– Искали записи? Она кивнула.
– Я, естественно, рационально оценила ситуацию в целом. Я, пожалуй, была ему ближе любого другого в “Калкон” и в определенной степени была посвящена в его исследования. Так что часа через два после окончания рабочего дня пробралась в лабораторию и обнаружила пустой письменный стол. Никаких записей.
– Может быть, он забрал их с собой, уходя прошлым вечером?
– На мой взгляд, это возможно, лейтенант, но весьма маловероятно. Зачем ему рисковать, зная, что бумаги в “Калкон” в полнейшей сохранности под присмотром ночных охранников?
– Может быть, их в какой-то момент в тот день взял Браунинг?
– И об этом я думала, – угрюмо призналась она, – и звонила ему домой. Он сказал, что осматривал лабораторию Джастина во второй половине дня, сразу после встречи с вами, и ничего не нашел. Стало быть, либо он лжет, либо этот болтун Чарльз Демарест подоспел туда первым.
– Вы имеете в виду вчерашний вечер?
– Ну конечно.
Мартини был просто великолепен. Возможно, весь фокус в капельке перно. Я поставил опустошенный бокал, и Эллен моментально наполнила его снова. И свой тоже, отметил я, задавая следующий вопрос:
– По-вашему, Демарест обладает даром ясновидения или чем-нибудь в этом роде?
– Что вы хотите сказать?
– Если он прошлым вечером забрал записи Эверарда, значит, должен был знать, что они Эверарду никогда больше не понадобятся.
Она на секунду уставилась на меня широко вытаращенными глазами.
– Боже мой, в самом деле! Он должен был знать, что Джастина убьют!
– Если это он взял бумаги, – оговорился я. – У нас остается еще несколько логичных альтернатив. Скажем, Эверард по какой-то причине унес их с собой вчера вечером, или Браунинг лжет, будто ничего не нашел в лаборатории нынче днем.
– Или я лгу, тогда как на самом деле успела забрать их первой?
– Правильно, – подтвердил я.
– Меня еще кое-что беспокоит, – продолжала она. – Джастин с миссис О'Хара тайно скрылись в мотеле, чтобы провести ночь в любовных забавах. Тут нет смысла. Джастин не стал бы так рисковать. Наши с ним отношения были совсем другими. Мы оба – высококвалифицированные специалисты одной профессии, и при любом скандале я пострадала бы наравне с ним. Поэтому мы и держали все в страшной тайне. Но чтобы Джастин вдруг на одну ночь поехал в мотель с личной секретаршей директора? – Она решительно затрясла головой. – Не поверю, лейтенант!
Я отхлебнул мартини.
– Возможно, к таким ситуациям логика просто неприменима. Миссис О'Хара была весьма привлекательной женщиной и, как мне говорили, нимфоманкой. Все шансы за то, что она его соблазнила.
– Вы не знали Джастина, – совершенно непоколебимым тоном заявила она. – А я знала. Это просто не тот человек, который сделал бы что-нибудь по сиюминутному побуждению. В нашу первую ночь он целый час излагал свою точку зрения на эту связь! Дело должно оставаться чисто физическим, без каких-либо обязательств с обеих сторон, причем обе заинтересованные стороны должны заниматься им с крайней осторожностью и хранить все в полной тайне. Он говорил так, словно цитировал наизусть юридические бумаги, оформляющие сверхъестественно предусмотрительную страховку от несчастных случаев!
– Есть и другая теория, – медленно проговорил я.
– Да? – Она нетерпеливо подалась в мою сторону с засверкавшими от любопытства глазами. – Продолжайте, лейтенант.
