– Эта плитка высохла и может отправляться в печь, – сказала Джой, – а эту нужно покрыть глазурью. Она пойдет на отделку церкви, которую Пенниманы построили в дар университету. Теперь ты видел всё. Мы живём над комнатой для хранения глины. Пойдём наверх, там всё в беспорядке. Хозяйка из меня никакая. Ты должен быть рад, что не женился на мне. – Она сжала руку Квиллера. – Выпьем чего-нибудь. У меня есть бурбон. Нет, лучше пойдём к тебе, если ты не против. Ты всё ещё любишь бурбон?
– Я не пью. Я завязал со спиртным, – сказал он. – Но ты иди и возьми бутылку, а я захвачу лимон и сельтерскую.
Квиллер возвратился в номер шесть – кошки сидели на шкафу.
– Ну и что вы о ней думаете? – спросил он.
– Йау, – произнёс Коко, зажмурив глаза. Джой пришла с бутылкой вина.
– Ты мог бы стать местной знаменитостью, если бы держал бар. Мистер Маус не любит крепких ликеров – они парализуют вкусовые рецепторы, но все мы любим коктейли.
– Как можно жить здесь и оставаться худым?
– Мистер Маус говорит, что настоящий гурман никогда не наедается до отвала.
Квиллер наполнил стаканы.
– Ты прекрасно готовила, Джой. Я до сих пор помню твой домашний хлеб с изюмом, медом и лимоном, покрытый глазурью.
– Гончарное дело не так уж далеко от работы пекаря, – сказала она, удобно свернувшись на кровати. – Мять глину – всё равно что месить тесто. А покрывать глиняное изделие глазурью – это, в сущности, то же самое, что покрывать сахаром пирог.
– Как ты занялась керамикой?
Джой задумалась на минуту:
– В том, что я уехала так внезапно из Чикаго, не было твоей вины. Я любила тебя до умопомрачения. Но мне чего-то мучительно не хватало. Я не знала, чего хотела. Легче было просто исчезнуть.
– Куда ты уехала?
– В Сан-Франциско. Какое-то время работала в ресторане, потом заведовала кухней на большой ферме. Там была школа керамики. Меня скоро допустили к глине. Я училась быстро, получала призы…
Квиллер сидел, расслабясь, в большом кресле и курил трубку.
– И там ты встретила Дэна?
Она кивнула.
– Дэн сказал, что в Калифорнии слишком большая конкуренция, и мы переехали во Флориду. Мне там ужасно не понравилось. Я не могла там ничего делать, чувствовала себя столетней старухой. Мы вернулись на побережье, а потом получили приглашение сюда.
– У вас есть дети?
Джой отпила из своего бокала.
– Дэн не… то есть он хотел свободы и бедности. А у меня была работа, которая поглощала всё моё время. А ты женат, Джим?
– Был. Я в разводе уже несколько лет. – Расскажи мне о ней.
– Она занималась рекламой, весьма успешно.
– А как она выглядела?
– Как ты. Квиллер посмотрел на Джой с любовью. – Но почему мы говорим о ней в прошедшем времени? Она жива. Правда, не слишком здорова и несчастлива.
– А ты счастлив, Джим?
– У меня были и хорошие дни, и плохие.
– Ты выглядишь великолепно. Ты из тех, кого годы красят. А усы делают тебя таким романтичным. Джим, я никогда не забывала тебя. Ни на один день. – Она встала с кровати и села на ручку кресла, наклонившись к нему. Её волосы упали тяжёлыми, тёмными кольцами. – Ты был у меня первым, – прошептала она. Между их губами оставалось дюйма полтора.
– Ты тоже, – мягко ответил он.
– Йау… – раздалось со шкафа. На пол упала книга. Коты бросились врассыпную. Момент был упущен.
Джой выпрямилась и глубоко вздохнула:
– Прости меня за этот взрыв за обедом. На самом деле я не такая. Я начинаю себя ненавидеть.
– Ну-ну. С кем не бывает…
– Джим, – сказала она резко, – я хочу получить развод.
