Утихомирить столпившуюся на танцплощадке в ожидании игр и веселой музыки молодежь оказалось непросто. "Радуга" врезала во всю мощь "Гимн демократической молодежи". Потом в установившейся тишине взял микрофон директор и коротко поблагодарил участников и гостей праздника, а также пожелал "получить незабываемые впечатления". Сразу же появилась Лара. Послышались аплодисменты и одобрительные хлопки.
      - Мы молоды, веселы, счастливы... Я желаю всем побольше радости и любви. Пусть эта ночь запомнится на всю жизнь. - Произнесла она на трех языках, глядя в разгоряченные лица. Некто в клетчатом домино вспрыгнул на сцену и преподнес девушке огромный букет белых роз.
      "Не с наших клумб, - с облегчением заметил Овсеенко и задумался. Сортовые, белые, явно рыночные. Что бы это значило?" И тут же вспомнил, где уже видел такие цветы.
      Праздник полетел на всех парусах - на главной площадке работали массовики-затейники, гремел оркестр, в кустах и на пляже гудели обособившиеся компании, по корпусам засели те, кто стремился к интиму.
      Роберт Степанович Паламарчук, оповещенный о "закрытом мероприятии" в виде ужина в банкетном зале, строил шальные планы. Безумный вечер, обилие молодых, разгоряченных полуобнаженных тел, чувственное напряжение, охватившее молодежь, разгорячили его. Поющая Анжела заставила трепетать. "Вот, что мне необходимо сегодня. Чего бы это ни стоило", - решил он.
      Снежина танцевала с Нептуном. Он нравился ей, этот сильный русский красавец. В голове кружила легкая метель блестящих конфетти - от выпитого вина и близости голливудского супермена.
      Антон с полчаса "макал" с пирса в море "новобранцев", сам не раз нырял и плавал в волнах, опасаясь за ребят. От него пахло морем, с влажных светло-русых волос, выбеленных солнцем, падали капли, под тканью черной тенниски ощущалось мускулистое сильное тело. Да, он был настоящим владыкой моря и, наверно, сумел бы увлечь в объятия не одну затуманенную страстью крошку. Но говорил Сергачев с девушкой о городе, о погоде, о своей семье и двух сыновьях. Уж лучше бы он молчал... Снежина сказала:
      - У меня тоже есть друг. Я люблю его с семи лет. Это правда. - Она скрестила пальцы и рассмеялась так искренне и весело, что Антон легонько прижал её к своей груди. Он усиленно возводил баррикады между собой и одурительно-привлекательной девушкой, вспоминая семью и дела. И решил после этого танца незамедлительно скроется от греха подальше. Интрижка с красоткой тут же станет известна и повлечет за собой самые серьезные последствия - потерю работы, сплетни, ссору с женой. Существуя среди соблазнов и постоянно на виду, Антон не мог позволить себе оступиться. Ни разу.
      Возлюбленного Снежины звали Мирчо Лачев. Он был известным теоретиком и критиком театра, давним другом её отца-актера. Когда Снеже (так звал её Мирчо) исполнилось семь, слава Лачева была в самом расцвете, хотя ему едва перевалило за тридцать. Сорокатрехлетний профессор театральной академии, председатель Болгарского театрального общества, участник множества международных сценических ассоциаций, автор научных трудов, светский лев Лачев не утратил своей привлекательности и влияния на Снежину. У него была уже вторая жена и росло трое детей от разных браков. Но Снежина знала придет час, и этот удивительный человек будет принадлежать только ей. Она окончила первый курс на кафедре актерского мастерства, считаясь способной ученицей, и дала себе слово стать знаменитостью.
      Пусть русский плейбой блюдет свою невинность, а гость из США делает весьма выразительные намеки, Снежине нужен лишь профессор Лачев - самый утонченный, самый интеллектуальный и самый красивый мужчина в Софии!
      Арчи Гудвин перехватил оставленную Антоном Снежину, пригласив её на танец. Анжела пела нечто лирическое.
      - Мне нравится в СССР, - сказал он. - И особенно здесь.
      - В лагере собраны самые красивые девушки, - лукаво улыбнувшись, Снежина кивнула в сторону рыжей певицы.
