– Не желаете ли что-нибудь еще, мисс Лэнгли? – насмешливо спросил он, как будто прочитав ее мысли.
– Ничего, кроме чайного подноса, – ответила она и, повернувшись, стала подниматься по лестнице. Нет, ей следовало просто уволить этого человека и покончить со всем этим. Не нужны ей герои в ее жизни. У нее есть Холлиндрейк, который, как она надеялась, обладает такой же дерзкой самоуверенностью, которая заставляла бешено колотиться ее сердце.
Однако, даже погрузившись в мечты о Холлиндрейке, она не удержалась и бросила последний взгляд вниз, где стоял, улыбаясь ей, ее невыносимый лакей, как будто это он одержал над ней победу. Она отвернулась и продолжала подниматься по лестнице, стряхнув с себя последние остатки страсти, которую с такой легкостью будил в ней этот человек.
Нет, не нужно ей героя.
И его поцелуя не нужно. И его крепких объятий.
Когда она станет герцогиней Холлиндрейк, ей не потребуются такие эфемерные и мимолетные чувства, как страсть.
Тэтчер спустился по лестницей направился туда, где, как он: надеялся, находилась кухня.
Можно было подумать, что под девичьим муслиновым платьицем мисс Лэнгли скрывается многоопытная куртизанка.
Но, самое главное, как этой девчонке задалось обвести вокруг пальца его дедушку? Нет, он непременно получит ответы на свои вопросы, а потом…
Он толкнул дверь кухни и увидел миссис Хатчинсон у рабочего стола в середине комнаты, которая наливала себе в стакан щедрую дозу того, что, видимо, было знаменитым бренди из запасов графа Стэнбрука.
– Желаете выпить немного, чтобы не простудиться? – спросила она, вручая ему стакан, и тут же взяла другой и наполнила его до краев. Для экономки, как видно, полумер не существовало.
– Значит, вы уже заметили? – сказала она, отхлебнув бренди.
– Кое-что меня удивило, – сказал он, делая осторожный глоток.
– Вы бы не поверили и половине происходящего, – сказала она, махнув дрожащей рукой. Очевидно, это был не первый ее стаканчик за день.
– А вы попробуйте рассказать, – сказал он, усаживаясь напротив нее и доливая в ее стакан бренди. – Начните с этой тетушки Минти.
Миссис Хатчинсон поперхнулась бренди.
– Почти, – сказал он. – Она пыталась украсть ридикюль леди Ламби.
– Пыталась? – Экономка покачала головой и вздохнула. – Это печально. В свое время Араминта Фоллифут была самой ловкой карманницей во всем Лондоне. – Она снова вздохнула и взяла свой стакан. – Я говорила ей, чтобы больше не делала этого. Глаза у нее уже не те и походка не так легка.
Тэтчер поморгал, пытаясь определить, правильно ли он понял то, что сказала экономка, или ему больше не следует прикасаться к своему стакану бренди. Но вместо этого он залпом выпил свою порцию и в упор взглянул на экономку:
– Конечно, знают. Они умненькие, – заявила экономка и откинулась на спинку стула, держа стакан обеими руками – Хорошие девочки, все трое ничуть не заносчивые. Они взяли к себе тетушку Минти, когда умер ее муж. Ей было некуда идти, и старый Дингби Майклз, упокой Господь его душу, подумал, что она могла бы подойти девочкам в качестве их новой дуэньи. И перед смертью попросил Герцогиню взять к себе тетушку Минти.
– Дингби Майклз? – переспросил Тэтчер. – Разбойник с большой дороги? Помнится, я читал о нем, когда был ребенком. Он многие годы держал в страхе Северный тракт, а потом исчез.
– Да уж, Дингби был настоящим джентльменом. Он не то чтобы исчез, но стал добропорядочным человеком, сменил имя и стал работать у какого-то благородного человека. Кажется, его звали Тремонт. Там он и познакомился с девочками. Они гостили в доме, где он работал, и они подружились. Поэтому, когда Герцогиня решила отправиться в Лондон, она написала Дингби, у которого там было множество знакомств.
