Кааврен повстречался с Мароланом в бальном зале и, почтительно поклонившись, сказал, — Милорд Маролан, Граф Саутмур, разрешите мне представить вам мою жену Даро, Графиню Уайткрест.
      Ради полноты картины мы должны заметить, что, по совету Телдры, Маролан был одет очень просто, в элегантный черный с серебряным костюм воина — Дракона; Телдра считала, что, как хозяин, он не должен надеть на себя что-нибудь такое, что заставило бы гостей почувствовать, что он не уделяет достаточного внимания своему туалету.
      — Но, — сказал Маролан, — разве не будет еще хуже, если кто-нибудь почувствует, что я уделяю слишкомбольшое внимание своему туалету?
      — Нет, в данном случае никто не сможет этого почувствовать, — сказала Телдра. — Ваше приглашение будет гарантией от это.
      — Как, оно будет?
      — Вы сами увидите.
      Сделав это необходимое отступление, вернемся к представлению Даро и Маролана. Драконлорд вежливо поклонился (Телдра пролила немало пота, обучая его правильно кланяться) и поцеловал ее руку. Даро, со своей стороны, наговорила ему тысячи комплиментов по поводу его замка, не забыв отметить широкие мраморные лестницы, элегантные золотые перила, фонтан в главном холле, и три замечательных канделябра, каждый на две сотни свечей, которые украшали и освещали сам бальный зал.
      — Вы слишком добры, мадам, — сказал Маролан. — Могу ли я показать вам и моему доброму другу Кааврену, где мы прячем вино?
      — Замечательная идея, сэр; мы бы не хотели ничего лучшего.
      — Но… — заметил Кааврен. — Ча! Кого я вижу, сторожащим это самое вино?
      — Я совсем не сторожу его, мой дорогой Кааврен, — сказал, улыбаясь, Айрич. — Скорее я стою именно здесь так как знаю, что это самое лучшее место для того, чтобы повстречаться с вами.
      — Вы правы как всегда, мой дорогой друг. — Он повернулся к Маролану, сказав, — Я надеюсь, сэр, что могу на несколько минут могу доверить вам Графиню, пока поговорю с моим другом.
      — Сэр, — сказал Маролан, — обещаю вам, что ей будет весело, но не чересчур.
      — Это в точности то, чего я хочу, — сказал Кааврен, а Даро заметила, обращаясь к Маролану, — Вы совершенно очаровательны, сэр.
      — Вашу руку, Графиня.
      — Вот она, Граф.
      — Пойдемте, я познакомлю вас с Волшебницей в Зеленом.
      — Ах, разрешите мне догадаться самой: Она носит только зеленое, не так ли?
      — Как вы узнали?
      Пока Маролан вел Даро в одном направлении, Кааврен увлек своего друга Айрича в другом, найдя одну из маленьких комнат, примыкавших к бальному залу, которая, случайно, была свободна. Они уселись на кресла и молчаливо чокнулись друг с другом, после чего Кааврен, пристально глядя на Айрича, сказал, — Если бы вы были Пэлом, я бы сказал, «Моя совесть больно жалит меня».
      — «Ранит» — вот правильное слово в формуле.
      — Хорошо, ранит. Не имеет значение, вы же не Пэл.
      — Нет, конечно нет. И тем не менее — он стал Его Доверительностью. Я счастлив за него.
      — Да, он осуществил свои амбиции. Или, по меньшей мере, одну из них. Кто знает, сколько их у него?
      — Да, вы правы, мой дорогой Кааврен. И Тазендра осуществила свою мечту — стала Тазендрой Лавоуд. Что касается меня, я даже не мог предполагать такое.
      — И я тоже, и, тем не менее, мы должны были догадаться. Вспомните, как хорошо она и Чародейка понимали друг друга.
      — Да, точно, и она никогда не переставала любить волшебство.
      — А есть ли у вас амбиции, мой дорогой Айрич?
      — У меня? Да, были, но я выполнил их всех. Я посадил виноградник, я видел, как виноград превратился в вино, я пью это вино. Что же еще мне желать?
      — И это вполне достаточно для вас?
