Жизнь в розовом свете

      - Ну уж - дудки! Разгребай свое дерьмо сама. Кто кувыркался с ним в постельке? Ха! Надеялась захомутать звезду? - Мел демонически расхохотался. - Перед тобой - обыкновенный мелкий мошенник.
      - О, нет, старина. Я - романтический авантюрист. К сожалению, людей моей профессии не изображают на афишах.
      - И по ним сходят с ума красотки всех мастей. - Ненси сдерживала нервную дрожь.
      - Постой, Нежная! - Рон недоуменно пожал плечами: - Разве тебе было плохо со мной?
      - Но ведь ты - Макс. Двойник, подделка.
      Макс крепко схватил Ненси за руку. - Идиотка! Может этот хренов суперстар - двойник, подделка. Может быть, ты сейчас плевалась бы, отдавшись ему... - притянув к себе девушку, Макс с гневной насмешкой посмотрел в её глаза. - Ответь честно, тебе и в самом деле нарвится эта дребедень про Вампира? Ты развешивала над кроватью его фотографии?!
      Ненси отрицательно покачала головой: - Я не люблю попсу и шоу-идолов... Я люблю славу!
      - И меня! - Макс медленно, преодолевая сопротивление, притянул к себе девушку. Поцелуй затянулся.
      - Хватит, хватит! Я без камеры. Противно сметреть...И почему надо все изгадить слащавыми поцелуйчиками? Ни капли стиля. - Мел встал. - Знаешь, что мне ужасно сейчас хочется? Съездить тебе по роже, двойник... Я снял эту виллу, взял для Ненси бриллианты напрокат, потел в шкафу, лежал над кустами, пока вы задыхались в истоме... А теперь у вас "лав стори". А я - в дерьме. И что самое забавное - никому не нужен.
      - Возьми кассету, старина. Завтра сюда нагрянет горластый тип ты сможешь содрать с него кое-что при умелом подходе. Ведь Мони Марш вряд ли догадается о подмене.
      - Ага... Если её муж не импотент, - засомневалсяч Мел.
      - Ты скучный тип. В этом твой главынй прокол, Мел. Это хуже СПИДа. Макс надел пиджак. - Я покидаю вас, друзья. На прощанье оставляю ценный совет: если уж жизнь - большая сцена, нельзя играть скучно. Недопустимо, славные вы мои! Судьба закидает тухлыми яйцами. Уж если не желаете отсиживаться в зрителях - играйте! Но играя - выигрывайте... Ах... - Он одел шляпу. - Ненси, ты не подбросишь меня до ближайшего отеля?
      ... - Я догадалась! - обрадовалась Ди. - Это был тот самый парень, что похож на Микки Рурка. Он увез куда-то Ненси на своей ужасной "Хонде".
      - Верно. На следующее утро после описанных событий парочка отбыла в круиз на белоснежном лайнере. Постриженный брюнет в строгом деловом костюме ничем не напоминал экстравагантного рок-певца, а его спутница, ставшая блондинкой имела очевидное сходство с Ким Бессенжер. Они провели потрясающе-авантюрное путешествие и вместе уже три года. Ненси нашла свое призвание - она стала элегантнейшей и артистичнейшей авантюристкой.
      - Но они так и не разбогатели?
      - С чего ты взяла, Ди? После каждого удачно проведенного дела, чета решает покончить с прошлым, купить домик в Калифорнии и начать правильную семейную жизнь. Но тут как раз сообщают в газетах о прихотях какого-нибудь тостосумма, скупающего шедевры или ловкаче, грабящем банки.И мечта откладывается на завтра.
      - Их посадят за решетку, Эн... - нахмурилась Ди. - Шалости столь крупного масштаба не могут продолжаться долго.
      - Да чепуха! Стоит копнуть - и в основе всякого крупного состояния отыщется такая "шалость".
      - Если бы мошенников и лгунов карала фортуна - полмира оказалось бы в тюрьмах. Фортуна благоволит людям с полетом. В её сети попадают те, кто летает слишком низко. А эти - эти всегда парят в облаках... - Эн помахала рукой вслед умчавшейся парочке.