– Джой, не нужно… Я имею в виду, не нужно спешить. Ты должна это тщательно обдумать. Ты же знаешь, поспешность здесь опасна.
– Я уже давно об этом думаю.
– Что происходит между тобой и Дэном? Или ты не хочешь об этом говорить?
Её взгляд блуждал по комнате, она как будто искала слова.
– Я не знаю. Это потому что… Я – это я, а он – это он. Не хочу утомлять тебя подробностями. Может быть, это эгоистично, но знаю, что без него жила бы лучше. Он тянет меня вниз, Джим.
– Он ревнует тебя к твоей работе? – Квиллер вспомнил о шестистах тарелках.
– Ты угадал. Может быть, и, не отдавая себе отчёта, Дэн безумно завидует мне. У него никогда не было особенных успехов. А обо мне пишут прекрасные статьи, мои работы моментально продаются. Хотя я не особенно и стремлюсь к этому. – Джой на мгновение умолкла. – Никто не знает, но у меня есть одна совершенно гениальная идея. План настоящей «глазурной революции» в керамике. Невоплощённый план…
– Так что же ты молчишь?
Она пожала плечами:
– Хотела быть хорошей женой и не опережать своего мужа. Я знаю, это устарело. У меня только один путь стать свободной и настоящим художником – это развестись с Дэном. Я трачу себя понапрасну. Ты знаешь, сколько мне лет? Мне хочется жить с удобствами. Надоело шить одежду из остатков и водить допотопный «Рено» с огромной дырой в полу.
– Тебе нужно посоветоваться с людьми, знающими законодательство, – предложил Квиллер. – Почему бы тебе не обсудить это с Маусом?
– Я уже говорила с ним. Его фирма не занимается разводами. Он отправил меня к другому адвокату. И теперь я в безвыходном положении.
– Почему?
Она улыбнулась своей беспомощной улыбкой:
– У меня нет денег.
– Это серьёзно, – согласился Квиллер.
– У меня было немного собственных денег до того, как мы поженились, но Дэн ухитрился как-то отобрать их у меня. Ты знаешь, я никогда не любила заниматься финансовыми проблемами, поэтому и не спрашивала его об этом. Я поступала глупо? Но я была слишком занята работой. Она поглотила меня полностью. Я не могу не держать глину в руках. – Она задумалась на минуту, а потом тихо добавила: – Но я знаю, как мне достать немного наличных денег… При помощи невинного шантажа.
– Джой! – взорвался Квиллер. – Надеюсь, ты шутишь.
– Я не преступлю закона, – сказала она холодно. – Я нашла на чердаке в мастерской документы, которые заинтересуют кое-кого. Не пугайся так, Джим. В этом нет ничего страшного.
– Не делай этого! Ты можешь навлечь на себя беду. – Квиллер потер в задумчивости усы. – Сколько тебе нужно денег?
– Наверное… Я не знаю… Может быть, тысячу для начала… О Джим, я больше не могу! Иногда мне просто хочется прыгнуть в эту ужасную реку!
Джой сидела, напряжённо выпрямившись, на ручке кресла. На мгновение свет лампы сделал явными морщинки вокруг её глаз и рта.
– У меня немного сбережений, – сказал Квиллер, – последние несколько лет меня преследовали неудачи. Но недавно я получил в издательстве денежный приз и могу одолжить тебе до семисот пятидесяти долларов.
– О, Джим, как мне отблагодарить тебя? – Она порывисто поцеловала его, потом вскочила, схватила Коко с голубой подушки и принялась бегать по комнате, держа удивленного кота в руках.
Квиллер подошёл к столу, чтобы выписать чек, хотел надеть очки, потом передумал: очки его не красили.
Джой заглянула через плечо и ещё раз поцеловала его в висок, всё ещё держа в руках взвизгивающего Коко.
– Налей себе ещё вина, за удачу, – предложил Квиллер, вертя в руках чековую книжку и закрывая цифры, выдававшие его жалкие накопления.