      - Самые красивые будут сегодня за нашим столом, - интригующе пообещал мистер Гудвин и объяснил: директор приглашает на ужин избранное общество. Вы будете моей дамой.
      Лара потеряла из виду Пламена. Пока она танцевала с противным прыщавым чехом, дышавшим в щеку пивным перегаром, фотограф исчез. Наверняка он удалился, чтобы переодеться в костюм "работорговца". Ведь обещал сделать ей сюрприз.
      Улизнув с оживленной танцплощадки, Лара свернула в узкую аллею, идущую вдоль пляжа. Ей не хотелось попадаться на глаза знакомым и даже возвращаться за букетом роз, оставленном на сцене. Пламен потряс её цветами - ведь только он мог заранее приобрести эти розы, зная, что Лара будет одета в белое платье. А фотографируя её на диком пляже, сказал: "Жаль, у тебя в руках нет цветов. Ты не похожа на рабыню. Ты - сказочная невеста!"...
      - Высокая госпожа, - произнес вкрадчивый голос с акцентом. - Мой повелитель приглашает вас. - Выступив из черной тени ароматных кустов, перед Ларой вырос человек в белом одеянии. Его голова, скрыта покрывалом, была опущена, акцент звучал нарочито-подчеркнуто.
      Она засмеялась:
      - Вы похищаете меня?
      - Не смею. Только прошу: следуйте за мной.
      С радостно бьющимся сердцем Лара шла сквозь южную ночь вслед за костюмированным "слугой". Она даже успела порадоваться, что послушалась Снежину, надев её сандалии на плоской подошве. Шпильки не подходят для прогулки по гравию. До чего же забавный розыгрыш устроил Пламен! Из зарослей выступил красивый дом с ярко освещенным подъездом. В прямоугольнике распахнутых дверей стоял он, протягивая ей белую розу. Рванувшись к Пламену, Лара ахнула, узнав человека в восточной одежде.
      - Извините, я перепутала. Я шла в другую сторону, - сказала она по-английски, отступая на дорожку.
      - Вы не перепутали, прекраснейшая. Я Мухаммед Али-Шах. Вы - моя желанная гостья.
      - Где мой друг?
      - Все ваши друзья здесь. - Он жестом предложил ей войти. - Немного терпения.
      Поднявшись по каменной, покрытой ковровой дорожкой лестнице, Лара оказалась в гостиной. Большая комната с мягкой мебелью и камином. Опущенные шторы на стеклянной стене чуть колебал ветер. В полумраке горят свечи в серебряных канделябрах и благоухают цветы. Везде - в многочисленных вазах, стоящих на полу, на столике, на камине - охапки белых роз.
      Хозяин сбросил свое одеяние, оказавшись в прекрасном вечернем европейском костюме и бабочке.
      - Вот видите, я достаточно европеизированный араб, чтобы уметь уважать обычаи гостей. Белый цвет сегодня для меня - цвет обещания и любви. А все эти цветы - для вас.
      - Значит, розы на сцене я получила...
      - От меня. И получите их, сколько пожелаете, а также жемчуг и бриллианты. Вам не идет бижутерия. - Смуглая рука резким движением сорвала с шеи девушки нить чешского жемчуга. Бусинки рассыпались по ковру. Словно загипнотизированная, Лара смотрела на разбегающийся жемчуг. Жемчуг - это слезы. - Не жалейте о потере, дорогая. У меня есть кое-что взамен. Самоуверенный, иронически улыбающийся человек был похож на Пламена - те же огненные глаза, смоляные кудри, бронзовый отсвет кожи. Ей казалось, что чары рассеются и веселый болгарин вдруг рассмеется, сбросив маску "шейха".
      Мухаммед протянул черный футляр, щелкнул замочком - жемчужное ожерелье заиграло матовым отсветом.
      - Подарок госпоже моего сердца.
      - Вы с ума сошли! - Гневный румянец залил щеки Лары. - Что вам угодно?
      - Любви. Я видел много девушек в вашей стране, но я выбрал тебя. Ты сама - драгоценность. Эта кожа, похожая на перламутр морских раковин, эти волосы, словно тончайшие золотые нити, и глаза, в которых гневно плещет морская синева... - Он медленно приближался, подступая вплотную.
