32

– Вон он. Узнаешь?

Вик заглянул в комнату для допросов:

– Никогда его раньше не видел.

– Я тоже, – сказал Орен. – До вчерашнего дня. Он заявился, чтобы передать нам информацию о Рикки Рое Лозадо.

– У меня полно информации о Рикки Рое Лозадо. У моей тетки Бетси полно информации о 'Рикки Рое Лозадо. Что касается Лозадо, «информации» навалом и давно. Беда в том, что вся она бесполезна.

– Утихни, – попросил Орен. – Я знаю, ты расстроен из-за лошадей доктора Ньютон.

– Еще бы, черт побери.

– Никто не мог предсказать, что он так поступит.

– Почему никто не следил за ее домом?

– Это же не наш город, даже не наше графство.

– Только не надо мне этого дерьма насчет юрисдикции, Орен. Ты же послал копов к моему дому в Галвестоне.

Орен устало провел рукой по лицу:

– Ладно, согласен, не досмотрел. Как там доктор Ньютон?

– Она настояла на возвращении на работу сегодня. Сказала, что так быстрее придет в себя. Я завез ее в больницу, потом приехал сюда.

– Гмм.

Вик внимательно посмотрел на него:

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Ладно, тогда давай послушаем, что этот козел расскажет.

Орен схватил его за руку:

– Подожди. Не врывайся в комнату, пока у тебя пар идет из ушей.

– Я спокоен.

– Ничего подобного, Вик.

Все в убойном отделе полицейского управления Форт-Уэрта знали, что сегодня утром среди них Вик Треджилл. Все, по крайней мере детективы криминального отдела, знали, что план Орена Уэсли заманить Лозадо в Галвестон провалился. Пока Треджилл и та докторша разыгрывали из себя влюбленных на пляже, Лозадо прикончил всех ее великолепных лошадей. Вот почему сегодня Уэсли весь в дерьме, и ошметки долетели и до Треджилла.

Вик чувствовал, что привлекает всеобщее внимание. Если бы сзади на его рубашке было написано неприличное слово, он и тогда не чувствовал бы себя более заметным. Ему нелегко было войти в управление, не говоря уже о комнате для допросов. Он одновременно чувствовал себя и дома, и весьма неловко.

Он многих знал. Некоторые заговаривали с ним и даже жали руку, как будто и в самом деле были рады его видеть. Другие смотрели на него косо, здоровались сквозь зубы. Вик их понимал. Как в любом бюрократическом учреждении, в полицейском управлении была своя политика. Дружеское приветствие офицера, находящегося в отпуске на неопределенный срок, могло быть неверно понято теми, кто распоряжался повышениями.

Вик настолько остро все это переживал, что ему стало казаться, будто, заслышав их громкие голоса, все прекратили заниматься своими делами и с неподдельным интересом принялись наблюдать за сценой, разыгрывающейся между бывшими напарниками.

Вик оттолкнул руку Орена:

– Я же сказал, что спокоен.

– Я просто не хочу…

– Мы идем туда или нет?

Орен взглянул через плечо на внимательную аудиторию и жестом пригласил Вика войти. Плакса Сойер сидел в дальнем конце маленького стола. Он тряс ногами, коленки подскакивали вверх, потом опускались вниз с ритмичностью иглы швейной машинки. Еще он энергично грыз ноготь.

Увидев Вика, он побледнел, что было весьма примечательно, если учесть, что обычный мучнистый цвет его лица заставлял вспомнить о брюшке гусеницы.

– Что он здесь делает?

– Ты знаком с мистером Треджиллом? – любезно поинтересовался Орен.

Глаза хлюпика перебегали с Вика на Орена и обратно.

– Я узнал его по фотографиям в газете.

– Превосходно. Тогда вас незачем представлять друг другу. – Орен сел на стул рядом с Плаксой.

