Семейная пара из 55-й квартиры представляла собой незабываемое хали-гали.
      Когда они шли под ручку, жена все время смотрела вниз, на ноги мужа, подстраиваясь под его шаг.
      А Вениамин шел, вертел головой во все стороны, разглядывал хорошеньких или безобразных женщин, улыбка сменялась на его лице гримасой отвращения. Он шел по прямой, совершенно не глядя под ноги. И то и дело попадал то в яму, то в траншею, которых на просторах Полежаевска было как на поле брани.
      Однажды, это произошло в мае, Вениамин и Мила шли по совершенно лысой местности у кинотеатра «Победа». И так как он считал ворон на проводах, а Мила глядела на его брючины, болтающиеся внизу, — супруги одновременно ступили на кучку дымящихся собачьих экскрементов, которую буквально только что оставила одна невоспитанная собака в центре площади Мирового Восстания.
      Но вся тревога в другом: они оба наступили, он — правым китайским ботинком, а она — левой тайваньской лодочкой, и даже не заметили!
      Вениамин досчитал ворон, их было ровно 9 и 1/4 и еще несколько мелких, незначительных птах, а Мила, покашливая и чавкая левой лодочкой, к месту заметила:
      — Черемухой запахло, Веньк…

      А за дверью Нины Ивановны стояла такая пугающая тишина, что пес, перескакивая через пять ступенек, помчался на свой третий этаж и только притормозил у квартиры соседской старушки Кокуркиной, совершенной развалины, которая по беспамятности забывала запирать свою дверь и оставляла ее открытой, невзирая на тревожную ситуацию в стране. Лабрадор решил прикрыть зазор лапой, но нечаянно забежал сперва в прихожую, замусоренную стоптанными тапками, сапожками и даже валеночками…
      — Ты такой маленький, а тяжелый, прям раздавил, — услышал пес старческий стон и, скосив по очереди глаза, увидел, как кряхтит старушка, выползая из-под Малькова, кв. 46.
      — Я большой и легкий, лапонька! — самодовольно уточнил Мальков, натягивая треники. — К жене побегу, хватилась, чай.
      — Иди-иди, — помахала вслед ручкой Дарь Иванна и села на кровати, пытаясь отдышаться, потом встала и по стеночке поплелась в ванную.
      Было ей немало лет, Малькову — тридцать один, и был Мальков геронтофил, причем женатый и с детьми.
      Лабрадор после этого решил на какое-то время завязать с писанием романов. Жизнь людей, если в нее всмотреться пристальнее, до того смахивает на триллер, что собачья психика не выдерживает кипения всей этой субстанции, из которой и состоит человеческая жизнь на планете Земля.
      Многих ли женщин зовут лапоньками? А вот Дарь Иванну так звали все ее мужчины, а мужчин у Дарь Иванны было немерено…
      Дарь Иванна молодилась последние тридцать лет.
      Ходила наштукатуренная и раскрашенная под матрешку, платья носила приталенные, что при ее субтильности было не так чтобы уж очень красиво, но и не страшно; в ушах у нее звенели серьги-мониста, и их звон-перезвон знала вся округа.
      Мадам Кокуркина в младые годы накладывала макияж в ритуальной конторе и, набив руку, на свои остатки былого пудры и теней не жалела, а помадой обмазывала всю нижнюю часть лица. Безусловно, целилась-то она в губы, но… Но ведь женщина, как известно, остается женщиной, пока ее любят, а Лапоньку любили. А возраст? А что, собственно, возраст? Все станут старыми и все умрут, что же теперь?
      В каждом доме есть своя красавица, свой сумасшедший, своя прилично одетая семейная пара и тройка дамочек с повышенной возбудимостью, ну и еще по мелочи, вроде высокого брюнета с белой горячкой и двух братьев, один — всегда в тюрьме, а другой устроил тихий наркопритончик у себя в кладовке и так счастлив, что трудно представить. Все остальные жители подъезда, безусловно, нормальные и достойные всяческого уважения люди, их любит бог. Правда, он один и любит.
