4

На Вике были спортивные шорты, майка и беговые туфли. Если он вдруг столкнется с каким-нибудь соседом, то вполне может сойти за бегуна трусцой, который ищет, где бы отлить. Не слишком убедительно, но куда лучше, чем правда: он оказывает услугу приятелю-полицейскому и для этого должен незаконно проникнуть в дом подозреваемой в поисках возможных улик.

Чтобы выглядеть убедительнее, он несколько раз обежал вокруг городского парка, находившегося в паре кварталов от дома Ренни Ньютон. Когда он перепрыгнул через забор, отделяющий ее двор от переулка, он изрядно вспотел. С лужайки на некотором расстоянии от дома Ренни доносился шум газонокосилки. В остальном было тихо. Они специально выбрали это время. Слишком рано, чтобы возвращаться с работы, и слишком жарко для тех, кто остался дома, чтобы работать на участке.

Он поднялся по ступенькам к черному ходу и расстегнул «молнию» на забавном мешочке, подвешенном к поясу. Оттуда он достал латексные перчатки и надел их. Объяснить их наличие любопытному соседу было бы затруднительно, они плохо вписывались в сценарий насчет необходимости пописать. Но лучше сосед, чем судья с бесспорными отпечатками пальцев. Затем он достал свою кредитку, и через три секунды замок был открыт.

Вик проскользнул внутрь, невольно вспомнив последнее напутствие Орена:

– Если попадешься, я тебя не знаю.

Вика затруднительно было лишить дара речи. Последнее слово всегда за ним. Но вчера, когда Орен поведал ему о том, какую недавно доктор Ньютон выполняла общественную обязанность и что в связи с этим произошло, прошло несколько минут, пока он снова не обрел способность говорить, да и то не смог произнести ничего более вразумительного, чем «гм».

Орен бросил ему наживку и поймал на крючок.

Теперь он находился в доме бывшей старосты жюри. Прислушался. Охранной сигнализации быть не должно. Орен проверил городские списки регистрации и ничего не нашел. Да уже бы сработала.

Пустая тишина пустого дома. Уже неделю за доктором Ньютон следили копы. Они знали, что живет она одна и, как сказал Орен, по ней можно проверять часы. Она возвращается домой только после вечернего обхода. По его словам, расхождения в ее расписании не превышали двадцати минут.

Через заднюю дверь Вик попал на кухню, маленькую и идеально чистую. В раковине только чашка из-под кофе. В ней немного мыльной воды.

В ящике рядом с плитой аккуратно разложены различные кухонные принадлежности, как хирургические инструменты на стерильном подносе. Среди них нож для разделки мяса с пластиковой ручкой.

В ящике для хранения хлеба он нашел полбатона пшеничного хлеба, тщательно запечатанного в полиэтиленовый пакет. Банки с крупой приоткрыты, и в отверстие засунуты бумажки с названием. Консервы, конечно, не были расставлены по алфавиту, но стройность их рядов производила почти такой же эффект.

Содержимое холодильника говорило о том, что она старается есть здоровую пищу, но за весом особенно не следит. В морозильнике обнаружились две большие коробки с мороженым. Хотя мороженое могло предназначаться гостям.

Он порылся в ящике стола и обнаружил там список самых необходимых номеров телефонов, блокнот без всяких записей и несколько ручек, все черные. Ничего личного или важного.

Из кухни он прошел в гостиную. Такое впечатление, что смотришь на фотографию из каталога. Диванные подушки взбиты и аккуратно расставлены. Журналы сложены в стопки, края выровнены, как у карточной колоды. Пульт дистанционного управления телевизором лежал строго параллельно краю стола.

– Вот это да! – прошептал Вик, вспомнив, в каком состоянии он оставил свою халупу в Галвестоне. Утром, когда он уходил, его комната в мотеле выглядела так, будто по ней прошелся торнадо.

Спустившись по короткому коридору, он обнаружил маленькую комнату, которую, видимо, использовали как кабинет. Он очень надеялся, что уж там накопает чего-нибудь, что расскажет ему о хозяйке дома. Не тут-то было. На полках – медицинские книги, несколько атласов и путеводителей, романы, в основном серьезная литература, ничего такого, что могло бы угодить его невзыскательному вкусу.

На письменном столе два металлических ящика для почты: один – для открытой, второй – для еще не прочитанной. Он бегло просмотрел почту. В ящике стола он обнаружил стопку квитанций, разделенных помесячно. Он их внимательно просмотрел, но не нашел ни одной, свидетельствующей об уплате определенной суммы наемному убийце.

