Предисловие

В современном мире осталось слишком мало арен, где только мужество и воинский дух определяют победителя в сражении гладиаторов. Пожалуй, только бизнес, где вы работаете сами на себя, вооруженные интеллектом и крепкими нервами, позволяет проявить качества бойца. Трейдинг одна из таких редких арен. Да, у вас есть компьютерные программы для анализа рынка, технические графики с уровнями поддержек и сопротивлений, и телефоны, соединяющие экран вашего компьютера с торговым залом биржи. Но, в конечном счете, независимый трейдер сражается с рынком один на один, будь он на полу или у экрана компьютера.

Я пришел на фьючерсный рынок в 22 года и оставался там большую часть своей жизни. Начинал "на побегушках", посыльным Чикагской Торговой Биржи, получая минимальную зарплату, был клерком, брокером, независимым трейдером. Сегодня я менеджер фонда.

Мне повезло работать трейдером в наиболее захватывающие и сложные периоды жизни в яме, когда биржа вводила контракт на фондовый индекс Standart&Poor's 500, который вскоре затмил все, что торговалось. По мере роста объема торговли контрактами на S&P рос и я как трейдер, становясь более крупным игроком. В один прекрасный день я вдруг осознал, что стал крупнейшим игроком на S&P.

Но бизнес стремительно меняется. Новые технологии, как и везде в деловом мире, вторгаются в трейдинг. Бушуют дебаты, заменит ли когда-нибудь персональный компьютер биржевую яму. Опять же яма – важная часть моей профессиональной жизни. Я торгую на полу и через компьютер, но везде по-прежнему остаюсь трейдером. Я всегда буду трейдером.

Когда я решил написать эту книгу, то в шутку сказал, что моя жизнь окончилась лишь наполовину. Я говорил это почти всерьез. Сейчас я перехожу из ямы торгового зала к компьютеру, превращаясь из независимого трейдера в менеджера фонда. В каждом из этих обличий я по-прежнему узнаю много интересных историй. У меня есть много наблюдений о трейдинге и жизни, которыми я могу поделиться: о дисциплине, управлении риском и убытками, как увеличить прибыль, когда времена благоприятны. Эти жизненные уроки ключевые для любого трейдера – от стоящих на полу и заканчивая трейдером у экрана электронной системы.

Этот рассказ и моя личная история. Я не могу рассказать о своей карьере, не поделившись деталями своей жизни. Жизненный опыт повлиял на меня и как на человека, и как на трейдера. Осознав себя, свои сильные и слабые стороны, я стал более совершенным. В самом деле, знание себя – как вы реагируете на выигрыши и потери, как хорошо умеете управлять успехами и неудачами – так же важно, как и изучение технических ценовых графиков. Не рынок может когда-нибудь вас разбить, а именно вы можете уничтожить себя. Риск слишком высок. Огромное кредитное плечо. Не хватает дисциплины. Отсутствие сосредоточенности. Я знаю это на собственном опыте. Я покончил с этими грехами трейдинга как любой трейдер, честно относящийся к самому себе. Но вы учитесь только тогда, когда совершаете то, чего не надо делать. Вы разбираетесь со своими ошибками, осознаете ответственность и однажды снова возвращаетесь торговать.

От автора

История книги "Дэйтрейдер: кровь, пот и слёзы успеха" – во многих отношениях история моей семьи. Я особо хочу поблагодарить членов моей семьи за поддержку, любовь и ободрение на протяжении всего времени создания книги, особенно мою жену Джули, мою мать Флорэнс «Тутси» Борселино, моего брата Джоуи, выдающегося независимого S&Р-трейдера, и его жену Терезу. Эта история – «наследство» для следующего поколения: моих детей Льюиса, Энтони, Брайаны и Джоуи, которые носят фамилию Борселино; моих приемных детей, Николь, Джэми и Ника; детей моего брата Энтони, Джоуи, Джонни и Марлы. От всей души выражаю благодарность семье, в которую входят мои дяди и тети – Норф и Долли, Луиза и Гас, Джози и Мими, Кэрэлайн, Тина и Тони, Антуанетта «Пышка» и Вине, Сэмми и Донна, Фрэнк и Тереза, а также всю семью в "широком понимании" и моих дорогих друзей.