      - Так Ненси неспроста залетела сюда? Я бы хотела познакомиться с ней поближе. Вот уж кому наверняка найдется что рассказать старушкам в скучный вечерок.
      - Опоздала, дорогая. Девочка не вернется.
      - Зайда говорила, что Ненси прогостит у неё до конца года.
      - Зайда не знает. Она не подозрвает также, что в её тайнике лежит фальшивое "Яйцо Небесной горлицы". Она потеряла ценность, но вернула свой дар. И все, что напророчила русскому журналисту - сбудется.
      - Но камень принесет беды Ненси и Максу!
      - Они уже продали его... - Эн задумалась. - Вот кого мне действительно жаль, так это адвоката. Столько лет! Столько лет он мечтал о реванше!
      - Эн, ты ли это? - всплеснула руками Ди. - Какой цинизм! Неужели Отелло в самом деле нужен лишь этот... этот чертов булыжник?
      - Ты, конечно, полагаешь, что если мужчина разыскивал даму по всему земному шару, а потом поселился рядом, то единственная причина тому - самое возвышенное чувство, - Эн глянула на сестру из-под очков. - Похоже, мое "розовое помешательство" заразно.
      4.
      Большая ванная в доме Эн - единственное место, претерпевшее решительные изменения за последние полвека. Здесь появилась первая в городе гидромассажная купальня, сразу же после того, как врачи сообщили мадам Хантер об этом техническом новшестве. Эн не разменяла ????????, переоборудуя заодно, обстановку ванной комнаты.
      - Мне каждый день приходиться лежать здесь по часу, глядя в потолок. Было бы приятно изучать звездное небо. Но верхний этаж сносить все же не стоит, - строго добавила она, заметив блеск дерзания в юных глазах дизайнера. - И не уговаривайте меня сделать панно из телеэкранов - старушки слишком впечатлительны.
      - Тогда, вероятно, светящийся витраж? Что-нибудь в стиле модерн, наиболее близком ванному мироощущению и обстановке дома. - Молодой человек тычком указательного пальца поправил прямоугольные стильные очки.
      - Полагаете? - Эн глянула на собеседника поверх своих розовых окулляров, прикидывая на сколько же лет он оценил её, уличив в пристрастии к модерну?
      Эн ничего не имела против "югендштиля", заявившего о себе сто лет назад. Когда-то она зарабатывала тем, что разрисовывала открытки в манере Бердслея, Ибриса, Климта, с наслаждением погружаясь в атмосферу художественных образов, насыщенных утонченной, изысканно причудливой чувственностью. Теперь ей хотелось чего-то иного.
      - Остановимся на потолочном витраже с подсветкой. Эскиз я сделаю сама, - сказала Эн дизайнеру и попросила предусмотреть в декоре ванной места для экзотических растений и музыкальной установки.
      - Веселенькие картинки, - постановила Ди, рассмотрев сделанные сестрой декоры. - Похоже на Марка Шагала, если бы он родился не в Витебстве, а в Копенгагене.
      - Воображаешь, что на тамошних улицах пасутся буренки? - Эн подрисовала корове шляпу с вуалеткой. Подхватив букет цветов под под мышку, пегая корова летела над островерхими крышами и трубами и флюгерами.
      - Я думаю, корова вообще-то не витражный объект. Тяжелая и непрозрачная.
      - Я сделаю её розовой, - съязвила Эн, откладывая забракованный эскиз.
      В результате дискуссий на потолке появился вполне сдержанный цветочный орнамент. Он как бы составлял раму, в которой голубел овал бездонного утреннего неба.
      - А все же неплохо вышло, - решила Эн, лежа в пахнущей летним лугом пене. - Иногда мне удается прорваться взглядом за розовые облачка и унестись в манящий лазурный колодец... Да, как будет колодец наоборот, ну, если он устремлен в небесную бесконечность?
      - Так и будет - небесная бесконечность. Колодец здесь совершенно ни при чем. - Ди сбрызнула на губку душ-гель. - Подставляй спину, милая.
