Электричка длинной зеленой змеей пробиралась через город. За окнами мелькали то какие-то заборы, то многоэтажные дома, то просто деревья, автомобили, люди, спешащие по своим делам… Почему-то сейчас Игорь особенно остро и тоскливо почувствовал свою оторваность от обычной жизни. У других есть работа, дом, семья, какие-то свои заботы и радости, и все это держит человека незримыми, но прочными нитями.
      А у него вот — ничего нет. Бежит он в никуда и, если честно признаться, даже саму жизнь свою спасает просто по инерции.
      Нагрудный карман оттягивает что-то тяжелое. Игорь сунул руку внутрь — и снова вытащил тот самый маленький телефон с кнопочками. Надо же, ведь вроде вчера выбросил — а он опять здесь! Пригляделся повнимательнее — работает. Наверное, можно позвонить кому-нибудь. Только вот некому ему теперь звонить, да и незачем. Шальная мысль мелькнула в голове — а что, если снова набрать тот номер, из газеты? Как-то там было… Три шестерки в начале, а дальше что? Игорь с удивлением обнаружил, что номера этого не помнит больше. Ну и ладно. Он спрятал аппаратик в карман, опасливо покосившись на соседей — заметили или нет?
      А поезд все набирал скорость. Вагон почему-то довольно сильно качало, и на остановках автоматические двери открывались с таким противным звуком, как будто и впрямь голодная змея с шипением разевала свою пасть. Народу было по-прежнему мало.
      На станции Люблино в вагон зашел крепкий молодой мужик в хорошем костюме. В электричке он выглядел странно и непривычно, как тулуп в бане. Игорь напрягся на секунду — уж не мент ли? — но мужик окинул вагон странным, отсутствующим взглядом, плюхнулся на соседнюю скамейку и уткнулся в газету. Ишь ты, «Коммерсант»… Выходит, что и бизнесменам приходится из своих «мерседесов» вылазить. Игорь успокоился и снова уставился в окно.
      Так они и сидели в вагоне — семь человек, такие разные во всем, занятые собственными мыслями и проблемами, и не было им никакого дела друг до друга. Да и с чего бы? Просто случайные попутчики… В этот момент они и знать не знали, что объединены одной, общей судьбой.
      Вагон тряхнуло особенно сильно. Вилен Сидорович чуть не слетел со скамейки, Олег оторвался, наконец, от своей газеты, Анна вскрикнула… Дверь, что отделяет пространство вагона от тамбура, бесшумно открылась, и на пороге появился низенький толстенький человечек в синей форме контролера. Ольге — она сидела ближе всех — даже показалось, что он именно появился,возник из воздуха. Прийти ему было неоткуда — вагон последний, дальше только стенка. Она смертельно побледнела и зажала рот, чтобы не закричать. Остальные пассажиры злополучного вагона тоже подняли головы, как по команде, и смотрели на нежданного пришельца, затаив дыхание, как кролики на удава.
      Было от чего — перед ними, лучезарно улыбаясь, стоял сам Шарль де Виль!
      — Ну что ж, прекрасные мои, — заговорил он, потирая маленькие пухлые ручки, — наконец-то все в сборе! Вы даже не поверите, сколь радостно мне видеть такую приятную компанию.
      Все сидели молча и неподвижно. Только Анна усердно протирала очки, как будто глазам своим не верила и надеялась, что наваждение вот-вот исчезнет.
      — Ой, что теперь с нами будет? — тихо выдохнула Ольга.
      Де Виль повернулся к ней и любезно ответил:
      — В свое время узнаете, моя дорогая. Как это у вас говорится по-русски, — он прищелкнул пальцами, будто вспоминая трудное слово, — долг платежом красен? Очень верная пословица, очень верная… — Потом подумал немного и добавил: — Уверяю вас, вы не будете разочарованы.
      Пока он говорил, Игорь внимательно и зорко следил за каждым его движением и прикидывал — с какой стороны лучше подобраться, чтобы свернуть шею этому балаболу? «Одним движением, как в спецназе учили… А там — будь что будет. Эх, жаль только — далековато сижу!» Он уже приготовился, тело сжалось перед броском, как стальная пружина, когда де Виль подошел к нему сам и посмотрел с укоризной и легкой жалостью, как на убогого.