      - Я сделала другой выбор, мистер нахал! - Она сошвырнула с подставки на пол оказавшуюся под рукой вазу с цветами. Но не сумела вовремя увернуться.
      - Это большая ошибка, - араб крепко обнял её. - Ты поймешь, как ошибалась. В этой дикой стране нет никого, кто мог бы поспорить со мной в искусстве любви. - Крепкие, сильные и одновременно гибкие пальцы пробежали по её позвоночнику, губы прильнули к шее...
      Еще переполненная ощущениями поцелуев Пламена, Лара закинула голову, теряя волю к сопротивлению. Она пришла в себя от ласк чужих рук, медленно, но властно, срывающих с неё одежду. Лара рванулась, упав на диван, потом на ковер, но так и не высвободилась из могучих объятий. Распалившийся мужчина не собирался отступать. Клочья разорванных кружев валялись среди рассыпанных роз, сопротивление нежной блондинки лишь сильнее разгорячало Мухаммеда.
      - Отпусти! - Закричала она. - Тебя посадят в тюрьму за насилие!
      Мужчина смеялся, тихо, сладострастно. Сжав руки Лары, он целовал её грудь.
      - Ты будешь очень довольна, бэби...
      - Спасите! - Что есть духу закричла Лара по английски, вспомнив о слугах араба. Больше ничего она сделать уже не могла.
      С оглушительным хлопком распахнулась рама стеклянной стены, сквозняк загасил свечи, некто с воплем "Щид!" отбросил насильника в сторону и, подхватив Лару, потянул её за собой.
      - Нет! - успела пискнуть девушка. - Ладонь зажала ей рот, а знакомый голос шепнул:
      - Бежим скорее! Здесь много слуг. - Пламен накинул на плечи Лары джинсовую куртку. На его шее болталась камера. Они выскочили через окно на балкон и успели спуститься по стволу дикой яблони вниз, когда в гостиной зажглись люстры и раздались мужские голоса, быстро и возмущенно тараторящие по-арабски.
      На диком пляже, залитом лунным светом, было пустынно. Утихшее море ласково играло чешуей лунной дорожки. Пахло водорослями, ночными цветами и юным счастьем.
      - Обичам те, - серьезно сказал Пламен.
      - Я тоже. Я тоже люблю тебя, - прошептала Лара. - Я выучу болгарский. Наши дети будут говорить на всех языках сразу.
      - А ты - ты станешь самой лучшей женой на свете, моей главной моделью, моей единственной любимой...
      У лавок, окружавших теннисный корт, после посиделок распивавших здесь пиво чехов остались бутылки. Стекло звякнуло под ногой Зиновия, он споткнулся, успев заметить скамейку, на которую довольно точно приземлился. Когда на него не смотрели посторонние, он был не так уж нелеп. И не так некрасив. Высокий лоб и крупный нос выглядели значительно в темноте, подсвеченной голубым неоном редких фонарей. За кустами, окаймлявшими спортзону, тихо шумел прибой. Зиновий отряхнул с брючин засохшую глину и протер носовым платком стекла очков, затем уставился на площадку теннисного корта, возле которой сидел. Поле корта превратилось в шахматное, на нем обозначились фигуры, вступившие в сложные взаимоотношения. Они стали миром Зиновия, в котором ему, только ему принадлежали полномочия верховного главнокомандующего. Он не слышал, как на диком пляже колокольчиком рассыпался девичий смех и голос с мягким акцентом шептал и шептал что-то, делая долгие многозначительные паузы...
      ... Шум карнавала угасал. Опустела танцплощадка, молодежь разбрелась компаниями и парочками продолжать свой праздник до утра.
      - Никто не видел Анжелу? - спохватился уже собравшийся уходить Саша. Сбросив серебряные пиджаки, вся команда "Радуги" влезла в привычные тенниски и джинсы.
      - Ее мужик из Обкома кадрил, - сообщил патлатый ударник.
      - Когда?
      - Я пошел в клуб переодеваться, она уже выходила с сумкой и в своем платье. А этот, как его, Паламарчук у двери поджидал.