Тэтчер отодвинул свой стакан подальше, чтобы нельзя было дотянуться.
– Оглядитесь вокруг. Ведь у них нет ни гроша денег.
– Но их отцы… – возразил он.
– На мой взгляд, пустые люди. Графа укокошили контрабандисты, правда, в высших кругах об этом не говорят, но до меня доходили кое-какие слухи. А барон… поговаривали, что он переметнулся к французам, а потом его… – Она чиркнула пальцем по горлу.
– Не могу ничего утверждать, говорю то, что слышала. Да это и значения не имеет, потому что денежки хранятся в надежном месте, а этот скряга, их поверенный, не дает им ни фартинга из их наследства. До тех пор, пока они не выйдут замуж или не достигнут совершеннолетия.
– Была опекунша, но прошлым летом умерла. Хорошая была леди и, как говорит мисс Талли, обращалась с ними хорошо, но старушка тоже не могла давать им больше денег, чем положено на карманные расходы.
– Деньги на булавки, – подсказал он.
– Да, именно так они называются. Деньги на булавки. И сумма, откровенно говоря, мизерная. А после смерти старой леди они жили сами но себе.
Миссис Хатчинсон хохотнула и подняла стакан.
– Пробудете некоторое время с Герцогиней, тогда узнаете. Она поставила целью поехать в Лондон и не позволила поверенному отговорить ее. Она знала, что этот ее герцог будет в Лондоне, и решила быть рядом, чтобы присматривать за ним.
– Вы меня, видно, не слушаете? Герцогине необходимо выйти замуж, и поскорее, чтобы обеспечить им крышу над головой и еду на столе. Она найдет выход из положения. Я уверена, что Бог ее вознаградит за ее доброе сердце.
– Что вы имеете в виду? – Из всего, что он узнал, такая характеристика едва ли подходила для мисс Лэнгли. Но когда экономка объяснила, он понял, что измерял ее качества не той меркой.
– Она взяла к себе меня и мою Салли, – заявила миссис Хатчинсон. – А ведь Салли не очень смышленая девушка, вся в отца, упокой Господь его душу. А я немного выпиваю, что тоже не говорит в мою пользу. Но Герцогиня дала нам дом, и за это я буду ей век благодарна. Она пообещала, что у меня и у моей Салли тоже всегда будет крыша над головой.
Он не смог бы представить себе, чтобы тетя Дженива дала подобное обещание или держала на работе слуг, которые не в состоянии выполнять свои обязанности в полном объеме. Да и кто в высшем свете стал бы это делать?
– Знаю, о чем вы думаете, – сказала миссис Хатчинсон. – Есть люди, которые наобещают что угодно, лишь бы получить то, что им нужно. Но Герцогиня не такая. Она свое слово держит, дай Бог ей счастья. Эта от своего обещания не отступится. Никогда.
Обри Майкл Томас Стерлинг, маркиз Стэндон
Добавление от 28 июля 1813 г. Сообщение в «Таймс» о кончине девятого герцога Холлиндрейка и о том, что Стэндон стал теперь десятым герцогом.
Добавление от 4 февраля 1814 г. По словам мистера Боба Маджетта, бывшего слуги герцога Холлиндрейка, в бытность свою просто мистером Стерлингом Холлиндрейк имел склонность бегать за каждой юбкой и играть в азартные игры, не задумываясь о завтрашнем дне. Хотя это сообщение вызывает, тревогу, разве не позволительно мужчине, которому и в голову не приходило, что он может стать наследником титула, иметь кое-какие юношеские излишества, а?
Из «Холостяцкой хроники»
«А ваше отношение, сэр, заставляет самих женщин, судьба которых полностью зависит от прихоти мужчин, заботиться о себе всеми доступными им средствами».
