Как некоторые чувствуют страх перед битвой, тогда как другие ощущают его тогда, когда сражение уже началось

      Примерно в пяти милях от города по Нижней Дороге Кайрона есть место, называемое Павильоном Барлена, где дорога расширяется, чтобы дать возможность экипажам развернуться и где, более того, находится парк, частью которого, как можно догадаться по имени, и является павильон. Именно в этом месте, под крышей павильона, еще до наступления первого утреннего часа, Герцог Кана, сидя на прекрасном сером мерине и окруженный офицерами своего штаба, а также, мы обязаны добавить, и всей армией, повернулся к своей кузине и спросил, — Все ли готово?
      Трудно было бы пожелать лучшего дня для битвы: флаги щелкали под порывами сильного ветра, дующего с моря, и, быть может, некоторые проблемы могли возникнуть у тех, кто должен был кидать копья, и, возможно, воздух был несколько холодноват, но обещал согреться к середине дня (как заметил один из ожидавших приказа пехотинцев своему другу, сегодня будет достатончно жарко еще до того, как все остынет). Затемнение было достаточно высоко, легкая оранжевая дымка с небольшой примесью красного; моряки считали небо такого цвета добрым предзнаменованием. Сильный запах моря подбадривал всех, кто там был, и в этот день, день начала праздника, даже лошади офицеров штаба Каны и гонцов казались более оживленными и беспокойными, чем обычно.
      Хабил, которая сидела на лошади, как две капли воды похожей коня ее кузена, сказала, — Ваше Величество, вы задаете мне этот вопрос в шестой раз.
      — Да, и?
      — И я уже готова поверить, что вы нервничаете.
      — Я, нервничаю?
      — Да, я готова поверить в это.
      — Ни в коем случае.
      — Ну, если вы настаиваете, тогда нет.
      — Моя дорогая кузина, вы очень хорошо знаете, что когда наступит время действовать, я буду холоден как лед. Но сейчас мы ждем. А я терпеть не могу ждать.
      — Вы всегда были таким.
      — Точно.
      — Ну, теперь я поняла.
      — Более того, когда мы узнали, что на тех двух дорогах, по которым мы собирались атаковать, неизвестно откуда появились укрепления и нам пришлось изменить время нашего наступления, то, как мне кажется, у меня есть некоторые причины для волнения.
      — Да, мы не предвидели, что они сумеют обнаружить нашу армию до того, как мы войдем в город.
      — Да, верно. Но наши разведчики говорят об укреплениях, и это заставляет меня спросить себя о том, что наши враги сумели узнать.
      — Ну, и даже если они действительно что-то узнали? И даже если у них было несколько дней на подготовку? Что с того?
      — Быть может они могли найти способы узнать о наших преимуществах. Мы оба знаем, что с их волшебством, некромантией и этим языческим Восточным искусством, мы не в состоянии победить их на поле боя — хотя наша армия больше их.
      — Поверьте мне, кузен; вы не сказали мне ничего, чтобы я не знала. Но…
      — Ну?
      — Какие способы они могли найти?
      — Я не могу придумать ни один.
      — И я.
      — Тем не менее вы должны понимать, почему сейчас я, как вы заметили, кажусь нервным.
      — Мой добрый кузен, вот-вот настанет время действовать, и, как вы сами сказали, когда оно наконец придет, вы будете совершенно хладнокровным. Нам осталось только дождаться последнего донесения разведчиков, и вам нужно будет только отдать приказ идти в атаку.
      — Что с нашим Атирой?
      — Он готов.
      — А отряд Тсанаали в городе?
      — Мы обменялись сигналами, и они ждут только подходящего момента для удара.
      — Я очень надеюсь на них. Вы понимаете, что все остальное только ложный маневр для этой настоящей атаки.
      — Я осведомлена об этом, кузен.