Вик выдвинул стул на дальнем конце стола, уселся верхом лицом к спинке и уставился на коротышку.

– Значит, ты тот кусок дерьма, который занимается поиском данных для Лозадо?

Казалось, Плакса стал еще меньше. Он взглянул на Орена:

– Зачем он здесь?

– Он здесь, потому что я его пригласил. Плакса с трудом сглотнул. Поерзал на стуле.

– Я… тут подумал. Глупо с моей стороны сидеть здесь и разговаривать с вами без адвоката.

– Если подумать, то ты прав, – заметил Орен. – Наверное, тебе стоит найти себе адвоката. Когда найдешь, позвони нам. – Он сделал движение, чтобы встать.

– Подождите, подождите! – Плакса заерзал на стуле. – Если я найму адвоката, сделка будет действительной?

Вик едва не свалился со стула.

– Сделка? – Он взглянул на Орена. – Ты заключил сделку с этим козлом?

– Вик, вспомни, тебя сюда пригласили лишь потому, что ты пообещал не вмешиваться.

– А ты пообещал, что этот урод приведет нас к Лозадо.

– Я и сейчас так думаю. Но не без…

– Сделки, – в ярости перебил Вик. – И что ты ему пообещал?

– Не преследовать его по закону. Вик вполголоса выругался:

– Чушь собачья. Вот что это такое.

– А ты что предлагаешь?

Вик презрительно оглядел Плаксу.

– Он немного великоват, в футбол им не поиграешь. Давай сунем его в кукурузную кашу и запечем в духовке.

На лице Плаксы выступил пот. Он дико посмотрел на Орена.

– Он псих! Все так говорят. Лозадо так говорит. Лозадо говорит, что у него крыша поехала после того, как умер его брат, – заверещал он.

Одним молниеносным движением Вик перелетел через стол. Он поднял Плаксу со стула, ухватив за тощую шею, с силой швырнул и прижал к стенке. Коротышка запищал, как мышь в мышеловке.

– Мой брат не умер.

– Вик, ты что, с ума сошел? Сейчас же отпусти его!

– Он был убит, мерзкий ты ублюдок.

– Вик, я тебя предупреждаю.

– Убит твоим приятелем Лозадо.

Лицо Плаксы стало свекольного цвета. Ноги болтались, не доставая до пола. Он устремил выпученные от ужаса глаза на Орена. Детектив схватил Вика за руку, пытаясь оторвать его пальцы от шеи Плаксы.

– Вик, ты его убьешь. Отпусти, – сказал он, цедя слова сквозь зубы. У Плаксы глаза уже вылезли из орбит. Орен локтем засадил Вику под ребра.

Вик резко выдохнул и сразу же отпустил Плаксу, который упал на пол. Вик согнулся пополам, отчаянно матерясь и держась за правый бок.

Орен тяжело дышал:

– Извини, но будь ты проклят, почему же ты никак ничему не научишься?

Плакса скрючился на полу и тихонько скулил, но они не обращали на него внимания, они были заняты друг другом.

Вик выпрямился, морщась от боли:

– Только посмей сделать это еще раз, я…

– Заткнись и слушай, Вик. В порядке исключения. Слушай. – Орен несколько раз глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки. – У тебя до сих пор проблемы с контролем над собой.

Вик расхохотался. Орен постарался его перекричать:

– Неужели твой гнев настолько ослепил тебя, что ты повторяешь уже раз сделанную ошибку? Хочешь, чтобы Лозадо опять ушел от преследования?

Тинпен открыл дверь и осторожно заглянул:

– Здесь все в норме?

– Не твоего ума дело, черт побери! – заорал Вик. Орен сказал, что все в порядке.

– Что это с ним? – Детектив смотрел на Плаксу, который все еще корчился на полу, скуля и вытирая нос рукавом.

– Ничего.

Тинпен с сомнением пожал плечами и ретировался, прикрыв за собой дверь.