Слова мисс Лэнгли, вернее ее обвинения, продолжали и на следующее утро звучать, словно эхо, в мозгу Тэтчера. «Всеми доступными средствами». Ничего не скажешь, целеустремленная девушка. Его потенциальная невеста представляла собой нечто большее, чем просто помешанную на замужестве мисс, как он поначалу предположил.
Нарушив течение его мыслей, с противоположного конца стола раздался настойчивый голос тети Дженивы:
– Так ты не сказал ей, кто ты такой?
Тэтчер покачал головой.
– Нет, – ответил он и, вместо того чтобы развить свою мысль, чего явно ожидала от него тетя Дженива, принялся за еду, тем более что перед такой ароматной ветчиной было трудно устоять, а он еще вчера понял: когда сидишь за столом с тетей Дженивой, следует заканчивать трапезу поскорее.
Что он мог ей сказать? «Тетя Дженива, дедушка помолвил меня с девушкой без гроша в кармане, чьей дуэньей является знаменитая карманная воровка»? А потом, когда старушку приведут в чувство с помощью нюхательных солей, он доконает ее откровением о том, что Фелисити взяла на работу экономку по совету бывшего разбойника с большой дороги?
Она решит, что он такой же сумасшедший, каким был пятый герцог.
Тэтчер закрыл глаза и пожелал себе поскорее выбраться из этой неразберихи. Чувство чести подсказывало ему, что он должен на ней жениться, независимо оттого, помолвлены они или нет.
И неожиданно на рассвете, когда первые лучи солнца озарили заснеженные крыши Мейфэра, Тэтчер увидел всю эту неразбериху в совершенно ином свете.
Что, если она смогла бы полюбить его? Что, если их объединило бы страстное чувство еще до того, как цепи герцогских обязанностей сделают их жизни скучными и безжизненными, как эти «природные склонности», о которых она твердит?
– Ваша светлость, вы слушаете меня? – спросила тетя Дженива. – Так не может продолжаться. Вам необходимо отказаться от помолвки и отделаться от нее. А потом принять на себя свои обязанности.
Тэтчер положил вилку и внимательно посмотрел на нее.
– Эта девушка, хочешь ты этого или не хочешь, тоже является моей обязанностью. Как я могу просто отказаться? Разве такой поступок можно назвать честным?
– Честь! – насмешливо фыркнула она. – Я почти уверена в том, что она каким-то образом обманула отца, чтобы втереться в нашу семью. Это, конечно, скандальная история, но теперь есть возможность все исправить. – Тетушка сделала глубокий вдох и улыбнулась. – Ваша светлость, у вас есть обязанности, которые необходимо выполнять. Взгляните на поднос!
Он бросил взгляд на пристенный столик и поморщился. Стоявший на нем поднос был переполнен приглашениями. Визитные карточки от семейств с подходящими дочерьми и респектабельными экономками, где карманных воровок даже в глаза не видывали.
Вот она, его будущая жизнь в качестве герцога Холлиндрейка. Обязанности, практически не оставляющие времени для катания на коньках или каких-либо других авантюр, в которые до конца своих дней стала бы ввязываться мисс Фелисити Лэнгли, если бы не превратилась в пуритански безупречную, скучную особу, какой, по ее мнению, она должна была стать. Нет, уж если кто-нибудь и мог бы избавить его от жизни, состоящей из скучных событий и тоскливых суаре, то это мисс Лэнгли, но только после того, как она поймет, что страсть тоже кое-что значит в жизни человека.
А судя по задорному огоньку, который он заметил вчера в ее манящем взгляде, страсти в ней было достаточно.
– Поднос может подождать, – ответил он тетушке. – Сейчас у меня есть другие дела.
Дженива всплеснула руками:
– Но это невыносимо, ваша светлость! Это нас всех погубит! Умоляю вас положить этому конец. Если вы этого не сделаете, то я… то я…
Он отодвинул свое кресло-трон и встал из-за стола.
