Когда дело касалось службы, у него не было любимчиков, и с десяток сыновей высокопоставленных партийных деятелей получали неудовлетворительные характеристики при всей своей активности на еженедельных политзанятиях. Большинство из них в дальнейшем стали замполитами. Благодаря своей неподкупной честности и порядочности Рамиус завоевал у командования репутацию офицера, на которого можно положиться. И всякий раз, когда требовалось решить особенно трудную задачу, первым называлось имя Рамиуса.
Со временем вокруг него собралась группа молодых офицеров, которых они с Натальей буквально усыновили. Молодежь заменяла им детей, которых у них так и не появилось. Особое внимание Рамиус проявлял к молодым людям, у которых, как и у него самого, возникали скрытые сомнения в правильности пути, по которому партийное руководство вело страну. Если только Марк убеждался, что перед ним свой человек, он открыто говорил на самые злободневные темы. Всем, кто колебались в определении политической линии, кто были недовольны положением в стране, он давал один и тот же совет: "Вступай в партию". Все офицеры, разумеется, были комсомольцами, и Рамиус убеждал их сделать следующий шаг. Такой была цена за карьеру морского офицера, и почти все молодые офицеры, которых влекла романтика корабельной службы, платили ее. Самому Рамиусу благодаря влиянию отца удалось вступить в партию в восемнадцать лет – это был самый молодой возраст для члена партии. Его выступления на партийных собраниях точно отражали линию партии. Это совсем нетрудно, терпеливо убеждал он молодых офицеров. Нужно всего лишь повторять то, что говорит партия, лишь слегка меняя местами слова. Это куда проще, чем вести корабль, – достаточно только посмотреть на замполитов! Рамиус приобрел известность как командир, подчиненные которого были отличными специалистами и верными проводниками линии партии. Он лучше всех других на флоте умел вовлекать молодых офицеров в партию.
И тут случилось несчастье – скончалась его жена. В это время он находился на берегу, что не было особенно необычным для командира подводного ракетоносца. У него была собственная дача в лесу к западу от Полярного, свой автомобиль "Жигули", служебная машина с водителем и многочисленные привилегии, полагавшиеся ему и по занимаемому положению и унаследованные от отца. Словом, он принадлежал к партийной элите, поэтому, когда Наталья пожаловалась на боли в брюшной полости, он, вполне естественно, обратился в клинику Четвертого главного управления, обслуживающую исключительно привилегированных больных, – и это оказалось роковой ошибкой. В народе на этот счет говорят: полы паркетные, врачи анкетные. В последний раз он видел жену на каталке, когда ее везли в операционную, – она ободряюще улыбалась ему.
Вызванный хирург приехал в клинику с опозданием, он был пьян, и ему пришлось слишком долго дышать чистым кислородом, чтобы протрезветь, прежде чем приступить к простой операции по удалению воспаленного аппендикса. Воспаленный орган лопнул, как только хирург начал вскрывать наружную ткань, чтобы добраться до него. Тут же стремительно развился перитонит, осложненный неуклюжими усилиями хирурга исправить ошибку – в спешке он задел скальпелем кишку.
Наталье назначили лечение антибиотиками, но в тот момент в клинике нужные препараты кончились. Обычно в системе Четвертого управления использовались импортные антибиотики, чаще всего французские, а тут пришлось прибегнуть к отечественным лекарствам. Советские антибиотики – "плановые" препараты. В их производстве, как и во всей советской промышленности, широко распространена практика перевыполнения плана с целью получения премии, и сверхплановая продукция нередко минует отделы контроля за качеством. Так и партия антибиотиков, произведенных сверх плана, не прошла необходимой проверки. На следующий день Марк узнал, что ампулы, скорее всего, содержали вместо антибиотика дистиллированную воду. Наталья впала в глубокий шок, затем последовала кома и смерть.
Рамиус с горечью вспоминал похороны, организованные с должной торжественностью. На печальную церемонию собрались офицеры из команды его ракетоносца и больше сотни других моряков, ставших друзьями за годы службы Рамиуса на Северном флоте, родственники Натальи и представители местного комитета партии. Известие об отцовской смерти застало Марка в плавании и не явилось для него слишком тяжелым ударом – он представлял себе масштабы преступной, как сознавал теперь, деятельности отца. А вот смерть жены стала личной катастрофой. Когда-то, вскоре после свадьбы, Наталья пошутила, что каждому моряку нужен человек, к которому ему хочется вернуться, как каждой женщине надо кого-то ждать. Все было так просто и одновременно невероятно сложно, потому что за пятнадцать лет совместной жизни два умных человека узнали сильные и слабые стороны друг друга и стали от этого еще ближе.