– “Открытие Эверарда” представляет собой какой-нибудь нервный газ, – пояснил я. – Одна капля, попавшая в городской водопровод, способна парализовать все население, начиная миллионов с пятнадцати и выше. Миссис О'Хара на самом деле – русская шпионка. Она силой заставила его принести записи и под дулом пистолета препроводила в мотель, где намеревалась прикончить его, забрать формулы и бежать к поджидающей ее подводной лодке. Но вы тоже знали про формулы и последовали за ними. Раздобыли где-нибудь по дороге пару ножей, потом прошмыгнули в номер мотеля и зарезали обоих насмерть. Потом где-то припрятали записи и вернулись сюда, в собственную квартиру, нахально решив, будто вышли сухой из воды.
– Вы разочаровали меня, лейтенант, – бесцветным тоном заявила она. – Я, естественно, подозревала, что вы сукин сын, но не догадывалась, что настолько дешевый.
– Копу трудно сберечь даже дешевое чувство юмора, – заметил я. – Предположим, “открытие Эверарда” имеет огромную потенциальную ценность в коммерческом отношении. Оно стало бы собственностью “Калкон”, правильно?
– Теоретически, – сказала она.
– Объясните, пожалуйста.
– Приступая к научным исследованиям в “Калкон” или любой другой крупной организации подобного рода, вы подписываете толстенный юридический документ, где указано, что любое ваше открытие автоматически становится собственностью компании. Но, конечно, всегда есть обходные пути. Можно выйти в отставку, выждать разумный период времени, скажем, год, а потом неожиданно заявить о своем открытии. Или, если у вас есть талант организатора, открыть где-нибудь на Багамах или в другом подходящем месте собственную компанию через подставных лиц, замещающих подлинного владельца.
Иными словами, если как следует постараться, особых проблем не возникнет.
– А что, Эверард создал собственную компанию?
– Если и так, никогда не докладывал мне об этом.
– Где он жил?
– Этажом ниже, – равнодушно сообщила она. – Квартира 6-Б.
– Полагаю, ключа у вас не осталось?
– До чего каверзный и типичный для копа вопрос, верно? – Она осушила последние капли второго бокала мартини. – Да, случайно остался. Желаете получить его прямо сейчас?
– Хорошо бы, когда соберусь уходить, – ответил я.
– Я ни в чем не нахожу ни капли смысла, – раздраженно сказала она. – Во-первых, не понимаю, почему Джастин отправился с миссис О'Хара, во-вторых, не могу вообразить никакого разумного основания, по которому кому-то вздумалось убить их обоих.
– Я тоже, – признался я.
Она снова как бы автоматически наполнила оба бокала.
– Я хочу сказать, эта сучка, Джуди Трент, ревновала, догадываясь о существовавших между нами с Джастином отношениях, но не могу представить, как она тащит их с миссис О'Хара в мотель и приканчивает обоих!
– А у нее никогда ничего не было с Эверардом?
– Ничего. – В ее взгляде сквозило самодовольство. – Тут я разбила ее в пух и прах, будьте уверены!
– Ас другими сотрудниками “Калкон” у нее были связи?
– Насколько я знаю, нет. – Она опустила плечи и тихо вздохнула. – Вот в этот момент почти всегда начинаешь вдруг чувствовать. Сразу после того, как возьмешься за третий.
– За третий? – осторожно переспросил я.
– Мартини, – терпеливо растолковала она. – Вы не чувствуете, лейтенант? Восхитительное тепло, разгорающееся где-то глубоко в желудке, которое все разливается и разливается, пока не охватит тебя целиком с головы до пят. И мир быстро превращается в дивное место для красивой и чувственной пары, вроде нас с вами.
– И все это у вас получается после пары бокалов мартини? – с неприкрытым восхищением взглянул я на нее.
– Это пер но, – с наслаждением проговорила она. – Близкий родственник абсента, а поклонники Афродиты почитают абсент за особые любовные свойства. Вы не знали?
– Вы хотите сказать, что теперь мне пора ловить шанс? – недоверчиво уточнил я.
– Безусловно, надеюсь на это, – подтвердила она. – Перно не проходит даром.
– Если я правильно понял, мы готовы вступить в определенные отношения?