– И вообще, тетя Дженива, я уже не тот неоперившийся юнец, которого вы все еще считаете своим долгом учить уму-разуму. Скажите на милость, как вы собираетесь остановить меня?
Но Тэтчер недооценил напор стерлинговской крови, которая текла в жилах тетушки.
– Я призову на помощь твою мать.
Стоя на ступеньках своего «позаимствованного» дома, Фелисити натянула варежки и глубоко вдохнула ледяной воздух, надеясь таким образом привести в порядок мысли. А в мыслях ее царила полная сумятица после вчерашних откровений мистера Маджетта.
«Уж поверьте мне, мисс, он страшный ловкач в любовных делах. Слава о нем гремела по всему Лондону. Настоящий гончий пес, когда речь идет об охоте за юбками».
Ее Холлиндрейк – пес? Содрогнувшись, она попыталась напомнить себе, что человек, писавший ей такие глубокомысленные письма, не мог быть такой скотиной. Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Даже Талли, пытаясь успокоить ее, напомнила, что теперь, когда герцогу далеко за тридцать, что, по мнению ее сестры, было возрастом древнего Мафусаила, он уже не сможет «бражничать целыми ночами и проигрывать все, что под руку попадется», как утверждал Маджетт.
Фелисити попыталась стереть в воображении, этот образ, потому что он никак не соответствовал облику того благородного и честного человека, каким она его себе представляла.
Однако факты словно подтверждали все сказанное мистером Маджеттом. Потому что сегодня была уже среда, а Холлиндрейк, если верить мисс Саре Браун, находился в Лондоне с понедельника, но она не получила от него ни записки, ни визитной карточки, ни даже букетика цветов из собственной оранжереи.
Ее, конечно, подобные вещи не задевали. Но ведь мог бы он по крайней мере…
– Не слишком ли холодно, чтобы витать в облаках, мисс Лэнгли?
Она взглянула вниз и увидела стоявшего у лестницы Тэтчера. Он приподнял шляпу и поклонился ей, не отрывая своего неотразимого взгляда от ее глаз, как будто пытался что-то отыскать.
Что-то такое, из-за чего по спине пробежала дрожь предвкушения.
– Если постоите здесь еще, то на носу у вас образуются сосульки, – поддразнил он.
«Какую околесицу он несет», – подумала она, спускаясь по лестнице. Обходя его, она уловила аромат лавровишневой воды. Лавровишневая вода? Она искоса взглянула на него, отметив, что нынче утром он был наконец прилично выбрит. К сожалению, четкая линия его подбородка делала его, черт возьми, еще более красивым. А если бы надеть на него настоящий костюм, а не те обноски, которые были на нем, он мог бы даже выглядеть благородным.
Героическим, как утверждал Маджетт.
Она поежилась.
Как видно, мир перевернулся, потому что получалось, будто у ее ливрейного Лакея больше герцогских качеств, чем у человека, с которым она почти помолвлена!
– Вы опоздали! – сердито сказала Фелисити, потом помедлила и окинула его взглядом с ног до головы, пытаясь убедить себя, что это ей не мерещится и что ее лакей – это всего лишь лакей. – С вашей прискорбной безответственностью вам никогда не удастся стать безупречным ливрейным лакеем.
– А еще вчера я был героем войны, – напомнил он и, сложив на груди руки, преградил ей путь. – Куда это, позвольте узнать, вы отправились?
– Не ваше дело! – вздернув носик, ответила она.
– И даже горничную с собой не взяли? – Он неодобрительно поцокал языком.
Она сжала губы, но только для того лишь, чтобы пропустить мимо свою соседку, которая шла в сопровождении служанки.
– Вы знаете, что у меня нет горничной.
Его губы искривились в усмешке.
– Боюсь, мисс Лэнгли, что вам никогда не удастся стать безупречной герцогиней, если вы будете разгуливать по Лондону без сопровождения.