      - Директор ужин для хозяев устраивает. Затащили, видать, нашу птичку для музыкального сопровождения, прокомментировал событие Сухих.
      - Разберемся, - пообещал, стиснув кулаки, Саша. - Не ждите меня.
      Пружинистым шагом индейца он направился к зданию клуба. Здесь было темно. Лишь на втором этаже в распахнутом окне банкетного зала горел свет и колебалась пышная тюлевая занавеска. Там звучала магнитофонная запись, заглушавшая голоса. Магомаев пел: "Ты - моя мелодия"...
      Для парня, выросшего в южном городе, ничего не стоило забраться по кривому стволу акации, доходившему почти до окна. Отсюда кое-что ему удалось рассмотреть. Прямоугольный стол был накрыт с ресторанной щедростью и сервисом: серебряные жерла шампанского и воронки белых салфеток стояли торчком среди блюд и салатниц, полных декорированной зеленью вкуснятины. Раскрасневшийся Овсеенко, очевидно, что-то громко говорил иностранцу и болгарке, указывая на стол. Чиновные дамы и господа начали рассаживаться, засуетились официантки в белых наколках и передниках. Овсеенко огляделся, ища кого-то взглядом, за ним, переглядываясь, загалдели остальные - увы, высокого гостя, товарища Паламарчука Роберта Степановича в зале не обнаружили.
      Саша чуть не взвыл. Больше всего ему хотелось запустить в окно увесистый бульник, а потом отыскать мерзкую изменницу с её высокопоставленным блядуном и выколотить из гада всю спесь! А потом... Потом плюнуть Анжеле в лицо и навсегда исчезнуть с её пути. От сознания обиды Саша едва не расплакался. Он быстро соскользнул с дерева, нарочито обдирая кожу о ствол, пытаясь заглушить этой болью невыносимую боль внутри. Ведь он любил ее! Со школы, с первой встречи. Как привороженный, как маньяк... Они оба верили, что предназначены друг для друга судьбой, когда занимались любовью, слушали музыку, разучивали песни, выступали в ресторанах перед пьяными рожами, а потом неслись на мотороллере по спящему городу. Чтобы в дощатом "замке" Анжелы торопливо сорвать одежду и броситься друг к другу. Собственно... Если честно, это случалось все реже и реже и както по-другому.
      Последнее время Анжела даже не старалась скрывать от Саши, что они временные любовники, связанные деловым партнерством, а ей необходим настоящий влиятельный покровитель или муж, способный вырвать из трясины городка. Иногда Саше казалось, что Анжела специально распаляет его ревность, порой же он с предельной ясностью осознавал: все настоящее давно кончилось, пора решительно разорвать едва удерживающую их связь. Но как это сделать, когда она стоит рядом в своих сверкающих брючках, жаркая, желанная, сливающаяся воедино с его музыкой, отдающаяся ей? Она поет для него!
      "Для кого? - Для кого так потрясающе пела сегодня эта вертлявая стерва?" - задал себе вопрос Сана, остановившись посреди темной аллеи. Ему ответил звон цикад и отдаленная матершина на вполне понятном родном языке. Скрипнув зубами, гитарист шагнул в темноту.
      Снежина лежала у себя в номере, читая толстую книгу. Это был роман Митчелл "Унесенные ветром" на английском языке. Дело шло с трудом. Но спать не хотелось, а телевидение давно прекратило работу - население СССР должно ложиться спать до полуночи. Болгарская красавица с удовольствием думала о том, что до отъезда осталось пять дней.
      Ей удалось деликатно улизнуть с директорского банкета, сославшись на головную боль. Американец проводил её до номера, намекнул на кофе, но послушно удалился, получив однозначный отказ. Пламен и Лара куда-то запропастились. Впрочем, Снежина догадывалась, куда - эти двое давно мечтали о близости. Она терялась в сомнениях по поводу перспективы русско-болгарской пары. Лара - дочь министра, к тому же, девушка строгих правил. Вероятно, ей нужен хороший муж. Нетрудно представить, что претендентов на эту роль достаточно. Лара выбрала обаятельного фотокорреспондента Бончева, наверняка клявшегося ей в самых возвышенных и пылких чувствах. Бедняжка здорово просчиталась, позволив себе потерять голову.
