Оставив солидные чаевые счастливой и взволнованной кассирше, Квиллер пошел к выходу, держа под мышкой пухлый отчёт, а в руке – тарелку с горячим блюдом, завернутым в фольгу, на которой покачивались два пакета поменьше.

– Ваша капуста и булочка с маслом! – крикнула вдогонку девушка. – Эй, открой ему дверь! – сказала она уборщику.

Квиллер очень быстро добрался до "Касабланки", и какой-то молодой человек, придержав для него тяжёлые двери, проговорил:

– Н-да, кто-то сегодня попирует…

На первом этаже наблюдалась суета, которая обычно наступает в понедельник вечером. В телефонной будке кто-то кому-то звонил и при этом не падал и не храпел. Пожилой джентльмен, пользуясь специальной подставкой на колесиках, предельно сосредоточенно брёл через вестибюль. Киса-Кроха, учуяв запах бефстроганова, крутилась у ног Квиллера. В непосредственной близи от конторки молодой служащий протирал шваброй пол, миссис Таттл, сидя на своем посту, вязала, а Руперт в красной кепке суетился рядом. Несмотря на торчащие из кармана инструменты, он, похоже, не особо загружал себя работой. Среди ожидавших лифта были служащие с серьезными озабоченными лицами, мамаша восточной национальности со своими отпрысками, пожилые люди, жалующиеся на плохое медицинское обслуживание, и студенты, юношеская энергия которых просто била через край: они громко обсуждали мосты, профессоров и выпускные экзамены. Будущие инженеры, предположил Квиллер.

Руперт перехватил его взгляд и кивнул на лифты:

– Сегодня оба работают.

– Стоит отметить, – откликнулся Квиллер.

Пока жильцы напряженно ожидали прибытия кабин, в шахтах слышались постукивания и повизгивания. Зелёный появился первым и, мгновенно загрузившись, отбыл наверх. Затем отворились двери Красного, и два студента ринулись вперед. Квиллер слегка отступил назад, пропуская седую женщину с белой тростью. Медленно, шаг за шагом она двигалась к кабине, но как только её голова и одна нога очутились внутри, тяжелые створки стали закрываться.

– Держите! – крикнул Квиллер.

Один из студентов бросился к дверям, второй – к женщине, чтобы оттолкнуть её. От толчка старушка начала заваливаться, и Квиллер, кинув на пол свои покупки, подхватил её. В тот же самый момент двери Красного лифта закрылись и он начал подниматься наверх.

Мгновенно рядом нарисовались миссис Таттл с Рупертом: сторож подал женщине трость, а управляющая спросила:

– Всё в порядке, миссис Баттон?

Освободившись от объятий Квиллера, страшно трясясь, старуха подняла палку, словно для удара, и крикнула надтреснутым голосом:

– ЭТОТ МУЖЧИНА СХВАТИЛ МЕНЯ!

– Он вас спас, миссис Баттон, – пояснила управляющая. – Вы бы упали и сломали себе бедро.

– ОН СХВАТИЛ МЕНЯ!

– Коляску, – тихо проговорила миссис Таттл, и Руперт мгновенно выкатил её из офиса и увёз сопротивляющуюся жертву нападения наверх в Зелёном. Квиллер печально взирал на липкую, растекшуюся по полу лужу.

– Мне очень жаль, мистер Квиллер, – сказала миссис Таттл. – Это ваш ужин?

– Это был мой ужин. По крайней мере тарелка не разбилась, но, боюсь, пол я испачкал.

– Пустяки. Мальчик подотрет.

– Не думаю, что это необходимо. – К Кисе-Крохе присоединились Наполеон и ещё две кошки. Квартет подлизывал остатки капусты и доедал мясо.

– Давайте я вам хотя бы тарелку вымою, – предложила миссис Таттл.

– Похоже, Красный – это мой крест, – сказал Квиллер, поблагодарив ребёнка, подавшего ему булочку, и мужчину, поднявшего отчёт Гринчмана и Хиллза.