В первый раз удивился он в спальне. Он стоял на пороге и оценивающе оглядывал просторное помещение. В сравнении с другими комнатами, здесь было не прибрано. В этой комнате жил не хирург, а женщина.

Он рассчитывал, что кровать будет застелена с военной тщательностью, но ошибся и удивился своей ошибке: кровать была не застелена. Он прошел мимо к окну. Оттуда со второго этажа дома, стоящего наискосок от этого, его смогут увидеть Орен и Тинпен. Вик сделал непристойный жест.

Повернувшись, принялся рыться в ящиках. Белье аккуратно сложено, трусики в одном ящике, бюстгальтеры в другом, ниже. Она поделила все на две стопки – кокетливые и попроще.

Интересно, когда она открывает ящик, что определяет ее выбор? Время суток, день или вечер? На работу собралась или развлечься? Зависит выбор от настроения или наоборот?

Он порылся в белье, разыскивая всякие памятные вещи вроде писем или фотографий, которые помогли бы ему понять Ренни Ньютон. Может ли такая женщина иметь какое-то отношение к известному бандиту?

Поиски в ящиках не принесли никаких результатов. Ничего он не нашел и в стенном шкафу, и в коробках с обувью.

Он подошел к столику рядом с кроватью. Журнал по занятиям шейпингом был открыт на странице с описанием приемов снятия напряжения в спине и шее. Крышка на бутылочке с лосьоном для тела не была плотно завинчена. Вик взял бутылку и понюхал. Он не смог бы отличить один цветочный запах от другого, но на этикетке было написано: «Иланг-иланг», так что, вероятно, именно этим и пахло. Приятно, надо сказать.

Он взял радиотелефон и прижал к уху. Тон был ровным, что означало, что на автоответчике нет записей. Ему бы хотелось, раз он уже сюда попал, поставить «жучок», но Орен строго-настрого запретил ему это делать.

– Нам нужно разрешение суда, а ни один судья нам его не даст, пока у нас нет на то оснований.

– Мы могли бы многое узнать, прослушивая ее разговоры.

– Это незаконно. Вик рассмеялся.

– А лезть в дом без разрешения и взламывать замок законно? Мы даже ничего не сможем использовать, если я что и найду.

– Да, но это другое дело.

Вик разницы не видел, но Орен уперся. Что ж, это его шоу. Вик положил телефон на базу и открыл ящик столика. Там он нашел коробку с бумагой и конвертами. Все еще в целлофане, даже не распечатано. Лежал там также листок, вырванный из газеты. Он взял его и развернул.

Это был некролог. Элеанор Лой Ньютон. Дочь Ренни упомянута в качестве единственной родственницы. Он узнал название города на газетном колонтитуле: Далтон, Техас. Он сложил листок и положил его в ящик.

Тут он заметил маленький белый треугольник, едва видимый из-под коробки с почтовой бумагой. Он приподнял коробку. Там лежала маленькая карточка с единственной напечатанной строчкой: «Я от тебя без ума». Ни подписи, ни адреса, ни даты.

Невозможно догадаться, получила ли Ренни Ньютон эту карточку, или собиралась ее отправить, но в последний момент передумала? Получила ли она ее недавно вместе с подарком, или это память о давнем вздыхателе, любовнике, вчерашнем партнере на одну ночь? Карточка явно была для нее важна, иначе она не хранила бы ее в ящике вместе с некрологом матери.

Странно, но ничего криминального.

Он положил карточку точно на старое место и зашел в ванную комнату. Там он обнаружил мокрое полотенце, висящее рядом с трусами и майкой. Она в них спала? Все может быть. Его последняя подружка предпочитала удобную ночную одежду сексуальной. Лично он считал удобную одежду дьявольски соблазнительной.

Над ванной на полочке расставлены гели и ароматические соли. В ванной пахло цветами и женщиной. По стене тянулась проволочная подставка для душистой свечки, губки, бритвы и очков для чтения. Она любила понежиться в ванне. Но в одиночку. Для двоих там не было места.

Внутри ящичка над раковиной он обнаружил стакан, зубную щетку, тюбик пасты, завернутый снизу – он не знал ни одного человека, который бы так делал, – и мятное полоскание для рта. Еще разная косметика, ночные кремы, бутылочка с аспирином и лейкопластырь. Под раковиной – рулоны туалетной бумаги и коробка с прокладками.

Он вернулся в спальню и долго стоял, глядя на разобранную постель. Бледно-желтые простыни смяты, одеяло наполовину на кровати, наполовину на полу, Он, разумеется, может ошибаться, но Ренни Ньютон не только принимала ванну в одиночку, она и спала одна. По крайней мере, прошлой ночью.