      - Знаешь, что меня больше всего радует в этой ситуации? - держась руками за края ванны, Эн села. - Что никому не приходиться выносить за мной горшки.
      - Перестань! Не хочу слушать на ночь душераздирающие истории, как тебе страшно повезло.
      - Но ведь именно это смущало меня больше всего. Когда я поняла мне больше не подняться, первым пришел ужас: а как же...
      - Ты прекрасно справляешься с санитарными процедурами. Иногда мне приходит в голову та же мысль, что и профессору Эшли - мадам Хантер виртуозная симулянтка, - закончив с мытьем, Ди набросила на плечи сестры большое апельсиновое полотенце. Эн утверждала, что цвет полотенца должен соответствовать запаху пены и температуре за окном. В теплые дни окно ванны распахивалось в сад, а полотенца приобретали оттенки незабудки, мяты, лаванды. Он дождя и сумрака ванная ограждалась теплыми, светящимися красками. Вход имел "согревающие" цвета: вишневый, оранжевый, малиновый.
      - И все же я не отважусь - пока ты не выслушаешь очередную версию моей биографии. Собственно, я вспомнила свое знакомство с Хантером.
      - Давай, лучше я тебе расскажу. Слушала раз пятнадцать, запомнила наизусть. Оценишь, как это выглядит со ????????? То были совсем другие истории - вернее - разные одежки одних и тех же фактов. Я все время вспоминаю новые подробности.
      Одев с помощью Ди брюки и толстый вязаный жакет, Ди машинально расчесала влажные волосы и прыснула на них духами. Ее мысли уже витали в прошлом. Переместившись к балкону, она взяла с подноса чашку ?????????? чая, с наслаждением втянула терпкий аромат, отхлебнула и начала:
      - Итак - я потеряла тебя и Грега. Разумеется, жизнь казалась ненужной и отвратительно жестокой... Но двадцать три - не конец света. Тем более , когда есть холсты на подрамниках и коробки с отличными красками, а где-то в солнечном сплетении зудит желание перерисовать все! Ну абсолютно все и совершенно не так, как другие... Да, краски у меня были, действительно, особенные - с люминисцентным эффектом. Отец знал толк в этом деле. Он привез мне тогда целый чемодан художественных причиндалов - хотел в моем лице потрясти старушку-Европу. Он стал истинным американцем, считал, что именно там появляются интереснейшие технические новшества. "Сюда я приехал за пылью веков." - Его иудейские глаза смотрели пытливо и виновато. Он о чем-то явно догадывался, наверное, поэтому и попросил: Будь моим чудом, детка!
      Он ничего не спрашивал, а я и не собиралась рассказывать... Ведь я не приехала на твою свадьбу, Ди. Завистливая, злобная мерзавка. Впрочем, причина действительно была: напала какая-то хворь с затяжным бронхитом.
      - Давно поняла и не требую никаких разъяснений. Правильно сделала, что не явилась. Наша свадьба могла бы порадовать этнографа. На площади изображался рыцарский турнир и нарядные гуляния. Нас забрасывали гроздями винограда. Представляешь? Он же черный и липкий! - Ди передернула плечами.
      - В полночь мы с Родриго покинули праздничный ужин в нашем "замке" и сбежали в Мадрид. Там-то богемные друзья моего поэта закатили веселенькую пирушку!
      - Не тяни одеяло на себя, сестра, не перебивай. Иначе получится каша. Как в финале "Аиды", когда поют все вместе и каждый про свое... Я повела отца на "Волшебную флейту". В фойе, рассталкивая нарядных людей, к нам прорвался молодой человек с биноклем и театральной программкой в руках. Глядя на отца, как на сошедшего в Венскую оперу святого, он что-то забормотал по-английски. Меня он, кажется, не заметил. Но отец, перейдя на немецкий, сказал: "Анюта, это очень способный юноша. Э-э..." - Он забыл имя.
      - Кай Гюнтер. Доцент, - поспешил вставить он, оробев от собственных слов, будто выдал что-то очень личное.
