Что с этим поделаешь? И в то же время изнутри жег стыд — не столько за себя, сколько за всю мужскую породу, походя лишавшую женщин чести, будущего, высокого положения, права высоко держать голову в компании королей. Эта последняя мысль вмиг отрезвила его. Разговор в гостиной, — затем тайная беседа с сержантом Тампором, теперь эти воспоминания — от всего этого повеяло жутким холодком. Ему был прекрасно известен источник подобной ледяной жути. Это страх!.. Надо найти смелость взглянуть в лицо правде — никогда Шарле не быть правительницей на Аргусе. И Андра здесь ни при чем — разве что именно средняя сестра направит руку убийцы. Стоит только распространить слухи о том, где и как принцесса Шарла провела семь лет, и ни о какой власти мечтать будет нельзя. Что это означает для него, для Ордовика? То-то и оно. Добром это регентство не кончится…
Он зашел в свои апартаменты, здесь его встретили три раба. Они сразу предложили ему раздеться, приготовить ванну. Капитан тут же сердитым возгласом отослал их:
— Что я — женщина?! Неужели не могу сам раздеться? Прочь, рабы. Приготовьте мне что-нибудь поесть и убирайтесь.
Они тут же исчезли, словно растворились в воздухе. Ордовик, прежде чем залезть в большую лохань с горячей водой, подбросил в очаг, на котором она стояла, большое полено. Погрузившись в воду, он почувствовал некоторое расслабляющее спокойствие. Прежние гнетущие мысли ушли сами собой — это был его давний рецепт, он всегда так боролся с печалями. Не надо просто думать о них. Принял решение — и забудь! Принцессу он не бросит и будет охранять до самой смерти — о чем тут еще рассуждать. Как ее бросишь — того и гляди, опять в бордель упекут.
Он уже успел насухо вытереться, когда слуги принесли поднос с едой и напитками. Ордовик полюбопытствовал, что же это за еда такая? Блюда выглядели непривычно, хотя пахли очень аппетитно.
— Что это? — подозрительно глянув на раба, спросил он.
— Мозги каталаба и сердце нугаша, зажаренные в пебабовом масле, — гордо ответил тот. — Это медовая коврижка, а это замороженная грудинка квали.
— Тьфу! Это вы называете едой! Зажарьте мне добрый кусок каталаба. — Он показал рабам, какой величины кусок требуется. Те раскрыли рты. — Эти мозги можете забрать себе — у вас все равно такие же. Далее, три графина ансинарда и как можно больше фруктов. Я хочу есть, а не клевать!
Через четверть часа, получив все, что хотел, Ордовик отправил рабов спать. После завтрака тщательно изучил комнату — сантиметр за сантиметром. Нашел три подозрительных отверстия, по-видимому предназначенных для прослушивания. Первым делом с размаху вогнал в каждое из них свой меч. Прислушался — кажется, все тихо. Затем забил их полосами, на которые разорвал одну из занавесок. Затем оделся вновь, вооружился и, выбравшись из замка, поскакал в город.
* * *
Название «Утренняя улица», казалось, было дано этому длинному вертлявому проезду в насмешку. Теперь, в полночь, на ней было особенно людно. Возможно, народ собрался здесь, чтобы встречать восход солнца? В окнах домов горел свет, толпа была наряжена пестро и безвкусно. Клоунские наряды в клетку и яркие цветастые полосы на одежде — для Ордовика зрелище невыносимое. Даже бродяги, облачившиеся в неописуемую рвань, — и те пытались яркими кусочками материи разнообразить лохмотья. Они толпились возле слабо горящих фонарей. Женщин определенного сорта здесь тоже было навалом, правда, по большей части они просиживали в кафе или винных подвальчиках — там дожидались клиентов.
В этот поздний час Келаб-чародей снова вышел из дома. На небе светили звезды, а также шесть лун Аргуса водили хоровод в поднебесье. На стенах крепости горели факелы — их свет и количество было поболее, чем звезд на небе. Это была плохая примета — так судачили на улице.