– Чего так долго? – рассердился Орен, когда Вик присоединился к ним в комнате на втором этаже дома, откуда они вели наблюдение.

– Да, что ты там делал столько времени, примерял ее трусики?

Это высказался Тинпен, которого все звали Свинпеном, такая уж у него была внешность. Он отличался неряшливостью и, по мнению Вика, был потрясающе глуп.

– Да нет, Свинпен. Просто я на обратном пути задержался для минета. Твоя жена велела тебе купить хлеба, когда домой поедешь.

– Козел. Между прочим, мы сфотографировали тебя, когда ты нам палец показывал. Очень профессионально, Треджилл.

– Увы, опускаюсь до уровня людей, с которыми приходится работать.

– Я это фото помещу в свою галерею. – Тинпен показал на развешанные на стене наиболее откровенные фотографии Ренни Ньютон.

Вик бросил взгляд на фотографии, которыми так гордился Тинпен, схватил бутылку воды и отвинтил пробку. Выпил всю, не переводя дыхания.

– Ну? – спросил Орен. Вик сел и сбросил кроссовки.

– Коротко?

– Для начала.

– Аккуратна. Чересчур. Одержима чистотой.

Он описал кухню, гостиную, кабинет. Про спальню он сказал:

– Тут проще. Кровать не прибрана, но в остальном все на своих местах. Возможно, она сегодня очень торопилась в больницу. – Он перечислил все, что нашел в ящике столика около кровати.

– Карточка в конверте? – спросил Тинпен.

– Я же сказал, нет. Простая белая карточка. Маленькая. Одна напечатанная строчка.

– Она из Далтона, – подтвердил Орен, когда Вик рассказал про некролог в газете. – Выросла там. Ее отец был крупным бизнесменом и скотоводом. Общественный деятель. Она – единственный ребенок.

– Явно нет живых родственников. После смерти матери она осталась единственной наследницей. – «Наверное, поэтому, – подумал Вик, – она так и не распечатала коробку с почтовой бумагой. Кому ей писать?»

– Ты нашел что-нибудь, что бы говорило о ее связи с…

– С Лозадо? – спросил Вик, заканчивая вопрос за Орена. – Нет. Мне думается, у нее ни с кем нет никаких отношений. Ни одной фотографии в доме. Ни одного номера персонального телефона. Похоже, наша дама-хирург ведет очень уединенный образ жизни.

Он замолчал, но Орен жестом предложил ему высказаться поподробней.

– Абсолютно никакого признака мужского присутствия в доме. Никаких мужских шмоток ни в шкафу, ни в комоде. Бритва в ванной розовая. Одна зубная щетка. Никаких противозачаточных таблеток или презервативов. Она монахиня.

– Может, она лесбиянка, – вновь влез в разговор Тинпен.

– Может, ты у нас кретин, – огрызнулся Вик на это предположение.

Орен как-то странно посмотрел на него, затем повернулся к Тинпену:

– Почему бы тебе сегодня не уйти пораньше?

– Второй раз просить не требуется. – Тинпен встал, подтянул слегка сползшие штаны цвета хаки, зло посмотрел на Вика и проворчал:

– Чего ты злишься?

– Не забудь хлеб купить.

– А пошел ты.

– Тинпен! – Орен осуждающе взглянул на него. – Чтоб завтра был здесь в семь.

Тинпен еще раз злобно взглянул на Вика и потопал вниз по лестнице. И Вик и Орен молчали, пока не услышали звук захлопнувшейся двери. Только тогда Орен спросил:

– В самом деле, чего ты злишься?

– Мне надо в душ.

Вик не ответил на вопрос, но Орен не стал настаивать.

– Ты знаешь, где он находится, – сказал он коротко, и все.

В ванной комнате не было самых необходимых вещей. Полотенца, которые они принесли с собой, не оправдывали своего названия. Маленькие, дешевые, воду не впитывают. Вик взял мыло из номера мотеля. Горячей воды не было. Но его ванная комната в Галвестоне тоже оставляла желать лучшего. Он уже привык к ненадежному водонагревателю и почти перестал замечать отсутствие удобств.

Этот пустой дом был идеальным местом для наблюдения за Ренни Ньютон, поскольку из него был прекрасно виден задний двор и подъезд к гаражу. Дом в настоящий момент перестраивался, но между подрядчиком и владельцем возник спор, который они никак не могли разрешить мирным путем.

