1

Сбросив на траву просторное серебристое платье, Аня осталась в костюме из ткани с металлическим блеском, плотно облегавшем ее с головы до ног, от кончиков ботинок до высокого стоячего воротника. В этом костюме она смутно помнилась мне как видение из иного времени, отстоявшего от сегодняшнего дня на много веков: ослепительная богиня. Ее темные волосы каскадом ниспадали до лопаток, бездонные серые глаза, казалось, таили воспоминания о всех сущих временах.

На мне не было ничего, кроме кожаной набедренной повязки и жилета, сохранившихся с того времени, когда я жил в Древнем Египте. Рана, послужившая причиной моей смерти, бесследно исчезла с груди. К правому бедру под повязкой был прикреплен любимый кинжал. Одежда, кинжал да пара веревочных сандалий составляли все мое достояние.

– Пойдем, Орион, – сказала Аня. – Надо убраться отсюда поскорее.

Я любил и люблю ее, люблю со всей страстью, с какой только способен мужчина боготворить женщину. Я много раз умирал ради нее, а она снова и снова пренебрегала собратьями творцами, чтобы быть со мной в любой эпохе, куда бы они ни отсылали меня. Ни пространство, ни время, ни даже сама смерть не в силах разлучить нас.

Я взял ее за руку, и мы пошли по широкой аллее среди деревьев, сгибавшихся под тяжестью плодов.

Казалось, мы шли по саду не один час, направляясь прочь от древнего Нила, плавно несущего свои воды, орошая край, который впоследствии нарекут Египтом. Солнце поднялось уже довольно высоко, но день оставался восхитительно прохладным, а воздух чистым и свежим, будто здесь царила весна. Из тех мест, что в свое время станут безжалостной Сахарой, веяло ласковым освежавшим ветерком.

Хоть Аня и опровергла мои слова, сад напомнил мне слышанные некогда легенды об Эдеме. По обе стороны от нас, насколько мог охватить взор, тянулись ряды деревьев, и не было среди них двух одинаковых. Их ветви гнулись под тяжестью плодов; чего здесь только не было – фиги, оливки, гранаты, сливы и даже яблоки. Высоко над ними покачивались стройные пальмы, усыпанные спелыми кокосовыми орехами. Среди деревьев в тщательно продуманном порядке были высажены шпалеры цветущих кустов; от щедрого буйства цветов сад буквально пламенел всеми оттенками красок.

Но нигде не было видно ни одной живой души. Сложный ковер травы был подстрижен идеально ровно и казался чуть ли не искусственным. Среди ветвей не порхали птицы; не слышно было даже жужжания насекомых.

– Куда мы идем? – поинтересовался я у Ани.

– Подальше отсюда, – отвечала она, – и чем быстрей, тем лучше.

Я протянул руку к кусту, увешанному аппетитными плодами манго, но Аня схватила меня за запястье.

– Не надо!

– Но я голоден!

– Лучше потерпи, пока мы не уберемся из этого парка. Иначе… – Она искоса оглянулась через плечо.

– Иначе появится ангел с огненным мечом? – поддразнил я.

Аня осталась абсолютно серьезна.

– Орион, парк является ботанической экспериментальной станцией существа, изображение которого мы видели в храме.

– Того, которого зовут Сетхом?

Она кивком подтвердила, что я прав.

– Мы не готовы к встрече с ним. Мы совершенно безоружны и еще не разобрались в обстановке.

– А что уж такого ужасного произойдет, если сорвать парочку плодов? Можно поесть и на ходу.

– Он очень ревниво относится к своим растениям. – Аня слабо улыбнулась. – Когда их кто-нибудь трогает, он как-то узнает об этом.

– И что же?

– Он убивает тех, кто осмеливается на подобное святотатство.

– А он не изгоняет их из рая, дабы они добывали хлеб насущный в поте лица своего? – Несмотря на свой ернический тон, я невольно пошел быстрее.

– Нет. Он убивает их, и вернуть их к жизни невозможно.