Келаб направился в сторону «Бурливого источника». Здесь, как всегда, было душно, шумно и светло. Весело шел торг на рынке любви — пока без оплеух и драк. Все эти номера следовало ожидать ближе к рассвету, когда клиентура обоего пола изрядно нагрузится ансинардом или животворящей влагой из источника Финзи. Ба, да у того нововведение!.. В углу пристроился небольшой оркестрик — три исполнителя на экзотических, привезенных из-за пределов империи инструментах. Один из них представлял из себя натянутые на деревяшку струны, в другой что было сил дул чернокожий верзила; по третьему с той же яростью колотил плюгавый аргианец.
Хроматограф был накрыт чехлом, экран черным квадратным глазом наблюдал за завсегдатаями. Здесь даже танцевали! По-видимому, у Финзи дела шли неплохо, если ему удалось выкроить место для четырех пар.
Сам хозяин сидел, прикрывшись батареей бутылок. Сидел и улыбался, совсем как древний идол. По мнению Келаба, в этом сидении было что-то противоестественное — Финзи очень хотелось самому вскочить в круг танцующих, подхватить какую-нибудь бабенку потолще и, расшвыривая столики, пуститься в пляс. Не тут-то было, вздохнув, укорил себя чародей, дело есть дело. Вот почему он торчит за стойкой и мучается.
Келаб устроился на табурете, кивком ответил на приветствие и, пока Финзи наполнял рюмку, склонил голову набок. Золотой диск, прикрепленный к его уху, заблистал в ярком свете бара.
— С возвращеньицем, Келаб! — сказал бармен, пододвигая рюмку к чародею. — Что успел сделать за сегодня? Надеюсь, сумел заработать тысячу кружков?
Келаб усмехнулся и кивнул:
— Думаю, даже больше. Как насчет сбора денег на похороны короля?
— Семь тысяч и еще девяносто кружков. А также несколько колечек, их бросили на закате, — гордо ответил Финзи. — Такого полного кубка, как на этот раз, в Опидаме не бывало. Собрали больше, чем на похороны любого другого правителя.
Келаб кивнул:
— Ему там, на небесах, станет полегче, если он узнает, что народ Аргуса помнит о нем.
Финзи бросил взгляд в сторону зала, в его глазах промелькнула озабоченность.
— Келаб, если мы уж заговорили о сборе денег на похороны, ты должен помнить, что есть еще кто-то, нуждающийся в вечном покое. Помнишь?
— Конечно. — Чародей пожал плечами. — Я сам бросил ей целую монету. Ну, и в чем дело?
— В полдень в кубке лежало только три колечка. Келаб нахмурился и повторил:
— Я бросил ей целую монету, толстяк.
— Правильно, я сам видел. Помнится, ты предупреждал, чтобы я берег эти деньги. Ты что, уже знал, что случится беда? — Финзи, заметив, как у чародея вытянулось лицо, добавил: — В полдень увели все деньги.
Бармен толкнул в сторону Келаба пустой кубок.
— Оставили только три колечка…
Келаб плотно обнял ладонями стеклянный сосуд. Лицо его напряглось, взгляд остановился, пальцы забегали, да так ловко, что за ними уследить было нельзя.
Наконец Келаб признался:
— Очень смутно вижу. Вор действовал очень быстро и почти не задумывался о том, что делает. Где три оставшихся кольца?
Финзи снял их с полки и передал Келабу, который принялся ощупывать их по очереди.
— Два колечка были брошены в кубок после кражи. А вот это… интересно.
— Назови имя! — горячо потребовал Финзи.
— Аркта Волк! Ты видел его здесь?
Финзи кивнул.
— Все силы высосал из меня этот негодяй, — сказал Келаб. — Пойду отдохну.
Он допил рюмку, встал и направился в полутемную нишу, расположенную в дальнем конце бара. Шел спотыкаясь, не обращая внимания на парочки. Наконец добрался до пустой кабины, свернул туда и задернул шторы. Уселся на единственный стул и вмиг обратился в тень.