– Может быть, послать мальчика, чтобы он купил вам что-нибудь из еды? – спросила управляющая.

– Нет, спасибо. Думаю, что обойдусь. Поднимусь, покормлю кошек и схожу куда-нибудь поужинать.

Открыв дверь 14-А, он увидел неспешно бредущих к нему Коко и Юм-Юм.

– А нельзя ли проявить хотя бы минимум интереса? – принялся он их укорять. – Хоть минимум сострадания? Я только что попал в жуткую передрягу.

Сиамцы прошли за ним следом на кухню и вежливо пронаблюдали за тем, как он открывает банку крабов. Они не скакали, не мяукали, не выли, не терлись о его ноги, и Квиллер понял, что они не голодны.

– Здесь кто-нибудь был? – спросил он. – Кто-нибудь вас кормил?

Когда он поставил тарелку с едой на пол, сиамцы принялись кружить вокруг неё, обнюхивать со всех сторон, прежде чем решились притронуться к пище. Выходит, действительно их кто-то накормил. Квиллер принялся обследовать квартиру, но следов вторжения не заметил ни в библиотеке, ни в спальне. Терраса оказалась заперта. Обе ванные – тоже. Разве что в галерее было что-то не так… Но вот что? Индийский ковер по-прежнему прикрывал пятно крови. Ни один из предметов искусства не пропал. На деревьях листья были целы. Но всё равно что-то изменилось.

В галерее появился Коко и принялся за свою обычную работу – обнюхивание. Он обследовал ступеньки, диван, пол между деревьями в горшках и пол перед стереосистемой.

– Вёдра! – вскричал Квиллер. – Кто-то унёс вёдра! – Он подбежал к служебному телефону и спросил миссис Таттл: – Что случилось с моими вёдрами?

– С вашими чем ? – удивлённо переспросила она.

– Это Квиллер из 14-А. В моей гостиной стояли пластиковые вёдра, в которые набиралась вода с текущей крыши. Куда они делись? Ведь дождь может снова пойти!

– Совсем забыла вам сказать, – извинилась женщина. – Приходил рабочий, он починил крышу, поэтому Руперт убрал вёдра. Из-за происшествия с миссис Баттон запамятовала, простите.

– Ясно. Извините, что потревожил. – Квиллер пригладил усы. Надо будет серьёзно поговорить с Рупертом, чтобы тот не смел кормить кошек. Но его злость на сторожа испарилась под впечатлением от действий Коко. Этот кот запомнил местоположение каждого ведра!

Испытывая голод в два раза сильнее, чем прежде, Квиллер с чистой пластиковой тарелкой отправился в кафе «Каретный двор».

– Ой, это вы! – вскрикнула обрадованная кассирша. – Как вам понравилось наше дежурное блюдо? Зачем же было так торопиться с тарелкой?

– Мне так понравилось, что я решил повторить: и мясо, и замечательную капусту, и, может быть, даже две булочки вместо одной, если вы ими располагаете.

Кассирша лично подала ему заказ, а дружелюбный повар помахал ему рукой из окошечка и даже прислал от себя дополнительный кусок яблочного пирога.

Основательно подкрепившись, Квиллер вернулся в «Касабланку» и обнаружил краснокепочного Руперта сидящим за столом управляющей. Руперт читал комикс.

– Я заметил, что крышу починили, – обратился он к сторожу.

– Угу. Больше не протекает. – Он поднял в воздух скрещенные пальцы.

– А как вели себя кошки, когда вы собирали ведра?

– Нормально, Я им дал пончик с повидлом. Сожрали за милую душу.

– Пончик с повидлом! – Квиллера передернуло от омерзения.

Руперт, неправильно истолковав реакцию жильца, извинился за столь необычное своё поведение и пояснил, что пончик на самом деле был чёрствый, что он валялся в подвале несколько дней.