Полицейское управление попросило у обоих согласия на использование дома, и оба согласились за небольшое вознаграждение. То, что дом находился в процессе перестройки, позволяло полицейским приходить туда в одежде рабочих или торговцев и приносить оборудование и припасы, не вызывая нежелательного внимания со стороны соседей, которые уже привыкли к постоянным строительным работам в своем районе.

Вик вышел из ванной и принялся рыться в сумке, разыскивая чистую одежду. Надел джинсы и сувенирную футболку, которую он получил на концерте «Иглз» в Остине в прошлом году. Мокрые волосы он пригладил ладонями.

Орен занял пост Тинпена у окна. Он через плечо критически оглядел Вика.

– Странная одежонка для копа.

– А я и не коп. Орен хмыкнул:

– Полагаю, пиво против правил.

– Тинпен нас продаст. Там в морозильнике кока-кола.

Вик взял бутылку, открыл крышку и отпил большой глоток.

– Хочешь?

– Нет, спасибо.

Вик швырнул кроссовки в сторону сумки и уселся в кресло. Отпил еще глоток. Орен внимательно наблюдал за каждым его движением. Наконец Вик не выдержал:

– В чем дело?

– Что ты нашел в ее доме?

– Я же рассказал. – Все?

Вик развел руками и с самым невинным видом пожал плечами:

– Почему я стану что-то от тебя скрывать?

– Из-за твоего члена.

– Прости, не понял.

– Для хирурга эта женщина довольно симпатичная.

Вик рассмеялся, потом сказал:

– Согласен. Ну и что?

Орен многозначительно взглянул на него.

– Неужели ты в самом деле считаешь… – Вик призадумался, покачал головой и отвернулся. Потом сказал, глядя ему в глаза: – Слушай, если она в паре с Лозадо, я к ней не приближусь, будь она хоть гребаной Еленой из этой проклятой Трои. Течной Еленой. Я хочу прищучить этого мерзавца, Орен. Ты знаешь, как я этого хочу. Я сделаю все возможное, ни перед чем не остановлюсь, чтобы достать его.

Орен, далеко не убежденный, мягко сказал:

– И это может быть второй причиной, почему ты способен скрыть от меня информацию.

– Не понял.

– Не превращай это дело в личную вендетту, Вик.

– Интересно, кто к кому в дверь стучался? Орен повысил голос:

– Я позвал тебя, потому что нуждался в хорошем парне. С твоими инстинктами. И еще я считал, что ты должен в этом участвовать после того, что произошло между тобой и Лозадо. Не заставляй меня жалеть о том, что я тебя позвал. – Он сурово взглянул на Вика, и Вик первым отвел взгляд.

Орен всегда играл по правилам. Вику правила мешали, и он редко им подчинялся. Именно из-за этого приятели часто ссорились. И, кстати, именно это больше всего нравилось им друг в друге. Хотя Орен часто порицал Вика за пренебрежение к инструкциям, он восхищался его настойчивостью. Вик восставал против правил, но уважал Орена за то, что он их придерживается.

Орен вернулся к окну, чтобы продолжить наблюдение за домом Ренни Ньютон. После небольшой паузы Вик сказал:

– Мне одна вещь показалась странной. В стенном шкафу куча синих джинсов. Не дизайнерское дерьмо. Поношенные, вроде моих. – Он хлопнул ладонью по своим много раз стиранным джинсам. – Три пары ковбойских сапог. Не ожидал.

– Она ездит верхом.

– На лошадях?

– Это было в ее биографии. В «Стар телегрэм» на нее обширное досье. Я попросил, чтобы они прислали мне копии всех материалов. Доктор Ньютон неоднократно попадала в газеты. Благотворительность. Общественные поручения. Врачи без границ.

– А это еще что?

На столе лежал крафтовый конверт. Орен взял его и бросил Вику на колени:

– Сам посмотри. Грейс ждет меня к ужину.

Он встал, потянулся, взял папку с чертежами, которые носил с собой в качестве прикрытия, и направился к двери.

– Мы вчера видео не досмотрели. Оно здесь, если вздумаешь взглянуть. Но пусть это не отвлекает тебя от наблюдения за домом.

– Я бы хотел досмотреть. Может, что и бросится в глаза.

Орен кивнул.

– Я оставлю тебе свой пейджер. Позвони, если случится что-то из ряда вон выходящее.

– Вроде появления Лозадо?

– Ну да, вроде того. Я смогу быть здесь через десять минут. Увидимся утром.

– Здесь есть что пожрать?

– Бутерброды в холодильнике.

