Глава 4

Утром, когда Улани еще спала, я поплавал в бассейне. Потом отвез девушку к «Хауоли». Было приятно следить глазами за ее фигуркой, идущей по улице, и я не трогал машину с места, пока Улани не скрылась в дверях бара. Она обещала прийти и нынешним вечером — этих слов оказалось достаточно, чтобы, возвращаясь в отель, с приятной ленцой размышлять за рулем, что судьба не зря забросила тебя на Гавайи. И чтобы продолжить столь приятные размышления в парусиновом шезлонге рядом с бассейном.

Начиналась жара — та гавайская жара, при которой плывут мысли и ничего не хочется делать. Официант принес мне кофе по-ирландски[8], я закурил, но ни кофе, ни сигарета не могли придать мне бодрости. Я тупо наблюдал, как какой-то худой придурок бешеным кролем гоняет по бассейну из конца в конец. Точно так же тупо за придурком следила из шезлонга неподалеку его жена — похоже, от расслабления она не шевельнулась бы, даже если б муженек начал тонуть.

— Так вот ты где, Бойд! — гаркнул кто-то над моим ухом.

Я неторопливо поднял голову. Этот резкий голос, сейчас звучавший особенно скандально, мог принадлежать только одному человеку.

Ну конечно! Длинное лицо, нос крючком, вечно разъяренные глаза, в данный момент с ненавистью сверлящие меня, отлично сшитый легкий итальянский костюм — мистер Эмерсон Рид собственной персоной.

— Рад вас видеть, сэр, — приветливо улыбнулся я. — А я думал, вы меня для того и выпроводили из Нью-Йорка, чтобы самому сюда не ездить!

— Не твое дело! — рявкнул он. — Решил посмотреть, как ты отрабатываешь свой гонорар. А плачу я тебе, между прочим, не за то, чтобы ты загорал в шезлонге!

— Кофе хотите? — спросил я.

— Кофе! — взревел он. — Да ты хоть знаешь, что произошло?!

— Что-то новенькое? — светским тоном поинтересовался я.

— Идиот! Бланш убили! Все газеты про это кричат! Горло искромсали от уха до уха!

— Бывает же, — пожал я плечами.

Он на мгновение застыл с открытым ртом. Потом рот медленно закрылся, и еще с минуту Рид соображал, что ему сказать.

— Ты знал, что ли? — наконец выдавил он.

— Разумеется, — кивнул я головой. — Вчера вечером мы с ней договорились встретиться, но когда я приехал, то увидел только мертвое тело в пустом доме. В полицию звонить не стал — к чему нам лишние расспросы.

— Когда ты там был?

— Вечером. В полдевятого.

— Врешь! Чуть позднее я с ней сам говорил по телефону.

— Со мной вы говорили, — хмыкнул я.

Его и без того длинное лицо вытянулось.

— Как с тобой?

— А так. Со мной. По-гавайски это звучит — лил олэ. Голос еще вам простуженным показался, помните? Так что имею полное право греться на местном солнышке. Работа закончена.

— Бойд! — голос его обрел прежний тон.

— Не надо орать. Вы тогда по телефону сказали еще, что слишком многое стоит на карте и нечего мне здесь вынюхивать.

Он снова осекся:

— Это была шутка.

— Перерезанное горло Бланш Арлингтон — тоже шутка?

— У меня на карте действительно стоит очень многое. — Рид предпочел сбавить обороты. — Я пытался найти тебя до того, как ты встретишься с Бланш. В последний момент оказалось, что ей нельзя верить — вот какое дело! Но работа твоя не закончена, Бойд! Нам еще нужно многое обсудить...

Я встал.

— Обсудим у меня в номере, когда я буду переодеваться. А потом где-нибудь в баре. Вы угощаете.

Эмерсон Рид оставался Эмерсоном Ридом.

— Если ты воображаешь, что у меня есть время и деньги на то, чтобы... — начал закипать он.

— И время есть, и деньги, — успокоил его я. — А если нет — сидите здесь сами. У меня в Нью-Йорке забот хватает.

Его кадык дернулся, а губы начали кривиться в чем-то, похожем на улыбку.