После того как Джой ушла, он прикинул, сколько у него осталось денег, и пожалел, что купил новый костюм и весы. Расписка. Он посмотрел на подпись Джой, Почерк её совсем не изменился, все буквы выглядят как одна. И никаких надстрочных точек и знаков – даже свое собственное имя она пишет как «Джон». Совсем так, как много лет назад.
Смешная, любящая, весёлая, капризная Джой, подумал Квиллер. Что ожидает нас обоих в будущем?
Кошки вели себя более или менее прилично. Коко был умудренным жизнью холостяком, со своими собственными представлениями об этикете.
– Хороший кот, – сказал Квиллер и, поглощённый своими мыслями, повторно покормил кошек обедом. Он открыл банку омаров – рождественский подарок внимательной Мэри Дакворт. Коко будто взбесился, бегая по комнате и издавая трели, перемежавшиеся грудным басом.
– Как вы думаете, правильно ли я поступил? – спросил Квиллер. – Ведь я снова на самом дне финансовой ямы.
Однако, занятый своими мыслями, он не сразу заметил, что Коко давно умолк.
Закончив пировать, Коко и Юм-Юм улеглись спать в кресле, а Квиллер провёл первую ночь в новой кровати. Лежа на боку и глядя в окно, он видел огромное тёмно-синее небо и полоски огней на противоположном берегу реки. Он долго не мог уснуть. Не прошлое, а будущее гнало сон прочь. Он впитывал все звуки своего нового дома: гул машин на Ривер-роуд, гудок одинокой лодки, музыку, льющуюся из радио где-то поблизости, скрип тормозов и шуршание шин по гравию.
Он подумал, что это мог быть Маус, возвращающийся с вечеринки, или Дэн Грэм вернулся с делового свидания на стареньком «Рено». Скрипнула гаражная дверь, прошелестели шаги по кафелю в Большом зале. Где-то закрылась дверь, послышался шум приближающейся грозы, и небо вспыхнуло розовым.
Квиллер не знал, когда наконец заснул и сколько спал, но проснулся от крика. Слышал ли он этот крик на самом деле, или это был сон, он не мог сказать. Ему снилось какое-то нелепое восхождение на гору. Он стоял гордо выпятив грудь на снежно-белой вершине картофельного пюре, окруженной морем коричневого соуса. Кто-то кричал, предупреждая его о чём-то. От этого крика он и проснулся.
Он поднял голову и напряжённо вслушался. Тишина. Крик, подумал Квиллер, был частью как бы звукового оформления сна. Он включил настольную лампу, чтобы посмотреть на часы, и именно в этот момент обратил внимание на кошек. Они тоже подняли головы – они вслушивались: уши напряжены, головы медленно двигались, очевидно, следуя за звуком. Кошки что-то услышали. Это не был просто сон. И всё-таки, сказал себе Квиллер, это мог быть скрип тормозов на Ривер-роуд или лязганье гаражной двери. На границе между сном и явью все шумы усиливаются. В это мгновение он вполне отчётливо услышал скрип дверных петель, за которым последовал гул мотора. Он вскочил с постели, подбежал к окну и увидел отъезжающий яркой окраски автомобиль с откинутым верхом. Он посмотрел на часы. Было три часа двадцать пять минут.
Кошки снова опустили уши, положили головы на передние лапы и заснули. Квиллер закрыл боковую створку большого окна, когда первые капли дождя упали, словно огромные слёзы.
ПЯТЬ
Проснувшись рано утром в среду, Квиллер несколько секунд привыкал к виду нового помещения. Он взглянул в сторону окна – огромное голубое небо, на фоне которого парил одинокий голубь. Потом его взгляд переместился на белый потолок высотой в два этажа, на большое кресло, покрытое пледом, и он вспомнил про белую медвежью шкуру. Потом внезапно в его память ворвались события минувшей ночи: его новый дом, Джой после стольких лет разлуки, её семейные проблемы, семьсот пятьдесят долларов, которые он одолжил ей, и крик, который он слышал ночью. При дневном свете воспоминания о нём не были так тревожны. Он потянулся и зевнул, потревожив Юм-Юм, которая свернулась у него под мышкой. Потом зазвонил звонок. Коко стоял на столе, держа одну лапу на клавиатуре пишущей машинки.