      — Зря вы это, Игорь Анатольевич. Неужели ничего не поняли до сих пор?
      Игорь почувствовал такую слабость, что, кажется, и пальцем шевельнуть не мог бы. Да уж, нашел с кем бодаться.
      Де Виль чуть отступил, обвел вагон взглядом хозяина, который проверяет накрытый стол перед приходом гостей — все ли в порядке? Кажется, он остался доволен — снова улыбнулся и прикоснулся кончиками пальцев к форменной фуражке:
      — А теперь я вынужден откланяться. Простите — дела.
      Потом щелкнул пальцами и исчез, оставив после себя сизый дымок в воздухе да противный запах. Так пахнут яйца, когда испортятся. На мгновение в вагоне потемнело, как будто поезд нырнул в тоннель, а когда снова стало можно различать что-нибудь — все вокруг разительно и страшно изменилось.
      Свет солнца погас. Пространство вагона освещали только тусклые лампы под потолком. Но главное… Холмы, перелески, зарастающие сорняками колхозные поля и любовно возделанные огороды, деревянные развалюхи, доживающие свой век, панельные многоэтажки и новорусские коттеджи — все, что составляет привычный подмосковный пейзаж, вдруг исчезло куда-то! Поезд летел сквозь темноту, и только короткие вспышки багрового пламени освещали ее. Даже стука колес не слышно было больше.
      В окно ударилась птица и застучала грудью в стекло, будто пытаясь проникнуть внутрь. Анна обернулась на звук, и то, что она увидела, чуть не заставило ее потерять сознание. Это была вовсе не птица! Существо, которое отделяло от нее только окно, приоткрытое из-за теплой погоды, могло привидеться разве что в ночном кошмаре. Когтистые лапы, тело, покрытое зеленоватой чешуей, кожистые крылья придавали ему сходство с летучим ящером, вымершим в доисторические времена, но голова была человеческая — злобное, сморщенное лицо карлика. Анна пронзительно закричала от ужаса и отвращения и принялась дергать неподатливый рычажок, пытаясь поднять стекло. Она никак не могла сообразить, где тут надо нажать, да и сил не хватало, чтобы потянуть как следует.
      Олег — он сидел ближе всех — поднялся с места, схватился обеими руками за рычажки, и проклятое окно наконец-то захлопнулось. Анна плакала, ее сотрясала крупная дрожь, зубы стучали. Он присел рядом, осторожно обнял ее за плечи и заговорил тихо:
      — Ну, все, все. Все уже хорошо. Успокойся.
      — Какое на фиг хорошо! — Андрей вскочил на ноги. И озирался совершенно безумным взглядом. — Так подставили, суки!
      Он схватился обеими руками за голову и стал длинно, матерно ругаться.
      — Заткнись! — коротко бросил Игорь. Он наконец-то почувствовал, что слабость и оцепенение в теле прошли, и теперь усиленно разминал руки и ноги. — Заткнись, без тебя тошно!
      — Да пошел ты! — Андрей посмотрел на него так, будто именно он был виноват в постигшем их несчастье. — Командир хренов.
      Оля сидела бледная как полотно, прижав руку ко рту. Ее голубые глаза казались особенно большими, а выражение лица стало совсем детским и беззащитным. Игорь мельком глянул на нее и мрачно добавил:
      — Не видишь — женщины здесь! Так хоть сам не будь бабой.
      — Ах ты… — Андрей кинулся на него, сжав кулаки.
      Игоря только позабавила его выходка. Чтобы вырубить такого противника, даже с места вставать не придется.
      — Прекратите оба.
      Голос, что раздался из угла, где сидел бородатый старик с портфелем, был удивительно спокойный, как будто ничего особенного не произошло. Просто драка в вагоне… Это было так странно, что все обернулись к нему. Даже Андрей бессильно уронил руки, ссутулился, будто вынули из него главный стержень, и мешком плюхнулся на сиденье. Убедившись, что все внимание обращено к нему, старик продолжал:
      — Как я понимаю, вам всем знаком этот господин. — Он кивком показал в ту сторону, где только что стоял Шарль де Виль.