Вик продолжил, будто их никто не прерывал:

– Я вспыльчив. Признаю. А вот ты отказываешься признаться, Орен, что, когда речь заходит о Лозадо, ты забываешь, что у тебя есть яйца.

– Кстати, о яйцах. Твои наверняка уже посинели.

Глаза Вика метали искры. Руки сжались в кулаки.

– На что ты намекаешь?

– Ни на что.

– Как же. Нам уже давно не до намеков. Почему бы тебе не выложить напрямую, что ты имеешь в виду?

– Ладно. Ты трахаешься с подозреваемой.

– Если ты подразумеваешь Ренни Ньютон, то да. И с наслаждением. Но она не подозреваемая.

– Я еще не вычеркнул ее из списка подозреваемых в убийстве доктора Ли Хоуэлла. Ты об этом забыл?

– Его убил Лозадо.

– Но она могла его нанять.

– Ничего подобного.

– Она хоть рассказала тебе о карточке, которую хранила в своем ящике?

– Карточке? Я сам ее нашел, ты что, забыл?

– Она была приложена к розам, которые ей подарил Лозадо.

Вик широко развел руками и пожал плечами:

– К чему ты ведешь?

– Любопытно, и все. Когда она обнаружила, что розы прислал Лозадо, она почему-то не разорвала карточку. Уничтожила бы ее вместе с цветами. Выбросила бы.

– Она ее сохранила в качестве улики.

– Или на память. Видишь ли, после того как я отказался принять ее как улику, доктор Ньютон забрала карточку. Насколько мне известно, она все еще у нее.

Вик немного подумал, потом энергично потряс головой:

– Она презирает Лозадо. Он ей противен.

– Ну да, так она говорит. Скажи мне, Вик, ты начал ей верить до или после того, как она тебя от души оттрахала?

Вик сделал шаг вперед.

– Я уже однажды тебя предупреждал, Орен. Теперь говорю в последний раз. Если ты хочешь считать меня другом, если ты хочешь помнить о моем брате, как о друге, ты никогда больше не позволишь себе подобных замечаний о Ренни Ньютон. Никогда. Но Орен не отступил.

– Забавно, что ты вспомнил Джо. Потому что, будь он здесь, он сказал бы тебе то же самое. Он бы обязательно сказал, что ты переступил границу. Ты не можешь быть одновременно копом и любовником подозреваемой.

– Она не подозреваемая, – громко повторил Вик. – Она жертва.

– Уверен? Похоже, ты забыл, что она застрелила человека.

– Ничего подобного.

– Как? – воскликнул Орен.

– Она не убивала Раймонда Кольера. Его убил ее отец. Она взяла вину на себя.

– Зачем?

– Потому что так велел Т. Дэн. Орен расхохотался.

– И ты поверил? – Он снова засмеялся. – Она поведала тебе эту сентиментальную историю, которую никто не может подтвердить, и ты ей поверил?

– Именно так.

– Угу. И когда все это рассказывала, не делала ли она тебе, случайно, минет?

Вик набросился на Орена, и оба свалились на пол. Плакса завизжал. Вик несколько раз ударил Орена, но не в полную силу. Он не мог развернуться, потому что из них двоих Орен был тяжелее и сильнее. И дрался он без оглядки на рану Вика.

Когда Орен немного утихомирил Вика, он поднялся на колени, вынул из кобуры свой служебный пистолет и направил его на Вика. У того глаза жгло от слез, боль была дикая, но разглядеть дуло пистолета Орена он смог.

Услышав шум, несколько полицейских в гражданской одежде влетели в комнату.

– Назад! – крикнул Орен. – Все под контролем.

– Что случилось?

– Небольшие разногласия. Ничего не выносить за двери, ясно? – Когда никто не отозвался, он повторил: – Ясно?

Послышалось согласное бормотание. Орен махнул пистолетом:

– Поднимайся, Вик.