      — Более, чем достаточно, мой дорогой друг.
      — Семья?
      — Возможно, однажды. Было бы неплохо передать мое поместье наследнику, но я не тороплюсь.
      — Понимаю.
      — Более того…
      — Да?
      — У меня почти есть сын.
      — Как у вас? У вас, Айрич?
      — Я сказал почти, Кааврен. Я говорю о юном Виконте. Он — но что с вами, мой дорогой друг?
      — Что со мной? Ну, вы написали мне.
      — Верно, но, как вы знаете, и Графиня написала мне.
      — Да, и это правда.
      — Она написала, что вам было бы приятно поговорить со мной.
      Кааврен улыбнулся. — Не могу отрицать это. Но не сказала ли она, о чем я хотел бы поговорить с вами?
      — Ни единого слова. Но не касается ли это вашего сына, мой друг?
      — Айрич, как вы догадались?
      — По выражению, которое скользнуло по вашему лицу, когда я упомянул его имя.
      — Невозможно ничего скрыть от вас.
      — Итак, это касается Виконта?
      — Да, Айрич.
      — С ним все хорошо?
      — Я не знаю. То есть, совсем честно, я даже не знаю, где он.
      — Как, он исчез?
      — Убежал.
      — О, но у него должна была быть причина для этого
      — О, да. Я думаю, что у него была причина.
      — Тогда расскажите мне всю эту историю.
      — Я так и сделаю.
      И Кааврен подробно описал свой разговор с Пиро. Айрич покачал головой, узнав, что юный Тиаса собирался взять жену не из своего Дома, и на его лице появилось выражение печали, когда он услышал об отчаянном бегстве Виконта.
      — Мой бедный друг, — прошептал Айрич.
      — Скажите мне откровенно, — сказал Кааврен. — Был ли я не прав?
      — Прогнать собственного сына — зло; разрешить ему неправильно жениться — бесчестие.
      — Был ли у меня третий выход?
      — Я не знаю, мой друг. Теперь я только рад, что мне никогда не приходилось сталкиваться с необходимостью воспитывать ребенка в то время, когда не было Империи. Во времена Империи мы знали, кто прав и кто не прав; без этого мы бы потонули, как тонет корабль, если моряки не видят землю, не знают, куда плыть и куда повернуть паруса.
      Из груди Кааврена вырвался короткий лающий смешок — выдававший скорее горечь, чем удовольствие — и он сказал, — Если Империя это все, что мы знаем о правде и кривде, тогда я безусловно был не прав, когда ушел с Императорской службы.
      — Как, вы ушли, Кааврен? Меня это удивляет.
      — Хорошо что я могу чем-либо удивить вас, хотя бы изредка.
      — Не затруднит ли вас сказать мне, почему вы ушли в отствку, Кааврен? Если вы не хотите, можете не говорить.
      — Ба. Эта Феникс слегка надоела мне.
      — И она тоже? — сказал Айрич, с чем-то вроде улыбки. — Больше, чем последний?
      — О, последнему никто не мог помочь, так что я даже и не думал уходить от него.
      — У вас необычные стандарты.
      — Возможно.
      — Итак, что вы собираетесь делать?
      — Хотел бы я знать. Айрич…
      — Да?
      — Как вы думаете, не должен ли я отправиться на поиски его?
      Лиорн медленно кивнул. — Если вы хотите знать мое мнение…
      — Я всегда хочу знать ваше мнение, Айрич.
      — Тогда, я думаю, вы должны по меньшей мере поговорить с ним.
      — А, хорошо!
      — Но?
      — Но я должен сказать вам, что, во-первых, я не знаю, как найти его.
      — Да, и во-вторых?
      — Во-вторых? Ну, даже если я найду его, не знаю, что сказать ему.
      — Ну, что касается того, что вы скажете, да, тут я не могу помочь вам. Может быть и так, что даже если вы ничего не сумеете сказать, все равно будет хорошо. Но вы обязаны попробовать. А что до того, как найти его…
      — Ну?
      — Возможно, действуя вместе, мы сумеем найти правильную дорогу.
      — Вы хотите помочь мне?
      — Кааврен! Как вы можете сомневаться в этом?