      — Если он потерпит поражение…
      — Он не может потерпеть пражение, для этого нет никаких причин. Тсанаали идеально подходит для рискованных предприятий такого рода, и у него было время обучить своих солдат. И, как вы заметили, они находятся в городе уже несколько недель, и никто даже не подозревает о них.
      — Да, но подумайте о сложности согласовния наших действий. Наземная атака, морской десант, наша некромантия, ответ на нашу некромантию — тут есть о чем беспокоиться!
      — Неужели? Разве мы не заручились помощью бога?
      — Да, но можем ли мы полагаться на этого бога?
      — Надеюсь, что да.
      — И, вдобавок, подумайте о том, что мы открыли дверь опасных силам.
      — Мы можем закрыть эту дверь, в любое мгновение.
      — Да, верно.
      — Вот видите.
      — Что с Островитянами?
      — Они за горизонтом. Мы получили от них слово, при помощи связной лодки; они говорят, что им даже не надо грести, так как ветер самый благоприятный них — вы разве не заметили, что дует сильный юго-восточный ветер, или, даже, почти полностью южный? Невозможно вообразить себе что-то лучшее. Возможно это работа Три'нагора; вы же знаете, что это в его силах.
      — Да, хорошо, что им не придется грести; они будут здесь раньше и у них останется больше сил для боя.
      — Точно.
      — Итак, все готово?
      — Седьмой раз.
      — Да, но, видите ли, в последний раз вы не ответили.
      — Верно.
      — И?
      — Да, все готово. Что касается меня…
      — Ну?
      — Хотела бы я посмотреть на лица наших врагов, когда они поймут, что все их волшебство, некромантия, эта странная Восточная магия, все это бесполезно.
      — Действительно.
      — Теперь вы удовлетворены?
      — Почти. Да, согласен, до этой минуты дела шли так, как мы хотели. Если все продолжится таким же образом еще несколько часов, тогда, да, мы победим.
      — Действительно, все идет великолепно. И, более того, вы уже вписали свое имя в историю войн.
      — Вы так думаете?
      — Убеждена. Подумайте о том, что вы уже сделали, дорогой кузен: собрали армию, больше чем в двадцать тысяч человек, из мелких груп по десять-двадцать солдат, в четырех днях пути от цели, вооруженную, снабженную едой и запасами, а враг даже не заметил ее. Такие вещи еще не делал никто и никогда.
      — Ну, мне немного помог бог.
      — И что с того? Разве от этого ваши действия стали менее замечательными?
      — Да, моя дорогая Хабил, я согласен, что эта часть плана прошла без малейшей помарки.
      — Это просто триумф.
      — Вот тут я вынужден не согласиться.
      — Как, вы не согласны?
      — Конечно нет, ведь мы еще не победили. Вот если мы победим, тогда, да, вы можете использовать слово «триумф».
      — Да, я поняла вашу точку зрения. Хорошо, но может быть вы согласитесь с «замечательным подвигом»?
      — Вы настаиваете на этом?
      — Да, конечно.
      — Тогда я согласен.
      Как раз в этот момент к ним подскакал Изаак и сказал, — Ваше Величество, я прошу разрешить мне отрапортовать.
      — Да, Генерал?
      — Вернулись последние два разведчика — никаких изменений нет. В укреплениях находятся войска, но вперед они не идут.
      — Количество?
      — По этой дороге возможно тысяч пять. Кавалерии нет. Столько же на Хартской Дороге. Что касается их резервов, точных сведений нет.
      — Об этом, — сказал Кана, — я знаю от моих агентов в городе. Около канала есть парк, и там ждут примерно десять тысяч солдат врага.
      — То есть ровно столько, сколько их на дорогах?
      — Да, кажется.
      Изаак пожал плечами.
      — Очень хорошо. А что с гаванью? — спросил Кана.
      — Отдельные группы солдат, в целом не больше ста человек. Вполне возможно, что они даже не стоят на посту, а просто шляются по пирсу, выискивая те сомнительные развлечения, которые солдаты могут найти в такого рода местах.