– Глазам своим не верю. Ты наставил на меня эту проклятую пушку!

– Шевелись. Вставай. Может, тебе есть смысл немного посидеть в кутузке. – Он взглянул на дверь. – Тинпен, у тебя там нет под рукой наручников?

– Ну, гад, ты зарвался, – прорычал Вик.

Он вскочил на ноги и бросился головой вперед на Орена. Услышал за его спиной шаги и понял, что другие полицейские бросились Орену на помощь. Но на стороне Вика была инерция, и ему удалось прижать Орена к стене. Он локтем пережал ему горло, а другой рукой пытался отнять у него пистолет.

– Возьми назад все, что ты сказал о Ренни. Орен боролся изо всех сил.

Полицейские пытались оторвать от него Вика, но его переполнял адреналин.

– Возьми назад! – снова закричал он. Его крик эхом отозвался в маленькой комнате.

Но он был далеко не таким громким, как выстрел, который оглушил его.

33

Плакса снова обмочил штаны. Такого унижения ему не пережить. Школьный кошмар снова вернулся. С одной только разницей – сегодня никто не заметил темного пятна на его брюках.

После выстрела все вообще пошло кувырком, и именно поэтому Плаксе удалось сбежать. Иногда хорошо быть маленьким и незаметным. После выстрела о нем вообще все забыли.

Когда он увидел, что из комнаты можно выскользнуть, он этой возможностью воспользовался. Он побежал на пожарную лестницу, решив не рисковать и не приближаться к лифту. Только когда он выбежал из здания, он и сообразил, что обмочился.

О чем он думал, когда решил поехать в Форт-Уэрт? У Далласа была достаточно красочная репутация, но Форт-Уэрт мог дать ему сто очков вперед. Его жители считали, что все еще живут на диком Диком Западе. Тринадцать лет в средней школе показались Плаксе каторгой. И он должен был быть умнее и не лезть сюда снова.

По дороге домой Плакса все время ожидал, когда появится посланная за ним шеренга полицейских машин с включенными сиренами. Путь в тридцать две мили показался ему невероятно длинным.

Но у полицейского управления Форт-Уэрта явно были дела поважнее, чем ловить ускользнувшего свидетеля, сообразившего, что он не то делает. Истекающий кровью коп был для них куда важнее, тем более что подстрелил его другой коп. Возможно, никто в той комнате даже и не вспомнил, что Плакса Сойер стал свидетелем этой стрельбы.

Но все равно рисковать он не хотел. Пора переезжать. Он сразу примется подыскивать квартиру. Все, что ему нужно, это место для дивана, кровати и телевизора и достаточно электричества для работы его компьютерной системы. Когда он переедет, он никому не оставит своего нового адреса.

А пока неплохо было бы отдохнуть в Мексике, например в Акапулько. Он поедет в аэропорт и будет рыскать по терминалам, пока не отыщет рейс, который унесет его в такое место, где его ждет покой и где можно пересидеть.

Трясущимися руками Плакса открыл входную дверь. Бросил ключи на стол и бегом рванул в спальню. Вытащил из-под кровати чемодан, покрытый толстым слоем пыли, поставил его на кровать, открыл крышку и повернулся к маленькому стенному шкафу. И в ужасе закричал.

– Привет, Плакса. – Лозадо стоял, прислонившись к противоположной стене, скрестив руки на груди. Он выглядел абсолютно спокойным. И невероятно опасным. Заметив мокрое пятно на штанах Плаксы, он спросил:

– Я тебя напугал?

– П-привет, Лозадо. Как дела? Я как раз хотел…

– Собрать вещи. – Лозадо показал на чемодан. – Куда-нибудь собрался, Плакса? Но ведь ты уже кое-где побывал, так?

– Побывал? Нет. – Он очень старался, чтобы Лозадо не заметил, как стучат его зубы.

– Я звонил тебе полтора дня.