Ее брови под полями простенькой голубой шляпки напряженно сошлись на переносице.
– Если бы вы явились вовремя, мне не пришлось бы идти одной.
– Сдаюсь! – сказал он, слегка поклонившись. – Итак, куда мы направляемся нынче утром?
«Ах ты, мерзавец!» Опять перехитрил ее. Ладно. Если ему желательно ходить за ней хвостом, то пусть ему же будет хуже.
– Если хотите знать, то я иду в магазин мануфактурных товаров. – Обогнув его, она направилась в сторону Бонд-стрит. – Тетушке Минти нужны красные нитки для штопки, – сказала она через плечо. – Пока ей лучше не ходить самой за покупками.
– Вы хотите сказать: чтобы она не воровала?
Она вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
– Зачем вы говорите такие ужасные вещи о старушке, впавшей в детство, мистер Тэтчер? А что, если кто-нибудь услышит вас? Я выполняю это ее поручение потому лишь, что боюсь, как бы она не простудилась, вот и все.
Он нагнал ее и пошел рядом.
– Насколько я понимаю, у миссис Фоллифут эта склонность к «штопке» появилась довольно давно и она не приходится вам тетушкой.
Фелисити остановилась и медленно повернулась к нему.
– Что вы сказали?
– Вы меня слышали. Или хотите, чтобы я повторил?
Она поймала его за рукав и потащила в переулок Эйвери-роу, который под странным углом выходил на Гросвенор-стрит. По одну сторону переулка располагались крошечные лавчонки, и здесь было меньше шансов наткнуться на кого-нибудь из знакомых.
– Теперь мне понятно, почему миссис Хатчинсон была вчера не в состоянии приготовить ужин. Вы ее напоили!
Тэтчер прислонился к кирпичной стене.
– Такое обвинение, мисс Лэнгли, заставляет предположить, что ваша экономка пьяница. И если хотите знать правду, то я наполнил ее стакан всего один раз.
– Этого достаточно, чтобы вдохновить ее на продолжение, сэр.
– Расскажите об этом подробнее, – попросил он, потирая виски. – Мне всегда казалось, что я могу много выпить без особого ущерба для себя, но ваша миссис Хатчинсон способна «перепить» даже Маджетта, который наверняка первым окажется под столом.
– Поделом вам, – сказала Фелисити, которая, искоса взглянув на него, заметила, что лицо у него бледнее, чем обычно. – В дальнейшем, если у вас возникнут какие-то вопросы о моем хозяйстве, спрашивайте прямо у меня, не заставляя миссис Хатчинсон потреблять слишком много бренди. Вчера вечером мы оказались в ужасном положении. Талли сама готовила ужин!
Он расхохотался, да так заразительно, что она, не выдержав, тоже рассмеялась.
– Это было ужасно, – призналась она. – Но кажется, ваша жертва была ненапрасной и вы получили массу полезной, информации от миссис Хатчинсон.
– Кое-что она мне объяснила, – сказал он, когда они пошли дальше вдоль переулка.
– Ну и?.. – поинтересовалась Фелисити. – Что еще удалось вам обнаружить?
Он на мгновение задумался, почесал подбородок, потом сказал:
– Я понял, что нельзя рассчитывать на своевременную оплату моей работы.
Фелисити пожала плечами:
– Ну, об этом вы в конце концов узнали бы и без нее.
Теперь остановился он.
– И вы не испытываете угрызений совести из-за такого обмана?
– С чего бы? Ведь ливрейный лакей из вас никудышный, – поддразнила его она.
Он усмехнулся.
– А еще я узнал, что вы жили… – он откашлялся и продолжал дальше, подражая голосу и манере говорить миссис Хатчинсон, – в таких варварских местах, что упаси Господь, и приобрели там чертовски странные причуды.
Фелисити рассмеялась.