– Ну, – язвительно проговорила она, – я не стала б готовить свои фирменные мартини для первого встречного-поперечного! – Еще раз от души хлебнула из бокала и осторожно установила его на ручке кресла. – Не замечаете, как тут становится жарко?
– Нет, – сказал я, но ничуть не охладил ее пыл.
– Я задыхаюсь! – вскричала она. – Мое тело жаждет освобождения от тяжелых оков повседневной работы. А раз оно жаждет свободы, пускай получает свободу!
Она встала, старательно держась ко мне спиной, расстегнула на белом комбинезоне “молнию”, и он упал к ее ногам. Остался один лифчик и черные трусики, низко сидевшие на ягодицах классической формы. Онемев и не веря своим глазам, я следил, как она расстегнула лифчик и он полетел на пол, потом сунула большие пальцы за пояс трусиков и спустила их вниз по ляжкам. Слегка наклонилась, перешагивая через трусики, и гладкие, словно мраморные, ягодицы чуть-чуть разошлись по разделяющей их линии. Она выпрямилась и повернулась ко мне. На ней все еще были очки.
– Не возражаете, если останусь в очках? – мило спросила она. – Я чертовски близорука и без них даже вас не увижу.
– Конечно, валяйте, – охотно согласился я. – Они вносят в ваш облик очаровательный экзотический штрих.
Глазея на нее, я ощутил в животе быстрое щекотание. Тело ее было гладким и безупречным, коралловые соски торчащих полных грудей уже набухли от желания. Темный треугольник лобка между ляжками, застенчиво выглядывающий из розоватых створок клитор казались воротами в рай. Мой дружок мощно отреагировал на картину и открывающуюся перспективу.
– Эллен Спек, – провозгласил я, – в одежде вы привлекательны. В обнаженном виде прекрасны. А уж учитывая очки, вообще не знаю, сумею ли я устоять.
– Благодарю вас, лейтенант, – задумчиво проговорила она, а потом вдруг хихикнула. – Я вот стою перед вами совсем голая и даже не знаю, как вас зовут.
– Эл, – сообщил я, встал и начал расстегивать рубашку.
– По правде сказать, меня это не впечатляет, но все-таки лучше, чем “лейтенант”. – Она схватила бокал и проглотила остатки мартини, пока я быстро сбрасывал одежду, оставив на полу громоздкую кучу вещей. Налитой жезл гордо реял передо мной, опровергая все законы тяготения.
– Пошли в спальню, – предложила она, медленно расплываясь в сладострастной улыбке, рассматривая меня с головы до ног и останавливая взгляд на самом существенном. – Всему свое место, а для таких вещей спальня, по-моему, – наилучшее.
– Единственно подходящее, – согласился я, позволяя ей взять меня за руку и препроводить, как послушного маленького мальчика, в спальню.
Все время, пока мы занимались любовью, она оставалась в очках – и на стадии предварительных игр, когда мы ласкались и ощупывали друг друга, обменивались влажными крепкими поцелуями, взаимно исследуя языками рты, и потом, когда она завалила меня на спину, села верхом и, поймав раскаленный, отвердевший шомпол, направила его меж атласными ляжками в сырое, мягкое, пульсирующее лоно, крепко и жарко объявшее меня.
Она пустилась вскачь со знанием дела, приподнималась, и моя бьющаяся, напряженная плоть чуть не выскакивала изнутри, потом вновь приседала, так что я погружался почти до самого донышка. Ускоряя движения, она целенаправленно и неустанно подводила обоих нас к потрясающему, всепоглощающему моменту. От того, что все время на ней красовались очки, происходящее становилось еще слаще.
***
Я ушел от нее чуть позже двух, с ключом от квартиры Эверарда в кармане. В тот момент, как за мною закрылась дверь, показалось, будто я из волшебной страны шагнул в неприкрашенную реальность. Спускаясь на другой этаж в лифте, я вновь в полной мере проникся чувством долга и через несколько секунд входил в квартиру Эверарда. Кроме прочего, я надеялся сэкономить днем лишнюю поездку.