      Я сообразила - доцент сражен моей красотой. Представь: гипюровое платье цвета слоновой кости до самых щиколоток. Жемчуг на шее и в ушах, длинные перчатки, меховая горжетка из щипанной нутрии, в которую я кутала костлявые плечи. Глаза трагические, глубокие, в темных роковых тенях, впалые щеки с пятнами горячечного румянца и русая коса, узлом свернутая на затылке. Гюнтер обомлел от всего этого. Сразу было заметно. А я решила, глядя на него: "Чудесное лицо. Вдохновенный книжник, добряк."
      Гюнтер - фландриец. Я знала лишь про Шарля де Костера, написавшего "Легенду об Уленшпигеле" и о Ричарде Бартоне - тогдашнем супруге Элизабет Тейлор. Говорил Гюнтер по-немецки с тягучим напевным акцентом. Впрочем, многословием он не отличался. Отец, оказывается, читал курс "Российского искусства" в Нью-Йоркском институте Европы. Гюнтер, как стажер Венского университета, специализировавшийся на отношениях Запада и Востока, проучился у отца целых три месяца и прониклся невообразимым восхищением. Я видела, как им не хотелось возвращаться в зал, когда прозвенел звонок. Мои кавалеры прямо с ходу затеяли какую-то весьма научную дискуссию. Мне стоило труда оторвать отца от заумного доцента.
      А через пару месяцев совершенно неожиданно я встретилась с этим фландрийцем на университетском вечере. Отмечали какой-то юбилей гумманитарного факультета. Гюнтер произнес речь наряду с маститыми профессорами и показался мне очень красивым.
      Когда он провожал меня домой, оказалось, что молодой сотрудник кафедры чрезвычайно застенчив и немного ниже меня. Тогда на это ещё обращали внимание. Но от него исходило такое мощное тепло надежности и простодушия, что в него хотелось закутаться, как в теплое одеяло. Пофландрийски его имя звучало как Хантер. И я стала называть моего нового друга так. Действительно, мы стали друзьями - вместе читали, работали. - Эн усмехнулась. - Вместе, но отдельно. Он занимался своим делом, а я своим рисовала, что-то лепила. Мы даже разговаривали мало, но чувствовала себя покойно и защищенно. Мы даже не целовались, продолжая в том же почти два-три года. Я узнала, что матери Хантер лишился в детстве, а с отцом-коллекционером предметов старины имел весьма натянутые отношения.
      Вместе с ним мы много раз навещали в клинике нашу маму. Она почему-то сразу же решила, что Хантер - мой супруг. Мы переглянулись и не стали спорить. Однажды Хантер озадаченно спросил меня: - Что же теперь делать? Я должен просить у твоей матери руки её дочери, супругом которой, якобы, уже давно являюсь. Она ничего не поймет.
      - Тогда проси у отца.
      - Он откажет. Ты такая красавица.
      - Попробуй.
      - Мы поженились в Вене и во время свадебного путешествия навестили отца. Он подарил нам поездку в Америку. Но Хантер тоже внес свои деньги. Отец с Дженифер и двумя обезьянами жили в маленьком типовом коттедже, где пахло зверинцем и какой-то специальной едой для Порги и Бесс - так звали макакк. Отец показался мне усталым. Почему-то я решила, что больше не увижусь с ним и постаралась запомнить все, что он говорил за ужином - мы жарили сосиски во дворе. И, кажется, все соседи сквозь жидкий, подстриженный кустарник наблюдали за семейной идиллией.
      - А что он сказал? Что ты запомнила?
      - Что очень важно выдерживать в рационе балланс калорий и принцип раздельного питания. Что у маккак будет детеныш... Ну и еще... что у твой сын очень похож на испанца.
      - Значит, про обезьян и внука в одной связи?
      - Ему было дано ощущать вообще единство сущего... "Все взаимосвязано. Во всем - есть Смысл." - сказал он, слегка опьянев от сильно разбавленного виски. И добавил: "Умный ищет мудрость. Дурак уже нашел ее".
      - Очевидно, твой отец недюжинного ума - он так и не понял, почему в ту промозглую мартовскую ночь судьба подарила ему двойню... Если вы с Ди хоть что-то сообразите - непременно сообщите мне". Сестры замолчали. Тикание часов на камине сразу показалось очень громким, а сопение закипающего чайника - рассерженным.