      Ответом ему было молчание. Семеро обреченных недоверчиво, исподлобья переглядывались. Никому не хотелось откровенничать, тем более что ответ и так был очевиден. Только Игорь буркнул себе под нос:
      — Как в том анекдоте, «я вас, блядей, пять лет на этот пароход собирал!».
      — Я ни при чем! — крикнул Вилен Сидорович. — Нет такого закона, чтоб людей просто так воровать! И бумагу я никакую не подписывал! Не под-пи-сы-вал! Пусть докажут! И никакого иностранца не знаю, и вредительством не занимался…
      Его крик постепенно перешел в невнятное бормотание. А Сергей Николаевич невозмутимо продолжал:
      — Значит, мы с вами некоторым образом в одной лодке. Какие будут соображения?
      — Да что тут скажешь? Бред просто. — Олег не мог поверить, что все действительно происходит с ним. — Тут и думать нечего.
      — Э, не скажите, молодой человек, — покачал голодной Сергей Николаевич, — как выражался один философ, «я мыслю — следовательно, я существую». Бывают ситуации, когда способность думать — это последнее, что невозможно отнять у человека. Если, конечно, — он покосился на Вилена Сидоровича, который все раскачивался взад-вперед и бормотал себе под нос неразборчиво, — если только есть чтоотнимать.
      В его голосе было что-то надежное и успокаивающее. Ольга, Игорь, Анна и Олег даже пересели поближе, чтобы лучше слышать. Только Вилен Сидорович не двинулся с места, да Андрей демонстративно отвернулся. Но даже он чутко прислушивался к разговору.
      — Итак, рассмотрим факты. — Сергей Николаевич говорил размеренным тоном, будто лекцию читал. — Во-первых, мы оказались в ситуации экстраординарной. — Он покосился на мрачный пейзаж за окном, помолчал недолго и продолжал: — Каким-то образом перенеслись в другую реальность. Поскольку групповые галлюцинации науке пока неизвестны, примем это как рабочую гипотезу. Во-вторых, мы пока еще живы. И наконец, в-третьих, все здесь присутствующие, как я понимаю, имели несчастье заключить сделку с тем господином, который только что появился и исчез с такой помпой.
      Он говорил — и мутная холодная волна паники, захлестнувшая всех с головой, постепенно отступала. Вместо кроликов, парализованных ужасом, перед ним снова сидели люди — запутавшиеся, не понимающие, что происходит, возможно, даже обреченные на смерть в самом ближайшем будущем, но — люди.
       —И что теперь делать? — тихо спросил Олег.
      — Вот! — Сергей Николаевич поднял указательный палец. — Вот это самый важный вопрос! У нас есть два выхода — либо просто смириться со своей судьбой и ждать, что будет дальше…
      — Ага, расслабиться и получить удовольствие, — криво усмехнулся Игорь.
      Сергей Николаевич строго посмотрел на него, но потом неожиданно улыбнулся. Верно сказано: «Кто смеется, тот не боится дьявола».
      — Да, что-то в этом роде. Либо… что-то сделать. Ну, или попытаться хотя бы.
      — А что мы можем сейчас? — Анна подалась вперед, ловя каждое слово.
      — Я не знаю. — Сергей Николаевич беспомощно развел руками. — Не знаю… И все-таки я верю, что, пока человек жив, рано отчаиваться. Поверьте, у меня был случай в этом убедиться — и неоднократно.
      — В героев поиграть, что ли? — пробурчал Андрей. — Тоже мне, семеро смелых, блин!
      — Семеро? — Сергей Николаевич обвел взглядом вагон. — Да, в самом деле! И как же я раньше не сообразил!
      Он почему-то пришел в сильное возбуждение, как будто вызревала в мозгу очень важная мысль. Взгляд затуманился, и руки рассеянно теребили застежки портфеля.
      — Семеро… Семеро… Семь дней недели, семь планет, семь печатей Апокалипсиса… Число 666 — и семеро! Шабаш Аваддона, как я раньше не подумал!