      — Вы всегда были добрым другом, Айрич.
      — Ну, — сказал Лиорн пожимая плечами и разрешив улыбке тронуть свои губы.
      В этот момент в дверь комнаты постучали.
      — Кто это? — спросил Кааврен.
      Кто-то, чей голос он не узнал, громко сказал, — Если это Лорд Кааврен, который в последнее время был Капитаном Императорской Гвардии, я хотела бы попросить вас уделить мне несколько минут вашего времени.
      — Да, это я, — сказал Кааврен, вставая и открывая дверь. — И я думаю, что у меня есть несколько минут.
      По ту сторону двери оказалась женщина, достаточно немолодая, на лбу которой годы и беспокойства провели немало морщин, а в глазах затаилась тревога; она была одета как воин, во все черное, без единого пятнышка другого цвета, и по форме ее ушей и глаз можно было мгновенно догадаться, что она из Дома Дзур. Она поклонилась Кааврену и сказала, — Милорд, меня зовут Сенния.
      Глаза Кааврена невольно расширились, и он сказал, — Ваша Высочество? Я помню вас еще со времени до Катастрофы, хотя вы, вероятно, никогда не замечали меня.
      — На самом деле я очень хорошо помню вас, Капитан Гвардии Тортаалика. И, да, я действительно Наследница от Дома Дзур, но сейчас я хочу поговорить с вами о делах, никакого отношения к этому не имеющих.
      — Тем не мненее, мадам, примите, пожалуйста, мои самые почтительные приветствия и позвольте представить вам моего друга, Герцога Ариллы.
      Айрич, который уже давно был на ногах, поклонился. Сенниа, со своей стороны, вернула ему вежливое приветствие и, опять обращаясь к Кавврену, сказала, — Возможно нам стоит поговорить наедине, милорд.
      Айрич опять поклонился и сделал движение, как если бы собирался уйти, но Кааврен сказал, — Совсем нет. Напротив, я считаю, что знаю, о чем пойдет речь, и как раз именно сейчас я и мой друг Айрич обсуждали этот вопрос.
      Лиорн бросил непонимающий взгляд на Кааврена, который сказал, — Ее Высочество Принцесса Сенниа является не только Наследницей от Дома Дзур, но и матерью Ибронки.
      — А, теперь я понимаю, — сказал Айрич.
      Лиорн подвинул кресло для Принцессы, потом подождал. Какое-то мгновение она, казалось, колебалась, но потом решилась и села; Кааврен и Айрич сели рядом с ней.
      — Я не могу решить, — сказала Сенния, — стоит ли начать с таких слов, «Вы тот самый человек, чей сын обесчестил мою дочь».
      — Обратное, — заметил Кааврен, — также верно.
      — Конечно. И, если бы я так начала, результат у такого разговора мог бы быть только один, и я бы приветствовала его.
      — О, тогда вы хотите сражаться?
      — Я не в состоянии сражаться. Это было бы убийство, и вот его я бы приветствовала.
      Кааврен наклонил голову. — Я надеюсь, Ваше Высочество не думает, что будет слишком развязно с моей стороны сказать, что я что-то понимаю.
      — А как это вообще произошло?
      — Я знаю об этом меньше всех в мире, Ваше Высочество. Когда я уезжал, чтобы послужить Империи, я разрешил ей ехать со мной, вот и все. Да, я боялся, что мне придется говорить вам о том, что она убита…
      — О, я уже почти хочу, чтобы так и было!
      — Но, откровенно говоря, я не ждал этого. Вы знаете, что у нее есть подруга?
      — Нет, я ничего не знаю ни о какой подруге.
      — И эта подруга самая прекрасная Тиаса, которую только можно себе представить. Эта Тиаса и ваша дочка путешествовали вместе. Разве мог я подумать что, когда мой сын и ваша дочь встретились…
      — Я не виню вас, милорд.
      Кааврен склонил голову. Подождав мгновение, он сказал, — Мой друг и я, мы собираемся искать моего сына. Насколько я могу судить, когда мы найдем его…
      — То вы, без всякого сомнения, найдете Ибронку.
      — Да.