Я признателен друзьям, на протяжении многих лет находившихся рядом, включая моего наставника Маури Кравитца, Джэка Сандера, Джони Вэбера, работавшего со мной более 15 лет, и "мою команду". Благодарю коллег по компании "Borsellino Capital Management", включая моего партнера, Эдварда Р. Веласкеза Второго, Джо ДиЛаурентиса, Брэда Салливана, Люка Мэтьюса, Джо Кале, Энтони Руджерио, Лайта Кубла, Луи Лаззара, и моих кузину Марианну Палумбо и кузена Тони Марино, тоже работавших у меня. Приношу благодарность Джиму Себанку за его вклад, касающийся истории рынка, и за легенду о трейдере Галилее, а также Марио Альберико за его откровения, касающиеся сути электронного трейдинга.

Особо благодарю сотрудников издательства John Wiley&Sons, особенно моего редактора Памэлу ван Гиссен за ее помощь, юмор и «железное» терпение, а также моего агента Ариэлу Уилкокс, подсказавшую идею написать книгу.

Наконец, Дэйтрейдер салютует Ночному Писателю, горевшему полуночной лампадой для завершения этой работы.

Чтобы связаться с Льюисом Борселино, пожалуйста, посетите его сайт по адресу www borsellino com.

Глава 1

Великие времена

В "черный понедельник" я находился вдали от тортовой ямы Меня не было в Чикаго и в стране, в момент краха я даже не знал, что происходит на рынке. В конце дня 19 октября 1987 года я зашел в магазин швейцарской фирмы «Piaget» в Цюрихе купить часы. Продавец за прилавком, швейцарец средних лет, одетый как любой из банкиров, которых я видел на Банхофштрассе в финансовом районе Цюриха, выложил две пары часов на черную бархатную подушечку и ждал, пока я рассмотрю их. На секунду мой взгляд скользнул с часов в сторону улицы на наружное электронное табло какого-то банка. Я не читаю по-немецки, но все-таки понял, что было на табло. Индекс Доу-Джонса для промышленных компаний рухнул на 500 пунктов.

"Оно, должно быть, сломалось", – сказал я продавцу, указывая в сторону банковского табло. И выбрал одни из часов, чтобы лучше рассмотреть их.

"Нет, сэр, – спокойно, с резким швейцарским акцентом сказал продавец. – Сегодня рынок американских акций обрушился".

Мое лицо в миг побелело. Я вернул часы продавцу и бросился к двери. "Сэр, вам не нужны часы?", – спросил растерявшийся продавец.

"Забудьте про часы, – бросил я через плечо. – Мне надо обратно в Чикаго".

Вернувшись в отель, я увидел зловеще мерцающий индикатор сообщений на моем телефоне. Звонили жена и брат, сообщившие то же, что продавец в магазине. Рынок акций обрушился.

Моя первая поездка в Европу оказалась короткой. Нас было семеро – все бизнесмены, а я в свои 30 лет самый молодой в этой 10-дневной экскурсии в Европу на отдых и немного расслабиться. После обеда в прошлую пятницу мы отправились в Италию, затем в Швейцарию. Когда я во второй половине дня в пятницу садился на самолет из Чикаго в Нью-Йорк, у меня была короткая позиция по 25 фьючерсам на S&P – фьючерсным контрактам на фондовый индекс Standart&Poor's 500, но я оставил приказ на их ликвидацию по закрытию торгов. К тому времени, как я вылетел из Нью-Йорка в Европу, я сделал на этой сделке $250 000. По итогом года я уже был в плюсе на $2 миллиона. Поездка обещала быть великолепной.

