Из тёмного угла зала материализовался Хопкинс с подносом "Маргарит".
– Изабелла завела котёнка, – сказала Эмби. – Я, может быть, тоже скоро сломаюсь – возьму себе кошку. Прошлой ночью в спальне за стеной опять шуршала мышь.
– Амберина, дорогуша, если ты сделаешь большую уборку у себя, то решишь эту проблему, – проговорил Кортни. – Когда будут вывозить недвижимость Бессингер, Квилл?
– Понятия не имею. Я всего лишь снимаю её квартиру и работаю над книгой о «Касабланке».
– Квилл – известный журналист, – пояснил Kopтни красавице манекенщице.
– Как это замечательно! – воскликнула она.
– Хочу взять интервью у старых жильцов этого дома. Можете кого-нибудь порекомендовать?
– Миссис Джаспер! – в унисон сказали Эмби и Кортни.
– Она когда-то убирала в «Касабланке», – объяснила Эмби, – и знает кучу разных историй.
Винни, закончив с «Маргаритой», поднялась.
– К сожалению, мне придётся расстаться с вашей замечательной компанией, – сказала она. – Я приглашена на ужин.
Пока хозяин провожал её до дверей, Квиллер тихонько заметил Эмби:
– Думаю, у неё не возникает проблем с приглашениями на ужин.
– А я, похоже, занимаюсь не тем, чем надо, – прошептала Амберина.
Кортни зажег свечи в дальнем конце зала, там, где поперек бетонных блоков были положены доски, образовавшие длинный узкий стол.
– Хопкинс, скажи повару, пусть подаёт, – сказал он.
Стульями служили оранжевые паковочные клети, обитые бархатом и поставленные вертикально.
– Осторожно, не посадите занозу, – предупредила Эмби Квиллера.
Оригинальная аранжировка из белых гвоздик и сорняков с автостоянки украшала центр стола. Оловянные тарелки и кубки стояли прямо на голых досках, четыре оловянных подсвечника освещали приборы и цветочную композицию.
– Где это ты всё стянул? – поинтересовалась Эмби, но Кортни оборвал её осуждающим взглядом.
На первое подали суп из водяного кресса, затем – крабовые пирожки с грибами шитаки, маленькие свеклы в апельсиновой глазури и дикий рис. Салат из сердцевин и побегов артишоков был подан на тарелках от Лалика как отдельное блюдо, а закончился ужин шоколадным суфле. «Недурно, – подумал Квиллер, – для клети-блочного окружения».
– Каждый год на Четвёртое июля Кортни устраивает вечеринку на крыше, – поведала Эмби Квиллеру. – В корзины для пикника кладутся жареные куры, вино и вишнёвые пирожные. С крыши потрясающе виден фейерверк.
– И как попасть на крышу?
– С четырнадцатого туда ведёт лестница. На двери написано: «ХОДА НЕТ», но она не закрыта. Крыша – отличное место для принятия солнечных ванн. Летом, разумеется.
– Кортни, как истинный знаток «Касабланки», может быть, вы ответите мне на несколько вопросов? – обратился Квиллер к хозяину дома. – Как получается, что Руперт никогда ничего не делает, а просто ошивается поблизости?..
– На самом деле он охранник, – пояснил хозяин, – и под этой идиотской курткой у него целый арсенал.
– А чем занимается жилец по фамилии Язбро, с четвёртого этажа?
– Грузчик, получивший известность после того, как тело Росса грохнулось прямо на его машину. Может, кофе попьём в гостиной? Если хотите, можно послушать немного Ноэля Кауарда. – Кортни двинулся к оранжевой клети с кассетами и компакт-дисками.
– Поставь кассету с твоим выступлением, Кортни, – попросила Эмби и повернулась к Квиллеру. – Он продюсирует оригинальный мюзикл под названием «Кошкин дом из "Касабланки"», и первый номер в нём – блеск!
– Я написал стихи, но покамест не нашел подходящего композитора, – сказал импресарио. – Киистра занимается хореографией. Квилл, вы, должно быть, слышали о Киистре Хедрог и её "кишкотанцорах". Она проживает в 14-В.