      Сенния какое-то время размышляла. — Вы знаете Отель Тайдес в Адриланке?
      — Да, знаю.
      — Я буду там.
      — Вы не хотите сопровождать нас?
      — Пока я еще не готова увидеть свою дочь. Я не доверяю себе, я могу наговорить ей совершенно ужасные вещи.
      — Ваше Высочестве мудрее меня.
      Сенния бросила на него непонимающий взгляд, но он решил не объяснять свой ответ. Поэтому она сказала, — Очень хорошо. Я буду ждать от вас сообщения.
      Она встала, Кааврен с Айричем немедленно вскочили на ноги; оба они почтительно поклонились и последовали за ней в бальный зал, где Кааврен, увидя знакомое лицо, воскликнул, — Тазендра!
      — Кааврен! Айрич!
      Все трое горячо обнялись, и вскоре к ним присоединилась Даро.
      — Моя дорогая Графиня, — сказал Кааврен. — Я боюсь…
      — Вы опять уезжаете.
      — Как, вы уже знаете?
      — Было бы за пределами моего понимания, если бы вы не отправились на поиски Пиро.
      Кааврен улыбнулся. — Айрич поможет мне в поисках.
      — Как? — удивилась Тазендра. — Ваш сын исчез?
      — Да, — сказал Кааврен.
      — Тогда я тоже помогу вам в поисках.
      — И не оставляйте меня без дела, — сказал чей-то голос.
      — Пэл! — воскрикнули все остальные.
      — О, — продолжил Кааврен, — наверно я должен сказать Его Доверительность.
      — Ах, — сказал Йеди улыбаясь. — Это одно и то же, это я сам. Но что я слышу, Кааврен. Ваш сын пропал?
      — Это достаточно длинная история, и достаточно мучительная.
      — Вы знаете, — сказал Пэл, — что только мысль о том, что я могу послужить вам, делает меня счастливым.
      — Вы очень добры, — сказал Кааврен.
      — Совсем нет.
      — Но ваш долг…
      — О, что до этого… Императрица с удовольствием отдохнет от меня, хотя бы ненадолго; кроме того как раз сейчас ее совесть достаточно чиста.
      — Неужели? — сказал Кааврен.
      Пэл бросил на него быстрый взгляд, но Кааврен только пожал плечами и сказал, — Хорошо, возможно так оно и есть. Во всяком случае это больше, чем я могу сказать о себе.
      — Мы с вами, — сказал Айрич. — Мне нужно только совсем немного времени, чтобы отдать распоряжения моему стюарту, это займет не больше дня.
      — Что касается меня, — сказал Пэл, — я буду готов, как только соберу свои вещи и стряхну пыль со своего меча.
      — Точно, — согласилась Тазендра. — И мне нужен день, чтобы приготовить несколько заклинаний, которые нам могут понадобиться в дороге, и я к вашим услугам.
      Как только Тазендра закончила говорить, в зал вошла Леди Телдра и крикнула так, что заглушила всех, находящихся в помощении, — Императрица Зарика Четвертая.
      Ее Величество было одето в блестящее, доходящее до шеи золотое платье, переливающееся опалами и брильянтами, на ее ногах были узкие, тоже золотые туфельки, ее желтые волосы были распущены и падали волной ей на плечи. Все глубоко поклонились, и Ее Величество вернула поклон, наклонив голову и широко поведя рукой. Легко можно было заметить, только взглянув на ее лицо, что она была в самом лучшем расположении духа; глаза и губы улыбались, в каждом движении сквозила радость; она засмеялась, когда ее знакомили с некоторыми из гостей, и, хотя Кааврен не слышал, что она сказала, было похоже, что ей нравится все, что говорили ей и что говорит она. Даже когда она прошла рядом с Кавреном, который поклонился ей не без некоторой настороженности, ее настроение не изменилось ни на йоту, и она так радостно приветствовала его, как если бы между ними никогда не было обид и недопонимания.
      Бесполезно говорить, что она была рада видеть и Графиню, с которой редко пересекалась, хота сейчас они жили под одной крышей; потом Зарика счастливо улыбнулась Пэлу, и Тазендра с Айричем получили дружеские улыбки.