      - Я не приехала на похороны отца потому что у моей невестки были очень тяжелые роды. Врачи думали - придется делать кесарево... - Ди не подняла глаз. - Кажется, отец считал меня предательницей. И недолюбливал Родриго.
      - Не правда. Но ты перемахнула через целых пятнадцать лет... Разберемся с этим позже. Сейчас я перехожу к самому интересному. Мы с мужем сняли две комнаты в мансарде недалеко от Университета. Я развесила по стенам картины собственного изготовления, в полукруглых окнах устроила романтические драпировки из дешевенькой кисеи. Кое-что мы купили на блошином рынке - зеркало, кувшин с тазиком для умывания, расписанный земляничными веточками, подсвечники. Нам казалось - мы жили шикарно. Почти каждую субботу у нас собирались друзья. Я делала картофельный салат, они приносили вино и сосиски. Мы спорили и танцевали до утра...
      Я начала зарабатывать деньги, разрисовывая открытки и относя их в маленький магазинчик. Господин Кауфман покупал у меня и небольшие, сделанные пастелью рисунки - в основном цветы и горные пейзажи. Одно время я рисовала их очень много, радуясь тому, что могу принести в дом свой маленький заработок. Но потом стало противно и скучно. Я составила лишь один букет - бледно-розовый, едва распустившиеся пионы, написанные маслом. На фоне отворенного в сад окна. Мне нравилось думать, что я буду иметь когда-нибудь такое окно в своей комнате. И нравились цветы - казалось, они даже пахли.
      Хантер свободное от университета время просиживал в библиотеке или у себя за письменным столом, работая над диссертацией. В те дни я и начала заниматься с ним русским языком. Бурные страсти, согревая душу, в наших сердцах не пылали, но ??????????? трогательная заботливость. Мы страшно смеялись, повторив под Новый год сюжет новеллы О'Генри. Хотелось сделать друг другу подарки. Я давно приметила - Хантер мечтает о трех недостающих томах "Энциклопедии искусства". В тайне от него сняла со стены свои пионы, так и не вставленные в раму - мне хотелось что-то простое и стильное, и отнесла их Кауфману. Являюсь домой с томиками Энциклопедии - счастлива до чертиков. Иду к полкам, хочу расставить полное собрание до появления мужа и вижу лишь свежие следы на старой пыли.
      Он пришел, пряча что-то за спиной, попросил меня отвернуться, шуршал бумагами и, наконец, торжественно объявил: "Смотри!" На стуле стояла рамка из красного дерева с бронзовыми уголками.
      - То что ты хотела! Начало века, чудесное дерево и главное - размеры точно совпали с твоими "пионами". Он оглянулся и долго смотрел на пустую стену. - А потом, растерянно моргал, рассказывал, как метался по букинистическим лавкам, пытаясь продать тома своей энциклопедии.
      Представляешь, у Дорю мне говорят: "Как обидно, только что дама купила у нас как раз отсутствующие тома".
      - Да, в бедности есть своя прелесть. Бедность - плодоносная почва для сюрпризов и маленьких радостей... Так легко порадовать нищего... Эн умолкла, но не стала перебивать. Рассказ сестры, действительно, звучал по-новому, лишившись помпезного глянца.
      На третьем году брака я забеременала. Мне было двадцать восемь и чувствовала я себя не блестяще. Страшно утомлялась, взбираясь на пятый этаж, чуть не теряла сознание от запаха красок, злилась на чрезмерно заботливого мужа. Все думала - рожаю не от того человеке, не вовремя, не способна стать ни любящей, ни обеспеченной матерью. - в общем - не испытывала никакой радости от приближающегося события и не могла смотреть на светящегося тихим счастьем Хантера. Оказалось, у меня очень низкий гемоглобин. За месяц до родов доктор, благоволивший нашему семейству, устроил меня в специальный санаторий. Прелесть заключалась в том, что домик - не больше традиционной альпийской гостиницы их тех, где над входом вывешивают оленьи рога, находился в горах. А продуктами пациентов обеспечивала семья фермеров, доставляла ежедневно свежайшие сливки, сыры, яйца. По тем временам для нас это была большая роскошь.