Я умирал неоднократно, но всякий раз творцы возрождали меня, чтобы я вновь служил им в ином времени, в ином месте. И все равно я боялся смерти, боялся сопровождающих ее мучений, боялся вновь распасться на атомы и раствориться в пространстве. Но на сей раз по мне прокатился холодок ужаса: в голосе Ани прозвучал страх. Ведь она из творцов, она истинная богиня, переходившая из эпохи в эпоху с той же легкостью, с какой я иду по садовой аллее, – и совершенно очевидно боится какого-то ящера, чья статуя украшает алтарь храма на берегу Нила.

Я на мгновение прикрыл глаза, чтобы представить статую более явственно. Поначалу я принял ее за изображение человека в тотемической маске – тело как у людей, а морда чуть ли не крокодилья. Но теперь, мысленно вглядевшись в нее, я понял, что первое впечатление было обманчивым.

Действительно, существо обладало телом гуманоида – две ноги, две руки. Но ноги были трехпалые, с острыми изогнутыми когтями. Передние же конечности – тоже трехпалые – имели два чешуйчатых когтистых пальца, противостоявших третьему, вроде клешни. Суставы плеч и бедер выглядели по меньшей мере странно.

Да, и морда. Подобной морды у рептилии мне еще ни разу не доводилось видеть: пасть с заостренными зубами, вполне подходящими для того, чтобы рвать мясо и перекусывать кости; глаза посажены так, чтобы обеспечить бинокулярное зрение; над глазами выдаются костные валики; куполообразный череп удивляет величиной.

– Теперь ты начинаешь осознавать, с кем нам предстоит иметь дело, – словно прочитав мои мысли, заметила Аня.

– Золотой бог послал нас сюда выследить и уничтожить тварь, называемую Сетхом? Мы должны сделать это вдвоем, голыми руками, без оружия?

– Нас послал не Золотой, Орион, а совет творцов.

Нас отправили сюда те, кого древние греки называли богами; те, кто живет на собственном Олимпе в весьма отдаленном от этого времени будущем.

– Совет, – повторил я. – Это означает, что ты согласилась принять участие.

– Чтобы быть около тебя. Они хотели послать тебя одного, но я настояла на том, чтобы отправиться с тобой.

– Я-то как раз особой ценности не представляю, – возразил я.

– Для меня представляешь.

За эти слова я полюбил бы ее еще больше, если бы такое было возможно.

– Ты сказала, что это творение, называемое Сетхом…

– Он не наше творение, Орион, – быстро поправила меня Аня. – Творцы вовсе не создавали его, как людей. Он прибыл с иной планеты и стремится уничтожить нас всех.

– Уничтожить?.. Даже тебя?!

От ее улыбки будто взошло второе солнце.

– Даже меня, любимый.

– Ты сказала, что он может ниспослать смерть такую, при которой не остается надежды на возрождение?

Улыбка Ани угасла.

– Он и ему подобные обладают безграничным могуществом. Если им удастся изменить континуум достаточно глубоко, чтобы уничтожить творцов, то мы погибнем и никогда не вернемся к жизни.

На протяжении многих эпох я считал, что смерть освобождает от мук и тяжких трудов жизни, которая всегда проходит в страданиях и опасностях. Но всякий раз воспоминание об Ане – богине, любящей меня и любимой мною – заново пробуждало во мне стремление жить. И вот наконец мы вместе, но угроза окончательного ухода в небытие нависла над нами, будто заслонившая солнце туча.

Мы шагали, пока ряды деревьев вдруг не кончились. Остановившись в тени широко раскинувшего ветки каштана, мы оглядели зеленое пространство трав. Дикое, не тронутое рукой человека разнотравье простиралось до известняковых скал, отмечавших границу прорезанной Нилом долины. Порывы ветра раскачивали траву, поднимая на ней волны, катившиеся к нам, словно зеленый прибой.

На фоне дальних скал медленно двигалось несколько темных пятнышек. Я указал на них. Посмотрев в указанном направлении, Аня вполголоса произнесла:

– Люди. Команда рабов.

– Рабов?!

– Да. Погляди-ка, кто их охраняет.