      Пламену уже двадцать шесть, позади чреда бурных романов, впереди планы на контракты в Европе или Америке. Бончев далеко не в восторге от культурной политики социализма. Он видит себя в составе хорошей рекламной фирмы западного образца, знаменитым мастером, делающем снимки для "Плейбоя" и самых престижных журналов. Но парень хорош и опытен. В любом случае Лара запомнит эту ночь и может не опасаться последствий. Здесь, в СССР, в смысле секса - полная темнота. Девушки даже стесняются говорить о контрацептивах, а мужчины, похоже, вовсе ограничивают себя в удовольствиях. Наверняка и красавец-Нептун - грубоватый мужлан, не посвященный в тонкости эротических игр. Вспомнив Антона, Снежина фыркнула и обратилась к воспоминаниям о трех днях любви, которые провела в горах с Мирчо. Это произошло прошлой зимой и с тех пор она думала лишь о том, как повторить свидание. Сильный, изощренный в интимных ласках любовник, он был старше её на четверть века! Сколь нежной, бережной и бурной была его страсть! Тело Снежины превращалось в драгоценный инструмент, из которого Мирчо мастерски извлекал симфонию наслаждений. Стоило постараться, чтобы заполучить в мужья этого мужчину...
      Снежина вздрогнула - у двери тихо поскреблись. Она босиком подошла и услышав: "Это я, открой", впустила Лару.
      - Извини, скоро утро. Но я увидела у тебя свет. - Лара запахнула легкий халатик. В её глазах сияла безуминка. - Мы любим друг друга!
      - Поздравляю. - Снежина перешла на английский. - Здесь все слышно. Она достала из холодильника "Нарзан". - Хочешь рассказать?
      Лара кивнула, беря запотевший стакан.
      - Скажи, я ведь могу пригласить Пламена в Москву? Мне надо познакомить его с родителями.
      - Ты полагаешь, они будут рады?
      - Ой, Снежа, я такая счастливая! - Девушки обнялись.
      В коридоре послышались шаги, кто-то открыл дверь и прошел в ванную. Раздался шум включенного душа. Без стука в комнату влетел Пламен.
      - Дамы, помогите крошке. Она там, я велел ей умыться.
      Переглянувшись, Снежина и Лара кинулись в ванную и минут через пять привели укутанную в полотенце Анжелу. Снежина протянула ей банку с лосьоном:
      - Этим надо снять грим. У тебя тушь помазана.
      Всхлипывая, Анжела послушно принялась протирать лицо смоченным тампоном из специальной голубой ватки. И, похоже, ничего не собиралась прояснять.
      - Что случилось? - Призвали Снежина и Лара курившего на балконе Пламена.
      - Ночь чудес, мои дамы. - Он сел. Девушки заметили ссадину на левой скуле. - Я уложил Лару спать и вышел пройтись к морю, там такая красотища. Мне даже хотелось петь. Слышу крики... Нет, это были не стоны любви и не перебранка влюбленных. Прямо через кусты я рванулся на звуки... двое верзил волокли куда-то эту крошку. Она явно сопротивлялась. Пришлось вступиться. Он потер запястье и обратился к Анжеле. - Извините, если спугнул ваших кавалеров.
      - Спасибо. - Девушка явно успокоилась. - Спасибо,вы оказались клевые ребята. Я вас давно заметила. Думала, заносчивые типы, привилегированная компания... Ну и всякое такое. - Она высморкалась в протянутый Ларой платок.
      - Ты хорошо поешь, мы всегда обсуждали, как ты выглядишь. Ты очень милая, - ободряюще улыбнулась Снежина. - Будешь спать у меня. Мы тебя не отпустим. Страшно, и щека у тебя сильно поранена.
      - Гад проклятый!.. - пощупала ушиб Анжела. - Сашка, наш руководитель ансамбля, гитарист, учился со мной в одной школе. Мы вообще соседи и долго дружили. Он решил, что имеет на меня права. А я не хочу!
      - Выходит, мне надо было шугануть только его? - уточнил Пламен.