      Не стану вдаваться в описание этого пер ??????, хотя он стоил того. В восьми комнатах постоянно жили полтора десятка старушек, а нижний этаж занимали приезжающие на пару недель будущие матери. Все из малоимущих семей и с какими-то проблемами в здоровье. Старушки подобрались разные - кто "из бывших", кто совсем прост - из рабочей городской бедноты. Одна дама вызывала больше всего сплетен и любопытства. Не знаю как, но Иоланда Мориц ухитрялась ежедневно выходить к завтраку с идеально уложенными седыми буклями. Она одевалась в теплые шерстяные вещи, но обязательно закалывала воротник блузки изящной брошью, не забывая о кольце и серьгах в том же стиле. Никогда к малахиту не одевался, например, оникс. Но предпочтение все же отдавала бриллиантам. Говорили, что это лишь искуссные стразы-копии тех драгоценностей, что некогда хранились в сейфе баронессы Мориц, но давно распроданы её детьми.
      Баронесса носила синее пелене и не выпускала из рук тросточку она была абсолютно слепа.
      С электрическом в этом альпийском домике частенько случались перебои, и тогда все собирались в гостиную. Старушки грелись у камина это был конец февраля, занимаясь рукоделием. Беременные, сидя за столом при свечах, тихонько жаловались на своих мужей и злющих свекровей. Я, натянув на пяльца холст, пыталась вышить гладью одуванчики. Именно эту вышивку я собиралась вставить в купленную Хайнером раму и повесить над кроваткой новорожденного.
      В тот вечер завывала вьюга, в углах комнаты прятались тени: казалось мы несемся над миром на потерявшемся, сбившимся с курса паруснике.
      Старухи начали петь. Вначале едва слышно, потом все громче, стройнее. Конечно, они репетировали здесь уже не один год и протяжная баллада об уехавшем а высокие горы рыцаря, тронула меня сильнее, чем хор в опере.
      "Уехал верный рыцарь мой пятнадцать лет назад. И на прощанье я ему заворожила взгляд. В край бурных рек и синих гор направил он коня. Во всех красавицах с тех пор он узнает меня."
      Я обмирала, уверенная в том, что где-то на краю света, глядя сквозь очередную подружку, Грег видит мое лицо...
      Баронесса Мориц вдруг поднялась и пошла к дверям, без тросточки, выставив вперед руки. Казалось, она увидела кого-то и распахнула объятия. Я замерла - слепая дама, на натыкаясь на мебель, шла прямо ко мне! Я вскочила, убрала с дороги свой стул, освобождая проход. Старуха повернулась, словно видела меня. Прижавшись спиной к стене, я затаила дыхание. Сухие пальцы в искрящихся перстнях коснулись моего выпяченного живота.
      "Здесь темно. Света! Необходимо побольше света..." Мне казалось, поблескивающие чернотой стекла пенсне "смотрят" прямо в мои глаза. "Откройте окно, деточка, утреннее солнце такое розовое!.. Оно помогает выжить". Баронесса загадочно улыбнулась, словно сказала нечто, понятное лишь нам двоим.
      На следующий день, забрав свой чемоданчик, я села в сани фермера Пауля и уехала в городок Алкен. До Вены меня довезла электричка. Когда я прошла осмотр в клинике, оказалось, что с гемоглобином все в порядке. В марте я благополучно родила Антонию.
      - Да у тебя и сейчас кровь как у девушки. Не то, что у меня сплошные ??????????
      - Ты аллергична, Ди. После цветущей Испании трудно дышать северной пылью.
      - Ты когда-нибудь изменяла Родриго?
      Да замялась: - Пару раз...
      - А если точнее?
      - Не помню. Это было совсем не важно... Подумаешь - такой стиль. Все вокруг творят высокое искусство и постоянно флиртуют. Соблазн разит в воздухе - стихи, полотно, музыка - все о любви.
      - Родриго знал?
      - Ты что?! Он убил бы меня. - Ди положила в рот целую ложку джема и поморщилась. - Пора навестить дантиста.