– Подъём! – бодро сказал Квиллер, вскакивая с постели. Он накинул халат и направился в маленькую кухню, чтобы открыть банку с едой для кошек. – Я знаю, ты заказал бифштекс Веллингтона. Но тебе придётся довольствоваться лососем. Два доллара за банку. Bon appйtit![1]
Возможность позавтракать вызвала весёлую драку. Юм-Юм ударила Коко задней лапой, как мул. Он в свою очередь толкнул её корпусом. Они сцепились в клубок и тузили друг друга, пока Коко не начал драться слишком грубо. Тогда Юм-Юм отпрыгнула и принялась кружить, хлеща его хвостом. Внезапно она прыгнула и вцепилась коту в горло. Коко обхватил Юм-Юм лапами, и они закувыркались, сплетясь воедино. Однако внезапно, словно по какому-то неслышному сигналу, они прекратили драку и принялись усердно зализывать друг другу воображаемые раны.
Одевшись, Квиллер сошёл вниз, откуда поднимался запах бекона и кофе. В кухне за круглым столом сидел Роберт Маус, угрюмо завтракая печеньем с мармеладом и французским шоколадом. Хикси ждала, когда миссис Мэрон приготовит ей гренки.
Квиллер налил себе апельсинового сока.
– Где сегодня все?
– Макс никогда не встает к завтраку, – с готовностью откликнулась Хикси, забеливая сметаной кофе. – Уильям ушёл к первому уроку. Розмари клюёт пшеничные зёрнышки в своей комнате. Шарлот пришла рано, перекусила, съев порцию, которой хватило бы накормить лошадь, и отправилась в «Красный Крест» сматывать бинты или ещё зачём-то, что делает в среду утром.
– Мисс Руп, – объяснил Маус в своей педантичной манере, – посвящает значительное время добровольной работе на пункте сдачи крови, где служит клерком, и за это мы должны восхищаться ею.
– Вы хотите сказать, она искупает грехи, которые совершила в молодости? – спросила Хикси.
Адвокат повернулся к ней с выражением неодобрения:
– Вы гадкая молодая леди. Более того, факт использования сметаны для кофе просто возмутителен.
– Мэрон, детка, поспешите с гренками, – сказала Хикси. – Я умираю от голода.
– Грэмы придут завтракать? – спросил Квиллер.
– Они ещё не показывались сегодня утром. – Хикси накладывала крыжовниковый джем на гренку. – Хотела бы я заниматься таким же делом, как они. Была бы сама себе хозяйкой и распоряжалась своим временем.
– Моя дорогая леди, – угрюмо проговорил Маус – ты бы разорилась через шесть месяцев. Ты совершенно лишена самодисциплины. – Он повернулся к Квиллеру: – Я полагаю, вы хорошо устроились в номере шесть?
Когда он произнёс это, Квиллер впервые увидел, что правый глаз Мауса слегка не того цвета, что левый.
– Всё отлично, – произнёс репортёр после едва уловимой паузы. – Но я слышал что-то странное ночью. Кто-либо ещё слышал крик в половине четвёртого утра? Мне кажется, кричала женщина.
Никто не ответил ему. Хикси широко открыла глаза и покачала головой. Маус продолжал жевать с тем же сосредоточенным видом, что и всегда. Для представителей его профессии характерно никогда не выказывать удивления, заметил про себя Квиллер.
– Похоже, это был звук гаражной двери, – предположил он.
– Миссис Мэрон, – сказал Маус, – будьте так добры, попросите Уильяма, когда он вернётся из школы, смазать дверь в гараже.
– Я бы хотел написать статью о нашей философии как кулинара, мистер Маус, – сказал Квиллер, налипая себе чашку превосходного кофе, – если вы, разумеется, не против. – Он терпеливо ждал, когда тот ответит.
Ответ последовал через некоторое время. Маус изящно поклонился:
– Почему бы и нет?
– Не согласитесь ли сегодня вечером пообедать со мной в «Толедских тостах» по приглашению «Дневного прибоя»?