Держа себя в руках, Квиллер постарался произнести как можно дружелюбнее:

– Знаете, Руперт, вы лучше – если по какой-либо надобности окажетесь в квартире – вообще им ничего не давайте. Они сидят на очень строгой диете из-за… у них неполадки с почками.

– Да, кошки, похоже, всегда болеют почками.

– Но, дружище, за то, что вы забрали вёдра, большое спасибо. Это то, что надо.

Затем он поднялся в Красном на четырнадцатый этаж и предстал перед сиамцами.

– Чёрствый пончик с повидлом! – проговорил он с отвращением. – Вы съели черствый пончик! Да ещё и с повидлом! А от лосося так носы воротите, если он стал розовым! Лицемеры!

Переодевшись в тёплый домашний костюм, он заперся в библиотеке, намереваясь изучить отчет Гринчмана и Хиллза. Это была довольно сложная задача, поэтому Квиллер не хотел, чтобы кто-нибудь сидел у него на коленях или мурлыкал в самое ухо.

Во вступлении описывалась первоначальная конструкция здания – это описание вошло в буклет, выпушенный НОСКом. Затем шла глава, посвященная необходимым изменениям, которые Квиллер выписал на листок бумаги. Получилось вот что:

Почистить и отреставрировать фасад и лепнину.

Восстановить парк с западной стороны и въездные ворота для колясок и экипажей с восточной.

Приобрести в собственность здания позади «Касабланки» для устройства парковки.

Перекрыть крышу и отремонтировать застеклённую её часть.

Сделать новые панорамные окна по всему периметру. На заказ.

Механика: лифты, отопление, кондиционеры, трубы, проводка, телекоммуникации и интерком.

Снять накладной пол, снести фальшивые стены и. убрать просевшие потолки.

Восстановить прежнюю планировку, включая комнаты для горничных.

Отремонтировать ванные комнаты, восстановив прежний стиль.

Восстановить мраморное, деревянное, панельное и плиточное покрытия.

Скопировать оригинальную арматуру. На заказ.

Вернуть вестибюлю прежний вид: испанская мебель, восточные ковры, масляная живопись.

Восстановить ресторан на четырнадцатом этаже, превратив бассейн в боковое кафе.

Благоустроить террасу (насадить деревья, цветы, проч.) в стиле 1900 года.

Модернизировать полуподвальные помещения, чтобы разместить в них квартиры для обслуживающего персонала.

Сохранить квартиру владельца здания на двенадцатом этаже, обставив её в стиле 1925 года.

Составив столь амбициозный список, Квиллер фукнул в усы, что являлось выражением скептицизма. Когда он обратился к последней главе, скептицизм в нём лишь укрепился: окончательная цифра расходов измерялась восьмизначным числом! Подобная сумма казалась ему немыслимой. Несмотря на унаследованное состояние, он до сих пор покупал себе рубашки на распродажах и звонил по межгороду в льготное время, когда плата падала вдвое. Но он также знал, что Фонд Клингеншоенов привык раскидывать сотни миллионов не моргнув глазом.

Пока он размышлял о проблемах, связанных с реставрацией "Касабланки", тишину библиотеки разрушила барабанная дробь, которая исходила из-за стены 14-В. Тррам-татам-тататам-бах-бах-БУБУМММ! Последний удар прозвучал подобно китайскому гонгу. После чего раздался визгливый голос, произносящий непонятные слова, тонущие в барабанном бое.

Квиллер вышел на террасу и прошёл к дверям, ведущим в 14-В, но жалюзи, как и прежде, были опущены. Тогда он отправился к лифтам и там, в холле, прислушался к звукам, исходящим из соседней квартиры. Пение, барабанная дробь и БУУУММ! Квиллер стоял, приблизив ухо к дверям, когда за спиной раздался звук подъехавшего Красного. Из кабины вышло существо с игольчатой прической, одетое в чёрные облегающие штаны, чёрные ботинки и чёрное пончо. На лице существа было много чёрной косметики.

– Вечер добрый, – поздоровался Квиллер с соседской учтивостью.

