. Дэн Ньютон был удачливым бизнесменом, так?
– И столпом общества.
– Тем не менее, он не был любимчиком в городе. Гас назвал его сукиным сыном худшего пошиба, что в переводе на язык полицейских равняется чему-то вроде мудилы.
Орен все обдумал и наконец сказал:
– Ренни Ньютон была непослушным ребенком? И слаба на передок?
– Оба утверждают, что наша Ренни была горячей штучкой.
– Сплетни о ней могут быть большим преувеличением. Стоит девушке подмочить репутацию, дальше может быть только хуже.
– Гас тоже так говорил, – вспомнил Вик.
– В любом случае, все это никак не соответствует нынешнему имиджу доктора Ньютон.
– Абсолютно не соответствует.
– Так кто же эта женщина? – в недоумении спросил Орен. – Что реальность, а что маска? Настоящая Ренни Ньютон, встаньте, пожалуйста.
Вику нечего было добавить. Он был в еще большей растерянности, чем Орен. Он получил отставку, от чего еще не оправился. Чтобы стать таким специалистом по отталкиванию мужиков, она должна была иметь большую практику, а это противоречило тому, что он узнал сегодня.
– Разговорчивая Кристел не поведала тебе подробностей убийства?
– Какого убийства, Орен?
– Она же убила мужчину, Вик. Ты сам сказал.
– Мы не знаем, было ли это убийством. Возможно, несчастный случай на охоте, неудачная подача в теннисе, протекающая лодка…
– Или она дотрахала какого-нибудь бедолагу до инфаркта. Ты с местной полицией связывался?
– У меня нет бляхи, так что я не могу появиться в полицейском участке и начать расспрашивать об убийстве, о котором не имею ни малейшего представления. Я не знаю ни имени жертвы, ни когда все это случилось.
– Газетные подшивки?
– Сегодня воскресенье. Какой-то студент сидит на телефоне, но все офисы закрыты. Равно как и государственные учреждения и суд.
– Публичная библиотека?
– Закрыта на реконструкцию. Книги можно сдать на передвижном пункте на Крокетт-стрит, но никаких материалов для исследований не выдается.
Орен только вздохнул.
– Я не мог давить на Кристел, выпытывать у нее еще информацию, – продолжил Вик. – Я все еще был в прострации после ее сообщения об убийстве, как в кафе ввалилась толпа игроков городской бейсбольной команды. Только что с тренировки, разгоряченные, мучимые жаждой и голодные. Начали требовать пива и гамбургеров, Кристел рвали на части. Согласись, если бы я продолжил расспрашивать о девушке, с которой был шапочно знаком много лет назад, Кристел могла что-то заподозрить и заткнуться. Я нутром чувствовал, что она не отнеслась бы ко мне так душевно, знай, что я коп.
– А ты не коп.
– Именно. Это я и хотел сказать.
– А старик? Этот Гас. Он ничего не мог добавить?
– Он начал болтать о добрых старых денечках, о родео. Неудобно было перебивать и засыпать его вопросами.
– Может, тебе не нужны были ответы?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего.
Тут Вик сам посчитал в уме до десяти. Последние пару дней Орен постоянно донимал его намеками. Вик понимал, что он хочет его расколоть, и отказывался колоться. Орен хотел знать, нравится ли ему Ренни Ньютон, вне зависимости от ее возможного участия в убийстве. Он не собирался обсуждать эту тему и старался вообще не задумываться над этим.
– Я пытался узнать побольше, Орен. Я объехал весь Далтон, а вдруг что увижу, но без всякой пользы. Как только я вернусь, я свяжусь через Интернет, вот только я не захватил с собой портативного компьютера…
– Понял, понял, – перебил его Орен. – Ты сделал все, что мог.
– Спасибо.
После долгой паузы Орен спросил:
– Ну и что ты думаешь?
– О чем?
– О ней, Вик. Черт возьми! О ком мы с тобой говорим?
– Черт, даже не знаю, что и думать. Обязательно надо узнать, что это было за убийство.
– Труп-то точно был.
Терпение Вика было на пределе, но он сумел сдержаться и не повысить голос.
– Пока мы не узнаем подробностей, нам не следует торопиться с выводами.
– Она отняла у человека жизнь. – Орен сказал это так, будто для него этого было достаточно. У него имелись незыблемые критерии добра и зла, а сопутствующие обстоятельства не слишком принимались во внимание.
– Она спасла две жизни сегодня утром, – тихо напомнил ему Вик.
– Ты хочешь, чтобы я об этом не забывал?
– Нет, я только думаю, что уравнение неплохое. Во всяком случае, можно усомниться всенепременной порочности.
Молчание стало таким же напряженным, как усталые мускулы на шее Вика. Он уже сутки не спал, пять часов сидел за рулем и начинал это ощущать.
– Слушай, Орен, мне непременно надо поспать перед моей сменой. Ты не можешь подежурить за меня первые два часа?
– Если ты сначала окажешь мне услугу.
– Какую?
– Ты сейчас на шоссе 20, так? К западу от Форт-Уэрта?
– Да.
– Прекрасно. Тебе не придется возвращаться.
– А куда я поеду?
Ренни пришпорила жеребца, и он послушно прибавил скорость. Она купила его три года назад и долгие часы учила повиноваться легкому движению поводьев, напряжению мускул ноги или давлению каблуком. Из пяти лошадей в ее конюшне он, скорее всего, был любимчиком, поскольку был очень умен и послушен. Когда она ездила на нем без седла, без узды и поводьев, как сегодня, они двигались, по сути, как единое целое.
Срочная операция по резекции селезенки, на которую ее вызвали ночью, оказалась сложной. После тяжелой травмы орган напоминал сырой гамбургер. Селезенка распалась у нее в руках, когда она ее удаляла.