— Ладно, все в порядке. Не обижайся — нервы вконец издерганы. А выпить действительно стоит, может, немного напряжение сниму.

Специально для поездки на Гавайи я еще дома купил на Манхэттене несколько вещей — легкую, свободную рубашку, коричневые шорты...

— Вырядился, как местный бездельник на прогулку, — буркнул Рид, увидев меня в этом наряде. Он все-таки не мог так просто успокоиться. — Только не думай, гулять не придется.

— Шорты-не шорты — какая разница. Главное, не шорты, главное, то, что в шортах — спросите у любой женщины! — я подмигнул. Мне нравилось его дразнить.

— Достал ты меня своими шуточками! — дернулся Рид.

— Это бесплатное приложение к выпивке! — тоном учтивого официанта сообщил я.

Бар «Луау Хат» за углом я уже навещал ранее, и мне там понравилось: отличные коктейли. Заказали джин с тоником — не лучший напиток после кофе по-ирландски, но я решил, что желудок выдержит. Рид молча слушал мой рассказ о спичечном коробке из бара «Хауоли», о разговоре с Эдди Мейзом, о милой беседе с Вирджинией, Эриком Ларсоном и Као Чоем. Я ему все рассказал, только про Улани умолчал: мои личные дела — не его собачье дело.

— Так говоришь, даже бровью не повели, когда ты сказал, чтобы они в двадцать четыре часа убрались с Гавайев? — процедил он, когда я закончил.

— Абсолютно! — заверил я.

— Между прочим, заставить их это сделать — твоя обязанность. Придумал что-нибудь?

— Пока нет, — сознался я, — но что-нибудь соображу.

— Ты побыстрее соображай. Время идет.

Но в этот момент меня мало волновали нотации Рида, поскольку нечто более существенное отвлекло внимание: какой-то обвешанный кинокамерами толстяк, толкаясь у стойки, наступил мне на ногу и явно не собирался сходить.

— Долго ты на ней собираешься стоять? — сказал я ему недобро.

— Прости, старина, — он тут же отодвинулся и ласково осклабился. — Тут теснота такая...

— Пока тебя не было, никто не жаловался, — отрезал я.

Рид в это время не очень охотно заказывал для нас еще джин. Наступало время сделать решающий ход.

— Вспомним, о чем вы говорили у меня в конторе, — начал я. — У вас жена сбежала с капитаном вашей яхты — это первое. Правильно?

— Допустим.

— На жену вам плевать, на капитана тоже — новыми обзаведетесь. Плохо то, что жена знала что-то лишнее о деле, которое вас в последнее время интересует. Это второе. Так?

— Ну, так.

— Вам стало известно, что Вирджиния с Ларсоном сейчас здесь. И вы подумали, не собрались ли они вашему делу помешать. Это третье.

— К чему ты клонишь? — нервно спросил Рид.

— Раскладываю все по полочкам.

— Возьми бумажку и распиши по пунктам.

— Не мой стиль. Тем более, что на главный вопрос ответ я могу получить только от вас: что это за дело?

Ладони Рида сжались в кулаки.

— А вот это, Бойд, тебя не касается. Твоя задача маленькая: приехать, поговорить, проследить, чтоб все было в порядке. И не больше.

— Все так, — согласился я. — И я был не против — до определенного времени. До того момента, пока не выяснилось, что прирезали некую мисс Арлингтон. И не надо мне сказки рассказывать, что тут случайность, и вам в голову не приходит, из-за чего красотку могли порешить. От нечего делать людям глотки не кроят! Так что мой интерес законный, Рид!

На длинном лице Рида ходили желваки.

— Все, что надо, ты уже услышал, Бойд.

— Как хотите, — я внимательно посмотрел ему в глаза, — только условия игры меняются, старина Эмерсон. Или вы отвечаете на все мои вопросы об этом деле, или я прощально машу вам рукой.

— Размахивать руками — дурная привычка, — щека Рида нервно дернулась. — Ты кое-что забыл. Например, аванс, который взял. Тысяча долларов, Бойд! Плюс дорожные расходы: летел-то ты сюда за мой счет. Так что будь любезен, отработай-ка эти деньги.