      - Сломался протез? Действительно, джем густоват.
      - У меня больше половины своих зубов. И между прочим - два зуба мудрости.
      - А у меня - три, - Эн ощерилась. - Все три оставшихся - зубы мудрости.
      - Не заметно. Шутишь ты странно. Не надо стесняться своего превосходства - зубов у тебя полно и Ханкеру ты не изменяла.
      - Еще как! Ты флиртовала, забывая подсчитать случайных партнеров "стиля жизни". А у меня был только один настоящий возлюбленный. За это действительно следовало бы придумать. Увы, Ханкер отличался редким терпением и благородством. Знаешь, что он сказал, когда я заявила, что хочу уйти к другому? - Эн нахмурилась... - Не знаешь ...
      - Что-то очень умное, но ты не ушла.
      - Вероятно. Но я осталась с ним потому, что поняла - не стоит гоняться за призраками. То, что было с Грегом не повторится. Я стремилась к такому же накалу чувств, к той же безоглядной радости и лишь смутно догадывалась, нельзя дважды войти в одну реку. К несчастью, это понимаешь, когда тебя вытаскивает на берег спасательная команда, чтобы сделать искусственное дыхание. Мне попался удивительный мужчина. Думаю, его главный недостаток состоял в том, что первым все же был Грег. Это ведь потом понимаешь, что первое - не означает единственное... А может все же - означает? А, Ди?
      - Разумеется. Цифры для того и придумали, чтобы отличать предметы одни от других. Первое - есть первое. И никакое другое... Хотя... - Ди с сомнением подняла брови. - Чем хуже остальные цифры?
      - Вероятно, я сама сделала глупость, решив написать новое полотно поверх шедевра.
      - Имела глупость уехать с Максимом на взморье, где провела первые дни любви с Грегом. "Никогда не возвращайтесь в места, где были счастливы. Время обманет вас под маской пространства", - заклинал Набоков. Тогда я не понимала это. Все было точно так же - те же сосны и те же сырьежки в бархатном мху. Муравьи, земляника, белый песок пустынного пляжа порождали галлюцинацию - Грег появлялся то тут, то там, как проявляются на фотографии призраки. И становилось физически больно от необратимости ушедшего времени. Мне уже перевалило за сорок. Меня не давил груз лет - я ощущала себя той же ????????? девчонкой, готовой все начать сначала. - О нет, Ди, дело заключалось далеко не в сексе. Это было бы совсем просто. Я ощущала любовь - мое призвание. Только она может реализовать какие-то сокрытые во мне сокровища, делает возможность стать талантливой, блестящей, единственно неотразимой. Знаешь это поразительное ощущение - ты словно бутылка шампанского - вся искришься , пенишься, опьяняешь...
      Я играла в великие чувства и мне нужен был достойный партнер. Я нашла его на улице.
      Максим затормозил в луже, обдав мое новое платье брызгами. Дождь едва кончился, это напоминало о Греге. А мужчина, выскочивший с извинениями из машины, оказался тоже русским - из семьи эмигрантов. Порода была видна сразу. А после оказалось, что Максим - умница, удивлявший меня разнообразием познаний, интересов, привязанностей, тонкий, чувствовавший ньюансы моих душевных движений, талант, равно щедро проявлявший себя в науке, музыке, живописи... К тому же смотреть на него было наслаждением этот человек заключил тайный договор с материальным лицом. Вещи подобострастно подчинялись ему - книга разворачивалась на нужной странице, огонь сам вспыхивал в сигарете, а бутерброд вопреки закону, падал маслом кверху - и не на пол - на колено, застеленное салфеткой. Он был состоятелен, свободен, неотразим. Очень нравился женщинам и умел завораживать их. Боже, как Макс играл Шопена!
      Я влюбилась, прогоняя маячившую за спиной Максима тень Грега и старалась не думать об ушедшем в науку муже. Вернувшись домой с побережья, я сказала Хантеру: "Прости, я должна уйти. Он необходим мне, а я нужна ему". Конечно, рыдала, поливая слезами отласную китайскую подушку с вышитым попугаем. Хантер осторожно погладил меня по голове деликатно как чужую. "Ты не можешь уйти. Я слабее его."