Не ответив, он или она, а может быть, оно пронеслось мимо и заколотило в дверь квартиры 14-В кулаками, после чего было встречено птичьими визгами.

Визги, барабанная дробь не произвели на сиамцев ни малейшего впечатления. Они мирно спали, посапывая и переваривая черствый пончик и крабовое мясо. Следующие два часа Квиллер провёл в галерее, закрыв двери и вывернув почти до отказа звук стереосистемы.

Ближе к ночи шум и грохот несколько поутихли, зато в холле началось какое-то движение, зачирикали визгливые голоса. Квиллер схватил корзинку для мусора и открыл входную дверь, будто бы выставляя на площадку мусор. Он увидел множество судачащих и взвизгивающих, словно в джунглях, существ в чёрном, садящихся в Красный. Когда его заметили, воцарилась тишина, сопровождаемая пронзительным взглядом десятков обведенных чёрным глаз. Затем двери лифта закрылись, и кабина стала опускаться. Квиллер с усмешкой подумал о том, что это члены какой-нибудь сатанинской секты, а лифт спустил их в адские глубины.

То ли внезапная тишина разбудила сиамцев, то ли их внутренние часы подсказали, что настала пора одиннадцатичасовой кормежки, но, что бы их ни разбудило, кошки вылезли из укрытия, зевнули и потянулись, размяв сначала передние лапки, а затем одну заднюю. Коко вспрыгнул на стал и ткнулся носиком в отчет Гринчмана и Хиллза. Юм-Юм встала на задние лапки, положив передние на край корзинки для мусора и уставившись в её глубины в надежде отыскать там кусочек смятой бумаги.

– Не знаю, как вы, – обратился Квиллер к этой парочке, – но я провел исключительно интересный вечер. Если мы сделаем всё так, как предлагает архитектор, то "Касабланка" больше не будет походить на холодильник и торчать больным пальцем посреди Цвингер-бульвара. Вестибюль станет настоящим цирком, квартиры – палатами, ресторан на крыше – желанной обителью для отдыхающих… Да, и кошек сюда допускать не будут. Как вам?

– Йау, – сказал Коко, исследующий библиотечный диван, покрытый поддельной леопардовой шкурой (кот знал, что она ненастоящая). Тщательно, подняв вертикально хвост-антенну, он обнюхал швы, потрогал лапой петли, затем нырнул за подушки сиденья. Некоторые достопамятные находки были совершены им раз за сиденьями: коктейль-крекеры, обрывки бумаги свернутые трубочкой деньги, карандаши, предметы (маленькие) одежды. Кот начал скрестись настолько усердно, что Квиллер пришёл ему на помощь. Он поднял одну из подушек и там – заткнутую в щель между основанием сиденья и спинкой дивана – увидел какую-то золотую вещицу.

– Молодец! – похвалил Квиллер Коко. – Дай посмотреть…

Гравированные диски соединялись между собой таким образом, что получался гибкий браслет, но застежка была сломана. На одном из дисков имелась надпись, сделанная курсивом: «Дианне». На другом пояснялось от кого: "От Росса". Остальные звенья были помечены цифрами: 1-1-4-1,5-1-1-1,4-1-3-5 и т. д. Похоже, это был тайный код любовников.

– Хорошо. Веселья на сегодня достаточно, – сказал Квиллер. – Но завтра мы попытаемся выяснить, что же всё-таки произошло в День труда.

Во вторник утром Квиллер позвонил Джефферсону Лоуэллу из фирмы «Гринчман энд Хиллз» и пригласил его на обед в пресс-клуб. Архитектор согласился. Этот ресторан обладал какой-то мистической притягательностью, поэтому обычно люди принимали приглашение.

Прежде чем отправиться на завтрак, Квиллер послушал прогноз погоды и попутно узнал, что отдел по борьбе с наркотиками арестовал по подозрению в распространении пятьдесят два человека, что судью отстранили от ведения дел за взяточничество и что холодный фронт движется к городу.