— Сколько стоил авиабилет? — я наморщил лоб. — Где-то шестьсот баксов?

— Да, около того. Немалые денежки, дружок.

— Немалые... — я постарался, чтобы мой тон казался максимально равнодушным.

Это было болезненное решение, но я хорошо обдумал его. Что поделаешь, бывают такие моменты в жизни, когда приходится идти против всех своих принципов, против философии, выработанной годами. Действуй, Дэнни Бойд, у тебя нет другого выхода!

Я достал из бумажника чековую книжку и выписал чек на имя Эмерсона Рида. Тысяча шестьсот долларов. Расписался и положил чек перед Ридом. Потом прихлебнул джин, машинально отметив, что не я за него платил — хоть это хорошо. Хотя, чего хорошего, Бойд, когда с такими деньгами приходится расставаться... Ладно, не ной.

— С ума сошел? — Рид с любопытством посмотрел на меня.

— Мои проблемы, — отрезал я.

— Бойд! — Рид если не рычал, то скулил — вот уж в самом деле собака! — Ну чего ты завелся? Обиделся, что я с тобой так разговаривал? Действительно, грубовато вышло. У меня погано на душе в последнее время... Утром, как про Бланш узнал, вообще, думал, инфаркт хватит. Да забери ты этот чек, посидим по-человечески...

— Я уже объяснил, что меня интересует.

— Нет! — быстро и четко ответил он.

— Чек перед вами, мистер Рид. Между нами никаких обязательств. Надеюсь, вы успеете нанять кого-нибудь другого.

— Слушай! — снова заканючил Эмерсон. — Ну не торопись, давай еще выпьем по-мужски...

— Ты для меня больше не клиент, Рид. Другом никогда не был. А с дерьмом пить, — я пожал плечами, — ну, посуди сам, зачем?

Я встал. Что-то больно уперлось мне в бок. Это был длинный объектив одной из кинокамер, которыми был обвешан тот самый толстяк. Я со всей силы врезал каблуком по его ботинку. Толстяк охнул:

— Ты мне на ногу наступил!

— Прости, друг, — ласково улыбнулся я. — Я вообще-то тебе на рожу наступить собирался.

В холле отеля за стойкой дежурной меня встретила милой улыбкой молоденькая хорошенькая брюнетка.

— Я ищу друга, — сказал я, — он тоже должен был здесь остановиться. Мистер Эмерсон Рид.

— Минутку, сэр, — она открыла книгу записей. — Да, есть. Приехал вчера днем. Блок «Оушн Тауэр», номер тысяча четыреста восемь.

— Ах, вчера днем! — я сокрушенно покачал головой. — Он не знал, что меня допоздна не будет. Бедняга напрасно стучался в дверь.

Потом я вышел на улицу и прошел к ближайшей телефонной будке. При отеле был цветочный магазин, я это знал и по справочнику нашел его телефон.

— Меня зовут Эмерсон Рид, я живу в блоке «Оушн Тауэр», мой номер тысяча четыреста восемь, — я старался говорить тихо и печально.

— Слушаю вас, мистер Рид.

— Вы слыхали о вчерашней трагедии? Зверское убийство мисс Арлингтон? — я всхлипнул.

— Я читала в газетах, сэр, — женский голос на том конце провода зазвучал смущенно.

— Я любил ее... — мой голос задрожал.

— Примите мои соболезнования, сэр.

— Вот что я хочу, — я тяжело вздохнул. — Я хочу послать цветы на похороны Бланш. Как можно больше. Самые дорогие, самые лучшие цветы. Столько цветов, сколько здесь не посылают никому. Я должен это сделать для нее...

— Конечно, сэр. Вы хотели бы выбрать цветы сами?

— Я вам верю. И не думайте о цене. Просто очень много самых красивых, самых дорогих цветов. Не волнуйтесь, все будет оплачено. А надпись на ленте вот какая: «Моей любимой. Эмерсон Рид». Чем проще, тем лучше — правда?

— Безусловно, сэр. Не волнуйтесь. Все будет исполнено. Я лично прослежу, — казалось, эта дамочка сейчас заплачет вместе со мной.