После выходных в Италии мы приехали в Цюрих. Я остановился в самом лучшем пятизвездочном отеле "Beau Rivage". Когда я шел в тот магазин часов, то думал только об отдыхе – никакого бизнеса. Однако через несколько минут единственное, о чем я мог думать, – это как можно быстрее вернуться в торговую яму. Во вторник утром я сел на самолет до Лондона, откуда надеялся попасть на Конкорд, вылетающий в Нью-Йорк. К моему изумлению, рейс был переполнен. Мне пришлось выкупать бронь, по цене $5000 за билет в один конец. Но даже эта заоблачная цена казалась оправданной инвестицией для возвращения в торговую яму, где после дня наибольшего однодневного падения фондового рынка меня ожидали исключительные возможности.

На ближайшем рейсе в Нью-Йорк был такой муравейник, что я даже не мог насладиться тем фактом, что впервые лечу на Конкорде. Мое внимание было приковано к торговой яме, где, как я представлял, фьючерсы на S&P должны были, вероятнее всего, развернуться после резкого падения в понедельник. Но угнетала одна проблема, с которой разобраться мог только я сам. У меня было 1 000 колл-опционов на евродоллары, дающие мне право быть длинным в евродолларах по $94, которые я купил на $25 000 примерно за два с половиной месяца до этого. Я покупал эти опционы по двум причинам: я хотел поближе познакомиться с опционами, достаточно новым для меня инструментом. А в данной конкретной ситуации 94-е коллы могли оказаться ценным приобретением в случае сокращения краткосрочных процентных ставок.

Как трейдер, специализирующийся на торговле фьючерсными контрактами на фондовый индекс Standart& Poor's 500 на Чикагской Торговой Бирже, я хотел больше знать про опционы. В опционах интересно то, что они дают держателю право – но не обязательство – занять позицию на фьючерсном рынке в обмен на премию опциона. У опционов конкретная цена исполнения, или страйк. Чем ближе цена исполнения к текущей рыночной цене, тем ценнее опцион (и тем выше его премия). Чем дальше от рынка цена исполнения данного опциона, тем менее он ценен.

Существует несколько разных сложных стратегий одновременной торговли фьючерсами и опционами, и я начал в них барахтаться. Первый мой опыт – опционы на говядину. У меня появилась идея, что цены на говядину вырастут. Она частично основывалась на информации моего друга, работающего в оптовом мясном бизнесе. Я решил купить коллы – 2 000 контрактов – примерно за $25 000, получив право быть длинным по фьючерсам на говядину по цене 65 центов. В точном соответствии с моими надеждами рынок устойчиво рос, пока цена на говядину не приблизилась к моей цене исполнения на 0,20 цента. Если бы я знал тогда то, что я знаю сейчас! Я бы продал фьючерсы, когда рынок был по 64,80. Следуя этой стратегии, в случае роста цен я бы стал в длинную позицию по говядине по цене 65 путем исполнения колл-опционов. Если бы цены упали, я бы оказался в короткой позиции, начиная с цены 64,80. Единственный мой риск – та разница в 20 пунктов между колл-опционами и ценой фьючерса. Она примерно соответствовала вложению $61 000 – затратам на опционы и моему потенциальному убытку по фьючерсной сделке, что многократно бы компенсировалось возможной прибылью по сделке.

Вместо этого я остался в своих опционах, надеясь, что моя цена исполнения 65 будет достигнута. Но Департамент сельского хозяйства США в своем докладе сообщил о более высоком предложении говядины по сравнению с предыдущими оценками. Цена говядины пять дней шла вниз по лимиту, и мои опционы истекли бесполезными. Если бы я продал фьючерсные контракты по 64,80, по моим оценкам, прибыль по той сделке составила бы кругленькую сумму в $750 000.