Гостиная выглядела по-настоящему аккуратной и чистой, равно как кухня и ванная. Даже в спальне царил полный порядок, за исключением кучи одежды, валявшейся на полу. Я опустился на четвереньки и тщательно ее рассортировал. Мужская спортивная куртка и брюки, рубашка и нижнее белье, носки и ботинки. Потом женский черный свитер, потертые джинсы, белый лифчик и парные к нему трусики, поношенные сандалии. Во внутреннем кармане спортивной куртки оказался бумажник с водительскими правами Эверарда, парой кредитных карточек и примерно шестьюдесятью долларами наличными. В одном из брючных карманов лежала скомканная бумажка. Я осторожно расправил ее и увидел, что она исписана непонятными значками, которые на мой невежественный взгляд показались химическими формулами. Может быть, я держал в своих везучих руках “открытие Эверарда”? Или, скорее, какую-нибудь машинально нацарапанную абракадабру. Я заглянул в шкаф, в ящики комода и не нашел больше ничего интересного.
Весьма любопытный вопрос не давал мне заснуть за рулем по дороге домой. Зачем было убийце трудиться забрасывать одежду своих жертв на квартиру к Эверарду и почему он не позаботился забрать этот клочок бумаги, если он имеет какую-то ценность?
Глава 5
Я бодро вошел в офис пораньше – еще одиннадцати не стукнуло, – и медово-блондинистая сердцеедка, выступающая в роли личной секретарши шерифа, отвесила мне приветственный упрек.
– В девять часов, – изрекла Аннабел Джексон, – день для него начинается светло и радостно. Десять часов – и он принимается бурчать сквозь зубы и пиявить меня всевозможными мелочами, не имеющими никакого значения. Десять тридцать – и он превращается в дикого бешеного быка. Почему вы, Эл Уилер, работая над убийством, не способны хоть раз явиться сюда в разумное время?
– Я остановил машину перед офисом, – невинно пустился я в объяснения, – в пять минут девятого. Вдруг с четвертого этажа дома напротив долетел жуткий вопль. Свихнувшийся буян снова затеял драку. С бедной малюткой старушкой, которой стукнуло шестьдесят семь лет и восемьдесят три зимы. Когда я подоспел на четвертый этаж, она только что кокнула его насмерть старым обухом от топора, который случайно валялся поблизости. Я арестовал ее за убийство первой степени, а потом – неужели вы не слыхали? – свихнувшийся поджигатель поджег дом, швырнув бомбу в подземный гараж! Ну, я…
– Ох! – с нескончаемым омерзением вздохнула она. – Заткнитесь!
Я окинул ее одобрительным взглядом и любезно заметил:
– Я смотрю, слово “лифчик” до сих пор тут считается неприличным.
– Это тут не единственное неприличное слово, – весьма нелюбезно отрезала она, метнув в меня красноречивый взгляд, чтобы я не ошибся в истолковании смысла.
– Шериф хочет видеть меня? – смиренно спросил я.
– С девяти часов нынешнего утра, – зловеще улыбнулась она. – Не забудьте сообщить письмом, когда подыщете другую работу!
Я стукнул в дверь кабинета шерифа, услыхал изнутри утробный рык доисторического чудовища и вошел. С первого взгляда было отчетливо видно, что шериф Лейверс пребывает в очередном припадке ярости. Массивные брыли тряслись, словно взбесившийся мусс “Джелло”, а кончик большой толстой сигары раскалился добела. Я сразу же интуитивно почуял, что сейчас неподходящий момент затевать разговор о перспективах моего продвижения по службе.
– Очень мило, что заглянули, лейтенант, – хрюкнул он. – Полагаю, вам больше нечем заняться?
– Вы же знаете, как обстоит дело с двойными убийствами, шериф, – проговорил я с бледной улыбкой. – День начинается утром часов в одиннадцать, а заканчивается в три следующего утра.