— Счет пришлите мне. «Оушн Тауэр», номер тысяча четыреста восемь. Записали?

— Да, сэр.

— Спасибо.

Я повесил трубку.

Что ж, хоть Бланш Арлингтон будет похоронена по-людски. Может, и заслужила...

На твою бы могилку эти цветочки, Эмерсон Рид!

Глава 5

Форт-стрит оказалась достаточно оживленной улицей в деловом районе Гонолулу. Припарковаться здесь было трудно, и пришлось изрядно поколесить, прежде чем где-то в самом конце квартала нашлось место, куда мог втиснуться мой «додж». Теперь надо было идти пешком искать мистера Чоя.

Мне повезло: довольно скоро я увидел большую вывеску «Чой. Магазин подарков». За прилавком стояла очаровательная миниатюрная китаяночка. Я улыбнулся ей и спросил, могу ли поговорить с хозяином, назвав при этом свое имя.

Китаяночка вышла на пару минут, потом вернулась и сказала, что проводит меня к шефу. Она была одета в национальный китайский наряд, но, как оказалось, слегка осовремененный — сзади у халата (или как там эта штука называется) проходил достаточно высокий разрез. Я намеренно чуть-чуть отстал от девушки, чтобы любоваться при ходьбе ее стройными изящными ножками.

Мы вошли в дверь с табличкой «Только для работников магазина», прошли через склад, потом завернули в какой-то узкий темный коридорчик. Он упирался в дверь с надписью: «Управляющий». Девушка сказала, что это кабинет мистера Чоя, улыбнулась на прощание и пошла обратно. На пороге, глянув ей вслед и оценив в последний раз изящество ножек, я подумал, что Улани, конечно, краса Гавайев, но это еще не все Гавайи. Как видишь, Бойд, есть чем гордиться и Гавайям китайским. А, кроме них, существуют еще Гавайи японские, португальские, немецкие, испанские... Эх, закатиться бы сюда месяца на три!

Кабинет Чоя оказался примерно таким, каким мне представлялся: просторным, светлым, слегка в восточном стиле, обставленным дорогой элегантной мебелью. Сам мистер Чой, конечно же, был одет в отлично сшитый легкий костюм, и — конечно же! — традиционная улыбка светилась на его лице.

— Рад вас видеть, Дэнни! Садитесь.

— A y вас неплохой магазин, Као, — сказал я, усаживаясь напротив.

— Стараемся. Если хотите, могу приказать подыскать для вас какой-нибудь симпатичный сувенирчик.

— Благодарю, — я махнул рукой. — Успеется. Есть дело поважнее. У меня сегодня утром был один очень интересный разговор.

— С кем?

— Не поверите. С Эмерсоном Ридом. Он все-таки приперся в Гонолулу.

— Вот как? — Као продолжал вежливо улыбаться, но в глазах его на мгновение мелькнул странный огонек. — Ну и?..

— Мы перестали понимать друг друга. Я предпочел отдать Риду тысячу шестьсот баксов и послать этого ублюдка подальше. В его игры я больше не играю.

Као хмыкнул:

— Ну, Дэнни, если вы на такое решились, значит, действительно произошло нечто чрезвычайное.

— Как считать. Я попросил Рида рассказать о деле, из-за которого он меня посватал. А Рид не захотел.

— И все?

— Да. Если не считать события, о котором сегодня пишут все утренние газеты.

Улыбка покинула лицо Као:

— Я уже читал. Печально. Я плохо знал мисс Арлингтон, но от мысли, что такая красивая женщина умерла столь жуткой смертью...

— А я ее вообще не знал, — сказал я. — Но мне просто не нравится, когда людей убивают.

— Н-да... — Као предпочел обойтись без комментариев.

Я закурил, и некоторое время мы сидели молча. Наконец я произнес:

— Вы в прошлый раз сказали, что могли бы предложить мне какую-то работенку. И что гонорар будет даже выше, чем у Эмерсона.

Као кивнул:

— Говорил. А что — есть интерес?

— Деньги Рида пришлось вернуть. Нужно как-то возмещать убытки.