      — Отлично. А с чем нам придется столкнуться на этой дороге?
      — Три фаланги копьеносцев.
      — А на Хартской?
      — То же самое.
      — Ну, по меньшей мере враг последователен. Известно ли имя того, кто командует их обороной?
      — Нет, мы не знаем, Ваше Величество. Но мы совершенно уверены, что это не Кааврен.
      — Почему?
      — Ну, мы совершенно точно знаем, что его уволили со службы.
      Кана и Хабил обменялись взглядом и улыбнулись, — Да, верно, — сказал Кана.
      — Тогда, сир, приказы?
      — Вы будете должны начать атаку сразу по обоим дорогам; отряд легкой кавалерии и два копьеносцев. Как только начнется бой, пошлете еше два отряда, которые ударят им по флангам, с обоих сторон. Как только кавалерия завяжет сражение, посылайте легко вооруженных, поскай бросят свои копья. И, под конец, удар пехоты. Все ясно?
      — Судите сами, Ваше Величество: легкая кавлерия, два отряда копьеносцев. Потом еще два отряда кавалерии, метатели копий, потом пехота.
      — Да, все верно.
      — Я понял, Ваше Величество, но…
      — Да?
      — Предположим, что, когда мы сойдемся с ними, они изменят свою диспозицию?
      — В таком случае, Генерал, вы будете должны изменить вашу диспозицию так, как сочтете нужным.
      — Очень хорошо.
      — Пошлите гонца к Леди Брор с теми же приказами.
      — Да, Ваше Величество.
      — И, конечно, не начинайте атаку, пока не получите приказы от меня.
      — Я буду ждать вашего слова.
      Кана кивнул, глубоко вздохнул, и сказал, — Подайте сигнал для Островитян, пусть начинают.
      — Да. Ваше величество, могу ли я кое-что сказать?
      — Да, и что это, Изаак?
      — Со своей стороны я не хочу ничего другого, как загладить свою вину в поражении, которое мы потерпели в последнем сражении.
      — Ну, Генерал, у вас есть шанс, я вам верю и надеюсь, что вы оправдаете мое доверие.
      — Да, Ваше Величество. Я прикажу подать сигнал.
      — Хорошо. И как только корабли появятся из-за горизонта, немедленно известите меня.
      — Слушаюсь, Ваше Величество.
      Пока Изаак уезжал, Кана с беспокойством следил за ним. Затем он спрыгнул с коня и стал ходить, заложив руки за спину, потом опять сел в седло и дважды спросил свою кузину, все ли готово. Он уже собирался сделать это в третий раз, когда Хабил заметила, — Мне в голову пришла одна мысль, кузен.
      — И какая, кузина?
      — Вы должны подумать о том, чтобы жениться.
      — Как, жениться?
      — Конечно. Хорошо, когда у императора есть наследник.
      — Да, но на ком я должен жениться?
      — Я бы предложила какую-нибудь Леди Дракон.
      — Да, но, как вы понимаете, есть множество таких леди.
      — Тогда я бы предложила ту, которая сейчас не замужем. Таким образом, как вы понимаете, ей не придется становиться вдовой прежде, чем она станет супругой Императора.
      — Да, конечно, но, видите ли, все равно даже таких чересчур много.
      — Да, но разве плохо, если у вас есть большое число девушек, из которых вы можете выбирать? Благодаря этому вы сможете найту ту одну, которая вам подойдет.
      — Напротив, дорогая кузина. Так намного тяжелее.
      — Как, вы так думаете?
      — Конечно. Если бы была одна, да, принять решение было бы самой простой вещью на свете. Но, поскольку их так много, я даже не знаю, где я должен начать искать.
      — Если вы не против, я могу попытаться выбрать вам кого-нибудь.
      — Ну, уж если я обязан жениться…
      — Да, Ваше Величество, я уверена, что это хорошая мысль.
      — Тогда подберите мне кого-нибудь.