– А, я был… Телефон сломался.

Лозадо спокойно опустил руки и подошел к шаткому столику у кровати, где стоял телефон. Снял трубку и услышал громкий гудок.

Плакса громко сглотнул слюну:

– Это надо же. Верно, наладили. Лозадо положил трубку.

– Я уже начал о тебе беспокоиться, Плакса. Ты ведь редко покидаешь эту свою берлогу. Так где ты был?

Плаксе пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в лицо Лозадо. То, что он там увидел, ему не понравилось.

– Извини, я отлучался. Я тебе зачем-то нужен? Лозадо провел пальцем по лбу Плаксы.

– Ты здорово потеешь.

– Слушай, если тебе что-то от меня надо, я сделаю все бесплатно. Потому что меня не было, когда я был нужен…

– Ты обоссал свои штаны, Плакса. Что тебя так напугало?

Лозадо достал из кармана нож с выкидным лезвием.

Щелчок, и лезвие оказалось у самого лица Плаксы. Коротышка заскулил от ужаса.

– Лучше расскажи мне, что тебя так напугало. – Лозадо принялся чистить лезвием ногти. – Мне будет неприятно узнать об этом от кого-нибудь другого.

– Эт-тот Треджилл…

– Что такое?

– Он пристрелил этого, как там его зовут. Черного. Уэсли.

Глаза Лозадо недоверчиво сузились.

Плакса затряс головой, болтающейся на тощей шее.

– Правда. Он в него выстрелил. Я видел. Я там был. – Где?

– В полицейском участке в Форт-Уэрте. В том, большом, что в центре города. Они привезли меня туда для допроса, – соврал он. – Но не волнуйся. Я ничего им не сказал. Честно, Лозадо. Они пытались и так, и эдак заставить меня говорить, но…

– Проехали. Поподробнее насчет того, что Треджилл пристрелил Уэсли. Я тебе не верю.

– Клянусь, – сказал Плакса, чей голос стал еще визгливее. – Сначала он напал на меня. Почти задушил, да и задушил бы, если бы Уэсли его не оттащил. Потом они поссорились насчет той докторши. Он передал ссору почти слово в слово.

– Уэсли сказал кое-что про нее, а Треджиллу не понравилось. Он и напал на Уэсли. Уэсли вытащил пушку и пригрозил посадить Треджилла, чтобы тот остыл. Треджилл же продолжал разоряться и снова напал на Уэсли. Вот когда они дрались, пистолет и выстрелил. Отовсюду сбежались полицейские. Уэсли был весь в крови. Треджилл совсем спятил, начал вопить: «Нет, господи, нет!» – Плакса замолчал и поправил сползающие очки.

– Не думаю, что Треджилл хотел его застрелить. Просто несчастный случай. Но другие копы слышали, как они до выстрела ругались, вот и пришли к выводу, что он это сделал умышленно. А Треджилл будто с ума сошел. Потребовалось несколько человек, чтобы надеть на него наручники и увести оттуда.

– Уэсли мертв?

– Не знаю. Я улизнул до приезда «Скорой помощи». Кто-то засунул в рану платок, кровищи было уйма. Говорили, что пуля попала в живот.

Лозадо немного отступил, и Плакса слегка расслабился, больше не ощущая лезвия ножа у горла. Но взгляд Лозадо все еще заставлял его потовые железы работать на полную мощность.

– Стрельба в полицейском управлении! Сенсационные новости, Плакса. Как так вышло, что я ничего не слышал?

– Они все время повторяли: «Только чтобы никто не узнал. Это внутреннее дело управления». Они не хотели огласки. Коп стреляет в копа. Понятно, им не хочется, чтобы люди об этом узнали. В больнице они наверняка сказали, что пистолет Уэсли случайно выстрелил, когда он его чистил. Или еще что.

Плакса нервно сжал руки. Он боялся не попасть на свой рейс в Мексику.