– Они что, исполняют танец живота? Я слышал какое-то странное буханье за стеной.
– Они свободные выразители чувственности, – покровительственно пояснил Кортни.
– Поставь первую вещь, Корт, – напомнила Эмби.
– Кортни! – поправил он её. – Музыку придётся дофантазировать самим.
Начала крутиться пленка, и голос Кортни с подчёркнутым английским произношением провозгласил:
– Представляем вашему вниманию мюзикл в двух актах. Автор Кортни Хэмптон. «Касабланкин кошкин дом». Акт первый, сцена первая.
Раздались стихи:
Жил-был дом, какой ругали и считали его злом,
Потому что был он старым, уготованным на слом. Да…
Крыша текла, коридоры воняли,
Лифты ломались, потолки осыпались.
Но не так уж был он жалок, как подумали бы вы.
Переплёты, правда, гнили, в кранах не было воды.
А бывало, что из раковин неприятнейше несло,
Но не так уж неприятно, просто киселью, и всё.
Н-да…
«Касабланкин кошкин дом» – места лучше не найдём!
А какие тут жильцы – молодцы и удальцы!
Стриптизерш прогнали сразу -
Не увидите ни разу.
Пьяница, что их гонял, мертвяком давно уж стал.
Есть мадама на десятом, и, похоже, ничего,
Только жаль, вот мойщик окон
Бухнулся во двор.
Ого!..
«Касабланкин кошкин дом» – замечательно живём!
Мышей здесь становится всё меньше.
Шик и блеск повсюду, как в древних королевских
замках Богемии.
Но мы обходим друг друга, словно во времена
эпидемии
Когда же нас бьют по щеке, мы радостно подставляем
другую.
Быть нормальным, милым (о чем я тоскую) -
извращение.
О…
Почему-то у нас здесь полно чудаков с палками
и костылями,
Одиноких шлюх и любителей поохотиться
за новостями,
Мужчин и женщин всех сортов: солидных щеголей,
юнцов,
Супермоделей в мехах и брильянтах и обыкновенных
официанток.
Н-да…
Как приятно нам жить в «Касабланке»!
В остальных местах города – разве это житье?
Репутация у дома, правда, не ах.
Никто не баллотируется в Конгресс, никто
не содержит яхт,
Но стало лучше с тех пор, как Гаса убрали.
И вертолёт всегда кружит над нами!
Последовала пауза. Заскрипела пленка. Кортни нажал на кнопку и испытующе взглянул на гостя.
– На Бродвей вы, пожалуй, не попадёте, – заявил Квиллер, – но на крыше «Касабланки» вас ждёт успех. – В основе сюжета – убийство Бессингер, – пояснил автор.
Квиллер смотрел в пустоту. Затем потер усы костяшками пальцев и вскочил на ноги.
– Мне необходимо подняться к себе! Прошу простить, – сказал он и кинулся к выходу. – Удивительный вечер! Прекрасный ужин! – Вторую фразу он закончил уже в коридоре и тут же бросился по лестнице на четырнадцатый. Покалывание над верхней губой указывало, что в номере 14-А творится что-то неладное.
Открыв дверь, он услышал шлёпанье и плюханье воды. Кинувшись по коридору к спальне, он по пути зажёг все имеющиеся на стенах выключатели. Возле самой двери почувствовал, что пол мокрый. "Водяной матрац!" – подумал он, но плюханье доносилось из ванной. Квиллер включил свет. Наводнение! Раковина переполнилась, краны были включены на полную мощь, а на унитазе, обозревая свое достижение, восседал Коко.
ШЕСТНАДЦАТЬ
Прибежав в 14-А и обнаружив, что вода струится по полу, а Коко восседает на унитазе; Квиллер не стал тратить времени на анализ мотивов поведения кота. Он скинул ботинки, содрал носки и набросал на пол полотенец, которые тут же принялся отжимать, – это представление Коко очень понравилось. Квиллер рявкнул на него, Коко посмотрел на босого человека с выражением «мы по-английски не понимэ».