* * *
За час до рассвета Ордовик тоже забрел на Утреннюю улицу. Всю ночь он бродил по городу и чем дальше, тем реже пользовался своим плохим аргианским. Потом совсем перешел на блатной жаргон. Теперь ему, по крайней мере, начали отвечать. Кто-то даже подсказал насчет Финзи и его бара на Утренней улице.
Это была последняя надежда, кроме того, он был не прочь промочить горло.
Ордовик сел за стойку. Финзи с невозмутимым видом посмотрел на него.
— Ансинард, толстяк, — сказал капитан, — большой бокал и немного страйна на закуску.
С тем же безразличием на лице Финзи настрогал страйн, скатал каждую полоску в шарик, налил вина и подвинул все посетителю.
— Семь кружков.
Ордовик молча бросил монеты на стойку, залпом выпил ансинард. Финзи собрал монеты и опустил их в ящик. Капитан между тем, закусывая шариками, повернулся и принялся разглядывать забегаловку.
В тот момент, когда он разглядывал ниши, устроенные вдоль дальней стены забегаловки, — кое-где даже не удосужились полностью задвинуть занавески, — перед его взглядом открылась другая даль, другое заведение. Мягкий, нелепый свет двух лун, разбавленный искусственной подсветкой, высоченные бербраки, столики, расставленные на лужайке, удивительное небо, на котором галактика представлялась в виде гигантского спирального колеса. Стоило только приглядеться, и в стволе одного из древних деревьев обнаружилась неглубокая ниша. И девушка, почти совсем нагая, рядом со столиком.
Ордовик невольно сделал несколько шагов вперед — словно потянулся за мечтой… Шарла… Шарла…
Затем все заволокло туманной завесью, послышалось завывание ветра.
Более ничего… Он сам оказался в одной из ниш, за столом сидел маленький изящный человечек в пестром наряде, лица его не было видно — уставился в рюмку, которую держал между двух ладоней.
— Ты? — прохрипел Ордовик. — Это ты! Как ты узнал? Напиток в рюмке коротышки неожиданно свернулся в шарик, изнутри его начали пронизывать воздушные пузырьки. Послышалось приятное бульканье.
— Садись рядом, Ордовик, — пригласил коротышка. Капитан пододвинул стул, сел за стол напротив чародея.
Глаза его не мигая смотрели на Келаба, взгляд был тяжелый, сверлящий… Потом капитан неожиданно обнаружил, что держит в одной руке рюмку с ансинардом, в другой приготовил шарик, чтобы закусить. Ордовик не стал спорить и тут же опрокинул содержимое рюмки в рот.
— Вот и правильно, — кивнул Келаб. — Твои мысли полыхают так, что не надо большого труда, чтобы различить их. Особенно те, которые касаются Шарлы. Такова твоя судьба, парень. Ты повстречал ее — на беду ли, на счастье, — и теперь уже никогда тебе не стать прежним.
— Так-то оно так, — согласился Ордовик и хотел что-то еще сказать, однако подходящих слов не нашел. Ничего толкового не пришло на ум. Что еще здесь можно было добавить. — Я был послан в город, чтобы отыскать вас. С ночи брожу…
Келаб кивнул, вновь заглянул в свою рюмку, жидкость в которой заняла прежнее положение и бурлила куда слабее, чем прежде.
— Я знал об этом, — наконец ответил он.
— Знали?.. Зачем же я тогда всю ночь таскался по улицам?
Келаб опять кивнул. Неожиданно его лицо расплылось в улыбке.
— Тебе же объясняли, что найти меня можно только тогда, когда я сам захочу этого. На свете существует всего несколько человек, которые имеют возможность распоряжаться собой. Один из них я.
— Моя госпожа Шарла послала меня, чтобы я привел вас во дворец.
— Ее словами были — если уж стремиться к точности: «Постарайся отыскать Келаба и приведи его ко мне. Поступай как знаешь — уговори его, подкупи, притащи силой». Так?
Ордовик открыл рот, только потом, справившись с изумлением, спросил:
— Неужели вам известно все, что творится в моей голове?