      Его слушатели растерянно переглянулись.
      — Что это с ним? — осторожно спросила Ольга. На Сергея Николаевича она теперь смотрела со страхом. Слишком уж разительным был переход от наставительной речи университетского профессора к бреду безумца… Или святого.
      — Крышу снесло, — хмуро объяснил Игорь.
      — Может, водички выпейте. — Запасливая Анна вытащила из сумки бутылочку «Аква минерале» и протянула Сергею Николаевичу, но он даже не заметил.
      — Простите меня, — он вдруг повернулся к девушкам, — простите, но я вынужден задать бестактный вопрос: одна из вас — девственница?
      Ольга опустила голову и покраснела до самых корней волос. Даже уши пылали. В юности ей не хотелось «размениваться» на случайные связи, а потом, когда она стала старше, стыдно как-то было признаться, что у нее до сих пор никого не было. Как будто засвидетельствовать еще раз свою неполноценность и невост-ребованность…
      — Еще раз прошу меня извинить, но это важно. Очень важно.
      Игорь искоса глянул на Ольгу. Она так смутилась, что даже жалко стало. Кто бы мог подумать — остались еще порядочные девушки! Но старикану-то что до этого? Он, похоже, перестал интересоваться женским полом еще в Русско-японскую войну.
      — Отец, ты дело говори. А то ведь это… Непонятно.
      — Да-да, сейчас, — Сергей Николаевич потер ладонями виски, как будто мучился головной болью, — сейчас попытаюсь сформулировать вкратце. — Он набрал в грудь побольше воздуха и принялся рассказывать: — В прежние времена на датских островах жил человек по имени Киприан. Мнения историков по поводу его личности сильно расходятся — одни считают, что он был хуже дьявола, так что когда он умер и отправился в ад, то сам дьявол изгнал его обратно. Другие, напротив, считают, что человек он был добрый и порядочный, но обучался в школе чернокнижия, а потому должен был обратить все свои знания и умения на службу дьяволу. К старости это стало его печалить, и тогда он написал книгу, в которой сперва показывал, как творится зло, а потом — как можно его исправить. Последние две части книги написаны были то ли персидскими, то ли арабскими знаками… То ли вовсе на языке неизвестного народа.
      Сергей Николаевич вздохнул. Даже сейчас любопытство ученого пересилило страх. Было бы безумно интересно ознакомиться с этим раритетом! Вполне возможно, что легендарный Киприан был не колдуном, а великим ученым, мистиком и магом, намного опередившим свое время. Жаль только, что о его трудах теперь можно судить только по косвенным свидетельствам…
      — Так или иначе, рукописные копии ходили по рукам — в великой тайне, конечно. Одного обладания подобной книгой было вполне достаточно, чтобы попасть на костер, — и это при том, что в те времена большинство простолюдинов и даже знатных людей были неграмотны! Граф фон Плоене, говорят, повелел приковать ее цепями в подземелье своего замка. В шестнадцатом веке, после суда над гражданином Шлоттенбурга Альбрехтом Доденхаймом, один из списков попал в руки ученого монаха Лафатера. Прочитав его, он пришел в такой ужас, что повредился в разуме… Однако все же написал трактат «О нежити, нечисти, привидениях, оборотнях и прочих злобных духах». Откровения его темны и непонятны, однако из них следует, что книга Киприана повествует в основном о мерзости сатанинских шабашей, где творится зло, которое потом просачивается в мир.
      Сергей Николаевич остановился передохнуть, отхлебнул воды из бутылки, помолчал немного, будто собираясь с силами, и продолжал:
      — Самый страшный из ритуалов — это шабаш Аваддона. Он происходит всего лишь раз в семьдесят семь лет, но сила его поддерживает адское воинство все эти годы. Местом проведения Лафатер называет капище Каф-Селлах, однако больше нигде в средневековой литературе по демонологии это название не встречается.
      Сергей Николаевич задумчиво потер лоб. А ведь об этом он никогда раньше не думал! Получается, что либо загадочное капище — плод фантазий рехнувшегося монаха, либо Киприан каким-то образом умел проникать в иную реальность и действительно описал то, что видел! Ах, как все-таки не хватает первоисточника…
      — Суть обряда состоит в следующем: семь человек, которые добровольно перед этим согласились отдать свои души в распоряжение дьявола, должны быть принесены в жертву. Способ описывать не буду… — Сергей Николаевич нахмурился. Он удрученно покачал головой и мрачно добавил: — Лафатер недаром сошел с ума.
      Все молчали. То, что они услышали сейчас, не добавило им мужества. Казалось, зловещая темнота за окном сгустилась и проникла в их души и сердца, рождая чувство безнадежности и беспредельного отчаяния. Даже Сергей Николаевич сидел, низко опустив голову, будто рассказ истощил его последние силы.
      — А я здесь при чем? — тихо спросила Ольга.
      — Разве я не сказал? — Сергей Николаевич смотрел на нее с жалостью. — Среди жертв непременно должна быть девственница, которую до этого не познал ни один мужчина. Это… — он замялся на секунду, — это ключевое звено. Ее кровь — залог могущества. Память — будь она неладна! — услужливо подсунула нужные строчки: «Деву, живой и невредимой, привязать на алтаре подле священного огня. Что происходит в капище на протяжении ночи, никому знать не дано, но утром ее находят мертвой и недевственной. У многих несчастных волосы становятся седыми, а некоторые видом напоминают древних старух…»
      Ольга смотрела прямо перед собой, и слезы текли у нее по щекам. Глаза ее будто остекленели. Никто не посмел даже утешать ее. Да и что тут скажешь? Неотвратимость общей участи придавила их непомерной тяжестью, лишив последних остатков разума и воли. Кажется, теперь оставалось только ждать… Наконец Ольга решительно откинула волосы со лба, вытерла слезы и спросила:
      — А что, если… Ключевого звена не будет?
      — Вы хотите бежать? — Сергей Николаевич удивленно поднял брови. — Боюсь, это невозможно.
      Игорь вскочил со скамейки. Бездействие для него было особенно тягостно, и он как будто обрадовался возможности хотя бы попытаться сделать что-нибудь. Скорость у поезда была сейчас — будь здоров, и прыгать на ходу — почти верная смерть, но это все же лучше, чем тупое ожидание. Он приоткрыл было дверь в тамбур, но оттуда вдруг вырвались языки пламени и пахнуло таким жаром, что он поспешил ее захлопнуть. Эх, стекло бы разбить чем-нибудь тяжелым…
      — Куда ж ты денешься с подводной лодки? — глумливо хмыкнул Андрей с соседней скамейки.
      Ольга всплеснула руками, будто удивляясь их непонятливости.
      — Не в этом смысле! Я говорю о том, чтобы перестать быть… девственницей!
      Андрей впервые посмотрел на нее с интересом:
      — Потрахаться захотела напоследок? А что, тоже дело! Обидно небось, что ни один мужик до сих пор не позарился… Чур, я первый!
      Он развалился на сиденье, широко расставив ноги. Ольга почувствовала, как нахальный взгляд скользит по шее, груди, спускается ниже… От этого было нестерпимо стыдно, будто вывалялась в липкой грязи. Ольга всхлипнула и закрыла лицо руками.
      Игорь, который в этот момент все еще стоял у окна, вдруг развернулся и быстрым, точным, почти неуловимым движением ударил Андрея куда-то в основание шеи, от чего он вдруг как-то разом осел и медленно сполз на пол.
      — Хотя бы теперь эта плесень заткнется, — коротко резюмировал он, — а то уши вянут.
      На этот раз Сергей Николаевич не пытался его остановить. Даже головы не повернул в сторону Андрея, лежащего без сознания. Он смотрел на Ольгу — с удивлением и восторгом одновременно.
      — А знаете… Может, вы и правы! Как сказано в Библии, «семя жены сотрет главу змия…».
      Оля отняла руки от лица и робко огляделась вокруг. Увидев, что никто не смеется и не осуждает ее, она вдруг улыбнулась — и как будто солнце осветило всех. У Игоря даже сердце заныло. Олег тоже смотрел как зачарованный — так она была хороша.