Завершив уборку, Квиллер понёс полотенца в сушилку, но прачечная оказалась закрытой на ночь. Зато у него было время – пока он спускался вниз на Красном, а поднимался на натужном Зелёном – подумать о бесчинствах кота. Коко тёрся челюстью о рычаг крана… Кот скучал и хотел привлечь к себе внимание… Юм-Юм постоянно спала, и Коко не хватало погонь, прыжков, борьбы и обоюдных ласк, совершенно необходимых каждой сиамской парочке.
«Моя вина, – подумал Квиллер, – это я повёз их в город, несмотря на то что они хотели остаться в Пикаксе».
Когда он вернулся с мокрыми полотенцами, его поджидал Коко.
– Прости, старина, – сказал Квиллер. – Завтра воскресенье. Проведём день все вместе. Найдем какое-нибудь интересное занятие. Если погода позволит, может, отправимся погулять на крышу?
– Йау! – сказал Коко, прищурившись.
Выдав кошкам перед сном копченого лосося, он уже облачался в пижаму, как вдруг его что-то насторожило. Он прислушался. Вроде бы что-то шуршало под полом.
– И это не мышь, – сказал он громко. – Крыса!
Сиамцы тоже услышали шуршание: Коко, принюхиваясь, закружил по полу, Юм-Юм насторожилась.
Квиллер кинулся к телефону на кухне и набрал номер управляющей. Ответил Руперт.
– Руперт! Это Квиллер с четырнадцатого! У нас тут крысы под полом!.. Крысы! Я и говорю: крысы! Да, я слышу, как они возятся под полом спальни. Кошки тоже их слышат… Да? Серьёзно? Хмммм… Понятно. Очень жаль, конечно… Простите, Руперт, что побеспокоил. Доброй ночи.
Он вернулся в спальню.
– Это водопроводчик возится между этажами, -проинформировал он сиамцев. – Заделывает протечку. Вода просочилась в квартиру Графини. Ты не чувствуешь за собой никакой вины, Коко?
Кот с раздражающей беззаботностью вылизал себе пятнышко на грудке.
Случись такая беда над любой другой квартирой, подумал Квиллер, управляющая подождала бы до понедельника.
Держа слово, воскресенье он провёл с сиамцами. Сначала он помассажировал их новой щёткой с резиновыми зубчиками, обнаруженной в магазине для животных. Затем стал читать вслух из «Эотена», причём Юм-Юм заснула во время главы о каирской чуме. Примерно в полдень, надев на Коко шлейку, он вывел его на прогулку: по коридору, мимо лифтов, прямо к двери «ХОДА НЕТ», вверх по двум пролетам ступеней и на крышу. Коко маршировал как солдат, подняв хвост трубой.
С крыши открывался великолепный вид на город и убегающую к югу реку. Кот жадно нюхал воздух и тянул за поводок: ему хотелось походить по парапету. У Квиллера были иные намерения: он подтолкнул Коко к стеклянному куполу пентхауса. Стеклянные окошки купола со временем помутнели, но те, что заменили недавно при ремонте крыши, сияли чистотой. Сквозь них был виден длинный диван, и большие картины, и несколько посаженных в горшки деревьев. Вечером, когда зажигали свет в квартире, то, что происходило в гостиной, мог увидеть любой забравшийся на крышу.
Квиллер подумал, а что, если… Что, если кто-нибудь находился на крыше в момент убийства Ди Бессингер и видел настоящего убийцу? Почему тогда он не заявил в полицию, не выдал информацию? Из-за страха за собственную жизнь? Или унюхал возможность подзаработать шантажом? Но такие вещи скорее происходят в детективных романах, а не в реальной жизни.
Коко стеклянный купол совершенно не заинтересовал, кот предпочитал узкий парапет вдоль крыши. Он прошёл по нему по всему периметру, после чего вместе с Квиллером спустился вниз для следующего развлечения – игры в скрэбл.
Не успела игра начаться, как зазвонил телефон. Квиллер надеялся услышать Винни Уингфут, надеялся на продолжение их короткого вчерашнего знакомства. Но, к его разочарованию, трубный глас Шарлот Руп вопросил:
– Вы не заняты, мистер Квиллер? Надеюсь, ни от чего вас не отрываю?