При упоминании изысканного ресторана Маус заметно повеселел.
– Великолепно, мы закажем угрей в зелёном соусе. Они готовят также великолепное блюдо из телятины с эстрагоном и шампиньонами. Вы позволите мне сделать заказ?
Они договорились о встрече, и Маус ушёл в свой офис, захватив кейс, куда – Квиллер видел – миссис Мэрон положила несколько картонных коробок, термос и холодный артишок. Хикси вскоре тоже ушла, доев бекон и гренки, посыпанные тёртым орехом пекан и плававшие в растопленном масле с добавлением кленового сиропа. Квиллер остался один, размышляя о синяке вокруг глаза своего хозяина.
Когда миссис Мэрон пришла, чтобы убрать тарелки, он услышал:
– Что же вы ничего не ели?
– Я поел.
Экономка задержалась у стола, медленно собирая тарелки на поднос и переставляя их.
– Мистер Квиллер, – сказала она, – я тоже слышала шум прошлой ночью, и это была не гаражная дверь.
– Во сколько вы слышали звук?
– После трёх. Это точно. Последнее время я плохо сплю и допоздна смотрю телевизор, лежа в постели. При этом надеваю наушники, чтобы никому не мешать.
– И что же вы слышали?
– Я подумала, что коты дерутся на берегу, однако, возможно, это был чей-то крик.
– Надеюсь, в доме всё в порядке, – сказал Квиллер. – Но почему бы вам не проверить, как дела у миссис Уайтинг и у Грэмов?
– Вы думаете, нужно?
– При таких обстоятельствах, полагаю, необходимо это сделать, миссис Мэрон.
«Я начинаю говорить, как Роберт Маус», – сказал он себе, допивая кофе и дожидаясь, когда вернётся экономка.
– Миссис Уайтинг встала и делает зарядку, – доложила миссис Мэрон. – А вот к Грэмам я не достучалась. Дверь в мастерскую закрыта. Я постучала три или четыре раза, но никто не ответил. Правда, если они наверху, в своей комнате, они не могут услышать стук.
– У вас нет ключей от мастерской? – Он посмотрел на доску для ключей на стене.
Экономка покачала головой:
– Тут только ключи от комнат, чтобы я могла убирать. Может быть, мне пойти за дом и подняться по пожарной лестнице?
– Давайте попробуем позвонить, – предложил Квиллер. – Вы знаете номер Грэмов?
– Что я скажу им?
– Я поговорю с ними.
Миссис Мэрон набрала номер и передала трубку Квиллеру. Мужской голос ответил сразу.
– Мистер Грэм? Доброе утро! Это Джим Квиллер, ваш новый сосед. Всё нормально в вашей части здания? Мы почувствовали странный залах… Хорошо. Я просто проверяю. Между прочим, вы пропускаете отличный завтрак. Миссис Мэрон жарит гренки по-французски… Мне вас не соблазнить? Плохо. Я хотел обсудить с вами функционирование керамической мастерской. «Прибой» собирается дать очерк об искусстве керамики. Информация о выставке была бы там очень кстати… Так вы придёте? Отлично, я жду.
– Запах дыма? – сказала миссис Мэрон, когда Квиллер положил трубку. – Я не почувствовала никакого запаха.
Через несколько минут Дэн Грэм вошёл в кухню. Казалось, он ещё похудел и выглядел ещё более жалким, чем прежде. Он плюхнулся в кресло и сказал, что выпьет кофе с булочкой и больше ничего.
– Я могу испечь для вас маисовых лепёшек, которые вы так любите, – предложила миссис Мэрон.
– Только булочку.
– Или блинчиков. Это не займет много времени. Он нахмурился, и она пошла к раковине и принялась загружать тарелки в мойку,
Квиллер удержался от искушения спросить его про жену. Вместо этого он намекнул, что у газеты большие возможности рекламировать их деятельность. Дэн расслабился.