Второй случай, когда я пытался играть на опционах, имел место за шесть недель до поездки в Европу. Евродоллары шли по 92, когда я купил 1 000 опционов колл на эти контракты, чтобы быть в длинной позиции по 94. Но сценарий, на который я надеялся – снижение краткосрочных процентных ставок, – не собирался сбываться. Когда я покинул Чикаго, евродоллары понизились до 91,50. Процентные ставки должны были бы уменьшится на два с половиной базисных пункта, чтобы цена моего страйка была достигнута.

Это оказалось не совсем правильным прогнозом. Мои опционы были "в кабинете", что означало: они еще не истекли, но стали практически бесполезными.

Затем фондовый рынок рухнул, и Алан Гринспен, пытаясь погасить панику, объявил, что Федеральная резервная система снизит ставки. Во вторник утром мои евродолларовые опционы перешли из простой бумаги в твердые деньги. Я мог бы превратить их почти в миллион долларов, если бы не летел в самолете на высоте 50 000 футов.

На Конкорде не было телефонов, а когда я добрался до Нью-Йорка, рынок евродолларов еще не открылся. Мне пришлось ждать, пока я окажусь в самолете из Нью-Йорка в Чикаго, чтобы заказать разговор по телефону с моим брокером. Но по непонятным причинам телефон в самолете не мог считать мою кредитную карту. Вот теперь я запаниковал. Никто не знал об этих опционах, а я застрял в самолете, на котором не работает телефон. Я подошел к бортпроводнице со сто долларовой купюрой и спросил: "У вас есть карточка VISA или American Express?"

Она посмотрела на меня несколько недоуменно.

"Я товарный трейдер. Рынок сейчас сходит с ума. Мне нужно заказать телефонный разговор и позаботиться кое о чем. Но телефон не принимает мою кредитную карту. Мне нужно сделать двухминутный звонок. Я дам вам 100 долларов, если вы позволите мне воспользоваться вашей кредитной картой".

Бортпроводница сжалилась надо мной и не взяла 100 долларов. "Плата за разговор всего пять долларов", – сказала она. "Дайте мне пять долларов и можете использовать мою кредитную карточку".

Когда я наконец добрался до трейдингового стола на бирже, то узнал, что евродолларовые фьючерсы открылись по 94,50, но затем откатились с этих высот. Мои опционы еще чего-то стоили – но далеко не столько, сколько они могли бы стоить. Я продал их с прибылью в 250 000 долларов, которая, тем не менее, составляла 10-кратный доход на вложение в 25 000 долларов.

Но оглядываясь назад, я бы проделал все это совсем по-другому, будь, в тот день на полу. Я мог продать мои 94-е опционы, и сделать 500 000 долларов, или продать 1 000 евродолларовых фьючерсов, чтобы быть в короткой позиции по 94,50, и оставаться в длинной по опционам со страйком 94, что гарантировало бы 50-кратную прибыль. Три дня спустя евродоллары опустились до 92, и я был бы в короткой позиции с 94,50. В конечном счете, по моим подсчетам, я потерял как минимум 1 250 000 долларов потенциальной прибыли. По факту, я сделал 250 000 долларов на опционах, которые считал бесполезными. Во время краха 1987 года я сделал хорошие деньги – но многое оставил на столе.

Когда я добрался до Чикагской Торговой Биржи во вторник, около часа дня, она выглядела, как поле битвы после тяжелых потерь. Некоторые трейдеры сбежали, чтобы никогда больше не возвращаться. Многие были выдернуты своими клиринговыми фирмами, потому что не имели достаточно денег на торговых счетах для покрытия потенциально шестизначных убытков. Лучшие из выживших настолько испугались, что держались подальше, пока дым не развеется. Те, кто остался, выглядели тяжело контуженными.

"Вам следовало быть здесь, Льюис, – бросил мне один из трейдеров. – В понедельник вы бы сделали 5 миллионов".

Другой трейдер остановил меня по пути в яму S&P. "Клянусь Богом, ты бы сделал 5 миллионов долларов, – сказал он. Это было невероятно".

Пять миллионов – всякий раз, когда мне встречался кто-нибудь, я слышал это число. Я бы сделал $5 миллионов в понедельник. Это было не то, что я хотел услышать.

