В/ч №44708: Миссия Йемен

Глава 4

«Великое сидение»

Глава, где подробно разъясняется, что такое наряд и устав караульной службы, а также говорится о песчаных бурях, кримплене и вельветовых штанах

Как и в любой армейской части, гарнизоне, учреждении, служивый люд в Сане ходил в наряды. Мой первый наряд не замедлил быть объявленным буквально на вторую неделю пребывания в Йемене, ну это и естественно, новички всегда получают по полной программе, по максимуму. В наряды по штабу, в качестве помощника дежурного, я ходил исправно два раза в месяц, на 24 часа, и не скажу, что я был в восторге от этого мероприятия, ибо все это вносило элемент крайнего дискомфорта в налаживающуюся вроде жизнь, лейтенантский мой быт.

Начать с того, что наряд начинается в 18.00, то есть после полноценного трудового дня и не менее полноценной командирской подготовки, или занятий с хабирами арабским, или комсомольского собрания, – в общем, что есть в тот день. А надо сказать, что, повинуясь какому-то садистскому уставу, начальство стремилось занять максимум свободного времени советских людей за рубежом, чтоб не отвлекались на многия раздумья или, упаси бог, какую противоправную деятельность.

В то время, как все переводчики устремлялись домой или в кино в Хабуру, ты должен занять боевую позицию в штабе ГВС вместе со старшим офицером-дежурным, и… в общем, сидеть там без какого-то особого смысла и занятия, на тот маловероятный случай, а ну как что случится и надо будет оповещать начальство и связываться с посольством. Сразу скажу, что на моем веку в Йемене ничего такого, что требовало бы присутствия в штабе двух здоровых мужиков на протяжении 24 часов кряду, не случилось, если не считать мелких инцидентов.

Официальная фабула великого «сидения» – обеспечение безопасности штаба и связи на случай чрезвычайных ситуаций. Одной из этих постоянно действующих чрезвычайных ситуаций, как я уже говорил, были постоянные перевороты или попытки оные свершить. Да даже и в отсутствие какой-либо очевидной опасности два безоружных сидельца вряд ли могли что-то противопоставить супостату, замысли он какое недружественное действие против советских специалистов, ну скажем, брось он в окно гранату какую, не дай бог, или пальни из чего… По боевой задаче мы вроде как обязаны были обеспечить сохранность сейфов, документов, имущества, поддерживать связь с руководством совзагранучреждений, в первую очередь с дежурным по посольству, иногда – сопровождать «секретчика» с докладом в посольство, но при этом были абсолютно не защищены сами, и этот факт не мог не тяготить мою юную душу.

Эти долгие 24 часа естественным образом делились на первый день и второй – между ними была вожделенная ночь, и это было самое счастливое время наряда, когда не надо поддерживать бессмысленную беседу со случайным, в общем-то, товарищем по наряду, не надо курить, убивая время и собственное здоровье, не надо дергаться на каждый скрип двери – ночью все спят. Наряду, по уставу караульной службы, если кто помнит, спать полагается дозированно и по очереди – два часа сна, два часа бодрствования.

Сейчас я могу открыть страшную тайну – ни один наряд в штабе ГВС в Сане не соблюдал устава караульной службы! Спать отправлялись оба товарища по несчастью, часов в 11 вечера, когда становилось ясно, что главный советник и его замы вряд ли появятся в штабе. Устраивались кто где мог, находясь при этом всегда в готовности (моральной) противостоять «потенциальному врагу». Старшие офицеры, люди, привыкшие к армейским порядкам (а они были на порядок, на два порядка жестче, конечно, в Союзе), часто оставались на первом этаже, у телефонов, а вдруг что. Такого уровня ответственности я в себе тогда еще не воспитал, увы, и неизменно отправлялся спать… в кабинет генерала, там кресла были мягкие, да и стол был большой, а ежели на него положить пару одеял, то великолепная кровать получается! Одно неудобство: в 6 утра приходит уборщица, и надо сматываться подобру-поздорову, но даже шести часов прерывистого сна почти хватало, чтобы дотянуть до следующего вечера. (Прерывистого потому, что, во-первых, жестко и не очень комфортно на столе-то, а во-вторых, в полпятого утра по любому начинает заливаться над ухом муэдзин, к несчастью, штаб ГВС находился прямо под голосистой районной мечетью.)

Отдельного «спасибо» заслуживает наряд за то, что именно благодаря ему мне многократно пришлось встречать в Сане рассвет. Я по жизни жаворонок, но не настолько… Рассвет в горах, первые робкие лучи, первые трели птиц – это что-то. Большего духовного единения со Вселенной, чем в те часы, я, наверное, не испытывал никогда. Нужно было за час до рассвета подняться на «фок» и просто стоять, наблюдая за «акварелью» рассвета на глубоком небе (copyright мой – я потом в стихотворении этот образ зафиксировал, «светлеет небо акварелью…»), слушать спящую еще Сану, ежась в предрассветном холоде, да еще и от недосыпа… Сладкое ощущение свободы на несколько минут рассвета, свободы твоего бренного тела хотя бы на этот краткий миг, когда ты – один в мире.

Помимо «великого сидения» важной функцией переводчика в наряде было слушание радио, запись новостей и доклад их вечером, перед демонстрацией кинофильма всему коллективу специалистов и их семей. Семьи сносили ежедневные политинформации о положении в мире и Советском Союзе стоически, то есть слушали внимательно. Так же надлежало было давать выжимки из новостей местных радиостанций.

В 18.00 следующего дня – смена караула, и наконец-то путь домой…

Вот так однажды, возвращаясь из наряда вечером, а было это по весне, как сейчас помню, попал я в историю. До дома мне оставалось идти минут 10, но по мгновенно потемневшему небу и усиливающемуся каждую секунду ветру я понял – не успею. Я только подходил к гигантскому городскому оврагу…

Особенность песчаных бурь в Сане состояла в том, что они возникали внезапно, вроде ниоткуда, пролетали Сану с севера на юг по естественному горному коридору и оставляли за собой серьезные разрушения в основном в ветхом, фанерно-кибиточном жилом фонде малоимущего населения, бездомных бедняков. С севера на юг Сану пересекало сухое русло, овраг, с понятным каждому названием Сель. Два раза в год, в период не частых, но обильных дождей, оно наполнялось зловонными водами, вся накопившаяся грязь, мусор, сваливаемый в Сель местным населением для удобства, вымывались бурным потоком вниз по долине, и продолжали гнить где-то за городом. Удобная, естественная санация. В обычное же время Сель был полон пыли, мусора, пищевых отходов, собак и коз, самозабвенно жующих по его берегам полиэтиленовые (!) пакеты и пустые пачки сигарет Rothmans, любимое лакомство. Ну и запах соответствующий.

Примечания

1

Йемен до 1962 г. являлся теократической монархией, т. е. верховная власть принадлежала духовенству.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.