      - Нет! Тот, второй, ещё хуже... Морда - во! Он здешний начальник, помог нашему ансамблю устроиться на работу в "Спутник". И теперь ждет, чтобы я расплатилась.
      - Ужас какой! - искренне ахнула Лара. - Как его фамилия? Я расскажу отцу!
      - Ой, нет, не надо! Спасибо, конечно... Я бы и сама вопрос уладила. Все шло мирно. Но Сашка как с ума сошел... Влепил мне пощечину, Роберта Степановича пониже живота двинул... А потом они стали тянуть меня в разные стороны, да ещё кричали всякую гадость. Господи, что теперь будет?
      - Тебе нечего бояться. Я завтра с директором поговорю, все улажу. Пообещала Лара, переполненная счастьем. Ей так хотелось, чтобы и другие получили хоть частицу её радости. - Хочешь спать у меня?
      - Лучше у меня, - коротко сформулировал Пламен, значительно посмотрев на Лару. - Я все равно собирался встречать рассвет у моря.
      ... Рассвет они встретили в номере Лары. За стеной спала измученная волнениями Анжела. Вся компания пропустила завтрак. А когда они выбрались к зданию столовой, держась тесной группой и чувствуя себя бойцами за справедливость, увидели двигающегося навстречу Юрия Кузьмича. Широко распахнув руки, директор улыбался:
      - Ну, я рад - все в сборе и все здоровы! Ходишь здесь за каждым, как отец родной... Под утро шахматиста на корте нашел. Не трогайте, говорит, я гамбит какой-то разыгрываю... И Сашку-гитариста пришлось с дружинниками выпроваживать. Перебрал парень.
      - Он дома? - Насторожилась Анжела.
      - Все на своих местах, Градова. Никаких инцидентов. Поступила инициатива от старших товарищей. - Он задумчиво посмотрел на болгарина и Решетову. - предупреждаю, - строго закрытая информация... Товарищ Паламарчук пригласил американского друга отведать местной экзотики, но, конечно, не вдвоем. На ужин в ресторан "Аул" приглашен узкий круг друзей: Лара Решетова, Снежина Иорданова с сопровождающим её фотографом Бончевым и комсомолка Градова с чемпионом по шахматам Зиновием... - Овсеенко запнулся, не рискнув произнести фамилию Костержец, с которой все время путался. И добавил, обратившись к Пламену. - Фотографировать будем только официальную часть.
      *Глава 5
      В комнате Арчи Гудвина воцарились густые сумерки. Щелкнув выключателем, он зажег три лампы под черными абажурами.
      - В качестве подкрепления могу предложить яичницу с беконом. Моя история движется к потрясающему финалу. Эй, да ты не спишь, парень?
      - Меня с детства интересовала история. Особенно, средние века, рыцари, король Артур и прочие примочки. Но семидесятые... Это, вроде, и близко, но совсем не понятно. Особенно, СССР. Дальше, чем средневековье. - Сид последовал за хозяином на кухню. - Мне два яйца.
      Запахло жареной ветчиной, зашкворчали разбитые на сковороду яйца. Арчи достал тоник.
      - Будем разбавлять джин сильнее. А то у меня язык заплетается.
      - Неудивительно. Вещаешь, как диктор по радио. Без перерыва на рекламу. Скажи, Арчи, а где же в это время находилась карта?
      - В том-то, малыш, и все дело! - Гудвин одним движением стряхнул со сковороды половину яичницы на тарелку Сида. Попал точно, не задев отшатнувшегося парня. - Этот дерьмовый пройдоха Паламарчук все десять раз взвесил, но решил по своим каналам проверить мою личность. И сказал: извини, друг, но такие деньжищи не дарят. Через пару дней я получу информацию и акт передачи состоится - я тебе слайд с картой. Ты мне - кусок зеленых.
      - А если карта фальшивая? - на всякий случай поинтересовался я, хотя уже понимал, что этот трюк русскому ни к чему. - Может, её ещё при Сталине подменили.