      Игорь глазам своим не поверил, когда Ольга обернулась и положила руки ему на плечи. Он смотрел ей в глаза — и не мог насмотреться, чувствовал, как сердце трепещет в груди, будто вот-вот выскочит наружу. В следующий момент они стояли обнявшись и не могли оторваться друг от друга. Ничто больше не имело значения — только глаза и губы, только руки, которые сами знали свое дело, и одежда спадала сама собой…
      Андрей так и лежал на полу, как сломанная кукла, Вилен Сидорович давно затих в своем углу, скорчившись на сиденье. То ли заснул, то ли тоже сознание потерял… На них никто не обращал внимания. Сергей Николаевич, Анна и Олег отвернулись и уставились в стенку, как будто внимательно изучая «Правила поведения пассажиров на железнодорожном транспорте», вывешенные в рамочке. Они молчали, боясь случайно потревожить двоих, что нашли друг друга у самого края смерти — и на краткий миг, но победили ее.
      Потом они вернулись, держась за руки, как будто никак не могли расстаться. Ольга, раскрасневшаяся и очень хорошенькая, смущенно улыбалась, а Игорь просто сиял от счастья. Анна даже удивилась — как будто совсем другой человек! Как он мог измениться так быстро?
      Они сели рядом, и Ольга положила голову ему на плечо таким грациозным и женственным движением, как будто именно этого момента и ждала всю свою жизнь. Посмотреть со стороны — просто двое влюбленных возвращаются домой поздним вечером…
      Электрический свет в вагоне мигнул и погас. Теперь пассажиры оказались в темноте, и только время от времени огненные сполохи, что мелькали за окнами, освещали их лица тревожными багряно-красными отблесками. Исчезла последняя иллюзия нормальностипроисходящего… И слабая надежда, что все еще, может быть, обойдется.
      — Смотрите! — крикнул Олег. — Там, впереди! Все прилипли к окнам. Впереди маячил свет, и уже можно было разглядеть те места, где они оказались, — долины, поросшие черной травой, шевелящейся, как щупальца спрута, уродливые нагромождения скал, даже реку, текущую расплавленным металлом… Заметно стало и то, что поезд мчится уже не по земле, а надней.
      Вместо привычных рельсов и шпал под колесами была странная конструкция, вроде монорельса, укрепленного на высоких опорах. И далеко впереди — город окруженный глубокими рвами, с тяжелыми стенами и раскаленными башнями. Из них все время вырывались языки пламени, и все вместе создавало ту адскую иллюминацию, что злосчастные путешественники заметили издалека.
      — Кажется, почти приехали, — вымолвила Анна дрожащими губами. — Ой, что же теперь будет…
      — Скоро узнаем, — хмуро ответил Олег.
      И верно — поезд летел вперед, и расстояние неумолимо сокращалось с каждой минутой. Игорь крепко обнял Ольгу за плечи, как будто надеялся защитить, и она покорно затихла в кольце его рук. Анна посмотрела на них с завистью. Ужас, ненадолго отпустивший сердце, вновь сжал его в ледяных клещах.
       — Если не хочешь ехать до конечной, надо раньше сойти, —наставительно произнес знакомый женский голос с хрипотцой у нее в голове. Анна даже разозлилась — хорошо ей рассуждать! Легко сказать — сойти раньше… Где — здесь, в этой проклятой пустыне? И потом — этот экспресс идет без остановок. И все же…
      — А что, если остановить поезд? — выпалила она.
      — На такой скорости? Мы разобьемся! — ответил Олег. Потом подумал и добавил: — Хотя, может, оно бы и к лучшему.
      Сергей Николаевич почему-то вспомнил Михаила Осоргина — соседа по дому еще в Ленинграде. Бывший дворянин хорошего рода, бывший офицер, он потерял ногу еще на германской войне, а дом и имение в деревне — уже после революции. Веселый был человек — когда за ним пришли, он шутил и курил папироску… А потом взял и прыгнул в лестничный пролет пятого этажа, увлекая за собой бойца НКВД — одного из троих, что пришли его арестовывать. Знал ведь, что с его биографией и нелюбовью к советской власти в этом учреждении нечего рассчитывать на снисхождение.