      Совершенно случайно, в тот момент, когда Императрица вошла в бальный зал, в его дальнем углу стоял Маролан и о чем-то беседовал с Некроманткой. Оборвав разговор, он примчался приветствовать Ее Величество как раз тогда, когда Пэл и Тазендра кланялись ей в ответ.
      — Ваше Величество! — воскликнул Маролан. — Какая честь для моего бедного дома!
      — Совсем нет, — сказала Зарика, засмеявшись. — Замечательное место. Вы будете должны оказать мне чест и посетить мой собственный замок, когда он будет готов. Я думаю, что это будет не позже, чем пять или десять лет, потому что все лучшие ремесленники освободились, закончив ваш.
      — О, Ваше Величество, если бы я знал…
      Она махнула рукой, прерывая его на полуслове. — Это пустяки, мой друг. Но, поскольку мы здесь на публике, я хочу, при всех, сказать вам, что я беру назад свое обещание, данное вам, и прошу меня простить.
      — Как, вы берете назад свое слово?
      — Да, речь идет о трех графствах на севере, которые я пообещала вам. По политическом причинам я была вынуждена отдать их другому. Поэтому прошу меня простить, Граф, и клянусь, что найду возможность вознаградить вас каким-нибудь другим способом.
      Так получилось, что Маролан, наслаждаясь приемом и прибытием Императрицы, совсем не ожидал услышать эти слова; все его усилия были настолько направлены на изучение магических искусств, что он ненавидел любое событие, отрывавшее его от учебы, хотя, на самом деле, несколько месяцев назад он согласился устроить прием, когда Телдра предложила эту идею. Так что хотя большая часть его внимания была прикована к балу, в оставшейся крутились комбинации некоторых заклинаний («вытащить, скрутить, расширить; вытащить, скрутить, послать»), и он не обращал никакого внимания на экономические или политические события — а об этих трех графствах он вообще не вспомнил ни разу с того дня, как Императрица пообещала их ему. Так что в ответ он сумел только махнуть рукой и сказать, — Я прошу Ваше Величество больше не думать об этом, — и эти слова прозвучали настолько искренне, что Кааврен, например, был просто потрясен.
      — Вы очень великодушны и щедры, милорд, — сказала Зарика, — я этого не забуду.
      — О, Ваше Величество свободно помнить или забывать все, что оно пожелает.
      — Да, Граф, и мне приятно помнить ваши слова. И еще более приятно наговорить вам тысячу комплиментов за это великолепное развлечение. Вы дали мне урок, который я надеюсь использовать, когда Императорский Дворец будет готов.
      — Ваше Величество очень добро.
      — Сетра Лавоуд, — объявила Телдра.
      Чародейку Горы Дзур — могущественную, загадочную и мрачную — видели многие Императоры в самых разных ситуациях. Бывали времена, когда ее искали и звали ко двору, в другое время ее изгоняли и угрожали арестом; но, насколько этот историк сумел узнать, в первый раз за все время Императрица Драгейры бросилась в объятия Сетры Лавоуд, прижала ее к себе как самого дорогого друга, к полному изумлению тех из гостей, кто жил еще до Междуцарствия и хорошо знал обычаи Двора. Чародейка была одета, как обычно, в старую форму Лавоудов: свободные черные брюки и черную рубашку, и только особый фасон первых и узкий воротник последней намекали на стиль.
      Что касается Зарики, она вообще не обратила ни малейшего внимания ни на то, что подумают другие, ни на гардероб своей подруги. — Ах, Сетра! Я и не знала, что вы будете здесь.
      — Я тоже не собиралась присутствовать, пока не узнала, что Ваше Величество приехало. И, увы, я не могу оставаться долго.
      — Да, я понимаю, но не могу выразить всю мою радость от того, что вижу вас.
      — И я не меньше рада видеть вас, Ваше Величество.
      Так и шел вечер — на самом деле вечер, ночь и большая часть утра следующего дня, пока наконец Леди Телдра не заметила Маролану, что они должны подумать о том, чтобы послать гостям прощальную бутылку.
      — Неужели? И почему?