      - Тогда мы оба в полной жопе. У меня других способов подобраться к слиткам и изъять их нет. У тебя же нет других способов проверить меня. Согласись - тысяча баксов - не капитал. Скромная плата за надежду. Но... Он зашептал мне в ухо. - Я посылал аквалангистов в пещеру. Там что-то действительно припрятано в стальных контейнерах. Не мог же я предложить ребятам проверить... Сказал: фашистский архив, под опекой КГБ. Больше туда, думаю, не полезут. А вот что в пещере на самом деле - вопрос. Только маленький. Потому что все сходится! Все! - Приступивший к трапезе Арчи оторвал от тарелки задумчивый взгляд. - В этом человеке была какая-то сумасшедшинка. Может, пил много, может, наследственность плохая. Да будет ему земля пухом...
      - Убил? - мрачно взглянул на Арчи Сид.
      - Ты меня, вижу, за монстра держишь. Насмотрелся триллеров. Зачем мне трупы? Арчи Гудвин - охотник за сокровищами. Честный игрок. Очень честный шулер, супер-виртуозный пройдоха. У меня заканчивалась советская виза. На ужине после карнавала я сказал мистеру коммунисту: гуд бай, май лав. Раз ты мне не доверяешь,то можешь расстаться с безумеыми мечтами. У нас имеются другие источники информации насчет перепрятанных слитков. Придется проверить и действовать. Извини, без тебя.
      Робби хмыкнул:
      - Глубоко копаешь, "археолог". Завтра мы с тобой простимся при торжественных обстоятельствах - я все же твой компаньон. С надеждой на плодотворное сотрудничество. Обменяемся "документами" под звездным небом и в соответствующей обстановке. - Он подмигнул.
      На следующий вечер - это был последний день моего визита, мы с Робертом и целой свитой поехали в ресторан "Аул" - самый экзотический уголок в тамошних местах.
      Думаю, он хотел сделать мне приятное и не забыл о себе. Рыженькая певичка возбуждала в этом массивном джентльмене с лицом бульдога нежные чувства. А для меня, естественно, на ужин была приглашена Снежина. По-словянски это значит что-то вроде "снежная" или "снежинка". Но девчонка больше смахивала на испанку - заводная хохотушка и вовсе, вовсе неглупая. Я сразу смекнул, что девушка из хорошей семьи и с большими планами на будущее. Но какое будущее в Болгарии? Она вовсю кокетничала со мной, давая при этом понять, что не очень всерьез, в порядке веселого времяпрепровождения...
      "Аул" оказался ресторанчиком в местной глуши. Там было сооружено что-то вроде кавказского селения - в зарослях нечто, похожее на вигвамы, внутри грубые деревянные столы. Везде пылали костры и на огне жарилось специально приготовленное мясо. Запах!.. Хм, да... потрясающий запах разносился окрест...
      Представь: официанты одеты в национальные костюмы, свернув хвосты бубликами, бегают, ожидая подачки, огромные лохматые псы, потрескивает огонь, а вокруг - южная ночь и покрытые лесом холмы. Там даже кто-то выл. Может, волки, а может, собаки в деревне...
      - Представляю. Таких индейских ресторанчиков полно в Штатах. Сплошное кино, экзотика для туристов.
      - Но здесь было действительно мрачновато. Дикая страна, дикий народ, варварские обычаи. Только динозавров не хватало и первобытных людей с копьями... Вино, кстати, было отменным. И совсем неплохой коньяк...
      - Роскошный ужин на четверых. - Сиду явно не терпелось перейти к финалу истории.
      - Если бы! Этот идиот со своей коммунистической солидарностью притащил в "Аул" целую делегацию. Кроме нас прибыл шахматист с русской девушкой Ларой, дочерью их московского министра и, конечно, фотограф, который просто не отлипал от моей Снежины.
      - Так болгарка все же стала твоей дамой?
      Арчи пожал плечами:
      - Похоже было на то. Очевидно, я относился к типу мужчин, которые ей нравились. Ведь плейбойчика-фотографа она, как выяснилось, всерьез не принимала. Да... До сих пор теряюсь в догадках, как могли бы сложиться обстоятельства, если бы не тот жуткий вечер... Мы начали с шампанского русские порядки приема спиртных напитков далеки от условностей - пьют, когда хотят, и что придется. А шампанское как бы обязательный аперитив. Снежине не было ещё и двадцати и она явно не злоупотребляла выпивкой. От вина её черные глазищи разгорелись, смуглый румянец полыхнул на скулах... А как восхитительно она смеялась и что за обольстительный акцент звучал в её английском! Я не мог удержаться, чтобы не коснуться её руки, не сжать пальцы и не заглянуть в глаза. В них не было отвращения...