      В подъезде время текло, как струйка воды из-под крана, но не для Дарь Иванны. Катастрофа возраста не задела ее юной души, а молодое поколение полежаевских любителей экстрима в сексе не дало ей возможности забыть, что она женщина.
      А что какой-то шутник на двери написал мелом: «Венерические услуги. Почти даром», так дураков везде хватает. Лапонька таблички «Добро пожаловать» туда не вешала.
      — Какая непорядочная эта Кокуркина! — говорили некоторые.
      А ей хоть бы что! Она продолжала куролесить: намажется под индейца и ходит независимо по улицам, проспектам и скверам — стройная женщина преклонных лет.

      — Этот старый осел! — взвыл Лабрадор. — Утянул меня, наконец, на проезжую часть! — И, зализывая рану на боку, жалобно взглянул на кота со скаредной мордой, чем того немало приободрил и обрадовал.
      Кот даже заулыбался, впрочем, без особого доверия, обнажив кривой и опасный кошачий клык, и приподнял одну лапу, как обычно некоторые джентльмены манерно выдвигают одну ножку перед другой, увидев неплохую, на их взгляд, даму или более некрасивого джентльмена, чем они сами.
      Такой уж это был кот. Из соседней «сталинки». Ничем вроде бы не примечательный, но себя этот кот считал кем-то вроде Наполеона.
      Чтобы как-то уравновесить собачий взгляд на вещи с общепринятым, повествование также будет вести одна молодая женщина. Лабрадор как автор, безусловно, получит весь гонорар и потратит его на себя и своего хозяина до последнего юаня, но НАТАША… а НАТАША… В общем, даже Лабрадор согласился на соавторство, так что вам не о чем переживать.
      Напоминаю, Лабрадор — это не фамилия, а название одной из песьих пород.
      Но имейте в виду: если один человек рассказывает так, то другой абсолютно все переврет и накрутит своих мыслей, хотя чужие, бестолковые мысли даром никому не нужны.
      Вот и тут… Нельсон, будучи Лабрадором, рассказал весьма бойко самое начало этой истории, доверил вам много своих умных мыслей, но он все-таки — литературно одаренный пес.
      А НАТАША — обычная молоденькая женщина, ожидающая в недалеком будущем ребенка. И в школе по русскому у нее было твердое «три», и она даже не читала «Мертвые души» Гоголя… Ну, полистала там, а читать так и не собралась.
      И ей доверять канву и тонкий, как экслибрис, сюжет этого романа может решиться только не совсем нормальный субъект, но псу как автору запретить этого никто не смог (хотя и пытались). Поэтому не удивляйтесь, увидев некоторые повторения про подъезд и его обитателей. И еще — у Нельсона есть очень уважительная причина передать нить рассказа другому человеку: Наташа в этой истории одна из пострадавших лиц.
      Лабрадор:
      Я уступаю на время свое место непревзойденного рассказчика историй. Ее зовут НАТАША — одно из самых красивых женских имен!
      Пусть рассказывает она, а вы сравните, у кого лучше получается. А я пока сбегаю, проучу кота со скаредной мордой!

      Наташа повертела гелевой ручкой и задумалась.
      Здравый смысл никогда еще не подводил ее, а рассказывать эту историю смысла не было вообще никакого, ведь если каждый из шести миллиардов умеющих писать и читать только что написанное начнет гелевыми ручками портить кипы бумаг — жизнь на Земле остановится.
      Кто тогда пойдет воевать за свободу палестинских окраин, а кто будет похищать людей ради выкупа, а кто станет выращивать опийный мак на склонах Гималайских гор и в прочих колдовских местах, а разливать первач по бутылочкам?
      Кто???????????
      Нет, ну кто?
      Если все начнут писать каждый свою брошюрку, то жизнь на Земле станет похожа на читальный зал какой-нибудь районной библиотеки, которая напоминает тихий сумасшедший дом: ведь если все в зале говорят шепотом, а только выйдя на крыльцо, начинают орать, — что это?..
      Вот именно.