      — Ну, милорд, праздник не может продолжаться вечно.
      — Но почему не может? Видите ли, мы послали сотни приглашений, и, как кажется, каждый раз, когда появляется кто-то новый, он должен поговорить с другом, и сообщить ему, что этот праздник — всем праздникам праздник, и его друг должен увидеть это сам. На самом деле ко мне все время подходят наши гости и просят приглашение для своих друзей, не включенных в наш список.
      — Да, и?
      — И я не вижу причины, по которой я должен просить наших гостей уехать. Некоторые, действительно, уже уехали, хотя, как мне кажется, скорее побежденные слишком большим количеством вина, а не сном. Так что некоторые уезжают, некоторые приезжают; давайте продолжать.
      — Милорд…
      — Ну?
      — Вы не можете не спать вечно.
      — Но я и не должен. У нас полно слуг, которые могут продолжать подавать вино и еду, и достаточно музыкантов. Если мне потребуется сон, хорошо, я оставлю вас вместо себя. Если вы захотите спать, нет сомнений, что Сетра Младшая сумеет быть распорядителем. А если и она устанет, можо попросить Волшебницу в Зеленом. Наконец, к тому времени, когда и ей захочется спать, я уже проснусь.
      — То есть, милорд, вы хотите, чтобы праздник длился вечно?
      — Почему нет?
      Телдра нахмурилась. — Тогда я должна обдумать этот вопрос.
      — Очень хорошо. Но пока вы думаете, я…
      — Да, милорд?
      — Я рапоряжусь, чтобы из погреба доставили еще вина.
      Винный погреб Черного Замка тогда был не так знаменит, как впоследствии, но уже был почти полностью наполнен бочками, боченками и бутылками. В тот момент, однако, в нем было еще кое-что, а именно парочка Текл, каждый из которых сидел рядом со стеной, держа в руке большой деревяный ковш, который он наполнял из ближайшей бочки, когда возникала необходимость. Едва ли читатель удивится узнав, что одним из них был наш старый друг Мика, а вторым — не кто иной как Фоунд, слуга Айрича.
      — Итак, — сказал Фоунд на удивление ясным голосом, поскольку, как можно допустить, он решил, что это вино слишком хорошо для Текл, — как поживает ваша дорогая Сахри?
      — О, замечательно, — сказал Мика. — Если, после тяжелого рабочего дня, она чувствует себя усталой и разбитой, я приношу ей пива и массирую ей спину. И наоборот, если я работал слишком тяжело, она приносит мне эля и массирует мне ногу.
      — Твою ногу, дружище? Не твои ноги?
      — Ну, ты понимаешь, бесполезно тереть деревянный протез, который заменил мою ногу, которую я потерял много лет назад.
      — Ах, да. Я и забыл об этом обстоятельстве. Ну, ты должен был напомнить мне о нем.
      — Я только что так и сделал, мой дорогой Фоунд.
      — Ну, мы видели немало приключений, ты и я, не правда ли?
      — О, конечно видели. И, более того — ах, мой ковш пуст.
      — Сюда, милорд, разрешите мне.
      — Ты очень добр.
      — Есть. О чем ты говорил?
      — Я уже не помню.
      — Приключения.
      — А. Да. Ну, я не вижу причины, по которой они должны прекратиться
      — Не видишь? Хотя Империя восстановлена?
      — О, ты знаешь, я не думаю, что все уже устаканилось.
      — Как, ты так не думаешь?
      — Нет, ничего еще не ясно.
      — И тем не менее, уже есть Императрица, разве нет?
      — Великие Дома должны это признать.
      — Ну, это правда, мой добрый Мика. Но я как-то раз подслушал, что говорит об этом мой хозяин, и он говорил достаточно оптимистично.
      — Да ну? А что с этим Каной?
      — Верно, его еще не нашли, не арестовали и не вздернули, как он того, безусловно, заслужил. Но если за последние полгода он не сделал вообще ничего, он не может быть слишком силен.
      — Ты думаешь не? И тем не менее…
      — Ну?
      — Позавчера случалась странная штука.
      — Не мог бы ты, дружище, рассказать мне об этом.