. — Естественно, — китаец ухмыльнулся. — Но нам нужно твердо знать, Дэнни, что вас с Ридом действительно отныне ничего не связывает.

— Отрезано навсегда! — твердо сказал я.

Као помолчал.

— Допустим, лично я вам поверю. Лично я! Но вы же понимаете, что есть еще мои друзья. И им понадобится определенное время на то, чтобы убедиться, что вы нас не... — он щелкнул в воздухе пальцами.

— С вашей стороны это совершенно нормально, — сказал я. — Только интересно, каким образом ваши друзья собираются выяснять, что я их не... — и тоже щелкнул пальцами.

— Дэнни! — расплылся Као в улыбке. — Я человек восточный, а какой же Восток без тайн!

— Вопрос снимается, — сказал я. — Сколько времени вам нужно на проверку?

— Пара часов, — ответил он, — может, чуть больше. Необходимая формальность, но ведь, простите, и мы рискуем. Если все будет нормально, предложим вариант, который, мне кажется, вас устроит.

— И Ларсон согласится работать со мной на пару? — засмеялся я.

— Он просто будет поставлен перед фактом — и никуда не денется. С такими простыми ребятами надо быть жестче.

— Китайцы в Америке забыли Конфуция, — с искренним изумлением покачал я головой. — Но приобрели кое-что взамен. Например, хватку. Приятно говорить с человеком, у которого есть ответ на любой вопрос.

— Не на любой. — Као развел руками. — Сейчас, например, я не нахожу ответа на вопрос, кто зарезал Бланш Арлингтон.

— Не может быть, — вежливо улыбнулся я.

— Честность, Дэнни, — он поднял палец кверху, — мое главное достоинство.

Разговор, похоже, заканчивался, я встал.

— Спасибо, Као. Когда мне ждать от вас вестей?

— После обеда. Где вы в это время будете?

— У себя в отеле.

— Отлично. Будете идти сейчас через торговый зал — можете попросить Сью Тонг подобрать вам что-нибудь на память. Только саму ее не прихватите!

— Сью Тонг?

— Та девушка, на которую вы так страстно оглянулись в дверях, — он засмеялся.

Реклама ресторанчика в Вайкини обещала накормить до отвала всего за один доллар двадцать пять центов — и не врала. За эти деньги мне принесли целых семь блюд. Я подумал, что это местечко надо запомнить.

У себя в ланаи я был около двух часов дня. Жара не спадала. Я надел плавки и пошел к бассейну: впереди, возможно, был важный разговор, вечером — встреча с Улани, так что стоило встряхнуться.

В воду я бухнулся с удовольствием и тут же рванул быстрым кролем. Как оказалось, напрасно: через несколько секунд, держась за поручень на противоположном конце бассейна, я, тяжело дыша, слушал, как бешено колотится в груди сердце. Ты слишком много курил в последние дни, Дэнни Бойд. И пил виски. И шлялся по жаре. Иди отдыхай, парень, и кончай с ненужными подвигами.

Хорошо, хоть шезлонг стоял недалеко. Можно было плюхнуться в него и вытянуть ноги. Сновавшего поблизости официанта в белом костюме я попросил принести холодный колинз[9] с ромом — и сразу три порции. Наступали минуты блаженства: голубое небо, яркое солнце, плеск воды, вкус коктейля во рту, сладкая расслабленность в теле. Может быть, ради таких мгновений и живет человек. Сами собой закрылись глаза...

Острая боль, будто кто-то разодрал мне щеку, — и я мгновенно проснулся.

— Хватит спать! Встречай гостей.

Высокая статная блондинка в черном закрытом купальнике стояла передо мной, насмешливо улыбаясь. Ее длинный красный ноготь покачивался перед моим носом, готовый впиться в него, если я немедленно не приду в себя. Надменный подбородок, широко стоящие голубые глаза, высокие скулы, полная грудь, которая, казалось, вот-вот вырвется наружу, длинные загорелые ноги с крутыми бедрами — Вирджиния Рид сейчас могла свести с ума кого угодно.