      И еще:
      Я буду писать то от первого лица, то от третьего, могу еще от четвертого, не будьте слишком строгими… чмок! чмок!
      Я родом из старинного русского города Сапожок-на-Оби. И всю свою жизнь прожила с бабушкой. Мама не захотела растить дочку в одиночку и завербовалась сперва на Сахалин, потом переехала жить в Японию, и след ее затерялся где-то в чувственных лепестках сакуры, удушливых ароматах Фудзиямы и бездонных самурайских глазах. Моя мама — красавица, а меня зовут Наташа.
      И когда два года назад, ой, уже почти четыре, я окончила одиннадцатый класс сапожковской средней школы № 5, то мы с бабулей встали перед выбором — что же мне делать и с чего хотя бы начать?
      Может, сразу выйти замуж? На меня было два претендента, и первый — Толик!
      Толян ушел прошлой осенью служить и «мочил чехов по-черному», как он скупо ронял в письмах мне и своей маме Насте. Мы с моей будущей свекровью тревожно переглядывались и синхронно роняли: «Дурачок», — стараясь забыть про «мочение» и прочее убивание.
      Вторым претендентом был разведенный учитель истории с географией — Вавилов. Но при всей его спортивной молодцеватости мне до такой зеленой тоски не хотелось на весь срок жизни стать Вавиловой, что я окончательно и очень сильно помотала головой прямо на выпускном вечере.
      И красавец, блондин, ходячий сувенир Вавилов отошел легким шагом прямо в сторону барной стойки кафе «Воря», в котором наш класс отплясывал выпускной бал с другими «ашками» и «бэшками» из пяти городских школ. Была заварушечка!
 
      Я любила раньше помечтать: вот уеду я из своего Сапожка-на-Оби!.. Только — куда? Я не знала.
      Меня с детства называли «цыганочкой». Мама меня нагуляла, и я представления не имела, кто мой отец.
      Когда я настырно пытала бабку: «Бабуль, ну кто?» — она обычно показывала пальцем в окно, за которым блистал малахитовый луг с черным лесом вдалеке, а мимо нашего крайнего дома шел пастух, за ним с колокольчиками на замшевых шеях брели коровки и козки с мордами ученых дам. В общем, бабуля, фыркая, говорила:
      «Может, он, Наташка…»
      Мне было лет семь или пять, не важно, но однажды я выбежала из дома, скатилась с крыльца и колобком погналась за пастухом.
      — Эй! — завопила я, лавируя в пыли между коровами. — Эй-эй-эй!
      Пастух, озорной дядька лет двадцати пяти с рыжими патлами и красным небритым лицом, смотрел на меня с верхотуры своего роста и туманно улыбался.
      — Ты мою мамку знал? — драчливо подскочила я.
      — А кто ж ее не знал? — потирая ухо, ответил пастух и вздохнул: — Красивая была девка.
      — Почему — была? — тоном дочки следователя спросила я.
      — Так уехала, — еще туманней вздохнул пастух, и еще раз вздохнул, и еще разок.
      — А что ж ты ее бросил? — нахмурившись, наступала я.
      — Я б не бросил, если б моя была, — не сразу ответил этот рыжий. — А ты что, драться собралась?
      — Да кто ты такой? — подпрыгнула я.
      — Пастух второго класса Животягин, — представился пастух и, приподняв меня с земли, поставил на пригорок, мимо которого, обходя его, шли черно-белые коровы с синими глазами и дышали настолько значительно, что я тоже попробовала так подышать, и мне понравилось.
 
      Я окончила школу с огромным облегчением, и продолжать где-то учиться мне в голову даже не приходило: меня учить — только время тратить. «Ваша Наташа — девочка хорошая, но в голове у нее кавардак, да-а-а», — выслушивала бабуля все одиннадцать лет моих попыток запомнить что-нибудь полезное из школьной программы.
      Видимо, все-таки доля правды в этих нравоучениях имелась. И 25 июня, когда я на лавочке в садике рассматривала свой полный трояков аттестат, меня вдруг осенила мысль — уехать.