Когда он проходил мимо стола управляющей, миссис Таттл остановила его.

– Простите за вчерашнее, – сказала она. – Миссис Баттон очень старая женщина и бывает порой страшно рассеянной.

– Я понимаю, миссис Таттл.

– В прошлом году у неё был сердечный приступ и врачи «скорой» дали ей сильнодействующее обезболивающее. На следующий день она обвинила их в изнасиловании. Дело даже передали в суд, но, разумеется, тут же его закрыли.

– Спасибо, что предупредили, – сказал Квиллер. – В следующий раз пусть падает.

Если миссис Таттл и поняла его шутку, то не подала вида.

– Ещё, мистер Квиллер, хочу поставить вас в известность, что некоторые наши жильцы, в особенности те, которые получают пенсии и пособия, занимаются уборкой квартир. Таким образом они поддерживают физическую форму и немного подрабатывают. Если понадобится помощь, дайте мне знать.

– Хорошо, обязательно, только не присылайте миссис Баттон.

Он отправился к центру. День для прогулки был самый подходящий, по городским меркам, естественно: легкий ветерок развеивал выхлопные газы. По пути Квиллер остановился, дабы подкрепиться оладьями и колбаской, отметив, что подобный завтрак в Пикаксе стоит в два раза дешевле, а здешние колбаски даже вполовину не столь вкусны, как в Мускаунти, где владельцы свинофермы делали собственную колбасу. В общем, он, что называется, зажрался.

В «Дневном прибое», продравшись сквозь кордон охраны, он направился в библиотеку, где попросил посмотреть материалы, касающиеся убийства Бессингер.

На пленке обнаружилось три статьи, первая датировалась следующим после Дня труда числом. В каждом репортаже имя жертвы писалось по-разному. Для "Дневного прибоя" это было в порядке вещей.

УБИЙСТВО / САМОУБИЙСТВО ВСКОЛЫХНУЛО МИР ИСКУССТВА

Жестокая смерть, настигшая арт-дилера и художника в воскресенье, очевидно убийство и самоубийство, привела местную арт-коммуну и жителей «Касабланки» в состояние шока.

Тело Дайаны Бессингер, 45 лет, совладелицы галереи «Бессингер-Тодд», было обнаружено с перерезанным горлом в понедельник днем, в пентхаусе покойной. Тело Росса Расмуса, 25 лет, клиента Бессингер, нашли чуть раньше на крыше автомобиля, на стоянке под террасой квартиры, где проживала убитая.

Похоже, что Расмус разбился насмерть, прыгнув вниз, после того как оставил на стене признание в убийстве. Его тело упало на крышу автомобиля, принадлежащего жильцу "Касабланки", который обнаружил тело в понедельник в 12.05 и позвонил в полицию.

– Я пошёл купить сигарет и пива, – сообщил Джек Язбро, 39 лет, – и увидел, что крыша моей машины прогнулась. Не такой уж он был здоровый мужик, но летел с большой высоты.

В соответствии с заявлением эксперта, Бессингер умерла в воскресенье между одиннадцатью и двенадцатью часами ноги, но тело пролежало до сегодняшнего дня, когда её партнер, Джером Тодд, позвонил ей на квартиру и, не получив ответа, сообщил управляющей,

– Услышав по радио о смерти Росса, я попытался дозвониться Дайане, – сказал Тодд. – А когда не смог, то очень взволновался и попросил управляющую выяснить, в чём дело.

Галерея устраивала выставку «грибных» произведений Расмуса в июне.

– Продавались они неважно, – заявил Тодд, – и Росс обвинил нас в плохом освещении мероприятия в прессе.

Художник арендовал в «Касабланке» квартиру на последнем этаже, примыкающую к шикарным апартаментам Бессингер. Джессика Таттл, управляющая зданием, назвала его хорошим жильцом.

– Он был приятным, серьезным молодым человеком, – сказала она. – Мы сдали ему квартиру по рекомендации мисс Бессингер.