Я сделал $500 000 во вторник, когда рынок рванул в обратную сторону примерно на 350 пунктов. Среда стала новым сумасшедшим, волатильным днем в яме, и я получил чистыми еще 500 000 долларов. Волатильные дни предоставляют огромные возможности для таких дэйтрейдеров, как я. Чем больше движений на рынке происходит в течение дня – повышений или падений, проверок уровней поддержки и прорывов через уровни сопротивления, тем больше потенциал прибыли. Но волатильный рынок немного похож на серфинг. Когда вы все контролируете, это превосходная прогулка, но если вы теряете свою концентрацию и дисциплину, все очень быстро становится весьма рискованным. К счастью, я обладаю такой способностью. Чем сумасшедшее становится рынок, тем я более сосредоточен. Эта способность помогла мне во времена кризиса – личного и профессионального. Когда мир вокруг меня начинает сходить с ума, я становлюсь рассудительнее. Чем более диким становится рынок, тем дисциплинированнее я.

Затем настало утро вторника. Торговая яма имеет настроение, отражающее мысли, предчувствия, опасения, надежды и предубеждения людей, находящихся в ней. Когда на рынке негативные известия, яма похожа на неустойчивое судно, которое может вот я потерял как минимум 1 250 000 долларов потенциальной прибыли. По факту, я сделал 250 000 долларов на опционах, которые считал бесполезными. Во время краха 1987 года я сделал хорошие деньги – но многое оставил на столе.

Когда я добрался до Чикагской Торговой Биржи во вторник, около часа дня, она выглядела, как поле битвы после тяжелых потерь. Некоторые трейдеры сбежали, чтобы никогда больше не возвращаться. Многие были выдернуты своими клиринговыми фирмами, потому что не имели достаточно денег на торговых счетах для покрытия потенциально шестизначных убытков. Лучшие из выживших настолько испугались, что держались подальше, пока дым не развеется. Те, кто остался, выглядели тяжело контуженными.

"Вам следовало быть здесь, Льюис, – бросил мне один из трейдеров. – В понедельник вы бы сделали 5 миллионов".

Другой трейдер остановил меня по пути в яму S&P. "Клянусь Богом, ты бы сделал 5 миллионов долларов, – сказал он. Это было невероятно".

Пять миллионов – всякий раз, когда мне встречался кто-нибудь, я слышал это число. Я бы сделал $5 миллионов в понедельник. Это было не то, что я хотел услышать.

Я сделал $500 000 во вторник, когда рынок рванул в обратную сторону примерно на 350 пунктов. Среда стала новым сумасшедшим, волатильным днем в яме, и я получил чистыми еще 500 000 долларов. Волатильные дни предоставляют огромные возможности для таких дэйтрейдеров, как я. Чем больше движений на рынке происходит в течение дня – повышений или падений, проверок уровней поддержки и прорывов через уровни сопротивления, тем больше потенциал прибыли. Но волатильный рынок немного похож на серфинг. Когда вы все контролируете, это превосходная прогулка, но если вы теряете свою концентрацию и дисциплину, все очень быстро становится весьма рискованным. К счастью, я обладаю такой способностью. Чем сумасшедшее становится рынок, тем я более сосредоточен. Эта способность помогла мне во времена кризиса – личного и профессионального. Когда мир вокруг меня начинает сходить с ума, я становлюсь рассудительнее. Чем более диким становится рынок, тем дисциплинированнее я.

Затем настало утро вторника. Торговая яма имеет настроение, отражающее мысли, предчувствия, опасения, надежды и предубеждения людей, находящихся в ней. Когда на рынке негативные известия, яма похожа на неустойчивое судно, которое может вот-вот опрокинуться. Вы знаете, что скоро пойдете ко дну. В дни повышения рынка вы чувствуете оптимизм, когда он проверяет старые максимумы, ждете достаточного импульса, резкого и быстрого падения цен после подъема. Познание настроения рынка приходит с практикой, когда в яме изо дня в день, как это происходило со мной, с того момента как я впервые появился на бирже в качестве посыльного в 1981 году. Я так развил инстинкт, что стал прислушиваться к своей интуиции, как я прислушиваюсь к своему разуму. Иногда я делал ошибки, в последнюю секунду все понимал, но было уже поздно. Как и большинство ветеранов трейдинга, я научился доверять способности, подобной шестому чувству, когда дело касается ощущения рынка.