– Она считает нас совсем сумасшедшими.
– Не думаю, что найдется много людей, которые не cравнились бы с ней. Вы приехали в Лондон без денег, без приданого и ожидаете, что общество раскроет вам свои объятия. – Он чуть помедлил. – Нет, я полностью согласен с миссис Хатчинсон: все это выглядит как безумие.
– А что можно сказать о вас, сэр? На вас старое пальто, изношенные сапоги, и сегодня вы, кажется, впервые как следует побрились. Тем не менее вы продолжаете служить у нас. Так кто из нас сумасшедший?
– Все это так, но я по крайней мере не без гроша в кармане, – сказал он и, покопавшись в кармане сюртука, выудил монетку.
– Это я вам дала, – сказала она, – чтобы вы подстриглись.
Он приподнял шляпу и взъерошил волосы.
– Чем вам не нравится моя прическа?
– Она неряшливая, – сказала Фелисити, наморщив носик.
– Обращайтесь с претензиями к моему бывшему денщику, – сказал он. – Последний раз меня стриг мистер Маджетт.
– Чем? Саблей?
Он наклонился к ней и подмигнул.
– А вы думаете, как я получил этот шрам?
– Вы шутите, – сказала она, тем не менее украдкой взглянув на шрам на его виске и подумав, что интересно было бы узнать его происхождение. Мистер Маджетт смутно намекал на то, что капитана, мол, чуть не убили в Бадахосе, когда он пытался его спасти, но слышать рассказ об этом и видеть своими глазами доказательство героизма Тэтчера – это совершенно разные вещи. Она чуть было не спросила его об этом, но, увидев, как он нахлобучил шляпу, чтобы прикрыть шрам, подумала, что ему, наверное, не захочется обсуждать это событие.
Поэтому она решила, в свою очередь, поддразнить его.
– Рада видеть, что у вас еще есть мои деньги. Талли думала, что вы потратили их на свою любовницу.
– Два соверена? Она недолго оставалась бы моей любовницей, если бы это было все, что я могу потратить на леди.
В груди Фелисити шевельнулось чувство, сходное с тем, которое она испытывала, когда видела мисс Браун в очередном новом платье. Но на сей раз оно чуть не сбило ее с ног.
– У вас есть любовница? – вырвалось у нее, прежде чем она успела остановить себя.
– Нет. – Он снова улыбнулся ей.
– Это хорошо, – сказала она, надеясь таким образом закрыть эту тему. Однако не тут-то было.
– Почему это хорошо?
– Сама не знаю, – сказала она, не желая углубляться в причины того, почему при мысли о нем с другой женщиной, которую он осыпает деньгами и цветами, ей становилось явно не по себе.
– Вы бы стали ревновать?
Ревновать? О да! Но признаться в этом? Никогда!
– Нет, конечно, – сказала она. – К тому же это неподходящая тема для разговора. – Закутавшись поплотнее в накидку, она продолжала идти по переулку, осторожно обходя какой-то припорошенный снегом мусор. Наконец они добрались до двух последних в ряду лавок, расположенных на самом повороте переулка на Гросвенор-стрит.
Фелисити вдруг резко остановилась, принюхиваясь к воздуху. Ей не верилось, что обоняние ее не обманывает.
Тэтчер, должно быть, шел, буквально наступая ей на пятки, потому что наткнулся на нее, и они оба поскользнулись на обледеневших булыжниках, но он обхватил ее сильной рукой, и его крепкие ноги удержали их обоих в вертикальном положении.
Она на мгновение ощутила спиной крепость его груди, его рук и ног, тепло его тела, и это сразу же заставило забыть о морозной погоде.