      — Рассказать о чем?
      — Тебе не нужно еще вина?
      — Пока нет.
      — Расскажи мне о об этой странной штуке, которая случилась позавчера.
      — О, да. Вот. Я как раз подавал завтрак свой хозяйка на Горе Дзур, и был в кухне, когда Такко…
      — Кто?
      — Слуга Сетры. Очень странный парень. Я должен познакомить тебя с ним. Его зовут Чаз.
      — Я думал, что его имя…но это не имеет значения. Он дружелюбен?
      — Ну, не очень-то он дружелюбен.
      — Но он хороший товарищ?
      — Нет, пожалуй нет.
      — Тогда я не хочу знакомиться с ним.
      — Очень хорошо.
      — Но что ты говорил только что?
      — Я говорил тебе о Такко.
      — Нет, до того.
      — Я не помню.
      — Ты был в кухне.
      — А, да, вместе с Чазом.
      — И?
      — Да, когда я вошел в кухню, чтобы принести хозяйке бисквиты после того, как она выбрала самое лучшее вино — ты же знаешь, что у нее тонкий вкус.
      — О, да. Я видел это множество раз.
      — И, когда я уже выходил, я услышал, как мне показалось, голос ребенка.
      — Ребенка? На горе Дзур?
      — Так мне показалось.
      — Но ты вышел из кухни и посмотрел?
      — Конечно. Я должен был принести бисквиты, разве нет?
      — Естественно.
      — Ну, и что ты увидел, Мика?
      — Хорошенькую маленькую леди Дракон, вот что я увидел, и она разговаривала с Сетрой Лавоуд — то есть с Чародейкой, ты же понимаешь — так, как будто она знала ее всю жизнь.
      — А ты не врешь, случаем?
      — Я настаиваю на этом.
      — Ты сказал леди Дракон?
      — Без всяких сомнений. Невозможно ошибиться в форме скул, и у ней уже появилась благородная точка.
      — Ну и что, значит Чародейка знает этого ребенка. Это же не делает его чудом, не правда ли?
      — Но это заставило меня удивиться.
      — И что она говорила?
      — Ну, на самом деле, что-то колдовское и мистическое.
      — Как, ребенок говорил что-то колдовское и мистическое?
      — Я так думаю. По меньшей мере я ничего не понял.
      — Но что именно она сказала?
      — Она сказала, «Три'нагор исчез из Залов Суда».
      — Теперь я согласен.
      — Ты согласен с тем, что Три'нагор исчез?
      — Нет, я согласен с тем, что это колдовское и мистическое.
      — О. Да, конечно.
      — А что сказала Чародейка, услышав эту колдовскую и мистическую фразу?
      — Она ничего не сказала, но…
      — Да?
      — Мне показалось, что она встревожилась.
      — Как, она?
      — Никаких сомнений. На самом деле, даже более, чем встревожилась, она, кажется, забеспокоилась.
      — Да, это интересно. Хотел бы я знать, что это означает.
      — И потом…
      — Есть еще что-то?
      — Да, ведь я тебе еще не рассказал самую замечательную часть.
      — Тогда расскажи.
      — Ребенок исчез.
      — Как, исчез?
      — Да, рассыпался на тысячи золотых пятнышек, которые очень быстро погасли и превратились в ничто.
      — Ты знаешь, я слышал, что боги появляются и исчезают как раз таким способом.
      — Быть может это была богиня?
      — Кто знает? Но я очень хотел бы знать, что она сказала Чародейке. То есть, я имею в виду, что означают ее слова.
      — Это значит — ты не мог бы передать мне еще вина.
      — Ты пролил большую часть твоего последнего ковша.
      — И если я сделал так?
      — Не имеет значения. Бери.
      — Ты замечательный друг.
      — Тем не менее хотел бы я знать, что это означает.
      — О, что до этого, я могу рассказать тебе.
      — Ну, я был бы самым счастливым человеком в Империи, если бы узнал.
      Мика взглянул на вино в своем ковше, настолько темно красным, что оно было почти пурпурным, и сказал, — Это значит, что нам предстоит много чего сделать.

Семьдесят Пятая Глава