Именно миссис Таттл обнаружила тело мертвой женщины.

– Мистер Тодд сказал, что никак не может ей дозвониться. Он был уверен в том, что она дома, поскольку мисс Бессингер ожидала на праздники друзей. Поэтому я взяла ключи и отправилась наверх. Её тело в луже крови лежало на ковре в гостиной.

Бессингер очень часто выступала по радио в связи с деятельностью комитета спасения «Касабланки», чьим основателем и руководителем она являлась.

Следом за статьей шёл короткий некролог, опубликованный в «Прибое» в среду, с фотографией усопшей на полколонки. Диана – так писалось теперь её имя – оказалась симпатичной, очень живой женщиной с темными, по плечи, волосами.

БЕССИНГЕР, ДИАНА

Диана Бессингер, 45, проживавшая в «Касабланке», умерла в собственной квартире в воскресенье. Являлась совладелицей галереи «Бессингер-Тодд», основательницей комитета спасения «Касабланки», членом правлений клуба «Кисть и Резец» и активной участницей местных арт-проектов.

Родившаяся в Айове, дочь профессора и миссис Дэймон Бессингер, усопш., она оставила на этом свете только своего брата и двух дочерей.

Гражданская панихида состоится в четверг. Похороны оплачивает фонд клуба «Кисть и Резец».

В следующее воскресенье страница «Прибоя», посвященная искусству, поместила комментарий искусствоведа Иланы Тарг, которая по-новому написала имя жертвы. На фото, сделанном газетчиками на открытии июньской выставки Расмуса, улыбающаяся Дианна Бессингер и робкий Росс Расмус позировали с одной "грибной" картиной.

Подпись, заметил Квиллер, была одной из тех, что можно запросто читать как слева направо, так и справа налево.

ЗАГАДКА «ГРИБНОГО» УБИЙСТВА

Единственной темой для разговоров в галереях и студиях сейчас являются скорбные похороны Дианны Бессингер и отправка в родной город – где он? – праха «грибного художника».

Зачем он это сделал? Что побудило этого талантливого вдумчивого художника превратиться в жестокого преступника и совершить столь гнусное убийство? Объяснить его самоубийство намного проще: это единственный возможный побег от угрызений совести. Отчаянное раскаяние перекинуло его через парапет террасы «Касабланки».

Леди Ди была его патронессой, фанатичным пресс-агентом, лучшим другом, видевшим достоинства работы художника, которые ни одна из галерей не замечала из-за его маниакального пристрастия писать грибы. Когда однажды его спросили, почему он не переключится на капусту-брокколи или китайскую тыкву, Росс кротко ответил: «Я ещё не сказал о грибах всего, что хотел».

Разумеется, грибы эротичны, и художнику удалось ухватить их чувственность. Изображение мякоти гриба, разрезанной острым, словно бритва, ножом, находится на грани мягкого порно.

В прошлом июне Диан на сообщила интервьюеру: «Есть художники, изображающие мягкость, крахмальность, шелковистость, величественную туманность, но только Расмусу удается изображать острие столь острым, что зрителя начинает корчить».

Нож, изображаемый на полотнах, всегда был одним и тем же: скошенный к острию японский клинок с бледной деревянной рукояткой и соблазнительными формами. Когда задумываешься об убийстве, то невольно содрогаешься. Мотив – вот над чем человек может спокойно или разумно размышлять, но мотив этот так никогда и не будет найден.

Дианна Бессингер являлась основательницей и президентом НОСКа. Этот комитет был её истинной страстью, и она вряд ли бы захотела, чтобы на благородную цель, которую он преследовал, упала тень печальной известности, которую приобрели обстоятельства, сопутствовавшие её трагической смерти. Она бы сказала: «Пусть всё отойдёт на второй план, и давайте займемся спасением „Касабланки“».

Илана Торг

Квиллер закончил читать вырезки и пригладил усы. Было бы здорово, решил он, узнать о тайном мотиве. Ведь ключ может находиться в 14-А.