Во вторник после краха в воздухе определенно что-то чувствовалось. Когда я прошел в яму S&P за несколько минут до звонка об открытии, то заметил, что брокеры, заполнявшие клиентские приказы, выглядели нервными и нетерпеливыми. Я сам работал ордер-филлером[1] четыре года до того, как начал торговать исключительно за свой собственный счет. Я хорошо помню нервное ожидание, когда необходимо исполнить крупный приказ по открытию. Именно это я увидел в яме в то утро, беспокойные, торопливые движения и нервно бегающие глаза трейдеров. Это – продавцы, сразу решил я. Спустя день (после исторического падения в понедельник) и следующие за ним двумя днями высокой волатильности (во вторник и в среду) продавцы вернулись на рынок.

Непосредственно перед открытием рынка брокерам позволяют объявлять свои биды и оффера[2], которые задают тон к открытию торгов. Тем утром один брокер объявил предложение о продаже S&P на 400 пунктов ниже. Затем другой брокер из Shearson повысил напряжение, предложив продажу на 1 000 пунктов ниже. В те дни яма S&P не имела торговых лимитов. Сейчас они там введены, чтобы контролировать – как далеко и насколько быстро могут упасть фьючерсы на S&P. Эти предохранительные лимиты действуют как тормоз, замедляя резкое падение цен. Но в те дни рынок взлетал и падал исключительно по прихоти брокеров, исполняющих на полу заявки клиентов.

После проявления готовности брокера из Shearson сделать предложение на 600 пунктов ниже первого брокера меня заинтриговало, насколько далеко вниз готов идти сегодняшний рынок. "Я ниже на 2 000 пунктов!" – громко закричал я в яму.

Брокер из Shearson не колебался. "Я ниже на 3 000 пунктов!" – прокричал он в ответ.

Вот черт! – подумал я. Рынок снизился уже на 3 000 пунктов, а мы даже не начали торговать. Чтобы представить эту ситуацию, следует сказать, что в те дни рост или падение на 400 или 500 пунктов было значительным движением.

"4 000 ниже!" – завопил я.

"5 000 ниже!" – нанес встречный удар брокер из Shearson.

Таким образом, S&Р-фьючерсы открылись на 5 600 пунктов ниже. Это было свободное падение, но, как подсказывал мне инстинкт, мы оказались близко ко дну. "Покупаю!" – крикнул я брокеру из Shearson через яму, когда трейдер, стоящий впереди, схватил меня за руку.

"Льюис! Я продам тебе 150!"

"Покупаю!" – крикнул я в ответ.

Я быстро нацарапал сделку на своей карточке и поднял глаза.

Спустя секунду другой брокер поймал мой взгляд. "Я продаю 300", – сказал он мне.

"Не могу", – просигналил я в ответ. Я только что купил 150 контрактов и не был уверен, что в состоянии переварить риск еще 300 контрактов на рынке, который так легко может обрушиться или дать откат.

Две секунды спустя трейдер на другой стороне ямы привлек мое внимание. Комбинируя сигналы руками с усиленными движениями губ, он спросил меня: "Что ты делаешь?"

"Продаю", – ответил я.

"Покупаю", – просигналил он в ответ.