      Много позже были такие дни и ночи, когда Сергей Николаевич искренне завидовал ему. Иногда смерть — это и впрямь хороший способ избежать еще худшего исхода.
      Ольга обняла Игоря за шею и нежно поцеловала в висок. Как жена…
      — Нам теперь умирать не страшно, — тихо сказала она. Впервые в жизни местоимение «мы», произнесенное с новым смыслом, наполнило ее сердце щемящей нежностью. — А поезд-то как остановить? — спросила она.
      — Стоп-кран! — закричал Олег. — Где-то здесь должен быть стоп-кран!
      — В тамбуре. А туда не пройти — огонь, как в печке. — Игорь задумчиво смотрел куда-то в пустоту. Он по-прежнему улыбался рассеянной и счастливой улыбкой. Потом поцеловал Ольгу и осторожно высвободился из ее объятий. — Ну, я пошел. Не поминайте лихом.
      — Эй, ты куда? — Олег схватил его за рукав.
      — Туда, — он кивнул, указывая на дверь, — может, еще не поздно. Отпусти. Ты вроде мужик нормальный, я не хочу с тобой, как с этим анездалом…
      — Погоди! — Олег встал рядом с ним. В полумраке они казались похожими, как родные братья, — тот же рост, то же сложение, осанка, даже интонации голоса. — Ты теперь не один. Давай лучше я — мне все равно. Скажи только, где там стоп-кран? На какой стенке? А то я не заметил, когда входил…
      — Дурак. — Игорь говорил спокойно, даже ласково. — Дурилка ты картонная! У тебя будет секунда, от силы две, а ты меня спрашиваешь, где тут стоп-кран! Давно, видать, в электричке не ездил.
      — Ну и что?
      — А то! Пока будешь искать — и сам зря пропадешь, и другим ничем не поможешь. — Он подумал и добавил: — Да ты не дергайся попусту, не рвись в герои. Все там будем… И скорее всего, одновременно. А у меня свой должок есть, так что все правильно.
      Ольга заплакала в голос, как будто только теперь поняла, что происходит. Так в деревнях бабы воют по покойнику. Игорь покосился в окно — далеко ли еще, есть ли время, потом присел на корточки перед ней.
      — Не грусти, моя хорошая, — он бережно взял ее заплаканное, опухшее от слез лицо в свои ладони, — не грусти. Все хорошо.
      Ольга уже не плакала, только всхлипывала тихо и безнадежно. А он все говорил, как будто именно перед ней хотел оправдаться:
      — Ты пойми, я должен. Ты же не знаешь про меня ничего, а я всю жизнь убивал. За деньги, из страха, ради долга, будь он неладен… Или просто по приказу. Прожил, как ценной пес. Но умереть… Умереть я хочу человеком. — Игорь грустно улыбнулся. — Может, есть что-нибудь… Там.Так что, может, и свидимся.
      Он встал, и Ольга покорно разжала пальцы. Он еще обернулся и улыбнулся ей перед там, как шагнуть к двери. И всем показалось почему-то, что в последний момент вокруг его головы появилось легкое золотое сияние.
      Как у святого.
      В следующий миг вагон потряс страшный удар, как будто огромная рука схватила его, подняла в высоту — и с силой бросила в бездну.
 
      Машинист Григорий Пантюхов чувствовал себя неважно. Сердце побаливало — не то чтобы сильно, когда в поликлинику идти надо, а просто щемило, рождая чувство тревоги и тоски, когда не то напиться хочется, не то морду кому-то набить.
      К тому же в глаз что-то попало… Он зажмурился на секунду, пытаясь смигнуть противную соринку, а когда открыл глаза — увидел прямо перед собой то, что всю оставшуюся жизнь старательно пытался забыть.
      Огромная стена из серых, грубо обтесанных камней закрывала небо и землю. Только странные это были камни, шевелящиеся. Машинист протер глаза и понял с ужасом, что это не камни, а страшно изуродованные человеческие тела, сплетенные самым невероятным образом. Лица, искаженные мукой, смотрели на него прямо из стены, руки тянулись достать через стекло. Григорий хотел было остановить поезд, но не успел — в следующую секунду он с грохотом врезался в чудовищное сооружение, раздался грохот и скрежет…
      Потом несчастный машинист долго уговаривал себя, что легко отделался — ну, померещилось просто! И даже то, что произошло дальше, — авария, искореженный вагон, временное отстранение от работы и разбирательство с придирчивой комиссией, которой очень хотелось списать дело на «стрелочника», представлялось ему просто благом. Однако по ночам серая стена от земли до неба еще долго снилась ему, и каждый раз дело заканчивалось тяжелым запоем.
      Олег очнулся от ощущения, что кто-то трясет его за плечи. И еще что-то горячее капало прямо на лицо…
      Он открыл глаза. Увидел бледное, перепачканное лицо Ольги, склонившейся над ним. Надо же, зареванная вся, волосы спутанные, на щеке синяк, а какая красивая!
      — Так вы живы! — сказала она. В голосе была такая радость, что Олег невольно улыбнулся. Он поднапрягся и сел. Ощупал голову — больно. И кровь течет… Но все это были мелочи, ерунда. Главное — жив! Олег посмотрел на свои руки — и засмеялся от радости. Проклятое кольцо исчезло без следа.
      С трудом ворочая головой (шея тоже побаливала, но не сильно), он огляделся. Оконные стекла, рамы вылетели, пол густо усеян осколками стекла, пластиковые панели кое-где отвалились, какие-то железяки горчат… И гадко пахнет, как будто что-то горело.
      Но главное — сквозь пустые оконные проемы снова виден солнечный свет! И небо… Олег встал, подошел к окну и выглянул наружу.
      Вагон стоял прямо на земле. Каким-то образом он слетел с железнодорожной насыпи — и снова встал на колеса. Просто чудо, иначе не скажешь. Но главное — окружающая реальность снова стала привычной и обыденной! Никаких тебе огненных замков и ящериц с крыльями, только поле, чахлая рощица, да еще вон дачные домики виднеются вдали… Ясное теплое утро сменилось серым осенним днем, похолодало, но кто бы знал, какое это счастье — снова увидеть небо, траву, деревья! Только вот проклятый вагон, похожий теперь на мертвое чудовище, хотелось покинуть поскорее. Олег повернулся к Ольге:
      — Надо выбираться отсюда. Вы-то сами целы?
      Она кивнула.
      — Надо посмотреть, как там остальные.
      Сергей Николаевич полулежал, привалившись к стене. Только сейчас Олег заметил, что глаза его открыты и взгляд вполне осмысленный, только очень удивленный.
      — Вы как там?
      — Да, кажется, ничего… Благодарю вас, — церемонно ответил он, — знаете, как-то даже не верится.
      Вилен Сидорович лежал на полу бесформенной кучей. Когда Олег подошел к нему, он слегка приоткрыл глаза, слабо махнул рукой, будто отгоняя кого-то, и пробормотал:
      — Я тете Асе пожалуюсь! Совести у вас нет!
      Голос был тихий и жалобный, совсем детский. Потом он дернулся пару раз и снова потерял сознание.
      Андрей лежал неподвижно и признаков жизни не подавал. Тяжелая металлическая рама, вылетевшая вместе со стеклом, упала прямо на него. Кругом — кровь, вперемешку с осколками стекла… Олег сразу понял, что тот мертв, но зачем-то все же присел на корточки и попытался нащупать пульс. Бесполезно. Рука была холодна и тверда. Почему-то особенно нелепо выглядели большие часы на запястье. Стекло разбилось, и сквозь паутину трещин ничего не было видно, как будто часы тоже умерли вместе с хозяином. Олег безнадежно покачал головой:
      — С ним — все.
      Ольга опасливо обошла тело, как будто боялась испачкаться. На миг на ее лице появилось странное выражение — одновременно злое, брезгливое и испуганное. Ее, конечно, можно понять, вздохнул про себя Олег. И все-таки пусть и не самый лучший был человек, но ведь человек же…