– Ты мастурбируешь?

– Что?

Плакса и моргнуть не успел, как его гениталии оказались подвешенными на лезвии ножа Лозадо.

– Ты…

– О чем ты говоришь? – взвизгнул Плакса.

– Возможно, они тебе на предмет секса и не нужны, но тебе придется впредь писать, как женщине, если ты не скажешь мне, что ты делал в комнате для допросов с Уэсли и Треджиллом.

Плакса стоял на цыпочках, стараясь сохранить равновесие. Если он покачнется, то станет евнухом, и ему придется проститься с мечтами о прелестной сеньорите.

– Я боялся попасть в беду.

– И ты все обо мне выболтал.

– Нет, клянусь. Бог свидетель.

– Нет никакого бога. – Лозадо поднял лезвие на сантиметр, и Плакса взвизгнул. – Есть только Лозадо и законы физики, одним из которых является закон земного тяготения. Если я отрежу тебе яйца, Плакса, они упадут на землю.

– Я пошел, чтобы узнать, какую сделку я могу заключить, – зарыдал Плакса. – Понимаешь, на тот случай, если они когда-нибудь свяжут меня с тобой. Но тут Уэсли совсем разошелся насчет твоего звонка доктору Ньютон. Они ведь думали, что ты в Галвестоне.

– Я там был.

– Потом ему сообщили, что ее лошадей кто-то пристрелил. Это много миль от Галвестона. Они все окончательно запутались. Короче, Уэсли сунул меня в камеру предварительного заключения и забыл обо мне. До сегодняшнего утра. Пустил меня в душ. Дал позавтракать. Посадил в ту комнату и велел ждать. Вернулся он вместе с Треджиллом. Я сказал, что передумал, что мне нужен адвокат. Остальное ты уже знаешь. Клянусь, я им ничего не рассказал. – Он плакал, как маленький ребенок, но ничего не мог с собой поделать.

Лозадо убрал нож.

– Я не убиваю тебя по единственной причине: я не знаю, как уничтожить твои компьютеры так, чтобы не сомневаться, что в них не сохранилось никаких данных.

Плакса вытер ладонью нос: – Что?

– Принимайся задело, Плакса, – ласково сказал Лозадо.

– Ты хочешь, чтобы я уничтожил мои компьютеры?

Лозадо с таким же успехом мог велеть матери задушить ее собственного ребенка. Плакса собирался немного отдохнуть от компьютеров, но о том, чтобы их уничтожить, он и помыслить не мог.

Рука Лозадо почти не шевельнулась, но Плакса внезапно почувствовал, как что-то потянуло за его ширинку, и ощутил легкий сквозняк. Он посмотрел вниз и увидел, что его штаны распороты от паха до пояса. Нож зловеще поблескивает под его гениталиями.

– Принимайся за работу, Плакса, или лишишься крайней плоти и не только.

Когда Ренни вышла из лифта на первом этаже больницы, кто-то позвал ее по имени.

С улицы через крутящиеся двери входила Грейс Уэсли. Ренни попыталась задержать лифт для нее, но двери закрылись и он начал подниматься.

Грейс бросилась к ней:

– Ради бога, только не говорите мне, что он умер.

– Нет, нет, он не умер. – Колени Грейс подогнулись, и она упала бы, не поддержи ее Ренни. – Детектив Уэсли все еще в критическом состоянии, но они думают, он выкарабкается.

Грейс закрыла рот ладонью, чтобы подавить рыдание.

– Слава богу, слава богу! Вы уверены?

– Я только что говорила с ними. Его как раз вывозили из операционной.

Грейс вытерла глаза салфеткой:

– Я так боялась, что не успею, и он… – Она даже не смогла высказать вслух эту ужасную мысль.

Ренни взяла ее руку и крепко сжала.

– Я слышала, вы уезжали в Теннесси повидать дочерей.