– Я собирался прогуляться, – сказал он, – но могу и подождать.
– А я надеялась – если это не будет нахальством с моей стороны – подняться к вам и проведать ваших замечательных кошек.
Когда они жили на Речной, она не проявляла особого интереса к сиамцам.
– Разумеется, – проговорил Квиллер безо всякого пыла. – В котором часу вы хотели бы зайти?
– Ну, в ресторане мне нужно быть в четыре. Что, если я зайду в половике четвертого?..
– Хорошо, – согласился он, сообразив, что таким образом она не сможет пробыть здесь слишком долго. – Буду ждать вас в половине четвертого. Я живу в 14-А.
– Ничего, если я приду с другом?
– Ничего.
Что ещё он мог ответить?
– Шарлот, твоя старая подруга, зайдёт в три тридцать, – обратившись к Коко, сообщил Квиллер. – Постарайся вести себя как джентльмен. – Во время их последней, совсем короткой встречи кот вышел из себя и совершенно шокировал женщину. Правда, в те времена Шарлот было легко шокировать.
Они продолжили играть в скрэбл. Коко прицепился к букве «О», поэтому Квиллер составлял шедевры типа «фото», «лото», «окот», «окно», «шок», и тут снова зазвонил телефон. Ну на этот раз точно звонит Винни Уингфут, – увы, это оказалась Изабелла Уилбертон, В невменяемом состоянии.
– Чё делаем? – спросила она сонно.
– Работаю, – ответил он холодно.
– Может, я… поднимусь?
– Боюсь, сейчас не слишком удачное время для визита. Я обдумываю одну проблему…
– Может… спуститесь?
– Я же сказал вам, мисс Уилбертон, я сейчас невероятно занят, – с ноткой раздражения произнёс он,
– Почему бы не звать меня Изабеллой?
– Хорошо, пусть так. Изабелла, как я уже сказал вам, я не могу сейчас оторваться от работы.
– Не нравлюсь, да?
у него возникло мучительное желание повесить трубку, но вместо этого он проговорил как можно вежливее:
– Не то чтобы вы мне не нравились, просто звоните в неподходящее время.
– А на мою киску взглянуть не желаете?
– Я уже её видел, Изабелла. В вестибюле, вчера. Милая маленькая киска.
– Может, пойдём куда-нибудь поужинаем?
Он постарался подавить раздражение:
– Вероятно, вы не помните, я вам говорил, что сегодня ужинаю с членами НОСКа.
– Никто не хочет со мной ужинать! – вздохнула она. – У меня нет друзей. Я с крыши брошусь!
– Слушайте, Изабелла, прекратите так говорить. У вас вся жизнь ещё впереди. Сколько вам лет?
– Сорок два… или три – не помню.
– Помните разговор в прачечной? В ваши годы со мной было всё то же самое, что сейчас с вами, поэтому я понимаю, что вы ощущаете и как себя чувствуете. И я знаю, что вы, так же как и я тогда, найдете поддержку и сможете начать новую жизнь. Есть группы, в которые вы можете войти и в которые входят люди с такими же проблемами, как у вас
– Нет у меня никаких проблем. Просто нет друзей. Незачем жить. Остаётся одно – крыша и вниз.
– Изабелла, в последний раз, когда мы виделись, вы шли через вестибюль с синим одеялом, в котором был завернут котёнок, и казались вполне счастливой. Кстати, как назвали киску?
– Пышечка. – Слово вышло каким-то смазанным.
– Вам с ней хорошо?
Ответа не последовало. Ему показалось, будто в трубке всхлипнули.
– Чем вы её кормите?
– Чем-то из банки, – ответил дрожащий голос.
– Вы с ней играете? Котята очень любят играть. Привяжите на нитку бумажный бантик и крутите вокруг себя – пусть побегает, половит. – Разговор был дурацкий но Квиллер старался любым способом отвлечь её от страшного намерения. – А где она спит?