Ступеньки заскрипели под весом Орена. Он ушел, и дом затих, только иногда постанывало старое дерево. В пустой комнате пахло опилками, оставшимися после незаконченного ремонта. Большинству людей это место показалось бы не подходящим для ночевки, но Вику было безразлично. Больше того, он сам напросился на ночную смену. Орену нужно побыть с семьей. Тинпену тоже. Хотя Вик и шутил, что миссис Тинпен наверняка предпочитает, чтобы мужа подольше не было дома.

Он взял бинокль и вгляделся в дом Ренни Ньютон. Она еще не вернулась. Он воспользовался этим обстоятельством и слазил в маленький холодильник, где обнаружил два завернутых в фольгу бутерброда. Один с тунцом, другой с индейкой и сыром. Он выбрал индейку и отнес бутерброд на стол около окна. Затем вставил кассету в видеомагнитофон и уселся перед экраном, пережевывая бутерброд.

Воспроизведение началось с того места, где накануне Орен нажал на кнопку «стоп». Орен сказал с экрана:

– Доктор Ньютон, вы были недавно членом жюри, которое оправдало убийцу, мистера Лозадо?

Ее адвокат наклонился вперед:

– Какое это имеет отношение к нашему делу?

– Я объясню немного погодя.

– Уж будьте так добры. Доктора Ньютон ждут ее пациенты.

– Может статься, другому хирургу придется заменить ее.

– Вы что, угрожаете мне задержанием? – спросила Ренни Ньютон.

Орен уклонился от прямого ответа.

– Чем быстрее вы ответите на мои вопросы, доктор Ньютон, тем скорее освободитесь.

Она вздохнула так, будто все ей ужасно надоело.

– Да, я была членом жюри, которое оправдало мистера Лозадо. Вы наверняка об этом знаете, иначе бы не задали такого вопроса.

– Совершенно верно. Скажу больше, я опросил остальных одиннадцать членов жюри.

– Зачем?

– Любопытство.

– По какому поводу?

– Мне показалось, что убийство доктора Хоуэлла похоже на заказное. И, по сути дела, у него был только один враг. Вы.

Она воскликнула, пораженная этим заявлением:

– Мы с Ли никогда не были врагами! Мы были коллегами. И друзьями.

– Которые постоянно ссорились.

– Да, у нас были разногласия. Но вряд ли…

– Вы были его коллегой и другом, который только что выпустил на улицы наемного убийцу.

– Преступления мистера Лозадо не доказаны, – вмешался адвокат. – И ваши домыслы не имеют никакого отношения к убийству доктора Хоуэлла. Доктор Ньютон, я настаиваю, чтобы вы больше ничего не говорили.

Вик прокрутил кусок, где Орен доказывал адвокату, что в интересах его клиентки ответить на все вопросы. Насчет помощи следствию и так далее. Вик знал все это наизусть. Сам тысячу раз пользовался таким приемом.

Он вновь запустил пленку, как раз когда Орен сказал:

– Как сказали мне остальные члены жюри, вы были за оправдательный приговор с самого начала.

– Это неверно, – с удивительным спокойствием заявила она. – Я не была за оправдание. Я полагала, что мистер Лозадо, скорее всего, виновен. Но прокурор не сумел избавить меня от всех сомнений. Из-за этого я не могла с чистой совестью поддержать обвинительное заключение.

– Значит, это чистая совесть побудила вас убедить других членов жюри голосовать за оправдание?

Она резко втянула воздух и медленно выдохнула.

– Мой долг, как старосты, был убедиться, что рассмотрены все обстоятельства. Преступление было ужасным, но я постаралась убедить других членов жюри не руководствоваться эмоциями, которые могут помешать им следовать закону, каким бы несовершенным он ни был. После двух дней размышлений каждый член жюри проголосовал так, как велела ему совесть.

– Я думаю, вы получили исчерпывающий ответ на ваш вопрос. – Адвокат снова встал. – Надеюсь, инспектор Уэсли, у вас больше не найдется не относящейся к делу темы, о которой вы хотели бы поболтать?

Орен согласился, что на данный момент у него больше нет вопросов, и выключил камеру.

Перематывая пленку, Вик припоминал, о чем они с Ореном говорили накануне.

– Создалось впечатление, что во время процесса Лозадо установил с ней… какую-то связь, – сказал ему Орен.

– Связь?

– Многие это заметили. Я спросил судебного пристава, был ли член жюри, на которого особо давил Лозадо, и он тут же спросил: «Вы имеете в виду старосту?» Сам сказал, я даже не упоминал о докторе Ньютон. Он сказал, наш парень пялился на нее постоянно. Все заметили.

– Это не означает, что она отвечала ему тем же. Орен небрежно пожал плечами, выразив таким образом довольно много.