      — Очень хорошо, если вы уверены, что у вас нет никого на примете.
      — Нет, никого. Более того…
      — Да?
      — На самом деле, если говорить начистоту, я бы вообще не хотел жениться, по крайней мере сейчас.
      — И, тем не менее, это была бы хорошая мысль.
      — О, я в этом не сомневаюсь, вот только…
      — Да?
      — Почему эта мысль пришла вам в голову именно сейчас?
      — Почему эта мысль пришла мне в голову именно сейчас? Для того, чтобы отвлечь вас.
      — Вы думаете, что меня надо чем-то отвлечь?
      — Да, возможно. И даже если не надо…
      — Ну?
      — Мне надо отвлечься самой и отвлечь вас, иначе, боюсь, я могу стать цареубийцей.
      — Моя дорогая кузина…
      В этот миг к ним подскакал гонец и сказал, — Ваше Величество, мне поручено вам сообщить, что корабли показались из-за горизонта.
      — Тогда, — заметил Кана, — если я правильно оценил силы ветра, они будут в гавани меньше, чем через час.
      — И? — спросила Хабил.
      Кана отпустил гонца и позвал совсем молодую леди, которая недавно появилась в его штабе. Эта леди, Дракон из знатной семьи, подвела к Его Величеству свою лошадь, и, грациозно управляя ею коленями и поводьями, заставила ее встать совсем близко, после чего, не сходя с спины лошади, изяшно поклонилась.
      — Да, Ваше Величество? — сказала она.
      — Передайте мои поздравления Генералу Брор и сообщите ей, что она может наступать и сражаться. После того, как вы передадите этот приказ — именно после— вы найдете Генерала Изаака и передатите ему этот же приказ. И только после того, как они оба получат этот приказ, вы найдете Барона Лораана, передадите ему мои самые лучшие пожелания и скажите, что он может начинать. И, наконец, вы найдете волшебника, который связывается с Лейтенантом Тсанаали, и тоже скажите ему, что он может начинать. Вы все поняли?
      — Да, думаю, что да,
      — Посмотрим.
      — Первая Брор: поздравления, наступление и сражение, затем то же самое Изаак, но только после того, как приказ получит Брор, потом Лораан должен начать. И, последнее, сообщение для Тсанаали, он тоже может начинать.
      — Великолепно.
      Младший офицер отдала честь и умчалась.
      — Кузен?
      — Да, Хабил?
      — Вы были правы.
      — В чем?
      — Сейчас вы совершенно хладнокровны.
      — После всех этих лет и бесчисленного количества компаний, неужели вы сомневались во мне?
      — Ни в малейшей степени.
      — Это еще одна, возможно более важная, чем любая другая, с грандиозными ставками — то есть мы все поставили на один бросок. И, тем не менее, это просто еще одна компания, еще одна битва, вот и все.
      — Да, верно, и я согласна со всем, что вы имели честь сказать мне.
      Через мгновение, однако, Хабил вздохнула. — Ну, — спросил Кана, — О чем вы вздыхаете?
      — Мне опять пришла в голову мысль.
      — Что ж, поделитесь ею со мной.
      — Мы должны были сказать Островитянам, чтобы они атаковали с первыми лучами света; тогда враг не смог бы увидеть их корабли до тех пор, пока они не пристанут к берегу, и мы сами должны были бы начать нашу атаку в тот же самый момент.
      — Но это и был наш план, Хабил, и он действительно был весьма хорош, пока мы не увидели укрепления, то есть до тех пор, пока мы были уверены, что они ничего не знают о нас. Но, увидев их, я решил, что будет лучше всего подождать, пока мы не осмотрим эти укрепления поближе, и поэтому я приказал Островитянам ждать.
      — Да, я знаю это.
      — Более того, тридцать часов назад вы согласились с этим планом.
      — Да, да. Вы правы.
      — Неужели теперь вы сожалеете об этом решении?
      — Да, то есть нет, не сожалею.
      — Тогда вы все еще думаете, что это хороший план?
      — Да, думаю. Или, скорее, надеюсь.
      — Ну, мы хорошо подходим друг к другу, моя дорогая кузина. Я нервничал до того, как битва началась, в то время как вы, совершенно хладнокровно, совершали чудеса, готовя ее. Но теперь, когда войска двинулись в бой, меня ничего не может поколебать. Я хладнокровен, как рыба.
      — Я не собираюсь отрицать то, что вы сказали, сир.
      — Ах, как жаль, что мы…
      — Смотрите, авангард двинулся.
      — Отлично. Я поскачу вперед, и буду сразу за авангардом, а вы оставайтесь здесь. У нас вполне достаточно гонцов, и, я уверен, вы будете держать меня в курсе событий.
      — Я непременно так и сделаю.
      — Как только сражение будет в разгаре, я, если не произойдет какого-нибудь несчастья, вернусь сюда, чтобы сообщения быстрее доходили до меня.
      — Да, это хороший план.
      — Но, до этого, я хочу посмотреть своими глазами на начало бала.
      — Понимаю.
      — Тогда до встречи, моя дорогая кузина.
      — Я надеюсь увидеть вас в городе, и Орб будет крутиться вокруг вашей головы.
      — Да, давайте надеяться на это, — сказал Кана и дал шпоры своему коню.
      Много чего можно сказать о Претенденте, Герцоге Кана (и, будьте уверены, многое былосказано) как о военнокомандующем, и много из этого, должны мы с сожалением добавить, было полной глупостью; но никто никогда не сомневался в его способности создать обученную и дисциплинированную армия, и это искусства никогда не проявилось лучше, чем в первые моменты штурма Адриланки.
      Необходимо понять, что там были две армии, восемь бригад, пятьдесят семь полков, двести тридцать четыре батальона, четыреста семьдесят одна рота, все вместе больше двадцати одной тысячи солдат, во главе которых стояли талантливые офицеры, жаждущие сражаться, и вся эта масса одновременно пришла в движение.
      Дух армии, несмотря на обескураживающее поражение в Битве у Горы Дзур, был на удивление высок. Не исключено, что хотя солдатам никто ничего не объяснял, они узнали, тем мистическим и загадочным путем, которым солдаты узнают и перетолковывают самые незначительные намеки, что найдены способы борьбы с волшебством и Восточной магией, которые стали причиной их поражения в предыдущей битве.
      Но, каковы бы не были эти причины, нет никаких сомнений, что дух армии был высок, и солдаты даже рвались в бой — да, конечно, многие из их были Теклами, но во главе их стояли юные Драконлорды, а также, в некоторых случаях, юные Дзурлорды и молодые люди из других Домов, никогда не видевшие Орба, не доверявшие Дому Феникса, и жадные до славы.
      Было ровно два часа и пятнадцать минут пополудни, когда передовые отряды Леди Брор — два взвода копьеносцев и рота легкой кавалерии — прошли через то место на Нижней Дороге Кейрона, где дорога поворачивает и где находится разрушенное здание, когда-то бывшее почтовой станцией Бегуших Цыплят. Внезапно оказалось, что за поворотом, на расстоянии пятисот метров от них, находились три фаланги копьеносцев, часть одной из дивизий под командованием Сетры Лавоуд, которые ждали, перекрыв дорогу.
      Отряды Брор двинулись вперед, как если бы дорога была пуста. Спустя несколько минут послышался грохот копий, ударившихся о щиты.
      Битва при Адриланке началась.

Как Маролан, пытаясь обнаружить бога, вместо него обнаружил то, что в состоянии сделать его меч

      Деревня, в которую Маролан прискакал этим утром, была, на самом деле, очень маленькой, даже крошечной: поддюжины маленьких домов, что-то вроде гостиницы и лавка с товарами на все случаи деревенской жизни. Маролан остновился и поглядел кругом. С первого взгляда он решил, что деревня совершенно пуста, но, со второго, заметил перед магазином старого человека (или, скорее, Восточника) с замечательно белой, тощей бородкой и почти полностью лысого. Неизвестный нахмурился, увидев как Маролан спрыгнул на землю, и спросил, — Есть что-нибудь, что вы хотите?