– На моей кровати.
– Она счастлива?
– Наверное.
– Мурлычет? – Он надеялся каким-либо образом заинтересовать её.
– Не знаю.
– Котятам нужны любовь и внимание. Им нравится, когда их гладят, чешут за ушком. Вы её гладите? – Квиллер промокнул лоб. И что он так старается? Зачем весь этот бред? Она ведь даже не слушает.
– Хотите… ко мне выпить? – пробормотала Изабелла.
– Вы сегодня что-нибудь ели?
– Спрыгнуть с крыши… и делу конец.
– Послушайте, Изабелла, вы не должны этого делать. Подумайте о Пышке! Вы ей нужны! Что с ней станет без вас? Она всего лишь беспомощный котёнок!
– Возьму её с собой.
На мгновение он замолчал. Затем:
– Изабелла, не вешайте трубку. Слышите: не вешайте! Я сейчас!
Кинувшись на кухню, он схватил трубку служебного телефона.
– Изабелла Уилбертон угрожает спрыгнуть с крыши! – прокричал Квиллер. – Я говорю с ней по телефону!
– Старайтесь удержать подольше, – сказала миссис Таттл. – Я сейчас к ней поднимусь.
Квиллер бегом вернулся в библиотеку, но из трубки доносились только гудки. Неужели она уже на крыше – с котёнком? Грохнув дверью, он выскочил из квартиры и, перепрыгивая через три ступеньки, вылетел наверх – никого. Немного подождал, но Изабелла так и не появилась. Вдруг она успела раньше него? Нет, это невозможно! И всё же он опасливо выглянул за парапет. В лицо ударил порыв ветра, и он быстро отступил назад.
«Что я делаю в этой "Касабланке"? – спросил он сам себя. – Живу в постоянном нервном напряжении: допотопные, вечно ломающиеся лифты, холодная вода из душа, текущие батареи, кишкотанцоры, не пойми что на автостоянке, безумная Графиня и теперь вот Изабелла!» Подождав минут десять-пятнадцать, он в полной уверенности, что её перехватили внизу, начал спускаться. Но у подножия лестницы его ждал неприятный сюрприз – стальная дверь, ведшая на крышу, была заперта!
Поначалу он отказался этому верить. Затем понял, что миссис Таттл послала Руперта запереть дверь, дабы самоубийца не воспользовался ею. Квиллер забарабанил кулаком что было сил, надеясь, что Киистра Хедрог проводит воскресный день в тиши и уединении и услышит грохот. Ответом ему было приглушенное мяукание из-за двери 14-А. Коко знал, что хозяин попал в беду, но это ничего не могло изменить.
Квиллер вернулся на крышу и выглянул из-за парапета, хотя навряд ли кто его заметит на такой высоте. На автостоянке – никого: воскресенья в "Касабланке" были настолько тихими, насколько безумными были субботы. Квиллер обошел крышу, надеясь увидеть или прохожего, выгуливающего собаку, или бегуна, носящегося вокруг здания, или жильца, выкидывающего мусор в бак. Никого, и, главное, становилось холодно.
Он медленно вернулся к лестнице и стал спускаться. Послышался звук работающих механизмов и знакомое позвякивание. Это означало – либо Красный либо Зелёный приближается к пентхаусу. Кабина лифта остановилась. Квиллер птицей слетел по ступеням и замолотил в дверь.
– Господи, – проговорил робкий голос. – Кто там?
– Я заперт на лестнице! Приведите управляющую пусть откроет дверь!
– Боже! Мистер Квиллер, это Шарлот. Мы как раз пришли вас проведать… Реймонд, спустись и скажи, я подожду здесь.
Лифт поехал вниз.
– Как же это произошло, мистер Квиллер? – спросил пронзительный, но показавшийся в тот момент таким успокаивающим и приятным голос.
– Вы мне ни за что не поверите. Расскажу, когда отсюда выйду, – пообещал он из-за двери.
– Роберто ожидает вас сегодня к ужину. Просил вас подняться к нему в квартиру, когда придете.
– Я вас задерживаю? Не хочу, чтобы вы из-за меня опоздали на работу.
– Нет-нет, сейчас всего тридцать пять четвёртого. Уверена, Реймонд скоро кого-нибудь приведёт.
Квиллер всегда испытывал неудобство, разговаривая с Шарлот, даже без железной двери между ними, поэтому он обрадовался, услышав натужный стон прибывшего лифта. Руперт открыл дверь.
– Меня никто не предупредил, что вы на крыше, – сказал сторож.
– Никто об этом и не знал. Спасибо, Руперт. А то я уж собрался провести ночь на лестнице. Кстати, откройте заодно и дверь в мою квартиру: я ключ забыл.
Шарлот и её друг с нашлёпкой на ухе стояли рядом с Квиллером, пока Руперт открывал квартиру. Квиллер испытывал благодарность к ним обоим и прилив жалости к Данвуди, не понимая, зачем тот носит такой заметный знак собственного уродства. Вероятно, не может позволить себе ухо-протез.
– Заходите, – наконец пригласил он. – Добро пожаловать в сады «Касабланки».
Пара вошла, удивлённо озираясь.
– Вы здесь не бывали ранее? – спросил Квиллер.
– Нет, – ответила Шарлот. – Никогда.
– Где это произошло? – поинтересовался Данвуди.
– Что именно произошло?
– Убийство.
– Не знаю, – покривил душой Квиллер, распахивая двери в галерею. – Здесь когда-то был бассейн, теперь нечто среднее между гостиной и галереей. Пожалуйста, входите и располагайтесь как удобнее. Только осторожно – ступеньки. А я попробую отыскать кошек.
С благоговейным трепетом пара вошла в залитую светом волшебную страну деревьев в горшках и гигантских грибов по стенам.
Юм-Юм Квиллер обнаружил в спальне дремлющей на матраце, а Коко – в ванной, сидящим в латке – просто сидящим в латке.
– Прошу без комментариев, – обратился Квиллер к коту.
Вернувшись в галерею с сиамцами под мышками, он застал своих посетителей прильнувшими друг к другу. На огромном диване они казались детишками, затерявшимися в пустыне.
– Вот и они! Это у нас Коко, мужчина, а это Юм-Юм – женского пола, – пояснил он, осознавая всю глупость подобного замечания.
– Какой они породы? – спросил Данвуди.
– Сиамцы. Очень умные.
Юм-Юм тут же показала весь свой ум, проскакав вверх по ступеням, скользнув между деревьев и вернувшись на исходную, на матрац. Коко задней лапой почесал за ухом – от этого его глаза сошлись на переносице, а клыки обнажились. Это была самая неприятная из всех возможных поз.
– Что будете пить? – спросил Квиллер.
– Я – ничего, – сказала Шарлот.
– А я не откажусь от пива, – сказал Данвуди, и на его тупом лице мелькнул огонек заинтересованности.
Извинившись, Квиллер вышел на кухню и через пару минут вернулся с подносом.
– На всякий случай, если решите передумать, – обратился он к Шарлот, – вот бокал белого виноградного сока. – Он не стал уточнять, что сок взят из личных запасов Коко: замечание могло её оскорбить. Данвуди весело потянулся к стакану с пивом. – Ваше здоровье! – хмуро произнёс Квиллер, поднимая собственный стакан виноградного сока.
– Необычная комната, – заметил Данвуди.
– Эта квартира переделана из ресторана, называвшегося «Пальмовым павильоном». У здания очень интересная история. Думаю написать о нем книгу.
Шарлот обратилась к своему приятелю:
– Мистер Квиллер блестящий писатель. – И оба с восхищением воззрились на него.
– Вы тоже занимаетесь ресторанным бизнесом? – спросил Квиллер спутника Шарлот.
– Нет, работаю в городе.
– Он инженер, – с гордостью объявила Шарлот. – Мистер Квиллер, как вам нравится житье в Мускаунти?
– После того как я привык к свежему воздуху, безопасным улицам и отсутствию дорожных пробок – очень.
– А я всегда жила в большом городе. Реймонд тоже, правда ведь, милый? – Она повернулась к своему компаньону и просияла.
Квиллер с трудом удержался от того, чтобы не взглянуть на часы,
– Вы давно живёте в «Касабланке»? – обратился он к Шарлот.
– С тех самых пор, как строители взорвали дома на речной. А Реймонд въехал… дорогой, когда ты въехал?
– Четыре месяца назад.
– Это удобнее для нашей работы, – пояснила она.
– Большое преимущество, – поддакнул Квиллер.
– Автобусная остановка прямо у входа, – вставил Данвуди.
Все трое переглянулись. Квиллер отчаянно пытался найти тему для разговора. Это были самые длинные десять минут в его жизни.
Снова заговорил Данвуди:
– Что делает эта кошка?
Коко пытался забраться под коврик перед баром.
– Коко, прекрати! – прикрикнул Квиллер. Он вытащил кота и расправил коврик, дабы закрыть кровавое пятно. – Что за дурная привычка! Ещё пивка, мистер Данвуди?
– Мне пора на работу, – сказала Шарлот. – Идём, Реймонд. Большое спасибо, мистер Квиллер.
– Вы мне доставили огромное удовольствие. Слава богу, что вы оказались рядом. – Он очень обрадовался, когда они пришли, а теперь радовался тому, что уходили!
Гости пробормотали слова прощания и вышли из квартиры. Если бы Квиллер выпивал, он сделал бы сейчас двойной скоч. Вместо этого он достал неаполитанское мороженое и положил себе большую порцию, а кошкам – маленькие. Сиамцы вылизали ванильное, но неодобрительно отнеслись к клубнике и шоколаду, «закопав» и то и другое, словно указали; «Убери это и зарой где-нибудь!»
Устав от событий этого дня, Квиллер порадовался когда настало время одеваться к ужину и отправляться к Роберто. Он надел серый костюм и в шесть тридцать покинул «Касабланку», чтобы зайти за Мэри в «Голубой дракон».
На пути к ресторану Мэри сказала:
– Квилл, объясните мне кое-что. В прошлый понедельник вы сказали, что не играете в настольные игры а три дня спустя выиграли у Графини в скрэбл.
– Знаете, Мэри, меня это самого поражает. Сначала Юм-Юм обнаружила пустую фишку, затем Коко – скрэбл, я прочитал инструкцию и решил попробовать. И если мне удалось выиграть, то это счастье новичка, -добавил он скромно. – Но в игре, которую я нашёл, не хватает нескольких костяшек. Интересно, что с ними произошло?
– У Ди был кот, он крал их и пихал под холодильник.
– Я не знал этого.
– Перс, по имени Винсент, – в честь Ван Гога, разумеется.
– И что с ним стало?
– Его забрал бывший муж. Теперь Винсент живет в галерее.
– Ди нравился скрэбл или она играла только для того, чтобы развлечь Графиню?
– Она была завидным игроком. По воскресеньям они устраивали скрэбл-бои. Я иногда бывала четвёртым.
– Вы были там… в воскресенье вечером… когда она умерла?
Мэри кивнула.
– Больно об этом вспоминать. Когда я уходила в восемь вечера, ничего не предвещало беды.
Квиллер хотел ещё кое о чём спросить, но они подошли к ресторану, по ступеням которого перед ними поднимались ещё две пары, что создало определенную сутолоку в фойе, где гостей приветствовала Шарлот.
– Шарлот, мы пройдём наверх, – сказала Мэри.
СЕМНАДЦАТЬ
Баклажанового цвета ковёр из ресторана поднимался наверх до квартиры Роберто.
Вы не узнаете вкуса Роберто, настолько кардинально он изменился, Квилл, – проговорила Мэри, по своей привычке чуть приподняв брови. – В Италии он открыл для себя международный модерн! – Как обладательница чиппендейла, она явно это не одобряла.
– Я тоже люблю модерн, – отозвался Квиллер. – С того самого времени, когда снимал квартиру Гарри Нойтона на «Вилла Веранда».
– У Нойтона по сравнению с тем, что вы сейчас увидите, просто викторианская готика.
Баклажановый ковёр закончился на последних ступенях лестницы, и дальше пол представлял собой лоснящийся каток желтоватого мрамора. Тут и там на зеркальной поверхности катка стояли конструкции из стальных прутьев, штырей и трубок, объединённых в геометрические узоры со стеклом или кожей, – по-видимому, это были столы и стулья. Роберто появился в дальнем конце зала, где, по разумению Квиллера, находилась байроническая гарсоньерка, обставленная диванами красного бархата с наваленными на них подушками.
Адвокат, ставший поваром, выглядел впечатляюще: массивные плечи закруглились от долгого сидения над книгами по закону и стояния над разделочной доской. В одежде он предпочитал классику, а разговаривал так, словно выступал в суде, выдерживая необходимые паузы, зато руки его стали красноречивее, чем до отъезда в Италию, прежде он ими так не размахивал.
– Приятно… видеть вас снова, – сказал он. Ни намека на пылкое европейское объятие: слишком многого Квиллеру хотелось от бывшего Роберта Мауса,
– Роберто, это великая честь, – сказал Квиллер. – Мы встречались три года назад, но, кажется, прошло тридцать лет. Позвольте сказать, что ресторан ваш просто великолепен, а еда восхитительна.
– Я кое-чему научился, – проговорил хозяин. – Присаживайтесь. Мы выпьем аперитив… и немного побеседуем… а затем сойдем вниз, где для нас будет накрыт столик.
Квиллер выбрал группу штырей и планок, казавшихся совершенно неподходящими для сидения, но обнаружил, что на такой конструкции не только можно сидеть, но весьма удобно сидеть. Двое других членов компании расположились на некотором расстоянии друг от друга и от Квиллера. Пространство было частью дизайна этого прохладного, спокойного и пустого зала.
– Обслуживание в ресторане, – продолжил Квиллер, – изумительное. Где вы отыскали таких замечательных официантов?
– Это студенты-законники, – пояснил ресторатор. – Я предлагаю им считать наших посетителей… господами присяжными заседателями.
– Очень хорошо, что в качестве менеджера вы наняли Шарлот Руп. Она, похоже, совершенно счастлива и несколько оттаяла.
– Это не только оттого, что у неё появилась работа, – вставила Мэри. – Ведь впервые в жизни она встречается с мужчиной.
– Да, конечно, – согласился Квиллер.– Я с ним уже познакомился. Кто-нибудь знает, что случилось с его ухом?
– Взрыв динамита, – сказал Роберто. – Хорошо ещё, что… бедняжка остался в живых.
– Ему очень долго делали пластическую операцию, – добавила Мэри.
Они обсудили метаморфозы Хламтауна, Цвингер-бульвара, Речной дороги и города в целом. Затем Роберто сказал:
– Как я понимаю, мистер Квиллер, у вас возникла проблема… с «Касабланкой».
– Действительно, но это не касается финансовых возможностей, ибо Фонд К. согласился выделить деньги на реставрацию здания. Загвоздка в самой мисс Пламб. Мне показалось сначала, что между нами возникло некое взаимопонимание, но, стоило мне упомянуть о реставрации, она тотчас отстранилась, словно опустила занавес Может быть, вы знаете, как до неё достучаться? Ведь вы были её поверенным, – кстати, как долго?
Роберто сделал глубокий вдох и подчеркнул свои слова отчаянной жестикуляцией.
– Двенадцать лет! Двенадцать ужасных лет неблагодарной работы. Я бы предпочёл… начинять тортеллини.
– А как она отреагировала на ваше предложение, Квилл, написать книгу? – спросила Мэри.
– Сомневаюсь, что она поняла суть, но ей понравилась идея сфотографироваться. Да бог с ней, с книгой, меня волнует другое. У НОСКа очень сильные противники, а поскольку в печать просочились сведения о том, что НОСОК имеет средства, наши соперники могут пойти на отчаянные меры. Им всего-то нужно, чтобы мисс Пламб передала имущество по наследству. Если это произойдёт, то старушку может настичь сердечный приступ, или церебральный паралич, или сальмонеллез.