      - Значит, фотограф остался ни с чем?
      - Фотограф не отрывался от Лары. Роскошная пышная блондинка классических форм с льняными, до пояса падающими волосами... Она так смотрела на него! Готов поклясться, что красавчик изрядно вскружил голову русской девушке. Она в том году окончила школу и стала студенткой. Слишком юна и строго воспитана, чтобы уметь крутить мужчинами. Будешь старше, поймешь: такие вещи, как неопытность и невинность заметны сразу. Но у этой голубоглазой лапушки и весьма энергичного болгарина наверняка закрутился роман. Поверь моему нюху, мальчик.
      - Нормально. - Поставив в мойку пустые тарелки, Сид поинтересовался, Может, сварить кофе?
      - Засыпаешь? Извини, столько подробностей вдруг всплыло в памяти. Но я не зря их здесь перетряхиваю. Приглядываюсь ещё раз - вдруг попадется что-то значительное. Пакет с кофе в шкафу. Сделай покрепче.
      - Слушаюсь, сэр. Сочиняй дальше, я весь - внимание. - Сид загрузил кофеварку.
      - Так вот... Роберт Паламарчук - мой главный объект, пребывал в отличном настроении. Делал мне всяческие знаки: порядок, мол, все идет по плану. А сам вокруг певички Анжелики павлином крутился. И шептал, шептал что-то. У той глаза зеленые, как у кошки, вовсю распахнулись. А в них не радость - удивление. И, кажется, страх. Я ещё подумал, что за странная манера у русских чиновников приручать девушек. Может, он ей про концлагеря рассказывает или мной припугивает? Ведь с таким, как он, шашни разводить можно только под дулом пистолета или за огромные бабки. А их-то у него пока, видать, было не густо... Да... - Арчи задумался. - мы, значит, ворковали с девушками, проводили время, как полагается, а два гостя как бы совсем не у дел остались - директор того лагеря, не помню по имени, и шахматист - совсем молодой, но метящий в чемпионы мира. Поэтому все шефы вокруг него и выкручивались. Парнишка с приветом, зажатый, затравленный какой-то, а глаза задумчивые, отстраненные. Гений. Директор ему что-то заливает, а тот только головой кивает. Лоб огромный, в прыщах, а подбородок маленький, назад вдавленный. Интеллектуал, индивидум крайне беспомощный в быту и в делах. Я все это краем глаза по-привычке примечаю, а сам - пьянею. От воздуха, от вина - мы уже принялись за коньяк, - от близости Королевы красоты. На ней платьишко легонькое, колокольчиком, расклешенное, едва до колен доходит. Ноги длиннющие, да ещё в золотых туфельках на огромной шпильке. Волосы короной на макушке заверчены... Я, как видишь, ростом не мал, но когда мы встали, даже на носки поднялся - показалось, что едва до плеча своей даме достаю.
      - Танцевать пошли?
      - Там в отдалении сквозь кусты светилась эстрада, где играл оркестр. Только мы не танцевали. К товарищу Паламарчуку, как персоне известной, подошел человек в белой черкеске и в папахе - это одежда кавказская, как у писателя Толстого обрисовано. С седой бородкой и осанкой Шона О'Коннери. Уважительно что-то заговорил и рукой вокруг повел. Паламарчук обратился к Ларе и та перевела нам всем на английский: шеф ресторана приглашает дорогих гостей совершить памятную прогулку на Черный камень. Так называется верхушка холма прямо над морем, с которой открывается незабываемый вид на окрестности. Дорога удобная и недальняя. К нам, мол, приставят специального проводника, который захватит корзины с бокалами и шампанским. Через пятнадцать минут будем на месте - между землей и небом, там и выпьем и загадаем желание. Черный камень в полнолуние, ровно в полночь все желания исполняет. В соответствии с местным преданием.