      — Конечно, — сказал Маролан, и, вытащив меч, сказал, — Моя богиня страстно жаждет крови, такой как у тебя, поэтому ступай к ней и передай мои самые наилучшие пожелания. — Прежде, чем старик успел сообразить, что должны означать эти слова или даже почувствововать малоприятные ощущения, которые должны были пробежать по нему, как только Драконлорд обнажил свое оружие, Маролан ударил наискосок, разрубив его от правого плеча до левого бедра, и оставил плавать в луже крови.
      У старого человека с Востока даже не было времени вскрикнуть — меч Маролана выпил его жизнь и душу даже раньше, чем тело стукнулось о землю. Для любого, хоть в какой-то степени знакомого с ударами меча, это было, по меньшей мере, неестественным.
      — Но не было ничего естественногов оружии Маролана.
      Что же стало с его душой — этой нематериальной частью человека, которая является живой искоркой бытия и содержит в себе сущность личности? Мы не в состоянии ответить на этот вопрос — действительно ли меч уничтожил ее, и, в таком случае, это ужасное оружие следует называть морганти, или, как сказал Маролан, каким-то загадочным образом эта душа была съедена, уничтожена или принесена в жертву Верре, а может быть с ней случилось что-нибудь совершенно другое, мы не знаем. Но, что бы мы не думали о Лорде Маролане, мы обязаны сообщить читателю голую правду: Страшное преступление — взять саму суть жизни живого существа и вырвать его из тела, лишив тем самым это существо возможности возрождения — именно это преступление и собирался совершить Маролан.
      Он, со своей стороны, даже на мгновение не задумался обо всех этих сложных проблемах. Его сердце был наполнено тем, что сделали с его народом, так что если и было пустое место в этом органе, теперь оно было наполнено местью. Как только тело Восточника распростерлось на земле, Маролан стал думать о нем не больше, чем о каком-нибудь насекомом, на которое он мимоходом наступил. Он стоял, с меча капала кровь, и ждал, пока кто-нибудь бросит ему вызов.
      Единственным ответом был крик, вылетевший из одной из хижин. Не отдавая себе отчет в том, что он делает, или почему, Маролан поднял меч и направил его на деревянный домишко. Дому ничего не оставалось, как взорваться и рассыпаться на объятые пламенем куски.
      — И это, — сказал Маролан чистым и сильным голосом, который заглушил даже треск горевшего дерева, — тоже для моей богини.
      Когда он понял, что ответа не дождется, то аккуратно повторил то же самое для каждого здания маленькой деревни, вскочил на коня и поехал дальше, оставив за собой только горящие развалины.
      Он пустил своего коня на дорогу, ведущую в соседнюю дервню, которая находилась настолько близко, что ее жители не могли не видеть дым от руин оставленной им безымянной деревушки. И действительно, когда, спустя несколько минут, он очутился там, то обнаружил, что внешний вид этой деревни почти ничем не отличается от первой, за исключением отсутствующих платанов и небольшой собравшейся толпы Восточников, которые глядели на дым, указывали на него руками и тихонько переговаривались. Все они поглядели на Маролана: мужчины, женщины и, мы должны с сожалением признаться, даже дети.
      Маролан, со своей стороны, не захотел сказать ни одного слова. Вместо этого он спрыгнул с лошади, вынул меч, сделал два шага вперед и, с искаженным гримасой гнева лицом, начал убивать. Сколько из них погибло, мы не знаем. Никто не пытался сопротивляться — напротив, толпа немедленно рассеялась, все разбежались в разные стороны. Маролан не стал преследовать их, но, как и раньше, превратил каждое здание деревни в груду горящих развалин.