— Нет, только то, что лежит поверху. Твои насущные заботы, страсти… Ты скажи своей госпоже, что меня нельзя подкупить. Что пока не родился человек, который смог бы притащить меня силой. Кроме того, она уже должна мне тысячу кружков.
— За что?
— За улаживание вопроса по брачному договору. Если она решит заплатить, я завтра буду в своем звездолете, он стоит в космопорте. Скажем, около десяти часов… Если нет, так нет — больше мы никогда не увидимся.
— Какая наглость! — вскочил Ордовик. Его рука легла на рукоять меча, он попытался выхватить его. Вытащил до середины — дальше ни в какую.
— Сядь, — усталым голосом сказал Келаб.
— Трус! — Ордовик все никак не мог успокоиться. — Ты боишься сражаться обычным оружием!..
— Что касается обычного оружия, — ответил Келаб, — это согласно твоим понятиям следует убивать всякого, кто назовет тебя трусом. Я же, чья сила во много раз превосходит твою, подобную философию не разделяю. Я держу этот мир у себя на ладони, Ордовик. Вспоминай об этом почаще, а также о том, что назвал меня трусом. Завтра утром ты придешь в космопорт…
Он поднялся и подошел к занавеске. Резко отдернул ее — снаружи ничего не было. Ордовик тупо глянул в пустоту и спросил:
— А если я не приду?
— Придешь, — ответил Келаб и шагнул ни во что. Ордовик напряженно смотрел ему вслед, машинально он схватился за рукоять меча. Тот теперь свободно ходил в ножнах, однако уже не было причины выхватывать его, бросаться в атаку. С кем сражаться? С пустотой?!
Пространство медленно оживало перед ним — оно оказалось совсем опустевшей забегаловкой. Толстяк Финзи уже начал переворачивать стулья и ставить их на столы.
VI
Пробило десять часов…
В разрывах темных, лохматых туч были видны шесть блеклых серебристых пятнышек-лун. Все они повисли над королевским замком. Пронизывающий ветер раскачивал верхушки деревьев. Со стороны замка до крепости не доносилось ни звука — там как бы поселилась мертвящая, тревожная тишина. Андалвар, бывший правитель Аргуса, лежал в замке на смертном одре, и никакая сила в мире не могла поднять его с украшенного знаменами ложа. Завтра похороны…
Торжественный ужин, проходивший в присутствии новой регентши, был долгим и нудным. В зале стояла гробовая тишина. Рядом с принцессой Шарлой было свободное место, предназначенное для правителя Меркатора. По слухам, Баркаш и его свита сразу после захода солнца покинули Опидам и отправились на Меркатор. Баркаш, как утверждали очевидцы, был вне себя от гнева.
Гости, ведомые церемониймейстером, входили в зал и занимали места за столом. Потом так же незаметно удалялись. Каждого из них Шарла приветствовала отдельно. Наконец, воспользовавшись удобным поводом, она покинула столовую и в сопровождении Ландора отправилась в свои покои. Там слуги быстро омыли ее, причесали, обрызгали волосы ароматной водой.
Ландор поджидал ее в гостиной. Задумавшись, он время от времени не глядя брал с серебряных подносов фрукты, пробовал их — мысли его в этот момент были далеко. Он прикидывал, чего можно ждать от предстоящего разговора с Сабурой Моно. Загадка заключалась вот в чем — каким образом эта женщина, сумевшая подчинить своей воле самого Андалвара, собирается взять под контроль Шарлу. В борьбе за власть это был неизбежный ход. Вряд ли Сабура Моно добровольно уйдет в тень…
Легкая улыбка сама собой сложилась у него на губах. Что ж, будем посмотреть. Он был уверен, что пока не родился человек, способный посостязаться с ним в искусстве интриги.
Наконец Шарла вышла в гостиную. Ее золотистые волосы поблескивали. Свободное белое платье до колен удивительно шло ей. Рукава отсутствовали, и ее мягкие, красивые руки были оголены. Принцесса была боса.
Ландор тут же поднялся с дивана, одобрительно оглядел девушку.