Я предложил те самые 150 контрактов, купленные менее чем за полминуты до этого – на 2 000 пунктов выше той цены, по которой купил их сам. Я сделал 1300 000 долларов на одной сделке. Но я также знал, что купи еще 300 контрактов, моя прибыль составила бы круглую сумму в 5 миллионов. Но я не мог оглядываться. Я достиг своего внутреннего предела риска. Я сделал несколько мелких продаж, получив чистыми еще 40 000 или 50 000 долларов. Затем мне все надоело. Я передал последнюю торговую карточку своему клерку, вышел из ямы, пошел в ванную, и меня вывернуло наизнанку.

Я ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на свое отражение в зеркале. Красные капилляры выступили на моих воспаленных голубых глазах, а кожа выглядела серой. Я запустил руки в свои светлые волосы, коротко постриженные, как в дни, когда играл в футбол в колледже. Моя голова закружилась, когда я осознал грандиозность той задачи, с которой только что справился и которую мое «я» только начинало постигать. Мне было 30 лет, и я сделал миллион долларов меньше, чем за минуту. Но я чувствовал вкус желчи у задней стенки гортани и знал, что это мои внутренности говорят мне – все легко могло сложиться сегодня совсем по-другому и меня выворачивало бы в ванной совсем по иной причине. Если бы рынок повернулся против меня, я был бы уничтожен.

Трейдинг поднимает на самые большие высоты и опускает на самое дно как никакая другая профессия, и я вкусил обе крайности. За 18 лет, что я простоял в яме S&P на "Мерк"[3], прошли годы правления Рейгана, война в Персидском заливе, государственный переворот в России, наблюдались самый долгий бычий забег в истории рынка и азиатский финансовый кризис. Так или иначе, я буду торговать S&Р-фьючерсами долгое время, приходя на пол биржи или по электронным каналам, из Чикаго или откуда угодно. Это не имеет значения. Я буду на этом рынке и во время любых событий, что бы ни грянуло в следующий раз. Я поднимал в среднем семизначные числа за год, торгуя только своими деньгами. Я принимаю на себя риск, не подходящий для сомневающихся, неуверенных или малодушных, и получаю за это вознаграждение как результат терпения, дисциплины и стремления к победе.

Успех принес мне долю хороших времен. И я выдержал свою долю тяжелых периодов. Но только здесь вы получаете удовольствие во время полосы везения, пока она длится, как и в случае, когда сидите при деньгах за столом азартной игры в кости. Есть и другие правила, по которым я живу – что-то вроде личного кодекса, который я выковал или который выкован во мне за прошедшие годы. Никогда не теряйте своей сосредоточенности, своей дисциплины или самоконтроля и никогда не забывайте, кто вы.

Я прошел большой путь от Тэйлор стрит на Новой Западной Стороне в Чикаго, где итальянский звучит так же часто, как и английский, а ловкие уличные мальчишки играют в салки на тротуарах и в переулках. Я далеко ушел от старого окружения, где почти каждый занимался каким-нибудь видом рэкета и, когда это переходило в азартные игры и подпольные лотереи, каждый знал каждого, кто был в игре. Я почти обуздал свою горячность, никогда не позволявшую мне легко побеждать в борьбе, заменив ее на более холодную голову стратега. Я прошел долгий путь, но не забыл, где я родился в апреле 1957 года. Я не потерял сердце и нервы борца, психологическую и физическую стойкость к ударам, которые помогли мне добиться успеха. Эти качества дали мне силу выдержать все – начиная с расследования ФБР и заканчивая мучительным разводом – и при этом не потерять свою сосредоточенность. Я стал тем, кто я есть, назло своему прошлому и благодаря ему.

Теперь, когда я пишу, мне 41 год, и 18 лет я посвятил профессии, в которой большинство разорялись, проигрывали или сгорали всего за несколько лет. Я больше не стою на полу биржи от звонка до звонка как в старые времена. Я оставил эти долгие выматывающие дни молодым начинающим трейдерам. Я покидаю яму не потому, что не хватает выносливости, чтобы быть игроком, а из-за того, что игра изменилась. Я вышел на новую арену как фондовый менеджер, что требует моих способностей трейдера и моей сосредоточенности и дисциплины.