– Полицейский из Нашвилла встретил меня и все рассказал. Я даже из аэропорта не уезжала. Следующим же рейсом вернулась сюда. Начальник Орена меня встретил и привез в больницу. – Она помолчала. – Вы сказали «они», вы говорили с «ними»?

– Что?

– Вы сказали, «они» думают, что Орен сумеет выкарабкаться.

– Я имела в виду бригаду хирургов.

– Я думала, что вы…

– Мне даже посмотреть не разрешили, а уж оперировать тем более. Если учесть обстоятельства, и в самом деле было бы неловко. Но его обслуживали великолепные хирурги.

– Я бы попросила, чтобы его оперировали вы.

– Спасибо за доверие. – Ренни растрогалась до слез, отвернулась и снова нажала кнопку вызова лифта.

– Это правда, Ренни? Это сделал Вик? Она печально склонила голову и кивнула.

– Мне так и сказали, – промолвила Грейс, – но я решила, это какая-то ошибка. Не могу поверить.

– Я тоже. Это… вне моего понимания. Что могло его до этого довести? Им вместе довелось через такое пройти, они ведь были настоящими друзьями. Вик глубоко уважает вашего мужа. – Все еще не поднимая головы, Ренни добавила: – Детектив Уэсли в реанимации, а Вик в тюрьме.

– Он вас любит, – сказала вдруг Грейс. Ренни быстро подняла голову.

– Правда. – Грейс не сводила взгляда с удивленной Ренни, пока не открылись двери лифта. – Мне над идти.

– Да, разумеется.

Грейс быстро вошла в лифт. Ренни подождала, когда закроются двери, повернулась и направилась к выходу. От вчерашнего дождя, столь необычного для этого времени года, не осталось и следа. На стоянке для машин было нестерпимо жарко. Теперь она уже никогда не сможет появляться там, не вспоминая о Ли Хоуэлле. Ведь вся эта трагическая цепь событий началась в тот момент, когда она зачитала решение жюри:

– Мы считаем обвиняемого невиновным.

Когда она подъехала к дому, света нигде не было. Как обычно, Ренни загнала джип в гараж и вошла через кухонную дверь. Направилась прямиком к холодильнику и достала бутылку воды. Выпила ее целиком, стоя у раковины.

Она прошла через гостиную, потом по коридору направилась в спальню. Зажгла настольную лампу и разделась. Оставшись в одном белье, направилась в ванную комнату и открыла краны. Выбрала душистый гель и, не торопясь, приняла душ.

Завернувшись в самый любимый и самый удобный халат, вернулась на кухню и налила себе бокал вина. Направилась с ним в гостиную и села в угол дивана.

Она потягивала вино и вспоминала о той ночи, когда она здесь заснула. Ее разбудил телефонный звонок из больницы. Необходимо было прооперировать пациента с колотой раной.

Вик. Она принесла ему одни несчастья. И Уэсли тоже. Ему и всей его семье. А теперь… О господи, что же теперь?

Она сидела так долго, откинув голову и закрыв глаза. Такой он ее и застал.

Или, вернее, так она сидела, когда открыла глаза, повернулась и сказала:

– Привет, Лозадо. – Он стоял за диваном совсем близко и смотрел на нее. – Я тебя ждала.

Он самодовольно улыбнулся.

– В самом деле, Ренни?

От его голоса, произнесшего ее имя, и его змеиной улыбки ее чуть не вырвало. Она поставила бокал на журнальный столик, встала, обошла диван и остановилась перед ним.

– Я знала, что ты придешь, когда узнаешь, что случилось с Ореном Уэсли.

– Твой дружок не умеет держать себя в руках. Очень плохая черта характера. А Уэсли? – Он пожал плечами. – Его проблема в том, что он не умеет выбирать себе друзей.

– Как ты узнал? В новостях об этом ничего не было. Все держалось в строгой тайне. Только несколько человек из персонала знали, кто такой Уэсли и что с ним. У тебя наверняка есть информатор в полицейском управлении Форт-Уэрта. Кто тебе сказал?