– Газеты и должны печатать больше таких статей, а не ругать нас всё время, – сказал он, – Небось на производителей новых моделей автомобилей и глупой одежды, создаваемой в Париже, они не нападают. Почему они издеваются над художниками? Нанимают всяких дураков критиков и позволяют им делиться своими домыслами и отваживать людей от выставок. Многие любили бы современное искусство, если бы им не вдалбливали, какое оно плохое. Нужно объяснять людям, как понимать то, что они видят.
– Я поговорю с редактором публицистического отдела, – сказал Квиллер. – Это не моя сфера, и я не могу принимать решения, но я уверен, что Арчи Райкер пришлёт к вам фотографа. Возможно, он заинтересуется и сфотографирует вас и вашу жену, а также новую мастерскую. Статья, представляющая вашу деятельность в выгодном свете, могла бы выйти в воскресном приложении. С цветными иллюстрациями! Дэн опустил голову и уставился в чашку с кофе.
– Тут есть одна загвоздочка, – наконец сказал он. – Я знаю, ваши товарищи из газеты любят фотографировать хорошеньких женщин и всё такое. Но вам придется довольствоваться покинутым мужчиной-керамистом с веснушками, – сказал он с кривой усмешкой.
– Почему? Разве миссис Грэм не любит фотографироваться? Она очень привлекательна.
Дэн скосил глаза в сторону раковины, где миссис Мэрон чистила яблоки, и понизил голос:
– Мадам смылась.
– Она покинула вас? – Квиллер не ожидал такого быстрого развития событий.
– Да, смылась. Удрала! Коли понимаете, о чём речь. Это уже не первый раз. – Он снова сделал попытку улыбнуться, и Квиллер понял, преисполнясь злости и презрения, что Дэн совершенно подсознательно имитирует привлекательную манеру улыбаться, присущую Джой.
– Однажды во Флориде, – продолжал скульптор, – она исчезла. Не оставила ни объяснения, ни записки – ничего. Я прямо-таки потерял голову, но потом она вернулась, и всё опять стало на свои места. Женщины не знают, чего хотят. Поэтому я буду сидеть спокойно и ждать, когда то, что мучит её, пройдёт и она вернется. Не беспокойтесь, она придёт назад. Плохо только, что она проделала это перед выставкой.
Квиллер, который редко не находил нужных слов, молчал, собираясь с мыслями. Он явно знал о планах Джой больше, чем её муж.
– Когда вы заметили, что она исчезла? – спросил он, пытаясь проявить беспокойство, но не личное, слишком близкое отношение к случившемуся.
– Проснулся сегодня утром, а её и след простыл. Мы немножко повздорили прошлой ночью, но ничего серьёзного не произошло. – Дэн задумчиво потёр небритый подбородок, он выглядел обиженным и удрученным.
Квиллер заметил, что у гончара изуродован большой палец правой руки. Первый сустав отсутствовал, да и от второго осталась беспомощная культя, едва ли в дюйм длиной. И он почувствовал, как его отношение к этому человеку слегка изменилось. Повреждённая рука для керамиста – самое страшное, что может с ним случиться. Может быть, это и было причиной его неудач. А жена с амбициями, оставляющая мужа-неудачника? Он и сам через это прошёл.
– Она уехала на машине?
– Нет, оставила её здесь. Я оказался бы в безвыходном положении, если бы она увезла нашу развалюху. Тачка не особенно хороша, но я постоянно пользуюсь ею.
Тогда как же она уехала в середине ночи? Дэн разинул рот от удивления:
– На автобусе, надо думать. Ведь автобусы ездят всю ночь.
«Или она уехала в три ночи с владельцем автомобиля с откидным верхом, – подумал Квиллер, – И, следовательно, с семьюстами пятьюдесятью долларами, которые он ей дал. И уехала с другим».
Нет! Он не мог в это поверить. И всё-таки его кидало то в жар, то в холод. Был ли он сообщником или жертвой – или и тем и другим? В любом случае он вёл себя как дурак. Его первым желанием было остановить выплату по чеку. Будучи газетчиком и циником, он понимал, что его обманули. Но какой-то инстинкт подсказывал, что он должен верить Джой, если любил её. Да, в сущности, он никогда и не переставал её любить.