— Сколько ты еще намерен на меня глазеть? — спросила она. — Или есть замечания по моей фигуре?

— Замечаний нет, — сказал я и констатировал: — Фигура — класс!

Она опустилась в соседний шезлонг, надела черные очки.

— Что, Дэнни Бойд, парень-вечный двигатель, уже перегрелся? А ты, оказывается, храпишь во сне.

— Не пугай меня, — я подозвал официанта. — Заказать тебе колинз?

— Алкоголь в такую жару? — ее брови удивленно поднялись. — Ладно, только ради тебя.

Официант ушел за коктейлем. Я закурил.

— Такая женщина — и одна. Ты рискуешь. Могут похитить!

Она приспустила очки на кончик носа и оценивающе глянула на меня поверх стекол.

— Юмор, конечно, незамысловат. Все прочее — ничего... Что-то в тебе есть.

— Профиль! — сказал я. — Четкий чеканный профиль, как на старинной медали. Женщины, увидев его, валятся с ног.

— Да? А я думаю, что ты дамочек сам заваливаешь до того, как они тебя разглядят.

— Я им все равно на всякий случай глаза завязываю, — сказал я. — Слушай, а твои старики были изрядными хохмачами. Это ж надо — назвать тебя Вирджинией[10].

Нам принесли колинз. Я прихлебнул коктейль и снова почувствовал себя на вершине блаженства. Вирджиния вертела бокал в пальцах.

— Я здесь, как сам понимаешь, в качестве парламентера.

— Као убедился, что я не вру?

— Считай, что так. В любом случае, решено, что можно брать тебя в игру.

— Подробнее, если можно.

— Тебе будет причитаться пятая часть — если мы выиграем. Это порядка пятидесяти тысяч долларов, а может, и больше. Если проиграем — большой-большой, жирный ноль. Так что решай.

— Сколько народу придется пришить?

— Хотелось бы обойтись без этого, — быстро произнесла она. — Работа, конечно, предстоит тяжелая, но крови мы не хотим. Разве что, возникнет экстремальная ситуация.

— А что — есть риск?

— Риска, — раздельно и внятно произнесла Вирджиния, — во всем этом деле выше головы. Риск — это то, что я тебе обещаю с гарантией. Усвоил?

— Я не могу сказать, согласен или нет, пока не узнаю сути дела. Во всех подробностях.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Нас такая постановка вопроса не устраивает. Все, что тебе пока нужно знать, ты уже узнал. А дальше... Говоришь «да» — продолжаем разговор, говоришь «нет»... — она пожала плечами.

— Предположим, — сказал я, — я соглашаюсь. Ты мне все рассказываешь. И выясняется, что мне ваше дело не подходит. Я говорю «нет».

— Понимаешь, дорогой, — усмехнулась Вирджиния, — «нет» в этом случае ты уже сказать не сможешь. Слишком опасно.

— Прирежете?

— По крайней мере с сохранностью черепа у тебя возникнут проблемы, — она это сказала без тени улыбки.

— И дни мои закончатся в дурдоме...

Помолчали.

— Я согласен, — сказал я.

— Тогда продолжаем, — она огляделась по сторонам. — Здесь не самое удобное место для серьезного разговора.

— Можем пройти ко мне в номер, — страстное воркование зазвучало в моем голосе. — Там прохладнее. Мы опустим жалюзи, ты снимешь купальник, я присяду рядом...

— Убил! — она посмотрела на меня с легким презрением. — Я понимаю, что у тебя ланаи ассоциируется только с одним. Предупреждаю: дотронешься до жалюзи — закричу: «Насилуют!»

— А я-то думал, что беседую с нежным, ласковым существом, — вздохнул я. — Ошибся. Ты, оказывается, злобная и кровожадная. Слушай, не успел рассмотреть — у тебя под купальником акульего хвоста нет?

— Не успел — и не успеешь!

Она встала. Я еще раньше обратил внимание, что в начале разговора рядом со своим шезлонгом она кинула на пол что-то яркое. Теперь я понял, что это было. Пестрое муумуу[11] на Вирджинии оказалось в одно мгновение. Застегивая пуговицы, она подмигнула мне: