— Конечно, сэр, — ответил Шант. — Мы полностью в вашем распоряжении.
— И на какую тему, сэр, — осведомилась Льючин, — хочет Ваше Лордство побеседовать?
Слова «вы совершенно точно знаете это» почти вылетели из губ Кааврена, но там застряли, потом отступили назад и были проглочены, возможно из-за элегантной куртуазности, с которой к нему обратились. Вместо них он сказал, резко и жестко, — Где мой сын?
Наступила тишина — хотя и не очень неловкая, так как бысто кончилась — и в ее конце Льючин сказала, — Милорд, вы совершенно уверены, что не хотите сесть?
Кааврен сжал зубы. Его положение, будьте уверены, было совсем не простым; хотя он никогда не запрещал своему сыну видеться с этими двумя, все знали, что они близки, а он никогда не одобрял подобной ситуации: Дзур и Иссола, живушие вместе как муж и жена. И действительно, Кааврену казалось, что именно их пример, более, чем что-нибудь другое, привел Пиро не только к любви к девушке из другого Дома, но и заставил поверить, что он сможет жениться на ней. Хотя все это было правдой, правдой было и то, что здесь он гость и должен вести себя, как гость.
В конце концов он пошел на компромис: сел на край кресла, а спину гордо выпрямил. Шант и Льючин, со своей стороны, полностью откинулись на спинки своих кресел — достаточно удобных, ручки и сидения которых были обиты кожей, наполненной каким-то эластичным материалом — с таким видом, что Кааврен невольно заподозрил, что его хотят оскорбить. В его голове мелькнула соблазнительная мысль, что бы он сделал с этой парочкой, если бы они гвардейцами под его командованием, но он с усилием отогнал ее и опять вернулся в гостиную-библиотеку.
— Очень хорошо, — сказал Кааврен. — Я сижу. Могу ли я сделать себе честь и повторить свой вопрос во второй раз?
— Вместо этого, — сказала Льючин, — возможно вы сделаете нам честь и разрешите задать вопрос вам?
Непроизнесенным остался конец этой фразы, то есть «потому что вы в нашем доме». Кааврен услышал как то что было сказано, так то, что не было, и хотя это ему далеко не понравилось, он не нашел хорошей причины, чтобы отказаться, поэтому просто кивнул, — Очень хорошо. Это справедливо. Какой вопрос у вас?
— О, очень простой: Почему мы должны рассказать вам?
— Что такое? — спросил Кааврен, побледнев, а его голос показался ему самому хриплым и неприятным.
— Милорд, — сказал Шант, — видите ли, мы не отрицаем того, что наш друг Пиро связывался с нами. На самом деле он действительно делал это, и не однажды. И хотя бы потому, что вы спрашиваете об этом, нам ясно, что он сам не сказал вам, где именно он находится. Отсюда следует, что он не хочет, чтобы вы знали. Тогда почему мы должны предать его доверие и рассказать то, что он имел честь доверить нам?
— Но он, по меньшей мере, жив?
Льючин, в выражении лица которой, как мы уже сказали, было что-то холодное — на самом деле невероятно холодное для Иссолы — смягчилась и сказала, — Да, милорд. Не будет никакого вреда, если мы скажем вам, что он жив и здоров, во всяком случае был в то время, когда писал нам последний раз, то есть в Рыночный день этой недели.
Кааврен наклонил голову, благодаря за это сведение, потом опять поднял ее и сказал, — А вот ответ на вопрос, который вы имели честь мне задать: В первую очередь я должен заметить вам, что я его отец.
Шант и Льючин кивнули — и каждый из них кивнул так, как если бы пожал плечами.
— Более того, — продолжал Кааврен, — я хочу поговорить с ним.
— Возможно, — сказал Шант, — что он не очень хочет говорить с вами. Я говорю это потому, что он не сделал этого. Правда, до сегодняшнего дня, вы тоже; и, как вы сами должны понять, я не могу взять на себя ответственность решать за него.
Кааврену показалось, что в течении разговора он потерял моральное преимущество — даже если оно у него вообще было. — Я бы очень хотел, — сказал он, подумав какое-то мгновение, — услышать от него самого, правда ли то, что вы мне сказали.
— И даже если так, — сказал Шант, — будете ли вы уважать то, чего он сам хочет?
— Нет, — сказал Кааврен.
— Хорошо, — сказал Шант и на этот раз действительно пожал плечами.
Внезапно Кааврен заметил, что дрожит от гнева и требуется вся его сила воли, что держать себя в руках.
— Он мой сын! — воскликнул Кааврен.
— Он наш друг, — холодно сказал Шант.
— Сэр, — сказала Льючин. — Разве вы бы не поступили точно так же ради своего друга, если бы он попросил?
— Мой друг не стал бы… — Он оборвал себя, осознав, что если бы он высказал свою мысль до конца, из этого не получилось бы ничего хорошего.
— Стал бы что? — спросил Шант, в глазах которого вспыхнул огонь.
Кааврен не отвел взгляд. — Не пытайтесь провоцировать меня, молодой Дзур; я клянусь вам, что ничего хорошего не получится, если мы с вами начнем играть в эти игры.
— А почему и нет? Я уже не сражался — сколько?
— Двенадцать недель, — сказала Льючин. — И вы не должны сражаться сейчас.
— И тем не менее…
— Вы можете себе представить, — продолжала Льючин, — что почувствует Пиро, когда узнает, что вы и его отец поубивали один другого? Вы можете объяснить мне, что будет хорошего, если вы и дальше будете так действовать?
Кааврен кивнул головой. — Мадам, вы замечательно сформулировали мои мысли.
— Очень хорошо, — сказала Льючин.
— Вы правы, — сказал Шант, с сожалением вздыхая.
— Итак, сэр, — продолжала Льчин, — если вам больше нечего сказать…
— Пожалуйста, — сказал Кааврен.
Льючин опустила глаза. — Мне очень жаль. Я все понимаю, но не могу. Он доверил это нам и только нам. Сделать то, что вы просите, означало бы предать его.
Кааврен задумался, потом сказал, — Хорошо, но вы можете, по меньшей мере, передать ему, что я хочу поговорить с ним?
Льючин медленно кивнула. — Очень хорошо. Это, действительно, я могу сделать.
— И очень скоро, — добавил Шант.
Кааврен встал, скованно поклонился каждому из них, и взял свой пояс с рапирой, хотя и не надел его, пока не оказался снаружи. Затем он опять сел на своего коня и медленно поехал по Адриланке, потуже натянув на плечи свой тяжелый шерстяной плащ.
Однако, вместо того, чтобы вернуться в Особняк Уайткрест, он повернул на Улицу Канала, и, спустя короткое время, оказался в Гостинице Канала, где заказал себе еды и горячую кляву. Хозяин объяснил, что в его заведении не подают этот самый благородный напиток, но несколько мелких монет убедили его отправить мальчишку вниз по улице, и юный Текла быстро вернулся с дымящимся стаканом напитка, приготовленным именно так, как хотел Тиаса — он сделал это тем более охотно, что Кааврен был единственным дворянином в гостинице, и вообще первым, кто вошел в ее дверь за весь год, и хозяин надеялся, угодив ему, привлечь новых клиентов.
Кааврен сел в угол и, не торопясь, выпил свою кляву, а, закончив, заказал еще один стакан, который ему принесли даже еще расторопнее, чем первый. К тому времени, когда Кааврен допил его, он вполне созрел, чтобы съесть ленч, что он и сделал, умяв целую тарелку тушеного мяса ягненка с толтым куском поджаренного хлеба и стаканом вина. Свой ленч он ел медленно, и не по тому, что смаковал тушеное мясо (хотя, на самом деле, это было совершенно почтенное мясо, каким ему и полагается быть), а скорее для того, чтобы потянуть время.
И он был вознагражден, потому что едва гостиничный слуга успел убрать тарелку и получить заказ на второй стакан вина, как к Кааврену уже присоедился еще один человек.
— Желаю вам доброго утра, Пэл.
— Утра? Мой друг, уже давно заполдень.
— Неужели? Ну, тогда дело хуже; полдня потряно.
Пел улыбнулся ему такой улыбкой, которой только он, или возможно другой Йенди, умел улыбаться. — Я бы не сказал, что потерял время, мой друг.
Кааврен внимательно поглядел на него.
— То есть вы хорошо использовали этот день?
— Кочечно. И даже очень хорошо.
— Тогда вы…
— Сделал открытие.
— Как, так быстро?
— А почему еще, как вы думаете, я здесь?
— Понятия не имею. Так как, что касается меня, моя идея полностью провалилась.
— Я думаю, что не полностью.
— Но это правда; единственное, что пришло мне в голову — попросить их узнать у Пиро, согласится ли он дать мне знать, где он находится.
— Не посчитайте это за хвастовство, дорогой друг, если я вам скажу, что предвидел, что все так и произойдет?
— Ни в малейшей степени, Пэл. Вы знаете меня, возможно, лучше, чем я сам знаю себя.
— Точно. И я не только угадал, что так и будет, но и…
— Да, что вы сделали?
— Я придумал, как использовать это знание.
— И каким образом вы решили использовать его?
— Боюсь, что вы бы не одобрили его, если бы я заранее рассказал вам о своем плане.
— Вы должны понимать, Пэл, что я не совсем понял то, что вы имели честь сказать мне.
— Тогда разрешите мне просто рассказать всю историю, и тогда, да, вы поймете все.
— Очень хорошо, я буду нем, как Экрасанит.
— И это самое лучшее, поверьте мне. Итак, не прошло и получаса после вашего ухода, как из двери вышла девушка-служанка, которую, очевидно, послали в город с каким-то поручением. Кстати, вы не заметили, насколько она хороша?
— Как, разве вы были там?
— О, за домом, да, во время ваших…переговоров.
— Но… не имеет значения, мий друг, продолжайте. И куда эта девушка отправилась?
— Куда же еще, как не в почтовый дом на улице Достойного Пути, совсем недалеко от Девяти Камней.
— А, а! Ее послали отправить письмо!
— Точно. И доказательство этого она держала в руке, пока шла.
— Отправить от имени хозяина или хозяйки?
— Обоих, насколько мы можем предположить.
— К Пиро! — воскликнул Кааврен, и хитроумный план Пэла наконец-то дошел до него.
— И этом можно быть почти уверенным.
— Ну, и что вы тогда сделали?
— Что я сделал? Очень просто, последовал за ней.
— Да, и?
— А потом я заблудился.
— Как, заблудились?
— Увы, да. Вы же знаете, что я только первый год живу в Адриланке, и никогда не бывал в этой части города.
— Да, но что вы сделали тогда?
— То, что делает любой, когда заблудится: попросил помочь мне.
— И кого?
— Максу, конечно.
— Максу?
— Да, эту хорошенькую девушку-служанку.
— А, а! И она сумела помочь вам выйти из этого трудного положения?
— О, она сделала это без малейших затруднений. Она показала мне на тот самый перекресток, где мне надо было повернуть, чтобы добраться до моей цели.
— И какая же цель была у вас?
— Ну, вот эта самая милая гостиница, где мы с вами сейчас находимся.
— Конечно. То есть она сумела указать вам правильное направление?
— Да, но для этого ей потребовалось несколько раз показать направление обеими руками.
— И во время всех этих жестов?
— Ну, за это время я, совершенно случайно, бросил взгляд на адрес, написанный на конверте.
— А, вы очень наблюдательны.
— Но я сделал и еще кое-что.
— Как, еще?
— Да. Макса пообещала мне показать ее вечерние развлечения.
— Что? Вы, Пэл, с Теклой?
— О, слово чести, я не собираюсь жениться на ней.
— Тем не менее…
— Но, я надеюсь, вы хотите услышать адрес?
— Конечно, я желаю этого больше всего на свете.
— Письмо должно быть доставлено некоему Кекроке, в гостиницу Глубокий Источник, графство Мистиваль.
— Но, это же не Пиро! — воскликнул Кааврен.
— Ах, мой друг. Не будьте наивным. Неужели вы думаете, что ваш сын просил посылать ему письма на его имя?
— А, верно!
— И?
— Пэл, вы продолжаете поражать меня. Вот что я вам скажу. И вы правы, если бы вы заранее рассказали мне о вашем плане, я бы его безусловно не одобрил.
— Но теперь, когда дело сделано?
— Теперь не будем говорить об одобрениях, не будем говорит и о том, что бы сказал на это наш друг Айрич, но я не могу не использовать информацию, которую вы так искуссно раздобыли. И, более того…
— Да?
— Теперь я понимаю, почему вы так уверены, что мы знаем, где он будет завтра.
— Итак?
— Итак я опять у вас в долгу.
Йенди поклонился и сказал, — Хорошо, тогда давайте соберем наших друзей, узнаем, где находится Графство Мистиваль, и в путь.
— Наши друзья наверняка не предвидели, что мы соберемся в дорогу раньше завтрашнего утра.
— Возможно, но я считаю, что они уже готовы, в любом случае.
— И тогда?
— А вы собрали ваши вещи, дорогой Кааврен?
— Все, что мне надо, у меня с собой. А вы?
— О, вы же знаете, я всегда готов выехать по первому требованию или вообще без всякого требования.
— Тогда я оплачу счет, и мы едем.
— Вы даже не хотите допить ваше вино?
Кааврен пожал плечами, и все еще держа стакан с вином в руке, подозвал хозяина, который скурпулезно вычислил, сколько ему должны. Кааврен уплатил и поблагодарил хозяина за хорошее обслуживание, которое было быстрым и предупредительным. Хозяин просиял и уверил Кааврена, что если он опять окажет его дому честь и появится в нем, его будет ждать горячая клява.
Кааврен надел шляпу, попрощался с хозяином и стаканом вина, после чего вслед за Пэлом вышел за дверь.
Семьдесят Шестая Глава
Как они встретились в Гостинице Глубокий Источник
Графство Мистиваль — то есть то графство Мистиваль, которое находится между Адриланкой и Мелким Морем напротив трех других с тем же именем, и которое означает на древнем языке Туманная Долина — получило свое имя не сколько из-за каких-нибудь романтической легенд, которые могли бы быть связаны с таким названием (хотя, нет сомнений, имя действительно романтическое), а, скорее, из-за некоторой особенности местности. Это одно из множества мелких графств, примостившихся между Саутмуром и Бра-Муром, к югу от Холмов Ожерелья и находящееся в двадцати пяти или тридцати лигах к северу от поместья Айрича Брачингтонс-Мур. Вся эта область состоит из холмов и долин, а река Адриланка вьётся между ними, как оранжевая лента; большинство холмов покрыто травой, но некоторые из них являются голыми каменными грудами. И холмы и долины весьма и весьма скромны по размерам, даже по сравнению с Холмами Ожерелья, но, благодаря вездесущей реке, или, возможно, некоторому странному эффекту, рожденному холмами, каждое утро долину накрывает толстый туманный ковер. Возможно самый поразительный эффект этого тумана в том, что о нем в районе ходит почти столько же легенд, как в Горах Канефтали или в пустыне Сантра; на самом деле знаменитое произведение Дивера
Легенды Закрытой Гаванисложено именно здесь, и многие из местных достопримечательностей, упомянутые им в рассказах о сверхъестественных проишествиях, совершенно реальны (хотя, конечно, события, которые он описывает, происходили только в его собственном богатом воображении).
Многочисленные дороги пересекают Графство Мистиваль: Из Ривервола в Ступени, из Брамбла в Перекресток, из Насина в Гридли, из Хилкреста в Рипплс, и наконец из Лоттстауна в Глотку. Более того, в этих дорогах легко запутаться; конечно есть Дорога Ридли и Дорога Лоттстаун, зато есть три разные дороги, которые называются Дорога Хилкрест, и по меньше мере две по имени Дорога Брамбл, так что путешествие в этих местах достаточно проблематично для чужака, особенно после Катастрофы, так как различные знаки и указатели исчезли и не были восстановлены; тем не менее, даже в разгар Междуцарстия, дороги не пустовали и торговля углем и железной рудой продолжалась, хотя сами заводы по очистке и переработке руды были давно закрыты и заброшены.
И с безжалостной регулярность вдоль этих дорог стоились, процветали и умирали постоялые дома, гостиницы и таверны, а их среднее время жизни даже до Катастрофы было не больше нескольких сотен лет, а во время Междуцарствия вообще не больше нескольких десятков. Конечно, были и исключения: Перья, в Брамблес, существуют уже по меньшей мере шесть тысяч лет, а история Шипов, находящихся между Перекрестком и Хиллкрестом, уходит своими корнями в такую древность, что этот историк не смог обнаружить ее начала (и не стал принимать на веру слова ее нынешнего владельца). Еще одно исключение можно найти на Дороге Хилкрест недалеко от Глубокого Колодца; это и есть Гостиница Глубокого Колодца, которая возникла во время Пятнадцатого Правления Тсалмотов — по любым стандартам достаточно давно, чтобы относиться к ней с уважением.
Глубокий Колодец был узким двухэтажным зданием — на самом деле когда его построили, в нем было три этажа, причем камни крепились друг к другу железными скобами; потом, через тысячелетие, здание начало проваливаться в землю, но не разваливаться или наклоняться, так что несколько сотен лет назад владельцы были вынуждены из номеров бывшего второго этаже сделать общую комнату с баром. В результате спальни остались только на верхнем этаже; главный этаж бы отдан общей комнате, а под ней размещались кухня, буфет и кладовка; еще ниже, в первоначальном подвале, были дополнительные кладовые и винный погреб. В общей комнате главного этажа было два окна: одно выходило на запад, а второе на север, а также две двери, одна открывалась на запад, а вторая на восток. Вдобавок имелась и третья дверь, которая вела вниз, на кухню, откуда можно было попась в туннель, шедший на юг и заканчивавшийся в конюшне.
Согласно всем тем источникам, которые мы сумели найти, Глубокий Колодец был пристанищем разбойников с большой дороги начиная чуть ли не с момента завершения строительства, и не имело значения сколько раз его владельцы были схвачены Графом, или, случалось, Герцогом (в разное время Мистиваль был частью Ариллы, Луаты и даже Хамперса), и хотя их штрафовали, сажали в тюрьму и даже вешали за помощь дорожным агентам, новый хозяин, без малейших колебаний, продолжал делать то же самое. Как говорил один из владельцев в то время, о котором мы имеем честь писать, некий Данклей, «Я могу помочь моим друзьям, и я уверен, это такие клиенты, каких я бы только хотел иметь, не говоря уже об их регулярных подарках; конечно, я мог бы сдать их властям, через месяц подать просьбу о Защите от Долгов, а через год получить нож в сердце. Я знаю, на каком конце моей чашки находится дырка».
В тот день о котором мы пишем, у Данклея действительно было столько клиентов, сколько он хотел: гигантский зал гостиницы был забит народом, главным образом Теклами, хотя были и несколько Креот и Тсалмотов, купцов. Один из этих Тсалмотов был погружен в серьезный разговор с каким-то Теклой.
— Но мой друг, — сказал Тсалмот, — так как, я надеюсь, я могу называть тебя так…
— О, конечно. А если вы купите мне еще одну кружку этого великолепного пива, вы можете называть меня так, как вам захочется!
— Еще лучше, — сказал Тсалмот. — Но, тогда, не ответишь ли ты на мой вопрос?
— За такое великолепное пиво я отвечу на десять.
— Тогда, будь так любезен, расскажи мне об этих дорожных агентах. Я так много слышал о них.
— Да, и что вы слышали?
— Я слышал, что для такого, как я, путешествие может быть опасно.
— Для такого как вы? А, тогда вы обеспеченный человек?
— О, ни в коем случае. Я бы не сказал
обеспеченный. Верно, у меня есть небольшой, даже скромный железный рудник, две сотни шахтеров и пара десятков плавильшиков, но все это приносит мне не больше трех тысяч империалов…
— Трех тысяч империалов в год?
— Пожалуйста, не так громко.
— Но это же невероятное богатство! Мне говорили, что в старые времена Граф Мистиваль получал двести империалов, хотя, будьте уверены, в добавок он получал немного мяса и несколько бушелей ржи.
— Да, это хороший доход, — самодовольно сказал Тсалмот.
— Я думаю, что вы богач.
— Да, но у жены моего брата есть три рудника, и он получает по меньшей мере десять тысяч импрериалов.
— Я не в состоянии представить себе так много.
— О, у меня хорошее вображение.
— Да, это можно понять, милорд.
— Но вернемся к моему вопросу…
— Да?
— Безопасны ли дороги?
— О, да. Дороги абсолютно безопасны.
— Так-то лучше.
— Если, конечно, вы не богаты.
— Ох!
— И тогда вам нужно опасаться Синего Лиса.
— Кого-кого?
— Синего Лиса. Это самый страшный бандит.
— Ох, мне не очень-то нравиться слышать это!
— Когда он грабит кого-то, то любит забрать все, до последнего пенни, поэтому…
— Да, поэтому?
— Поэтому если он думает, что вы что-то спрятали от него, он подвесит вас ногами вверх на дереве, и разрежет вас на кусочки.
— Ох! Ох! Ох! Но что, если вы отдаете ему все?
— О, тогда все будет совсем иначе. Если он думает, что за вас имеет смысл попросить выкуп, он сохранит вас целым и невредимым, и будет обращаться с вами, как с принцем, пока выкуп не будет заплачен.
— А если выкуп не будет заплачен?
— Ну, тогда он начнет посылать вас обратно к тем, кто, как он думет, могут заплатить. Сначала большой палец руки, потом большой палец ноги…
— Замолчи, прошу тебя! А если выкуп заплатят?
— Ну, тогда будет так, как если бы вы с самого начала отказались платить за себя выкуп — он просто перережет вам горло самым чистым и наиболее эффективным способом. Он совсем не жестокий человек.
Торговец вздрогнул. — А кто-нибудь вышел живым из его рук?
— О, никогда. Он считает, что мертвый человек не в состоянии узнать и предать его.
— Да ты меня совсем запугал!
— Ба. Вам нечего бояться. Почти половина состоятельных людей, путешествующих ночью по этой дороге, никогда не встречалась с ним, и благополучно добралась до своей цели.
— А что о тех, кто едет днем?
— О, это значительно безопаснее. Два из трех состоятельных людей достигли своей цели без всяких проблем.
— А Империя? Она делает что-нибудь?
— О, да. Время от времени посылают солдат, чтобы найти этого самого Синего Лиса.
— И они нашли его?
— Ну, вы же понимаете, что солдаты далеко не богаты.
— И?
— И он разрешает им пройти, если они не пытаются его схватить.
— А если они делают это?
— Ну, тогда он отсылет их обратно, слегка помятых, вот и все. Я думаю, что три-четыре солдата были убиты, но не больше; обычно он их только ранит, даже если они настойчиво пытаются напасть на него. Я никогда не слышал, чтобы он сам напал на солдат, это не его стиль.
— Тогда это должен быть самый настоящий демон!
— О, ни в коем случае. Его банда, да, вы понимаете, ее можно считать демонической, но он сама доброта.
— Его банда? То есть он работает не один?
— Конечно, у него есть банда. Говорят, что очень многие преданно служат Синему Лису и дадут себя зажарить за него.
— Клянусь Тремя! На что же они похожи?
— Во всяком случае на Синего Лиса они не похожи.
— В каком отношении?
— Они по-настоящему злы и коварны, и держат себя в руках только из страха перед вожаком. Так что если бы не Синий Лис, ни один честный человек вообще не смог бы проехать по этим дорогам.
— Великие Боги! Из того, что ты мне тут наговорил, мне стало ясно, что дороги совсем не безопасны!
— О, нет, милорд. Они совершенно безопасны для честного человека.
— Но ты только что сказал, что если у тебя есть немного денег, тебя скорее всего ограбят, подвесят вниз головой, сдерут с тебя кожу, возьмут в заложники, разрежут на кусочки и в конце концов перережут горло.
— Да, вы совершенно правильно меня поняли.
— Мой друг…
— Ну?
— Ты же знаешь, что возможно быть одновременно богатым и честным.
— Как, неужели? О, вы видите, я и не знал об этом. Но, в конце концов, я бедный крестьянин, так что, естестественно, многого не знаю.
— И тем не менее, это чистая правда, даю тебе слово.
— Ну…
— Да?
— Возможно кто-нибудь должен сообщить об этом Синему Лису. Похоже он тоже не понимает этого.
— Но что он делает с таким количеством денег?
— О, он и его банда тратят их не считая.
— Где?
— Да по всему графству. Они покупают на них еду и вино, устраивают пиры на лесных полянах, а иногда приходят какую-нибудь гостиницу, покупают выпивку для всех, кто там есть и заставляют музыкантов играть всю ночь. Однажды я имел честь быть присутствовать на одной из таких вечеринок, и, признаюсь вам, замечательно провел время.
— Н-да, возможно мне надо назначить награду за их головы.
— О, милорд, за их головы и так обещана щедрая награда. Пять сотен золотых империалов за Синего Лиса, и четыре сотни за каждого члена банды.
— Ну, это весьма круглая сумма.
— Я тоже так думаю.
— Неужели никто не пытался получить ее?
— Почему, некоторые пытались, да.
— И что с ними стало?
— Ну, трое из них похоронены рядом с этой самой гостиницей. Остальные закопаны в других местах.
— Ох, ох! Так я никогда не доберусь до Адриланки!
— Адриланки?
— Ну да. У меня с собой банковские чеки на дом милорда Кентры, моего второго кузена, банк которого является очень солидным заведением — его активы превышают сто тысяч империалов.
— Невозможно! — крикнул Текла. — Во всем мире нет таких денег!
— И тем не менее это чистая правда. И у меня есть два чека, один на пятьсот золотых, другой на три тысячи, и я должен отдать их ему. Но если меня ограбят и перережут горло, да, не думаю, что буду в состоянии сделать это.
— Да, конечно, вот только…
— Ну?
— Что такое банковский чек?
— Он похож на обыкновенный вексель, но обеспечен золотом.
— О, милорд, видите ли, я не понял того, что вы имели честь сказать мне.
— Как, неужели никто никогда не давал тебе вексель — то есть листок бумаги, на котором написал, он согласен с тем, что должен тебе?
— Почему, мой сосед однажды использовал моего знаменитого борова, и я получил от него листок, где говорилось, что я могу выбрать одного из только что родившихся поросят — по меньшей мере я верю, что там это было написано; я, видите ли, понятия не имею об этих закорючках.
— Да, но ты получил своего поросенка?
— О, конечно — и из него выросла прекрасная жирная свинья!
— Вот, ты видишь, то же самое можно сделать и с деньгами.
— Как это? Я никогда не знал об этом. Но тогда у вас есть империалы, которые размножаются?