2

Я напряженно вглядывался в даль, пытаясь рассмотреть силуэты рабов и их охранников. У меня всегда имелся дар сознательно управлять всеми функциями своего тела, направляя волевой импульс к нервным окончаниям и заставляя любую часть организма делать именно то, что нужно.

Теперь я сосредоточился на цепочке двигавшихся по травянистой равнине людей. Но вел их не человек.

Поначалу неведомое существо показалось мне динозавром, хоть я и знал, что эти исполинские рептилии вымерли миллионы лет назад. А может, не вымерли? Если творцы могут искривлять время по собственной прихоти, а чужак, именуемый Сетхом, не уступает им в могуществе, почему бы ему не перенести динозавров в каменный век?

Чудовище плавно вышагивало на четырех стройных ногах, размахивая длинным хвостом. Шея у него была тоже длинная, так что ящер достигал никак не менее двадцати футов в длину, чуть ли не как взрослый африканский слон, только не в пример этому тяжеловесному созданию динозавр казался подвижным и даже грациозным. У меня сложилось впечатление, что бегает он быстрее человека.

Чешуйчатая шкура пестрила полосками красного, синего, желтого и коричневого цветов. Вдоль хребта шли роговые наросты, напоминавшие ряды пуговиц. На конце длинной шеи покачивалась крохотная головка с коротким тупым рылом и широко расставленными глазами по бокам выпуклого черепа. Глаза с вертикальными щелями зрачков были лишены век.

Монстр выступал во главе вытянувшейся цепочкой группки людей, оглядываясь на них.

Это несомненно были рабы. Четырнадцать человек, все до единого одетые лишь в изодранные набедренные повязки, практически не прикрывавшие их тел. Мы могли даже с такого большого расстояния видеть, насколько они истощены – кожа да кости. Усталые, изнуренные люди тяжело дышали, стараясь не отставать от своего стража – динозавра. Одна из женщин несла привязанного за спиной ребенка. Среди идущих я заметил двоих подростков и лишь одного седовласого мужчину. Большинству вряд ли удается дожить до седых волос в столь ужасных условиях.

Спрятавшись за ствол каштана на краю райского сада, мы несколько секунд в молчании следили за этой жалкой процессией.

Затем я спросил:

– Зачем ему рабы?

– Разумеется, чтобы ухаживать за садом, – шепнула Аня. – А также выполнять любые желания Сетха и его приспешников.

Вдруг женщина с ребенком, споткнувшись, упала на колени. Рептилия тотчас же развернулась, затрусила к упавшей и нависла над ней, застыв в угрожающей позе. Даже с такого расстояния я слышал плач младенца.

Женщина поднялась на ноги – точнее, попыталась это сделать, но ящеру показалось, что она чересчур мешкает. Его тонкий хвост яростно хлестнул ее по спине, задев ребенка. Женщина завизжала, ребенок завопил от боли и ужаса.

И снова хвост кнутом рассек воздух, жестоко ударив жертву. Она повалилась ничком на траву.

Я рванулся вперед, но Аня, схватив за локоть, удержала меня на месте, с отчаяньем прошептав:

– Нет, ты ничего не сможешь сделать!

Ящер застыл над распростершейся женщиной, низко склонив голову на длинной шее, чтобы обнюхать недвижное тело. Младенец вопил по-прежнему. Остальные люди стояли молча, застыв, как статуи.

– Почему они не сражаются?! – вспылил я.

– Голыми руками против такого чудовища?

– По крайней мере, могли бы разбежаться, пока оно отвлеклось. Рассыпаться…

– Орион, они не настолько наивны. За ними будут охотиться, как за дичью, и предавать очень долгой и мучительной смерти.

Тем временем ящер присел на задние лапы и хвост, чтобы потрогать тело женщины когтистой передней лапой. Та не шелохнулась.

И тут чудовище вытащило младенца из перевязи на спине матери и подняло высоко в воздух, запрокинув голову. Я тотчас понял, что оно собирается загрызть ребенка.

Теперь ничто не могло удержать меня на месте. Я выскочил из укрытия и стремглав кинулся к чудовищу, на бегу вопя во все горло. Как всегда в час опасности, все мои чувства обострились до крайности, восприятие мира многократно ускорилось. Казалось, все вокруг замедлило свое движение; события развивались вяло, будто во сне.

Я видел, что ящер держит верещавшее дитя на весу, поворачивая в мою сторону свою длинную змеиную шею и вертя головой туда-сюда, будто хотел сказать мне «нет». На самом же деле он пытался обоими глазами взглянуть на источник шума.

Ящер по-прежнему сжимал в когтистой лапе младенца, молотившего по воздуху крохотными ножками. От плача личико ребенка сморщилось и покраснело. А его мать, на обнаженной спине которой пламенели рубцы, оставленные хвостом чудовища, приподнялась на локте, тщетно пытаясь дотянуться до ребенка.

Ящер выронил младенца и с шипением повернулся ко мне. Из пасти его выскочил язык; небольшая головка завертелась. Хищник опустился на все четыре ноги, и его хвост молнией рассек воздух.

Я сжимал кинжал в правой руке. Клинок казался ничтожно маленьким по сравнению с когтями чудовища, но другого оружия у меня не было. На бегу я заметил сгрудившихся за ящером людей; я отметил, что они совершенно парализованы ужасом и даже не пытаются удрать или как-нибудь отвлечь чудовище. От них мне помощи ждать не приходилось.

Ящер двинулся в мою сторону, потом, поднявшись на задние лапы, вздыбился, будто разъяренный медведь. Его громадное тело возвышалось надо мной, а головка на змеиной шее с шипением покачивалась между разведенными широко в стороны передними конечностями. Зубы у него оказались мелкими и плоскими. Его нельзя было назвать хищником, скорее машиной, предназначенной для убийства.

Вдруг по бокам шеи чудовища распахнулись ярко-желтые брыжи, отчего голова ящера словно вдвое увеличилась в размерах – трюк для запугивания противника, но я знал его предназначение.

Подбегая к ящеру, я заметил, он собирается нанести мне удар слева. Будто в тягучем сне, я наблюдал устремившийся ко мне кончик хвоста. Оценив его скорость, я подпрыгнул, и он безо всякого вреда для меня просвистел внизу. Инерция несла меня прямиком под чешуйчатое брюхо чудовища, и я всадил кинжал в его утробу, вложив в удар всю свою силу до капли.

Ящер издал рык, похожий на пароходный гудок, и попытался схватить меня. Увернувшись от когтистых лап, я снова всадил в него кинжал.

В пылу битвы я упустил из виду его хвост, и на сей раз его удар достиг цели, сбив меня с ног. Застигнутый врасплох, я грохнулся на траву, зарычав от боли. Ящер снова потянулся ко мне, но ускоренное восприятие позволяло мне легко уследить за каждым его движением, и я откатился в сторону от лязгнувших когтей.

Хвост снова по дуге метнулся ко мне. Нырнув под него, я вспорол чудовищу бедро, оставив кровавую рану. Клинок наткнулся на кость, и я начал вгонять его поглубже в надежде повредить коленный сустав и таким образом обездвижить ящера. Но вместо этого я ощутил, что его когти впились мне в живот, увлекая меня в воздух. Застрявший в колене кинжал вырвался из моей ладони.

Ящер поднял меня над головой и окинул холодным взглядом желтых глаз с узкими щелями зрачков – сначала одним, потом другим. Я понимал, что хотя его зубы не способны разрывать плоть, но они легко смогут размолоть мои кости. Именно так он и намеревался поступить. Его желтый воротник слегка опал – монстр больше не чувствовал опасности.

Я изо всех сил пытался вырваться из когтей чудовища, но был беспомощен, как младенец всего несколько секунд назад.

– Орион! Держи!

Голос Ани заставил меня посмотреть вниз, вывернувшись в мощной лапе ящера. Она примчалась за мной следом и теперь вытащила мой клинок из колена чудовища. Не успело оно сообразить, что происходит, как Аня метнула кинжал – точно и мощно, как и положено профессиональному воину. Клинок с приятным слуху чавканьем вонзился в мягкие кожные складки под челюстью ящера.

Он попытался свободной лапой дотянуться до пронзившей горло стали, но я оказался проворнее. Ухватившись за торчавшую рукоятку кинжала, я начал вспарывать кожу под челюстью ящера сверху-вниз, к брыжам, снова развернувшимся во всю ширину. Чудовище зарычало и выпустило меня. Но я, уцепившись за шею динозавра, вскарабкался ему на спину, вытащил кинжал из его глотки и всадил в основание черепа.

Он внезапно зашатался – я перебил ему спинной мозг. Мы вместе рухнули в траву. Я ощутил страшный удар, и свет для меня померк.

3

Открыв глаза, я будто сквозь туман увидел прекрасное лицо Ани. Она стояла рядом со мной на коленях, и на ее прекрасном лице читалась серьезная тревога. Затем она улыбнулась и спросила:

– Ты цел?

Боль пронзала меня с головы до ног. Грудь и поясница были изодраны когтями ящера, но я велением разума перекрыл капилляры, чтобы остановить кровотечение, и отключил центры боли в мозгу. Потом заставил себя улыбнуться своей любимой.

– Я жив.

Аня помогла мне подняться. Оказывается, прошло всего две секунды. Огромный ящер распростерся на траве, превратившись в украшенный яркой чешуей холм.

Рабы же разительно переменились. Они были настолько напуганы, что вместо того, чтобы выразить мне признательность за освобождение, впали в ярость.

– Вы умертвили одного из надсмотрщиков! – с выпученными от ужаса глазами заявил тощий бородатый старец.

– Хозяева взвалят вину на нас! – причитала какая-то женщина. – Нас накажут!

Я ощутил к ним чуть ли не презрение – эти люди стали рабами даже по складу ума. Вместо того чтобы поблагодарить меня за помощь, они дрожали от страха перед гневом хозяев. Ни слова не говоря, я подошел к сдохшему ящеру и вытащил из его шеи кинжал.

– Не могли же мы сложа руки наблюдать, как чудовище убивает младенца! – сказала им Аня.

Младенец остался жив – мать сидела на траве, молча прижимая его к своей тощей груди. Пустой взгляд ее огромных карих глаз был устремлен на меня. Если она и чувствовала благодарность за мой поступок, то хорошо это скрывала. На ее ребрах и спине красовались два длинных багровых рубца. На обнаженной коже ребенка тоже пламенел след от удара.

А вот тощий старец дергал себя за спутанную седую бороду и ныл:

– Хозяева набросятся на нас, и мы примем смерть в страшных муках! Они бросят нас в вечное пламя. Всех до единого!

– Лучше было дать ребенку погибнуть, – подхватил другой мужчина, такой же тощий, как старик, с такими же грязными, спутанными волосами и бородой. – Лучше уж помрет один, чем всех нас замучают до смерти. Мы всегда можем завести новых детей.

– Если хозяева не смогут вас найти, то не смогут и наказать, – возразил я. – Мы вдвоем смогли угробить эту ящерицу-переростка, а уж все вместе наверняка сумеем постоять за себя.

– Это невозможно!

– Где можно спрятаться, чтобы они не нашли нас?

– Они видят даже в темноте.

– Они могут летать по воздуху и пересекать великую реку.

– Их когти остры. А еще у них есть неугасимый огонь!

Освобожденные рабы с гомоном сгрудились вокруг нас с Аней, будто ища защиты, они то и дело смотрели на небеса и оглядывали горизонт, словно с минуты на минуту должны были подоспеть драконы-мстители, а то и кто-нибудь похуже.

– Что с вами будет, если мы уйдем и оставим вас на произвол судьбы? – кротко осведомилась Аня.

– Хозяева увидят, что тут произошло, и покарают нас, – заявил старик, вновь дергая себя за бороду. Похоже, он был вожаком в этой группе – вероятно, просто потому, что являлся старейшим из всех.

– Как они вас покарают? – поинтересовался я.

– Это уж им решать, – развел он костлявыми руками.

– Они сдерут с нас живьем кожу, – подал голос один из подростков, – а потом бросят в неугасимое пламя.

Остальные содрогнулись. В их расширившихся глазах застыла мольба.

– Допустим, я останусь при вас, когда сюда придут хозяева, – предложил я. – Накажут ли они вас, если мы сообщим, что тварь убил я, а вы тут ни при чем?

Они воззрились на нас, как на наивных младенцев.

– Разумеется, нас покарают! Покарают всех до единого. Таков закон.

– Тогда надо убираться отсюда, – обернулся я к Ане.

– И уводить их с собой, – согласилась она.

Я огляделся вокруг. Нил прорезал широкую, глубокую долину в известняковых скалах, окружавших реку зубчатыми стенами. Как говорила Аня, за скалами раскинулась широкая равнина, поросшая разнотравьем. Бели этот район в самом деле когда-нибудь станет Сахарой, то он должен простираться на сотни миль к югу и на тысячи миль к западу. Унылое однообразие ландшафта лишь изредка нарушается одиноким холмом или неширокой речушкой. Не самое подходящее место, чтобы укрыться от преследования, тем более если враг может летать по воздуху и видеть во тьме. Но уж лучше это, чем оказаться в ловушке между рекой и скалами.

Я ничуть не сомневался в правдивости рассказов рабов об их страшных хозяевах. Тварь, которую мы с Аней только что убили, совершенно определенно являлась динозавром. Почему бы в таком случае здесь не оказаться крылатым птерозаврам или прочим рептилиям, способным улавливать тепло человеческих тел наподобие гадюк?

– Тут есть поблизости лес? – спросила у рабов Аня. – Не сад, а дикий, естественный лес?

– А-а, – оживился старейшина, – вы говорите о Рае! Далеко к югу, – поведал он, – есть леса и реки, где в беспредельном изобилии водится дичь. Но на тот край наложен запрет. Хозяева не позволят нам вернуться туда.

– Ты некогда жил там? – поинтересовался я.

– Давным-давно, – горестно промолвил он. – Когда я был моложе Крона, – указал он на младшего из двух отроков.

– А далеко это?

– Много солнц отсюда.

– Тогда мы направляемся в Рай, – указав на юг, решил я.

Люди не стали возражать, но совершенно очевидно пришли в ужас. Силу духа у них отбили начисто; но даже если они и не желают идти под моим предводительством, выбора у них нет. Хозяева внушают рабам такой страх, что им абсолютно все равно, куда идти, – они уверены, что так или иначе будут пойманы и подвергнуты жуткой каре.

Первым делом надо убраться подальше от трупа ящера. Тот, кто распоряжается садом – по-видимому, сам Сетх, – не сразу догадается, что одна из его дрессированных тварей погибла и рабы разбежались. Пожалуй, у нас в запасе несколько часов, а там и ночь придет. Если мы будем двигаться достаточно быстро, у нас есть шанс спастись.

Мы вскарабкались по скале; это оказалось не столь трудно, как я опасался, – потрескавшийся камень лежал террасами, отчасти напоминавшими ступеньки. Я полез во главе цепочки пыхтевших и отдувавшихся людей, а Аня шла замыкающей.

Взобравшись наверх, я убедился в том, что она была права. Бескрайнее море колыхавшихся трав простиралось до самого горизонта пышным зеленым ковром. Ни малейшего следа животных я не заметил. Северные просторы Африки представляли собой обширную безлесную равнину, раскинувшуюся до самого побережья Атлантики. Если верить седобородому рабу, на юге находится лесной край, который он назвал Раем.

– На юг! – скомандовал я, левой рукой указывая направление.

Я быстро зашагал вперед, стараясь задать самый высокий темп. Рабы торопливо семенили следом, пыхтя и кряхтя, время от времени переходя на бег, чтобы не отставать. Но люди не жаловались – наверное, просто слишком устали, чтобы тратить время на болтовню. Всякий раз, взглянув через плечо, чтобы проверить, не отстал ли кто-нибудь, я замечал, как они боязливо оглядывались.

Я почти не вспотел, несмотря на жаркое солнце, клонившееся к горизонту. Для меня солнце отождествлялось с Золотым богом – полусумасшедшим творцом, в одну эпоху называвшим себя Ормуздом, а в другую – Аполлоном, творцом, одержимым гигантоманией, который создал меня, дабы я уничтожал, как дичь, его врагов, скитаясь по векам и странам.

– Надо дать им передышку, – сказала Аня, легко шагавшая по высокой по колено траве. – Они совсем обессилели.

Я неохотно согласился. Впереди виднелся невысокий пригорок, не более тридцати футов в высоту. Дойдя до его подножия, я остановился. Все рабы тотчас же повалились на землю, судорожно, с хрипами вдыхая воздух. Пот лил с них ручьями, оставляя борозды на покрывавшей их тела корке грязи.

Взобравшись на вершину пригорка, я огляделся. Нигде ни деревца. Ничего, кроме безбрежного моря трав. Есть что-то волнующее в прогулке по просторам, где человек еще не проторил ни дорог, ни троп. Небо на западе залила пламеневшая киноварь. Выше свод небес потемнел, из синего став лиловым. И уже загорелась первая звезда, хотя до сумерек было еще далеко.

Одинокая яркая звезда – такой я не видел ни в одну из эпох, в которых мне приходилось жить. Она совершенно не мигала, горела ровным оранжевым, чуть ли не кирпично-красным светом – яркая и настолько крупная, что наводила на мысль, будто я вижу диск, а не точку. Может, это Марс? Нет, Марс никогда не был настолько ярок, даже в прозрачных небесах Трои. Да и цвет звезды темнее, чем рубиновое сияние Марса, – мрачный, коричнево-красный, напоминающий запекшуюся кровь. Но это и не Антарес – красный гигант в сердце Скорпиона горит, как и положено всякой звезде.

Тут раздался вопль ужаса, вырвавший меня из глубоких раздумий об астрономии.

– Смотрите!

– Он приближается!

– Они нас ищут!

Проследив направление, указанное костлявыми руками моих спутников, я заметил пару крылатых тварей, пересекавших темнеющий небосвод на севере от нас. Почти наверняка птерозавры. Громадные кожистые крылья чудовищ лениво взмахивали, затем следовало плавное скольжение. Их длинные заостренные клювы были направлены к земле. Вне сомнений, они искали нас.

– Никому не шевелиться! – скомандовал я. – Ложитесь на землю и храните полнейшую неподвижность!

Крылатые рептилии, летевшие на небольшой высоте, должны были прежде всего полагаться на зрение. Кожа рабов цветом почти не отличалась от земли. Если они не привлекут внимания движением, то птерозавры могут их не заметить. Люди прильнули к земле, полускрытые высокой травой даже от моего взора.

Но мне бросилось в глаза, что металлическое одеяние Ани ярко блестит в лучах заходившего солнца. Я хотел было сказать, чтобы она перебралась в тень пригорка, но времени на это уже не осталось – глазки-бусинки птерозавров наверняка отметят движение. Поэтому я пластом вытянулся на вершине пригорка, отчаянно надеясь, что крылатые рептилии не слишком умны и металлический блеск не привлечет их внимания.

Казалось, прошли долгие часы, а гигантские бестии все парили в небесах, выписывая зигзаги, как вышедшие на охоту ищейки. Может, на земле их вытянутые морды и торчавшие на затылке костяные наросты выглядели уродливыми и нелепыми, но в полете птерозавры были просто великолепны. Они парили без малейших усилий, грациозно скользя по восходившим от травянистой равнины потокам теплого воздуха.

Наконец они пролетели мимо и скрылись на западе. Едва они исчезли, я вскочил на ноги и зашагал на юг. Рабы охотно последовали за мной, не хныкая и не сетуя. Пережитый страх придал им новые силы.

На закате я заметил в отдалении небольшую рощицу. Мы поспешили туда и обнаружили ручеек, пробивший в земле глубокое русло. Его глинистые берега густо поросли лиственными деревьями.

– Сегодня заночуем здесь, под деревьями, – сказал я. – Недостатка в питье у нас не будет.