— Я не ошибся в вас, Шарла. Такое впечатление, что вы ничего не растеряли из того, чему учили вас… ну, вы знаете где.
Шарла вполне серьезно кивнула:
— Это была моя легенда — этакая невинная простушка из Приграничья. Наивный взгляд, румянец на щечках — эту науку вдолбили в меня твердо.
Ландор покачал головой.
— Как бы то ни было, вам еще раз придется сыграть эту роль.
Шарла повернулась к стоявшим в углу слугам:
— Вали, Лена, Мершил, вы свободны. Завтра разбудите меня в тот же час, что и сегодня. Идите.
Девушки церемонно поклонились и вышли. Ландор тем временем вызвал часового, стоявшего у двери, и приказал вызвать охрану, которая должна сопровождать принцессу до дверей покоев Сабуры Моно.
Долго они шли полутемными переходами, освещаемыми светом тускло горящих факелов. Встречавшиеся по пути рабы сразу падали на колени — они не смели поднять глаза, чтобы посмотреть на регентшу, одетую подобным странным образом. Тем более босую!.. В каменных коридорах было холодно, чем дальше, тем реже встречались освещавшие дорогу факелы.
— Что-то она далековато поселилась, не так ли? — тихо поинтересовалась Шарла у Ландора.
— Это по меньшей мере странно, — откликнулся Ландор. — В этой части крепости обитают исключительно рабы. И Сабура Моно!.. Для женщины с таким положением, обладающей такой властью и влиянием…
Внезапно страж, шагавший впереди, свернул вбок и остановился перед гладкой, вырезанной из дерева дверью, перекрывавшей весь коридор. Этакая глухая переборка…
Ни порога, ни коврика, ни прикрывающих дверь штор… Просто сплошная доска.
Гвардеец отступил в сторону и вытянулся по стойке «смирно».
— Постучи и объяви, что прибыла принцесса Шарла. Она ждет, — приказал ему Ландор.
Стражник дважды ударил кулаком.
Кто-то тихо спросил изнутри:
— Кто там?
— Сабура Моно, принцесса Шарла ждет, — ответил гвардеец.
Некоторое время из-за двери не доносилось ни звука, затем створка с легким скрипом начала отодвигаться, и стражник отступил в сторону. Шарла вопросительно глянула на Ландора. Тот кивнул, и принцесса шагнула через порог.
Помещение, открывшееся перед ней, казалось пустым. Совершенно пустым!.. Стены голые, на них отчетливо различалась кладка из крупных кирпичей, на полу не прикрытый ковром узор сглаженных каменных плит. Свет исходил от двух воткнутых в держаки факелов. Приглядевшись, Шарла убедилась, что первое впечатление оказалось ошибочным — в глубине комнаты, в глубоком алькове, стояла кровать, покрытая грубошерстным темным одеялом. У изголовья небольшой столик, на нем кипа писчей бумаги, чернильница и в подставке с полдюжины очиненных перьев. Возле стола находилось кресло, тоже из черного дерева, почти неразличимое в полумраке. Рядом другое, в углу еще одно… В нем сидела Сабура Моно.
Одета она была в домашний халат коричневого цвета. Одежда простого покроя, без всяких украшений. Скорее кусок материи, призванный прикрыть ее дородное тело. Она была необычайно толста, эта Сабура Моно. Подобных Шарле встречать не доводилось. Руки были похожи на стволы деревьев, перевитые частыми складками. Тут до принцессы дошло, что здесь что-то не так. Сабура Моно при долгом и близком изучении не производила впечатления заплывшей жиром туши. Ее тучность — это не результат обильной еды. Нет, просто она большая! Внушительная!.. Под этой гладкой кожей не было и следа жира. Почему? — удивилась Шарла.
Так же непривычны были ее глаза — необыкновенно крупные, с темными пятнышками-зрачками. В глубине таилась печаль — это принцесса почувствовала сразу. Или сожаление… Бездонное разочарование в том, что, куда ни кинь взгляд, всюду суета сует. Это знак мудрости, столь же глубокой, как и печаль.