«Я знаю Джой, – убеждал он себя. – В каком бы отчаянии она ни находилась, она никогда не поступила бы так». Потом он вспомнил о крике.
– Я не хотел бы пугать вас, Дэн, – произнёс он спокойным голосом, скрывая растерянность. – Вы уверены, что она покинула этот дом добровольно?
Дэн, который, не отрываясь, смотрел в кофейную чашку, резко поднял глаза:
– Что вы имеете в виду?
– Я хотел сказать, что слышал женский крик ночью, а вскоре после этого от дома отъехала машина.
Керамист коротко, горько рассмеялся:
– Так вы слышали шум? Сумасшедшая женщина! Я расскажу вам, что случилось. Прошлой ночью я пришёл домой довольно поздно. Засиделся с приятелями в центре, мы пили пиво и играли в покер. Джой ждала меня, раздражённая, полагаю. Она сидела за гончарным кругом, на котором был кувшин, когда я вошёл, зло на меня поглядела. И вы знаете что? Она работала на круге с распущенными волосами, которые так и свисали вниз. Я предупредил, чтобы она была осторожна, но Джой, такая самоуверенная, никогда не обращает внимания на то, что я говорю.
Дэн задумался над пустой чашкой, пока Квиллер не налил ему новую порцию кофе.
– Что же произошло?
– Мы спорили, как обычно, о разном, она мотала головой туда-сюда, она так всегда делает, когда выйдет из себя. А потом её волосы попали в колесо, как я и боялся. Она могла сломать себе шею, если бы меня не было рядом. Я кинулся к выключателю и остановил колесо. Сумасшедшая женщина!
– Так, значит, она закричала?
– Она подняла весь дом, наверное. У меня просто сердце оборвалось от этого крика. Я не знаю, что бы со мной было, если бы с ней приключилась беда.
Нахмуренное лицо Квиллера приняло выражение симпатии, он в этот момент подумал то же самое.
– Я не беспокоюсь, она вернётся, – сказал Дэн. Он отодвинулся от стола, встал, помассировал живот. – Надо приниматься за работу. Начну готовиться к выставке. Кстати, попробуйте сделать для меня что-нибудь в вашей газете. – Он засунул руку в задний карман и достал бумажник, а из него аккуратно сложенную вырезку. Затем протянул её Квиллеру с плохо скрываемой гордостью: – Тут то, что сказал обо мне критик в Лос-Анджелесе. Этот знал своё дело, без дураков.
Это был старый обрывок газеты, желтый, протёртый на месте сгиба.
Когда Дэн ушёл, так и держа руку на кармане, куда засунул бумажник и статью, Квиллер спросил миссис Мэрон:
– У кого здесь автомобиль с открытым верхом, яркой окраски?
– Мистер Сорэл водит такую машину, ярко-голубого цвета, – сказала она с ноткой подозрения в голосе.
– Вы его видели сегодня утром?
– Нет, он не встаёт рано. Он работает допоздна.
– Я, пожалуй, прогуляюсь вокруг дома, – сказал ей Квиллер, – возьму кота на поводок и выведу его на прогулку. И если бы вы мне сказали, где найти маслёнку, я бы охотно смазал гаражную дверь.
– Что вы, мистер Квиллер! Уильям…
– Не беспокойтесь, миссис Мэрон. Я смажу петли, а Уильям пусть подстрижёт траву. Петли просто необходимо смазать.
– Если вы спуститесь к реке, – сказала она прерывисто, – будьте осторожны на пирсе. Там могут быть шатающиеся доски.
Вернувшись в комнату, Квиллер обнаружил, что кошки спят на кровати, лапы и хвосты у них переплелись, образовав единый клубок из меха. Он поднял спящего Коко, который весил не меньше чем мешок муки, и просунул его зевающую голову в шлейку из голубой кожи. Привязав в виде поводка нейлоновую нить, он вывел сопротивляющегося кота за дверь. Тот всё ещё зевал и потягивался, перебирая лапами.