      В нашем городе из престижных работ были не заняты только две — мыть бутылки в пункте приема стеклотары и убирать городской вокзал, напевая про «трещинки».
      На мое счастье, тем летом Сапожок посетила труппа бродячих лилипутов на паре старых немецких автобусов, и, придя в Дом культуры тонкосуконного комбината, я впервые увидела… до них можно было дотронуться, даже сфотографироваться с маленькими, нежными созданиями…
      Старые детишки с прокуренными голосами. Половинки великанов. Лилипутики. Мудрые младенчики на кривых устойчивых ножках. Просто люди, похожие на грустных детей.
      Бабушка была резко против, даже легла на порог, но через три дня сказала: «Езжай, Наташа, мыть бутылки или вокзал ты всегда успеешь!»
      Меня взяли костюмершей, предупредив, что с зарплатой порой случаются всякие пертурбации, но в то лето нам повезло с администратором и жаловаться на жизнь не приходилось.
      Я никогда не уезжала дальше Сапожка и деревни Буяново, где «торчат из земли наши корни», а тут вдруг перемещения каждые три дня — новый городок в Зауралье, потом — «Золотое кольцо» и дальше на юг — все маленькие и не очень русские древние городишки и дальше, дальше, дальше…
      Чтобы работать костюмером, не надо заканчивать вуз или что-то этакое, достаточно уметь шить, аккуратно стирать и старательно гладить, не сжигая вещей. Не самая худшая работа, особенно в театре лилипутов!
      Маленькие люди чем-тоотличаются от больших. И это «что-то» имеет невыразимую прелесть. Плохой характер маленького по росту человека — ерунда по сравнению с плохим и злым нравом большого, а любовь — такая же. И еще, если маленький человек добр — это что-то.
      Ездила я два года и ездила бы, наверное, и сейчас, да вот только…
      Я ведь и не красавица. Нет, ну говорят, все молодые — красавицы, но это не про меня. Я — маленькая, черненькая, с фигуркой, а не фигурой.
      Да, городской вокзал, наверное, до сих пор стоит немытый и ждет Наташу с тряпкой и ведром, но, надеюсь, не дождется никогда.
 
      Значит, так, давайте я начну по порядку, но — предупреждаю — мой порядок и ваш порядок различаются так же, как одна независимая кошка от двух больших собак (Лабрадор был восхищен этим сравнением).

      Красноуральск — губернский город, и этим все сказано.
      Полгорода расположено в долине, третья часть — на холмах, а остальные домики развернули свои крыши в обхват реки, которая течет с севера на юг. Холмы мягкие, долина пологая, река очень широкая, и потому в городе до того уютно, что я влюбилась в него, и он снится мне до сих пор: дома, все обустроено, идут люди — одни навстречу, другие — в обгон, тихо едут машины, звенит трамвайчик, пахнет пирожками с изюмом и…
      Красноуральск — везучий город, в нем жизнь бьет ключом, есть работа, и люди одеты и смеются. Я его люблю. Но за два года я насмотрелась на грустные города, в которых черно от бедности и в воздухе качается такой тихий звон, что хочется прижаться к каждой стене затрапезного домика с ржавым козырьком на макушке. Такие города я люблю еще больше.
      Мы попали в Красноуральск уже под осень, городу исполнялось ровно двести восемьдесят лет, и четыре года назад избранный на должность губернатора бывший генерал-лейтенант Соболь пригласил на праздник столько звезд, что каким-то волшебным — не иначе — образом «Феерический канкан лилипутов» в качестве первого отделения отплясывал перед самим Газмановым. Зрелище было тяжелое…
      — Смешные люди! — веселился наш антрепренер, умудрившийся рассовать все деньги, полученные за концерт, по своим карманам. — Жаль, медведь в том году сдох, а то бы!..
      Того кусачего медведя помнила вся наша труппа, царствие ему небесное.