Голос тоже оказался под стать очам — низкий, грудной, мелодичный.
Сабура Моно напевно выговорила:
— Садитесь, госпожа. Боюсь, что не смогу оказать вам достойный вашему сану прием. Как видите, я живу в стесненных обстоятельствах. Нет-нет, это меня вполне устраивает. Я довольствуюсь малым…
— Это не имеет значения, Сабура Моно.
Хозяйка рукой указала на одно из кресел:
— Присядьте, госпожа. А это, по-видимому, сиар Ландор?
Гость поклонился и сказал:
— Моя госпожа попросила меня сопровождать ее в связи с тем, что родной язык после стольких лет разлуки с Аргусом пока еще труден для нее.
— В самом деле? — Брови у Сабуры поползли вверх. — И на каком же приграничном диалекте вы предпочли бы разговаривать?
— Нет-нет, — встревожилась Шарла, — нам бы не хотелось обременять вас…
— Я владею любым наречием.
Сабура Моно сказала это таким тоном, что всякий спор по этому вопросу тут же увял. Она заговорила на лудорском диалекте.
— Как видите, сиар Ландор, в вашем присутствии уже нет необходимости. Мы вполне можем обойтись без переводчика.
Ландор понял намек. Странным было то, что он вдруг безропотно подчинился — сразу встал и вышел из комнаты. Шарла даже поежилась — ни слова возражения, никакой попытки затеять словесную перепалку вокруг самой проблемы. Просто встал и вышел, оставив ее один на один с этой толстухой. Беспомощную, растерявшуюся… Как тут можно удержать себя в руках, не с кем даже посоветоваться.
Как только дверь за управляющим королевским имуществом закрылась, хозяйка перевела взгляд на принцессу. Смотрела долго, с легким прищуром, все с тем же выражением равнодушной печали и запредельного всеведения. В этот момент Шарле бросилось в глаза единственное украшение, которое носила Сабура. Это был золотой диск в мочке правого уха. Шарла припомнила, что где-то она уже видела подобную клипсу.
— Я пригласила вас, госпожа, — наконец сказала хозяйка, — посетить мою скромную обитель по двум причинам. Одна из них в том, что здесь нас не могут подслушать. Однако это не главное. Беда в том, что я — старая, толстая женщина и не могу долго ходить и стоять, тем более присутствовать на торжественных церемониях.
— Но это не может помешать вам более комфортабельно обустроить свое жилище, — с некоторой горячностью возразила Шарла. — Если вы предпочитаете жить здесь, то хотя бы позвольте мне приказать обставить эту комнату достойным образом.
— Подобные предметы меня не интересуют, — ответила Сабура.
— Но у вас нет ни рабов, ни слуг?..
— И эти вещи меня не занимают, — повторила хозяйка. — Давайте больше не будем говорить об этом. Мои удобства или неудобства — слишком мелкий вопрос в сравнении с судьбой империи. Я пригласила вас обсудить две проблемы: последствия скандала с Баркашем из Меркатора и отношение народа Аргуса к новому регенту. Что касается Баркаша… После того, что случилось, вам следует остерегаться его. В одиночку он не в состоянии выступить против Аргуса, хотя эта идея гвоздем сидит у него в голове. Он очень тщеславен, у него большие амбиции. Он считает, что его выбрала судьба, чтобы возглавить коалицию из трех самых диких миров в галактике. Диких не в смысле уровня развития, а в смысле нравов…
Его воины самые лучшие бойцы, но их мало. Он мечтает стать предводителем наемников, но чтобы их число составляло миллионы. Баркаш — милитарист до мозга костей. Его союз с Андрой и место в Совете шести, казалось, сулили ему доступ к таким ресурсам, на которые он давно заглядывался. В глазах народа он давным-давно слывет откровенным глупцом, не понимающим, что сила ломит только солому и результатом ее применения может быть только хаос и разруха. Он и Андра — естественные союзники. Они никогда не успокоятся, имейте это в виду. Ваш советник Ландор должен постоянно следить за ними.