– Маленькая пташка на хвосте принесла, – прошептал он. – Трусливая маленькая пташка. Я ей даже сначала не поверил, но вскоре убедился, что, увы, так оно и есть.

Он протянул руку и пальцем коснулся пряди волос, лежащей на груди Ренни. Она усилием воли заставила себя не отшатнуться, но он, очевидно, ощутил ее отвращение, потому что снова улыбнулся той самой улыбкой:

– Ты сегодня прелестно выглядишь.

– Вовсе я не выгляжу прелестно. Я устала. Вымоталась.

– Очевидно, поездка оказалась утомительной.

– Как ты это сделал?

– Что именно, моя дорогая?

– Как ты добрался из Галвестона до моего ранчо до рассвета?

– Я же уже говорил тебе, Ренни, я не раскрываю секреты своей профессии. Если бы я это делал, то давно бы уже остался без работы.

– Наверняка это было непросто.

Он засмеялся:

– Крыльев у меня нет, если ты об этом. – Звук ее пощечины напомнил взрыв петарды.

– Это за то, что убил моих лошадей.

Лозадо сразу перестал смеяться и схватил ее за руку с такой силой, что Ренни вскрикнула от боли. Он рывком повернул ее и прижал ее согнутую руку к спине между лопатками. Его горячее дыхание жгло ей ухо.

– Мне следовало бы тебя за это убить на месте.

– Ты и так меня убьешь, верно?

– Как же я могу оставить тебя в живых, Ренни? Ты сама виновата. Ты должна была позволить мне обожать тебя так, как мне хотелось. А ты предпочла ухаживания этого грубого ковбоя, бывшего полицейского. – Лоза-до крепче прижал ее к себе и еще выше поднял ее руку. – После такого оскорбления у меня нет выбора. Придется убить вас обоих. Жаль только, что он в тюрьме и не сможет посмотреть, как ты будешь умирать. Но нельзя получить все сразу.

Ей было очень больно, но она не сопротивлялась. Даже не пикнула.

– Тебя следовало изолировать от общества много лет назад, Лозадо. Не только за то, что ты убийца. Ты ведь псих с манией величия. Понял? Я бы не допустила тебя до себя, даже если бы Вик Треджилл не существовал в природе. Ты ублюдок.

Он щелчком открыл складной нож и приставил лезвие к ее горлу:

– Прежде чем я с тобой покончу, ты будешь умолять меня оставить тебе жизнь.

– Я никогда ни о чем не буду тебя умолять, будь ты проклят. Возможно, я просила бы тебя пожалеть моих лошадей, но ты не дал мне такой возможности. Когда ты их убил, ты истратил свой главный козырь, Лозадо. Я тебя больше не боюсь, понял?

– О, я сильно сомневаюсь. – Опустив нож, он погладил лезвием ее сосок.

Ренни судорожно вздохнула.

– Вот так-то, – усмехнулся он. – Ты очень сильно боишься, Ренни.

Он был прав. Она была в ужасе, но старалась этого не показать.

– Я не стану с тобой бороться, Лозадо. В течение двадцати лет каждый день был для меня подарком. Я не стану умолять тебя оставить мне жизнь. Если ты этого ждешь, то зря теряешь время.

– Надо же, какое мужество. И мне вовсе не хотелось бы тебя убивать, Ренни, правда. Ты необыкновенная женщина. Надеюсь, ты понимаешь, как мне жаль, что наш роман должен так печально закончиться.

– У нас не было никакого романа, Лозадо. А что до понимания, похоже, единственный способ, каким ты можешь обратить на себя внимание женщины, это напугать ее.

Он прижал ее к себе еще крепче и потерся своим пахом об нее.

– Чувствуешь? Вот что привлекает женщин. Многих женщин.