      Шоу продолжалось, а мы загрузились и поехали по залитому огнями ночному городу в отель «Тихуана», который оказался обычной бревенчатой избой, только многоэтажной и покрашенной в зеленый цвет «идальго». Сверху из палок и пальмовых веток, перекрученная новогодними лампочками, мигала здоровенная надпись «ТИХУАНА» с головой ящерицы посредине.
      Два старых немецких автобуса, на которых мы кочевали по России, притулились за гостиницей, а мы пошли мыться холодной водопроводной водой, а потом заснули в четырех номерах, девочки — налево, мальчики — направо.
      Неделя работы на празднике обещала неплохие заработки, а начало осени тревожно напоминало про красные сапоги, которые неплохо было купить к зеленой куртке, приобретенной практически на днях. А что? Очень красиво. На вкус и цвет… сами знаете.
      Неделя плясок и задирания ног на городских площадках измотала нашу труппу из девятнадцати артистов, администратора, костюмера, двух водителей и пары грузчиков до предела. Единственное, что радовало, — мы хорошо заработали.
      Изъездив город вдоль и поперек, мы ориентировались по ветхому пожарному депо с каланчой и зданию старой красноуральской тюрьмы, за которой, собственно, и располагалась наша гостиница «Тихуана». Засыпая, я старалась не смотреть на эти развалины, затянутые маскировочной сеткой.
      Выступая на празднике, мы дважды наблюдали приезд и отъезд губернатора Соболя со свитой, лебедушкой-женой и невиданное число машин, в которых теперь ездят все без исключения, начиная с бандитов, президентов и прочих больших людей в рясах и костюмах от Лакруа.
      Лучше о них не поминать, молчу-молчу…
      За два года я могла изменить свою судьбу раз шесть. Один не считается — тот бахчисарайский ухажер оказался обычным вруном. И если бы кто сказал, к примеру, что моя половинка находится в Красноуральске, я, наверное, просто не стала бы отвечать на такую смелую гипотезу.
      Может, еще в Череповце? Или в Тюбетейкино, есть такая станция в мордовских степях.
      Да, еще — зубной врач с набором легальных пыточных инструментов и мешком цемента в шкафу у окна?
      От перспективы прожить свою единственную, пожалуйста, не забывайте, жизнь с зубным врачом я бы, наверное, сразу покрылась сыпью. Знала я одного такого же в своем Сапожке…
      Но все вышло, как в кино про черепаху.
      Наш «канкан на колесах» сломался, что совсем неудивительно — ведь в нашей перевернутой стране теперь даже самолеты чинят в воздухе, а не на земле. Автобус «Мерседес» был моим ровесником и вдобавок пережил не одну аварию в своей трясучей жизни. Раньше лошадей не жалели, теперь не жалеют автобусы. Их используют в хвост и в гриву, а ремонтируют, только когда колеса начинают отваливаться прямо на ходу.
      Людей жалко.
      Поездка в Таллин сорвалась, а там нас очень ждали и просто рвали на части четыре из восемнадцати таллинских варьете. Вообще-то лилипуты могли разместиться в одном автобусе, но реквизит с грузчиками и я с костюмами застряли в «Тихуане» намертво. Отойти от автобуса не представлялось возможным, местные неработающие олухи уже вовсю интересовались его содержимым, хотя костюмы «петит» с укороченными юбками и штаны в обтяжку лилипутских «мачо» влезли бы в лучшем случае на детсадовцев старшей группы. Но возможность потери имущества, даже, на первый взгляд, никому не нужного, существует всегда, везде и причем постоянно.
      Полетели куда-то карданный вал, сцепка и еще какая-то мудреная железка, которая держала дно этой уверенной в себе машины. И, несмотря на сентябрь, наша гастроль подошла к нелогичному концу: мы сидели по очереди то в сломанном автобусе, то на чемоданах в гостинице и проедали заработанные деньги.
      Бесполезное время стояния… После праздника лилипуты стали без надобности, костюмы я отнесла в химчистку и принесла обратно, упаковала в кофры, делать было нечего, и мы гуляли с Софией, нашей примой, рассматривая и запоминая город, из которого рано или поздно, но все равно придется уезжать.