Далее, народ Аргуса… Это стихия! Ненадежная, непредсказуемая… Настроения людей пронизаны верой в пророчества, и, хотя они с радостью встретили ваше возвращение, на их верность нельзя рассчитывать. Придет день, и они отшатнутся от вас и прибегут к черной ведьме. В ней будут искать спасение. Они не понимают и никогда не поймут, что Андра вкупе с Баркашем окончательно погубят империю, и все равно пойдут у них на поводу. Найдутся пророки, кликуши, юродивые, которые возвестят, что вы ложный кумир. Толпа потребует вашей крови, ей вдруг понадобится сильная рука, чтобы вернуть призрак былого могущества…
Она неожиданно замолчала. В комнате наступила долгая, невыносимо томительная пауза. Наконец Шарла легкомысленно прощебетала:
— Это все, Сабура Моно?
— Это все. Пока… Госпожа, у меня повсюду шпионы и соглядатаи. Я прикажу им сразу сообщать мне о всех изменениях в настроении толпы, о появляющихся слухах и анекдотах, которые могли бы быть истолкованы не в вашу пользу. К сожалению, у меня, у женщины, которая отдала столько сил для сохранения власти вашего отца, пока нет разумного плана действий. Пока нет… Не могу понять, в каком направлении будут развиваться дальнейшие события. Но это вопрос времени. По крайней мере, я уверена в одном: ваша сестра и этот Баркаш мне не по нраву. Вот почему я беру на себя смелость и в дальнейшем быть вашей советницей… — Она словно споткнулась, видно, какая-то новая мысль пришла ей в голову, однако она не высказала ее и закончила фразу: — Каковой была при вашем отце. Конечно, вместе с главным управляющим королевским имуществом сиаром Ландором. Завтра мы увидимся на похоронах. До встречи, госпожа…
Шарла испытывала некоторое удивление и разочарование. Она встала и сказала:
— Я хотела бы вызвать охрану.
— В этом нет необходимости. Ступайте спокойно.
Принцесса бросила взгляд на чудовищных объемов женщину, устроившуюся в кресле в углу, потом чуть вздернула правую бровь и направилась к выходу.
В коридоре было пусто, холодно и довольно мрачно, однако Шарла, к своему удивлению, не ощутила и тени беспокойства в душе. То ли слова Сабуры возымели действие и внушили ей невиданную прежде отвагу, то ли эта странная советница на самом деле вымела всякую нечисть из коридоров. В гостиной, в собственных апартаментах, ее поджидал Ландор.
— Вы оказались правы — отец Доличека мертв, — сообщил он. — Причем обстоятельства его смерти более чем странные.
Уже в полной безопасности, в собственных покоях Шарла внезапно почувствовала, что ноги у нее подкашиваются. Она невольно опустилась на диван и, обращаясь как бы к самой себе, прошептала:
— Вот я и поговорила с Сабурой Моно.
Ландор степенно кивнул.
— Необычная женщина, не так ли? — спросил он. — Эта встреча меня прямо-таки заинтриговала! Она с такой легкостью выпроводила меня. В коридоре я как ни в чем не бывало отправился сюда. Охрана топала рядом… Удивительно! В ней присутствует некое обаяние силы. Так что же она сказала вам?
Шарла в общих чертах передала разговор с советницей бывшего короля, а также, как теперь выяснилось, и нынешней регентши. Когда она рассказала о пророчествах, которым подвержено простонародье, Ландор не удержался и фыркнул:
— Глупости! Я ни капельки не верю ни в какие пророчества. Здесь быть не может никакой мистики, только целенаправленное воздействие враждебных сил. С этим и надо бороться в первую очередь. Мало ли что могут наболтать несколько старух! Просто кому-то очень надо объявить эти бредни пророчествами. Механизм известный… Продолжайте, принцесса.
Когда она закончила, Ландор переспросил:
— Это все? Маловато, так мне кажется. Непонятно, зачем она просила о личной встрече. Только ради этого?..
Шарла зевнула.