— Нет, нет. Это не то, что я имел в виду. Но очень похоже. Этим чеком банк обещает, что заплатит золотом, как твой сосед пообещал тебе заплатить поросенком.
Текла захлопал в ладоши. — О, наконец-то я понял.
— Это очень хорошо, что ты такой умный, вот только…
— Да?
— Как же я доберусь до Адриланки с моими чеками?
— О. Вы не должны ехать по главным дорогам, совсем, а путешествовать по проселкам пока не доберетесь до Крытых Источников. Там уже совершенно безопасно, или, если вы все еще будете беспокоиться, там есть баржи, которые ходят вниз по реке, и оттуда добраться до Ариланки ничуть не тяжелее, чем нарвать ягод.
— Хорошо, но…
— Да?
— Я совсем не знаю этих дорог, что главных, что проселочных. Я заблужусь.
— А,а. Я и не подумал об этом.
— И что мне делать?
— О, если вы заблудитесь, попросите кого-нибудь вам помочь.
— А этот кто-то не ограбит меня?
— Конечно нет, если вы не богатей.
— А если я состоятельный человек?
— Тогда не исключено, если вы попросите такого, который в союзе с Синим Лисом. Я точно знаю, что на проселочных дорогах их видимо-невидимо.
— Я пропал! — простонал путешественник.
— Да, дело плохо, — сказал Текла и, к ужасу Тсалмота, собрался вставать.
— Но что остальные делают в таких случаях?
Какое-то время Текла напряженно думал, потом сказал, — Некоторые платят проводнику, который покажет им безопасную дорогу.
— И это работает?
— О, конечно. Это самый надежный путь.
— А какую компенсацию этот проводник ожидает за свою службу?
— Прошу прощения у Вашего Лордства?
— Сколько это стоит?
— О. Обычный ответ — три или четыре серебряных орба.
— Очень хорошо. Я заплачу тебе четыре серебряных орба, если ты доставишь меня к Крытым Источникам, целым и невредимым.
— Я?
— Конечно, почему нет? Ты же знаешь дороги, не правда ли?
— Ну, это верно.
— И потом, ты же сможешь хорошо использовать серебро?
— О, конечно. На него я смогу купить моей дорогой женушке целый рулон полотна.
— Тогда подумай. Работа на один вечер, и у тебя есть рулон полотна для твоей уважаемой жены.
— Дорогой женушки.
— Да, прости меня. Дорогой жены.
— Заманчивое предложение.
— Ну, как, договорились?
Текла нахмурился, его голова даже затряслась от напряжения, он, казалось, размышлял, а потом сказал, — А действительно, почему бы нет? Очень хорошо, я согласен. Когда Ваше Лордство хочет выйти?
— Немедленно!
— О, но…
— Ну?
— Моя кружка с пивом наполовину полна.
— Очень хорошо. Тогда после того, как ты прикончишь ее.
— Благодарю Ваше Лордство за исключительную доброту.
— После тебя, мой друг.
— Нет, нет, милорд. После вас. Я настаиваю на этом.
— Очень хорошо.
Тсалмот первым вышел из гостиницы и подошел к своей лошади, которая была уже готова — то есть оседлана и взнуздана. Он сел на нее, а Текла сел на хорошенького маленького мула.
— А теперь, мой друг, веди меня, так как я не знаю дорогу.
— Да, милорд. Я еду впереди.
— А я следую за тобой. — И Тсалмот с Теклой поехали в ночь. Они почти не разговаривали, пока Текла петлял по дорогам, которые больше походили на колеи от колес фургонов, а иногда мало чем отличались от звериных троп, но так как, повидимому, он точно знал, куда надо идти, Таслмот внешне оставался совершенно спокойным, пока Текла внезапно не остановился и не поднял вверх палец, призывая этим универсальным жестом к молчанию, палец, который Тсалмот сумел заметить в свете единственного фонаря, который освещал им дорогу.