– И как же ее звали? – прорычал он. Я сел в кресло для посетителей и изобразил для него трижды искреннюю улыбку, понадеявшись, что она ясно и четко демонстрирует полное понимание его проблем с моей стороны и единственное стремление прийти на помощь. Видя перед собой Лейверса в таком настроении, можно выйти из положения лишь одним способом – завести непрерывный монолог, пока он не начнет лихорадочно искать возможность от вас избавиться. Поэтому я преподнес ему подробный отчет обо всем деле в целом с самого что ни на есть начала, на ходу там и сям внося редакторские поправки. Закончив, я даже сам устал от звука собственного голоса.
– Вы, должно быть, шутите, лейтенант! – Шериф вперил в меня остекленевший взгляд. – Для начала у вас двойное убийство, само по себе из ряда вон выходящее. Два абсолютно голых трупа, исчезнувшая одежда и прочее. А теперь вы мне докладываете, будто этот Эверард – химик-экспериментатор, возможно открывший некий способ уничтожения всего живущего на земле, и обоих убили именно из-за этого?
– Ну… – Я окинул его столь же бесстрастным взглядом. – Я не совсем то хотел сказать, шериф, но есть вероятность, что работа Эверарда имеет существенное значение.
– Знаете, да вы просто теряете время, числясь в моем управлении! – взорвался он. – Вам бы надо служить в ЦРУ. Вы, Уилер, истинный “рыцарь плаща и кинжала”[2]!
– Сэр, – молвил я, не питая реальной надежды, – понимаю, это выглядит…
Но было поздно. Его взгляд затуманился, голос стал смахивать на завывания чревовещателя.
– Контакт со связником на углу Пятой и Мейн-стрит, – глухо и монотонно забубнил Лейверс. – Связник будет стоять спиной к заходящему солнцу, в черной шляпе с полями, пониже натянутой на уши, и в потрепанной куртке. Поравнявшись, остановитесь и наклонитесь поправить шнурок. Узнаете его по паролю: “В Аркадии кругом одни арканы”. Отзыв: “Нет ничего хлеще “Фоли-Бержер”[3].
Идентифицировав друг друга, проделайте по направлению к перекрестку тур вальса. Если сигнал светофора будет красным…
– ..дайте команду отбоя: “Не покончить ли с этим, шериф?” – взмолился я.
Лейверс взглянул на изжеванный кончик сигары, глубоко вздохнул и швырнул ее в пепельницу.
– Почему? – жалобно возопил он. – Неужели хоть раз на моей территории не может произойти симпатичное и простое убийство без каких-либо осложнений? Когда некто, возненавидев жену, приходит домой и облегчает душу, приканчивая ее каким-нибудь пресловутым тупым предметом? Когда преступник оставляет кругом четкие отпечатки всех десяти пальцев и делает на допросе чистосердечное признание?
– Вы уже получили от дока Мэрфи отчет об аутопсии? – с предельной осторожностью поинтересовался я.
– Смерть наступила между тремя и четырьмя утра. Причина смерти в обоих случаях – ножевое ранение. В содержимом желудков ничего необычного, никаких следов алкоголя или каких-либо медикаментов.
– Грандиозно! – продемонстрировал я ловкий фокус, закатив глаза к потолку. – А из лаборатории криминалистики?
– Никаких отпечатков, за исключением тех, что принадлежат жертвам. Такие ножи можно купить в любом хозяйственном магазине, где пожелаете.
– По-моему, Эду надо забрать одежду из квартиры Эверарда, – вставил я. – Может, к левому рукаву спортивной куртки прилипли клочки волос убийцы?
– Предпочитаю предложенный мною шпионский метод, – пробурчал Лейверс. – Больше фантазии.
– Мне бы хотелось, чтобы сержант Стивене покопался немножечко в прошлом миссис O'Xapa, – продолжал я. – Ее муж погиб в автокатастрофе пару лет назад, и…
– Стивене в отпуске, – отрезал Лейверс. – Если бы вы хоть раз задержались подольше в офисе, то услышали бы, как обычно принято вести расследование…
– ..и никогда не раскрыл бы ни одного убийства, – закончил я за него.
– Две жертвы. – Лейверс содрал целлофановую обертку с другой большой толстой сигары и начал старательно ее раскуривать. – Вы подумали, что убийца мог быть не один?
– Бригада киллеров из “Калкон”? – уважительно переспросил я. – А бригадир стоит спиной к заходящему солнцу, в черной шляпе с полями и в потрепанной куртке.
– Как может один человек убить сразу двоих в одном номере мотеля? – Лейверс выпустил к потолку облако ядовитого синего дыма. – Неужели бы вы попросили: “Будьте любезны тихонечко полежать минутку, миссис O'Xapa, пока я воткну этот нож в спину мистера Эверарда”?
– Если оба они пребывали в бессознательном состоянии, это чертовски облегчило бы убийце задачу, – заметил я.
– Никаких следов от ударов, никаких ран, кроме смертельных ножевых, – перечислял Лейверс. – Никаких признаков алкоголя или наркотиков.
– Вернемся к очевидному, – предложил я. – К “открытию Эверарда”, которому предстояло внести крупный вклад в производство “микки финна”.
Лейверс медленно закрыл глаза, и на его физиономии появилось выражение застарелого страдания.
– Убирайтесь отсюда, Уилер, – устало приказал он. – Или заходящее солнце навсегда для вас скроется за горизонтом!
В приемной Аннабел Джексон испытующе оглядела меня из-за пишущей машинки.
– Похоже, вы все еще целы, – с оттенком разочарования констатировала она.
– Бой был жестоким, – провозгласил я. – В начале восьмого раунда Лейверс бросился из своего угла, размахивая кулаками. Я нырнул вправо, уклонившись от крюка правой, принял на плечо внезапный удар левой…
– ..и сказал: “Виноват, сэр, больше такое никогда в жизни не повторится”. Точно?
– Точно, – с восхищением посмотрел я на нее. – Не знал, что вы ходите смотреть бокс.
– Мы, старые добрые южане, всегда любили хорошую драку!
– И правда! – с энтузиазмом подхватил я. – Хорошо помню ту ночь у меня на диване, когда вы…
Аннабел схватила увесистую стальную линейку, которую по непонятным мне соображениям всегда держала под рукой при моем появлении в офисе.
– Вон! – угрожающе занесла она в воздух орудие. – Или я раскрою вам башку на две ровненькие половинки.
– Раскроите башку? – Я вытаращил на нее глаза. – Что за выражения в устах старой доброй девицы-южанки?
Переговорное устройство на столе издало грубый хрип, на мгновение отвлекший ее. Она отрегулировала звук, и оловянный голос Лейверса произнес:
– Если Уилер еще там, скажите ему, что он отрабатывает три дня бесплатно. Это значит, я жду от него результатов, но денег за эти три дня он не получит.
– Обязательно передам, шериф, – радостно пообещала Аннабел.
– И зайдите ко мне со своей записной книжкой, – приказал металлический голос. – Пора хоть кому-нибудь тут хоть над чем-нибудь поработать.
Таким образом, Аннабел пошла своей дорогой, а я своей – к припаркованной у тротуара машине, а потом через весь город к стерильному зданию “Калкон”. На сей раз дежурная секретарша в приемной обошлась со мной как с королевской особой, и я без каких-либо проволочек очутился в кабинете Браунинга.
Браунинг выглядел так, словно провел безумную ночь. Белки глаз покраснели, руки слегка тряслись. Он предложил мне садиться, положил обе ладони перед собой на стол и крепко переплел пальцы.
– Удалось вам немного продвинуться, лейтенант?
– Немного, – сказал я, считая, что можно расценивать это как оптимистическое вранье. – Над чем работал Эверард?
– Хороший вопрос. – Он еще сильней стиснул пальцы, так, что косточки побелели. – Вчера днем после вашего ухода я пошел к нему в лабораторию посмотреть и ничего не нашел.
– У него, безусловно, должны были быть какие-то записи?
Голова его быстро дернулась в знак подтверждения.
– Безусловно. Мне пришлось заключить, что либо он унес их с собой в тот вечер, когда был убит, либо их кто-то украл.
– Кому надо было их красть?
– Полагаю, я должен рассматривать это с практической точки зрения, лейтенант. – Он деланно улыбнулся, на миг обнажив белоснежные зубы. – Записи Эверарда могли представлять интерес лишь для трех человек. Это Чарльз Демарест, Эллен Спек и я. Вряд ли вы мне поверите на слово, если я заявлю, что не крал их.
Я вытащил измятый клочок бумаги, найденный в квартире Эверарда, и протянул ему.
– Есть ли в этом какой-нибудь смысл? Он изучал листок несколько секунд, потом пожал плечами.
– Не знаю, лейтенант. Это фрагмент. Вне контекста он не имеет смысла.
– И не дает даже намека на то, над чем он мог работать?
– Нет, прошу прощения. – Он вернул мне бумажку. – Можно спросить, где вы ее нашли?
– В квартире Эверарда, – ответил я. – Убийца оставил там их одежду.
– Зачем он это сделал?
– Еще один хороший вопрос, мистер Браунинг, – заметил я. – Вы можете что-нибудь рассказать мне о покойном муже миссис О'Хара?
– Боюсь, ничего, лейтенант. Она работала здесь до замужества, а когда вышла замуж, ушла. Я узнал о трагедии из чужих уст, потом связался с ней и спросил, не хочет ли она вернуться на старое место. Я, по-моему, и не встречал никогда ее мужа.
– И ничего не знали о ее личной жизни? Я имею в виду мужчин и номер в отеле?
– Абсолютно ничего! – Его лицо залилось густой краской. – А если бы знал, она пяти минут здесь бы больше не проработала! Если уж я чего-то не потерплю, так это аморального поведения служащих “Калкон”. Мне плевать на их положение, будь то начальники или кто угодно! – Он насмешливо скривил губы. – О, понимаю, это звучит безнадежно несовременно и старомодно, но, пока я тут директор, моральный кодекс моих сотрудников всегда будет иметь приоритетное значение. Я ненавижу грязь, лейтенант! Единственный способ избавиться от грязи – вымести ее напрочь. Продезинфицировать рану и дать ей затянуться. Прижечь ее, если потребуется! – Он вдруг смолк и покраснел еще гуще. – Извините меня, лейтенант. Я, наверно, немного отвлекся.
– Охотно извиняю. Не возражаете, если я побеседую с другими сотрудниками? Дорогу я сам найду.
– Разумеется, не возражаю, – сказал он. – Полагаю, вы познакомились с помещением во время вчерашнего ночного визита?
– Мисс Спек рассказала вам о моем визите? Он отрицательно покачал головой.
– Наши ночные охранники всегда начеку, лейтенант. Во вчерашнем ночном графике отмечен ваш приход в 23.02 и уход в 23.25. – Он позволил себе издать легкий смешок. – Не надо так удивляться!
Я из вежливости тоже слегка хмыкнул, и вышел из кабинета. По какой-то сумасбродной логике выходило, что стерильное здание должно было заполучить соответствующего стерилизованного директора. Ничего странного, что Эверард хранил в такой тайне свои шашни с Эллен Спек.
Я стукнул в дверь ее лаборатории, как подобало добропорядочному сотруднику, не имеющему допуска, и услышал низкое контральто, разрешающее войти.
На ней был другой белый комбинезон, а может быть, тот же самый, и я заинтересовался, имеется ли в ее гардеробе еще что-нибудь. Впрочем, это значения не имело – теперь я знал, что под целомудренно строгой рабочей одеждой скрывается фантастически сложенное женское тело, самое потрясающее из всех, какие мне посчастливилось видеть в своей жизни.
– А-а, – сдержанно протянула она, – неужели это прославленный детектив, лейтенант Уилер? Чем еще могу служить, если моих трудов прошлой ночью недостаточно, чтобы на какое-то время удержать тебя от визитов?