      Стояло золотое зауральское лето, совсем непохожее на осень, упоительно пахло арбузами, загоревшие и тихие горожане на улицах, совершенно чужая жизнь, и среди ближних к «Тихуане» улиц бродили лилипуты в ожидании отъезда…
      Все приедается, и канкан в том числе. Через два дня я вдруг открыла, что просто жить вот в таком городе — совсем неплохое занятие. Я бы, пожалуй, осталась в этом светлом и большом Красноуральске, так думала я, пока мы ходили и гуляли; София вприпрыжку обгоняла меня, потом еле-еле плелась сзади, нам тут нравилось все — и место, и даже время, в котором мы жили.
      Говорят, при прежнем губернаторе взрывы и перестрелки были обычным явлением. А с приходом во власть генерала Соболя за год установились такие порядок и тишина, что по ночам можно было, не боясь, выйти на улицу и через час вернуться целым и в манто, если, конечно, вы его накинули, отправляясь в киоск за сигаретами.
      Прошла неделя, часть актеров разъехалась по домам. «Мерседес» с реквизитом охраняли два грузчика и изредка мы с Софией, и вот наш антрепренер Илья Иосифович наконец позвонил в «Тихуану» из Львова и радостно сообщил: через неделю, даже меньше, новый автобус должен припарковаться на улице Восьмого марта и вывезти остатки труппы на дорогу к Таллину.
      Мы обрадовались, как дети, и в полдень пошли есть мороженое на местный вокзал. Через каждые двадцать минут длинные составы, тепловозы, маневровые «жучки», скорые и электрички стучали мимо — с запада на восток и с востока на запад…
      Вокзальное кафе — голубые столики. Мы уселись с краю в диком садике, сером от пыли, в глубине его на лавочке под гипсовой фигурой мирно почивал местный бомж Мурадым-ага. Бывают страшные бомжи, а бывают безобидные — Мурадым-ага был приличный бомж.
      София, которая в канкане прыгала и вопила заразительнее всех лилипуток, вместе взятых, первая вскочила и потянула меня к выходу.
      — Ну, пойдем? — тягучим голосом спросила она, наблюдая, как из скорого Москва — Таганьск вывалилась толпа пассажиров и, обгоняя друг друга, помчалась к маршруткам.
      — Подожди, сейчас пробегут, а то копытами нас затопчут, — чуть не подавилась я ложкой, укоризненно глянув на Софию. Прима лилишоу, несмотря на свои тридцать девять лет, выглядела как большая немецкая кукла — такие раньше продавали у нас в Сапожке, когда я была соплюшкой и все куклы в мире мне были нужны, необходимы и обязательны. Мне ее так и не купили — загорелую Урсулу в клетчатом фартуке и кружевных трусах.
      — Ну и есть ты здорова! — София вздохнула и огляделась. Вокзал жил своей сумасшедшей жизнью, и не надо покупать никакого билета в кино — иди на вокзал и смотри бесплатно.
      Под мостом на длинной красноуральской платформе женщина повисла на мужчине, обнимая и прощаясь. Я забыла вытащить ложку изо рта — так ей позавидовала. «Надо же, — подумала, — любит его как…» Вот мне, к примеру, никого не хотелось поцеловать, еще чего!
      «Сан-Бернадетто» — было написано на куртке у мужчины, которого обнимала женщина. Мужчина, каких вагон. Ничего особенного, и за что его любить?
      Да я его за рукав трогать и то не стала бы. А она его любит… Завидно все-таки.
      Наверное, он ей слова всякие говорит, целует в ушко, в шейку и все такое… В общем, полный набор лапши. Знаем мы таких. Но — она-то верит. А на вид — умная. Непонятно.
      София ждала и вертелась на месте, как птичка, в ситцевой красной юбке, детских сандаликах и с ненакрашенным личиком в конопушках.
      — Ты куда глядишь?.. Ой, как она его хочет, ой, я прямо побледнела, выплюнь ложку, пошли-пошли…
      А на следующий день у меня заболел зуб. Даже не зуб, а десна.