Они обошли дом по лоджии, прежде чем спуститься. Квиллер хотел прочитать таблички на дверях. По соседству с ним была квартира Розмари Уайтинг, оттуда слышалась музыка. Потом квартира Макса Сорэла, откуда доносился звучный храп, хорошо слышный даже через закрытую дверь. На противоположной стороне балкона были таблички с именами Хикси Райс, Шарлот Руп и Роберта Мауса. Почему на каждой двери была табличка с именем? Это заинтересовало Квиллера. Но он не стал задерживаться на этом вопросе. У него было много проблем и помимо этой.
Он повёл Коко вниз по гладким плитам Большого зала, через двор «Мышеловки». Для Коко, жившего всю свою жизнь в квартире, ходить по траве было редким развлечением. Оказавшись на лужайке, всё ещё влажной от ночного дождя, он пытался исследовать каждую травинку в отдельности, выплевывая одну и хватая следующую; чем он пользовался в своём выборе, знал только он сам. После каждого шага по траве кот брезгливо отряхивал лапы.
С восточной стороны дома был гараж более поздней постройки. В нём помещались тёмно-голубая малолитражка и старый бежевого цвета «Рено». У него действительно была дырка в днище, через которую мог пройти ботинок, пожалуй двенадцатого размера. Отсюда к реке шла дорожка, покрытая гравием. Ближе к реке, по краям разрушающегося настила, стояли две старые скамейки. Вода, тёмная как могила, с затхловатым запахом, медленно накатывалась на старый пирс.
Коко это не интересовало, он не хотел иметь с рекой никаких дел. Он тянул поводок подальше от пирса и стоял на мокрой траве до тех пор, пока они не пошли обратно. Только раз он остановился, чтобы понюхать яркий зелёно-голубой предмет на краю дорожки, который Квиллер и подобрал. Это был маленький кусок обожженной глины, покрытый глазурью, по размеру и форме напоминавший жука. На нижней стороне были выгравированы инициалы «Д. Г». Квиллер положил жука в карман, натянул поводок и поволок Коко домой.
С заднего фасада здание выглядело бесформенной птицей: с хохолком труб и гаражами в виде неуклюжих крыльев, пожарные лестницы и карнизы походили на оборванные перья. Обращали на себя внимание два огромных окна в квартире Грэмов, и, взглянув туда, Квиллер заметил фигуру, быстро пропавшую в глубине комнаты.
Он зашёл в гараж, рассчитанный на три машины. Одна из дверных створок скрипнула. В гараже находилась одна-единственная машина – ярко-голубой автомобиль с откидным верхом. Закрыв дверь гаража, Квиллер внимательно осмотрел машину изнутри и снаружи – пол, обивку кресел, приборную панель. Всё было чисто.
– Что ты об этом думаешь, Коко? – пробормотал он. – Всё тут слишком уж стерильное.
Коко был занят обнюхиванием масляных пятен на бетонном полу.
Когда они вернулись в номер шесть, Коко позволил Юм-Юм облизать себе мордочку и уши. А Квиллер стал мерить шагами комнату, спрашивая себя, куда ушла Джой, ушла ли она одна и когда даст знать о себе, если это вообще произойдёт. Что скрывать, интересовался он в этом диалоге с самим собой и судьбой злосчастных семисот пятидесяти долларов. В конце концов, до поступления в «Прибой» он достаточно долго был безработным и семьсот пятьдесят долларов были для него почти целым состоянием.
Интересно, «Кипер и Файн» начали подгонять его новый костюм? Ему пришла в голову мысль позвонить им и отменить заказ. Теперь ему совершенно не нужен новый костюм. Весна была короткой. Вдобавок к душевному дискомфорту он был чертовски голоден.
На столе произошло какое-то движение: шуршание бумаг, удары по клавишам пишущей машинки, звук падающих карандашей и ручек и легкий удар об пол – это упали новые очки для чтения.
Квиллер кинулся к столу, Коко быстро шмыгнул в кресло.
– Дрянной кот! – крикнул Квиллер.
К счастью, очки спаслись благодаря тяжёлой оправе, но, когда Квиллер заметил лист бумаги в пишущей машинке, у него противно закололо верхнюю губу. Он надел очки и присмотрелся.