      Так ????????? признаться в беременности тому, кого хотят удержать виновато, пристыженно, и все же - победно. Я осталась с мужем. Дочь училась в пансионе. Ей шел тринадцатый год.
      - Ты поступила правильно, Эн. Нельзя потерять того, что никогда не имел. Вы жили с Хантером без надрыва чувств и особой духовной близости. Вы не были страстными, сгорающими от противоречивых желаний, любовниками. То есть - ничего огнеопасного и скоропортящегося в ваших отношениях не было. С Хантером можно было, не опасаясь, вступать в осеннюю пору. С ним ты благополучно встретила зиму.. - Ди осторожно обошла тему болезни Эн и быстро вырулила к главному: - С Максимом ты испытала бы много боли. Поверь... так страшно сдавать королевские позиции. Только что вокруг тебя вращалась Вселенная - и вот, его взгляд уже задерживается на другой. Просто так - ведь он художник... Ты говоришь с ним о поэзии, проявляя тонкость изощренного знатока, а он - не слышит. Ты видишь насквозь каждое движение его души, ты знаешь, за каким персиком потянется его рука. Ты - незаменима. И вдруг оказывается, что чужая женщина - глупая, напыщенная, манерная кажется ему недосягаемо прекрасной, загадочной, полной чарующих обещаний. Ее волшебно преображает новизна, а ты удобна и незаметна как заношенное домашнее платье... - Ди прервала свой пылкий монолог и пожала плечами. Банальность ситуации не делает меня печальной для каждой из нас... Не забуду, сколько черных дней выпало для меня в том цветущем, солнечном мае, когда Родриго стал исчезать из дома. Он весь светился какой-то неведомой мне радостью, хитрил или просто отмалчивался... Мне хотелось уйти - все равно как и куда, лишь бы не видеть его лживых глаз, не сгорать от унижения... Я думала, что загубила, не смогла уберечь нашу неповторимую, такую пылкую, такую возвышенную любовь... И лишь потом догадалась случилось то, что не могло не случиться. Родриго - творец, поэт, мастер! Ему необходимы свежие чувства для вдохновения. Он привык к звуку моего голоса, привык ко мне, к отыгранным полям в нашем спектакле. И я поняла репертуар надо менять, пока от тоски и злости мы не превратились в ярых врагов.
      - Все так, дорогая... - Эн сжала руку сестры, державшую остановившийся крючок. - Ты признала победу житейской логики, скучнейшего реализма... Но иллюзии? Иллюзии, Ди. Как часто они бывают сильнее. Очевидности, спасая нас... В отличие от снов, в вымыслах не живут кошмары. Их рождает лучшая, не примирившаяся с тлением и смертью, часть нашего сознания. Та, что устремлена ввысь... Как ты сказала сегодня в ванной? - В бесконечность небес? Да, в бесконечность... Вспомни о мечтах, Ди. Они всегда ароматны и розовы, как утренние лучи над покрытым алмазной рекой лугом... Старая баронесса говорила об этом. Таинственным чутьем слепца она угадала когда-нибудь я пойму её, - приблизившись к сестре, Эн шепнула: - Я заметила, скептики и сухие рационалисты вообще не живучи.
      Теплый субботний день. Разморенные жарой люди не принимают всерьез свирепое серое море в бурунах белой пены. Волны набрасываются на каменистую кромку берега, отдавая солеными брызгами тех, кто расположился у самого парапета набережной в арендованных шезлонгах или, с целью экономии - просто повалившись животами на металлические поручни.
      Разрезая фланирующую толпу проносятся на роликах подростки, в инвалидной коляске гримасничает и дергается великовозрастный идиот, молодые мамаши с толстыми ляжками и разомлевшими от пива мужьями под боком, облизывают мороженое, толкая перед собой коляску, глазеют на сидящих за столиками кафе праздных девиц, подтягивают штанишки тех, кто уже ковыляет самостоятельно среди чужих ног, озабоченных собак, велосипедных колес.