Она так привыкла всем командовать и за все отвечать, что ей было особенно приятно опереться на его силу. Она бы с удовольствием продлила это ощущение, если бы его рука, которой он ее удержал от падения, не оказалась прямо под ее грудью, слишком интимно прижимаясь к ней. Его пальцы чуть загнулись, и грудь оказалась лежащей на его ладони, отчего соски немедленно напряглись и по телу прокатилась волна удовольствия. Она отпрянула назад, но лишь усугубила положение, потому что ее ягодицы прижались к его бедрам. Не думая о том, что рискует шлепнуться на булыжник, она вырвалась из его рук и отошла на почтительное расстояние.
– Мисс Лэнгли, извините. Я хотел лишь…
– Да, да, я знаю, – сказала она, чувствуя, что краснеет. Это она явно не хотела обсуждать. Тем более что прикосновение заставило ее почувствовать себя такой уязвимой. Такой беззащитной перед страстями, которые мужчина способен зажечь одним лишь касанием пальцев.
– Вы остановились так неожиданно, – сказал он, поправляя свое пальто. Он выглядел при этом таким же смущенным, как и она. Взглянув на лавчонки, грязные окна которых практически не позволяли разглядеть, что происходит внутри, он скорчил гримасу и спросил: – Позвольте поинтересоваться: что вы там увидели?
– Не увидела, – сказала она, – а почувствовала запах. – Она понюхала воздух и улыбнулась. – Божественный аромат!
Он принюхался, слегка сморщив свой римский нос.
– Что? Только что проехал почтовый дилижанс?
Она толкнула его локтем.
– Да нет же! Кофе! Разве вы не чувствуете его запах? – Она потерла одно окно, потом другое, пытаясь установить источник этого запаха.
– Может быть, здесь? – Он указал на следующую лавку. – Не это ли вы ищете?
Дверь распахнулась, и вышел хозяин, недовольно взглянув на любопытную мисс и ее ливрейного лакея. Но Фелисити было все равно. Она стояла, втягивая в себя густой аромат.
– Я так и думала, – заявила она. – Кофе по-турецки!
Тэтчер снова принюхался и пожал плечами, не поняв, что вызвало у нее такой восторг.
– Полагаю, это одна из ваших «чертовски странных причуд»?
– Именно так! – сказала она. Когда другие маленькие девочки устраивали чаепития в английских садиках, нянюшка Рана учила их в Константинополе тонкому искусству приготовления кофе.
– Это очень «по-континентальному», но для леди не вполне приемлемое занятие.
Она снова втянула запах.
– Такого кофе я не пробовала целую вечность. Талли будет рваться сюда, когда я скажу ей, так что лучше уж не говорить, потому что, боюсь, эта кофейня – место не вполне…
– Приличное?
– Нет, я не то хотела сказать, – заявила она, мечтая о том, чтобы это место находилось на Бонд-стрит или где-нибудь возле чайной Гантера. Конечно, они не смогли бы позволить себе пойти туда, но могли бы по крайней мере помечтать о том, чтобы туда сходить.
– Мисс Лэнгли, – сказал он. – Сколько раз я должен напоминать вам, что вы еще не герцогиня? – С этими словами он подтолкнул ее внутрь кофейни.
Но от намерения научить мисс Лэнгли жить Тэтчеру пришлось отказаться сразу же, как только они вошли в полутемную кофейню. Помещение кофейни было узкое и длинное, и при виде женщины в этой чисто мужской среде обитания в комнате прекратились все разговоры и все глаза уставились на мисс Лэнгли. Тэтчер хотел было сразу же вытащить ее назад, потому что если сначала находиться там было слегка неприлично, то теперь стало абсолютно неприлично.
Но прежде чем он поймал ее за накидку, она торопливо шагнула в самый центр помещения, явно не понимая, что может стать причиной скандала. Владелец, высокий худой человек в тюрбане и широком одеянии, шагнул вперед, что-то говоря на своем родном языке и указывая длинным пальцем на дверь.
Тэтчер без переводчика догадался, что он говорит: «Уходите немедленно! Это заведение не для женщин».