— Ландор, об этом у вас должна болеть голова. Не у меня. Вы отвечаете за государственные дела. Я очень устала и отправляюсь спать. Утром, если Ордовику удастся отыскать этого колдуна, мы поговорим с ним. Думаю, от него мы сможем добиться большего. До завтра, Ландор.
Управляющий поклонился и, ни слова не говоря, вышел.
* * *
Зенхан Вар мрачно взирал сквозь узкое, похожее на бойницу окно на нижний город. Отсюда ему была видна Утренняя улица, оттуда доносился шум городской толпы.
— Вот уже вторые сутки, как мертв Андалвар, — произнес он глухо, — а чернь по-прежнему пьет и гуляет. Веселые поминки у бывшего короля. Им дела нет до того, что творится наверху.
— Зенхан, объясните, почему, — спросила Андра, — с каждым часом увеличивается поступление денег, собранных на похороны?
— Больше, меньше — какая разница. С другой стороны, я бы хотел, чтобы и меня помянули так же, как и вашего отца. Жаль, что вы так легкомысленно относитесь к настроениям толпы. Народ — это великая сила. В умелых, конечно, руках.
Андра с трудом могла сдержать раздражение. Она лежала на старенькой кушетке, покрытой вытертыми шкурами каталаба. Комната была скудно обставлена, пол каменный, даже не покрыт ковром. Крепость, выстроенная на Королевском холме, была сооружена значительно раньше замка, и, хотя именно здесь заседало имперское правительство и осуществлялось руководство огромными галактическими территориями, сама крепость мало чем отличалась от солдатских казарм.
В углу комнаты, посаженная на цепь, скулила и время от времени злобно вскрикивала обезьяна.
Услышав последние слова Зенхана, Андра не выдержала:
— Зенхан, достаточно! Не надо срывать на мне раздражение. Ваши разговоры о пророчествах, о простолюдинах беспредметны, а между тем мы теряем время. Оно наше самое главное оружие, поймите вы это! Время работает на эту потаскушку. Она начинает устанавливать свои порядки, и двор постепенно привыкнет к ним. Сначала она освободила Доличека от наказания, затем приказала хозяину кнута сломать бич. Она отправила его ко мне. Конечно, все это она делает по недомыслию — такая уж добренькая и слабовольная уродилась, но надеюсь, вам понятно, какое впечатление это может произвести на Пенду. Она глупа и действует по наитию, а слуги между тем распускаются все больше и больше…
— Не согласен с вами, — возразил Зенхан Вар. — Она действует вовсе не по наитию. И не такая уж она слабенькая, не такая глупая. Она сильный и опасный противник. Вспомните хотя бы, с каким искусством она избежала ловушки с Баркашем. Есть еще кое-какие сведения…
— Это все выдумки Самсара! — выкрикнула Андра. — А даже если и так, то во всем повинен этот грязный колдун. Именно он спас ее.
В этот момент в комнату вошел стражник-гвардеец и доложил:
— Внизу рабыня, госпожа. Требует допустить ее. Назвалась Вали.
Принцесса тут же распорядилась:
— Привести ее сюда. Доставить также раба Самсара, колдуна Ктенофими, черного леонтинца, который вчера явился сюда из замка.
Солдат отдал честь и вышел.
— Вот видишь, Зенхан. Можно ли назвать разумным человека, который до сих пор пользуется услугами рабов, приставленными следить за ней? Она, собственно, никого не выгнала. Что это, как не глупость? И куда смотрит этот хваленый Ландор? Что же, он даже не может предупредить ее? Я настаиваю — нам нельзя терять времени. Неделя, и мы должны покончить с этой моей горе-сестренкой! Мы должны разорвать ее в клочья. Пусть их разнесут все восемь ветров Аргуса.
Дверь вновь распахнулась, и в комнату вошел все тот же гвардеец, который ввел закутанную в плащ женщину. Грубая материя доходила той до лодыжек, ноги были босы. Следом за ней вошли огромный темнокожий леонтинец, затем Самсар, а также маленький пронырливый человечек со сморщенным, подобно полежавшему яблоку, лицом. Он беспричинно улыбался и что-то жевал беззубым ртом.