В течение долгих лет я стойко выдерживал тяжелые времена и извлекал пользу в хорошие. В течение почти двух десятилетий моя скаковая дорожка занимала пятачок примерно в один фут на втором уровне торговой ямы. Мой брат Джоуи, которого я считаю на сегодня крупнейшим трейдером фьючерсов на S&P, стоит слева от меня. Заглядывая в яму, где сотни трейдеров, брокеров и клерков роятся, как пчелы в улье, я вижу новые лица. Они торгуют какое-то время, затем уходят. На полу осталась только горстка парней, торгующих так же долго, как и я. Мы приветствуем друг друга кивком или взмахом руки как ветераны какой-то иностранной войны.

Я видел все – конец двойной торговли, которая когда-то позволяла брокерам торговать для себя и исполнять приказы для клиентов, и наступление электронного трейдинга, угрожающего превратить трейдеров на полу в вымирающий вид. Я хорошо помню долгую болезненную операцию на Мерк и родственной ей бирже, Чикагской Торговой Палате[4], когда ФБР пыталось поймать трейдеров на незаконной деятельности, подозревая их в совершении нелегальных сделок. Раскрыли несколько незначительных нарушений, но большинство трейдеров оказались чисты. И нам пришлось столкнуться с некоторыми из крупнейших и, по идее, лучших в финансовом мире фигур.

Взять, к примеру, случай, когда Джордж Сорос вслед за Крахом 1987 года выдал то, что равносильно подаче группового иска против ямы S&P. Потребовался всего день, чтобы поползли слухи о том, кто стоял за всеми крупными продажами во вторник после краха. Брокеры Shearson исполняли приказы на продажу для биржевого спекулянта и фондового менеджера Джорджа Сороса. Но приказ Сороса, как мы узнали, был на 2500 контрактов. Менеджер стола каким-то образом зарегистрировал приказ дважды. Shearson ошибочно продала 5000 контрактов вместо 2500. По слухам, потери на той продаже составили около 60 миллионов долларов.

Это было в начале 1988 года, когда адвокат Сороса официально допрашивал меня. Я был вызван в конференц-зал шикарной адвокатской конторы, где меня ждала группа адвокатов в строгих темных костюмах.

"Вы имеете право на присутствие адвоката", – сообщил мне один из юристов Сороса.

"Мне не нужен адвокат. Просто спросите у меня, что вы хотите узнать".

Они спрашивали у меня каждую мелочь, начиная с того, где я стоял в яме, и заканчивая, как долго я был брокером на полу, прежде чем стать трейдером. Затем они уделили внимание бизнесу. Им хотелось знать, не раскрыли ли мне брокеры Shearson каким-либо образом содержание приказа перед открытием рынка.

"Нет", – твердо ответил я.

"Почему же вы продавали?"

"Потому что мне показалось, что в тот момент на рынке было значительно больше продавцов, чем покупателей", – ответил я.

При открытом выкрике сделки заключались на основании лучших цен спроса и предложения. В то утро во вторник я имел все права делать оффера по любым ценам, пока не получу покупателя. "Всякий раз, когда я предлагал, – продолжал я, брокеры опускали свои офферы еще ниже".

"И при этом не было раскрытия клиентского приказа?" – нажимали адвокаты.

"Нет, не было. Послушайте, я заплатил 150 000 долларов за свое место на бирже, чтобы знать первым, что делается на рынке и видеть, кто и что делает. Кто угодно легко может сделать то же, что и я – купить место и следить за рынком".

Адвокаты сделали паузу. Я увидел, что работающий на запись магнитофон совершил один полный цикл. "Каково было ваше намерение?" – спросили они меня.

"Я был готов купить у Shearson. Но я не сделал этого. Я купил 150 контрактов у другого трейдера". По выражению лиц адвокатов я догадался, что это утверждение было для них новостью. Явно кто-то не выполнил своей домашней работы.

Сбор показаний вскоре закончился, а иск против брокеров на полу и трейдеров в конечном счете сняли.