– Неплохо бы быстренько позабавиться среди пробирок, – намекнул я, не питая особых надежд. Она вопросительно подняла одну бровь.
– В рабочее время?
– Зарегистрируем как научный эксперимент, – предложил я.
– Не пудри мне мозги, – медленно улыбнулась она и с упреком добавила:
– Знаешь, я до сих пор сильно расстроена.
Я вытащил из кармана клочок бумаги и передал ей.
– Тебе это что-нибудь говорит?
– Почерк Джастина, – без промедления отвечала она. – Я узнаю его где угодно.
– Прекрасно, – терпеливо похвалил я. – Есть тут какой-нибудь смысл?
Она сосредоточилась, сморщив лоб.
– Ну, это, конечно, фрагмент. Но он, похоже, возился с лизергиновой кислотой.., и еще с чем-то.
– Ты имеешь в виду ЛСД? Она передернула плечами.
– Если угодно. Только в соединении с чем-то другим, а это другое, он обозначил символами, которые вообще не имеют смысла.
– Чтобы сбить с толку любого, кому попадутся на глаза его записи?
– До чего ты догадливый, лейтенант! – усмехнулась она. – Либо так, либо Джастин открыл элемент, до сих пор человечеству неизвестный.
– Я показывал листок Браунингу, – сказал я. – Он заявил, что в подобном фрагменте нельзя найти смысла.
– Удивительно, как его прямо на месте инфаркт не хватил! – захихикала вдруг она. – Ты даже не представляешь, до чего он высокоморален! Знаешь, какими исследованиями мы тут должны заниматься? Нам полагается разрабатывать более действенный аспирин, микстуру от кашля, безвредные антидепрессанты и прочее в том же роде. Неужели ты думаешь, будто Браунинг мог допустить – даже про себя, – что один из его экспериментаторов балуется с ЛСД?
– Ясно, – заключил я и забрал у нее листок. – Ирония судьбы, если я правильно выражаюсь?
– Ты о чем? – с глубоким подозрением взглянула она на меня сквозь стекла очков в массивной черной оправе.
– О миссис О'Хара, – пояснил я. – Его личная секретарша оказалась нимфоманкой, которая подхватывала мужчин на улице и затаскивала на ночь в мотель.
– Ты правильно выразился – ирония судьбы, – подтвердила она. – Забыл только упомянуть, что вдобавок два химика-экспериментатора вступили в интимные отношения.
– Пожалуй, забыл, – согласился я.
– Еще что-нибудь, лейтенант? – холодным официальным тоном спросила она.
– Пока нет. Благодарю за сотрудничество, мисс Спек.
– Не за что, – колко ответила она. – Любой дурак мог прочесть эти формулы.
– Я имел в виду прошлую ночь, – сказал я. – Где мне найти Демареста?
– Его лаборатория за второй дверью дальше по коридору, но не могу отнести ваше последнее замечание к высказываниям хорошего тона, лейтенант.
– Знаешь что, – добавил я, – я, наверно, успею вернуться и все-таки позабавиться. После работы, конечно.
Через минуту сотрудник, не имеющий допуска, стукнул в дверь лаборатории Демареста, и его гулкий голос велел войти. Лаборатория выглядела почти так же, как у Эллен, только в его распоряжении имелись более сложные приборы, расставленные на полке. Трубка из корня шиповника была крепко зажата в зубах, а вся комната провоняла застоявшимся табаком. На нем был другой свитер из грубой шерсти, и общий вид наводил на мысль, будто он сию минуту выбрался из заросшего тиной озера.
– А! – Он выхватил изо рта трубку и ткнул черенком в мою сторону. – Местный Шерлок Холмс возвращается для дальнейших расспросов?
– Например, что вы делали в лаборатории Эверарда позавчера вечером между десятью и десятью пятнадцатью? – холодно спросил я.
Он непонимающе уставился на меня.