Но он недооценил «континентального» обаяния мисс Фелисити. Она молитвенно сложила руки и низко поклонилась, произнеся приветствие, от которого владелец застыл на месте. Он неуверенно заговорил с ней, и она ответила несколькими словами на его родном языке, после чего поклонилась еще раз.
Хозяин некоторое время недоверчиво смотрел на нее, потом расплылся в улыбке, белые зубы блеснули в тусклом свете. Он поклонился и куда-то повел их, поворачиваясь на каждом шагу и снова заговаривая с ней, как будто не мог поверить, что он сажает за стол женщину, причем не просто женщину, а такую, которая говорит на его родном языке. Он усадил их за столик в уединенном уголке, который, как догадывался Тэтчер, был зарезервирован для его самых уважаемых клиентов.
Затем, после оживленной беседы с мисс Лэнгли, хозяин лично отправился на кухню, где принялся громко и возбужденно отдавать приказания своему помощнику.
– Могу ли я высказать предположение о том, что происходит? – спросил Тэтчер. – По-моему, либо вы заказали нам кофе, либо меня сейчас схватят и продадут какому-нибудь восточному султану.
Она уселась на место, сняла варежки и положила их на стол, поместив поверх них ридикюль.
– Я заказала кофе. Много ли можно выручить от продажи такого никудышного ливрейного лакея, как вы? Этим едва ли пополнишь нашу казну, так что овчинка выделки не стоит.
Тэтчер рассмеялся, высоко оценив ее остроумие. Это ему в ней очень нравилось. Едва ли она трусила перед дедушкой. Возможно, именно потому старик и остановил на ней свой выбор.
Тем временем Фелисити украдкой разглядывала других посетителей. На столах стояли ярко начищенные медные кофейники, рядом с ними – крошечные керамические пиалы.
– Здесь совсем как в константинопольской кофейне. Даже лучше, потому что мистер Муханнад, хозяин кофейни, получает зерна непосредственно от своего брата, торговца кофе. Его семья занимается этим бизнесом уже несколько поколений. У него есть еще брат, который живет в Париже, а еще один все еще находится в Каире.
Тэтчер покачал головой, пытаясь переварить всю эту информацию.
– Вы все это узнали всего за несколько мгновений разговора?
– Да. Он весьма общительный человек. – Она улыбнулась с довольным видом, а в голубых глазах, к которым он всегда был неравнодушен, вспыхнули радостные искорки. – Когда мы уезжали из Оттоманской империи, нянюшка Рана подарила каждой из нас по собственному кофейному прибору. Я помню, как однажды мы принимали королеву Неаполя с дочерьми и угостили их приготовленным по всем правилам турецким кофе. На следующий день королева, такая милая женщина, отправилась в доки и приказала какому-то торговцу, судно которого было готово к отплытию, купить ей, когда будет в Константинополе, настоящий турецкий кофейник.
Он рассмеялся и покачал головой.
– Что вас рассмешило? – спросила она.
– Вы так спокойно рассказали, что готовили кофе для неаполитанской королевы, как будто это обыденное явление для каждой английской мисс.
– С нами это случалось, – сказала она, надув губки.
– Не сердитесь, – попросил он. – Вы не хвастаетесь и не произносите имена знаменитых людей, чтобы произвести впечатление на окружающих. Нам, простым смертным, кажется особенно удивительным то, что это была просто ваша повседневная жизнь.
– Не уверена, что все было так уж увлекательно, – сказала она, пожав плечами. – Мне всегда хотелось, чтобы наше воспитание было несколько более… традиционным.
Он снова рассмеялся.
– Не думаю, что ваша жизнь когда-нибудь будет традиционной, мисс Лэнгли. Особенно пока с вами живет тетушка Минти.
Она аж застонала.
– Я надеялась, что вы не станете возвращаться к этой теме.
– Как же мне забыть об этом, если у меня в ушах до сих пор стоят вопли леди Ламби? Но я не понимаю одного: почему она живет с вами?