Наблюдая за тем, как под печальные звуки классического реквиема гроб катится в печь крематория, Марк ощутил желание помолиться за душу жены в надежде, что бабушка Хильда права и что за стальной дверью и языками пламени все не кончается. И лишь в этот момент он понял всю тяжесть утраты: государство отняло у него нечто большее, чем жену, оно лишило его возможности смягчить горе молитвой, лишило всяческой надежды – пусть иллюзорной – когда-нибудь снова увидеть ее. Наталья, нежная и добрая, была единственным близким ему человеком после того памятного балтийского лета, проведенного с дядей Сашей. И теперь это счастье быть рядом ушло навсегда. Проходили недели и месяцы, а воспоминания о ней продолжали мучить его: то мелькнет на улице или в магазине Мурманска похожая прическа, то померещится знакомая походка, то покажется родным смех – и за всем этим каждый раз вставал образ жены, а когда он начинал думать об утрате, то терял волю, столь нужную морскому офицеру.
Наталья Богдановна Рамиус погибла от руки хирурга, который оказался пьян во время дежурства, – на флоте такой попал бы под военный трибунал. Но здесь Марк даже не мог привлечь его к суду, потому что хирург тоже был сыном высокопоставленного партийного чиновника и имел могущественных покровителей. Жизнь Натальи могли спасти лекарства, однако импортных средств не хватало, а советские были ненадежными. Никто не поплатился за ее смерть – ни врачи, ни фармакологи. Эта мысль неустанно стучала у него в мозгу, питая его ярость, до тех пор пока он не принял решение, что заставит государство заплатить за свершившееся.
Понадобилось несколько недель, чтобы план оформился у него в сознании. План стал результатом многих лет профессиональной подготовки Марка и его умения просчитывать нештатные ситуации. Когда после двухлетнего перерыва строительство "Красного Октября" возобновилось, Рамиус знал, что будет назначен его командиром. Он принял участие в разработке новой движительной системы и в обстановке абсолютной секретности провел испытания уменьшенной модели подлодки на Каспийском море. Он обратился с рапортом об освобождении его от занимаемой должности, чтобы посвятить все время строительству и оснащению "Красного Октября", набору и подготовке офицерского состава для этой гигантской подводной лодки, чтобы как можно быстрее ввести ее в строй. Командующий Краснознаменным Северным флотом, не лишенный человеческих чувств и плакавший на похоронах Натальи, удовлетворил эту просьбу.
Рамиус уже знал, кого из офицеров выбрать на будущий ракетоносец. Каждый из них являлся выпускником "Вильнюсской академии", а многие были и "сыновьями" Натальи и Марка. Все эти люди были обязаны Рамиусу своим опытом и положением; все проклинали неспособность своей страны строить подводные лодки, достойные настоящих подводников; все, вступив в партию, еще больше разочаровались в советской власти, убедившись, что для дальнейшего продвижения по службе нужно поступиться принципами, продать душу и тело государству, превратиться в высокооплачиваемых попугаев в черных кителях, для которых каждое партийное выступление было неотделимо от изнурительного самоконтроля. Для большинства этих офицеров унизительное членство в партии не принесло ожидаемых плодов. На флоте существовало три пути для успешной служебной карьеры. Офицер мог стать замполитом и превратиться в парию, презираемого остальными. Мог стать умелым навигатором и рассчитывать на место командира подлодки. Наконец, мог приобрести техническую специальность, что сулило положение и немалые деньги, но в этом случае командование кораблем ускользало от него. Стармех на военном судне мог быть по воинскому званию выше командира, но все равно оставался подчиненным.
Рамиус обвел взглядом офицеров, сидевших за столом. Большинству путь наверх был заказан, несмотря на очевидный опыт и членство в партии. Двое вышли из доверия из-за незначительных проступков в молодости – в одном случае даже в возрасте восьми лет. Командир ракетной боевой части был евреем, и хотя его родители являлись верными членами партии, верящими в торжество коммунизма, ни им, ни их сыну не доверяли. Старший брат другого офицера протестовал против ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году и навлек несчастье на всю семью. Мелехин, старший механик, равный с Рамиусом по воинскому званию, не сумел продвинуться дальше просто потому, что командование предпочитало держать отличного офицера в должности командира боевой части подлодки, что требовало глубоких знаний и опыта. Бородин, вполне готовый принять командование кораблем, однажды обвинил замполита в гомосексуализме, а тот был сыном начальника политуправления Северного флота. Словом, у каждого офицера для государства был свой порок.
– А если нас обнаружат? – спросил Комаров.
– Сомневаюсь, что даже американцам это удастся при работающей гусенице. А уж нашим подлодкам не по зубам. Не забывайте, друзья, что я принимал участие в проектировании и строительстве этого корабля, – напомнил Рамиус.
– Что с нами будет? – пробормотал офицер-ракетчик.
– Сначала нужно выполнить главную задачу. Офицер, который заглядывает слишком далеко, спотыкается о шнурки собственных ботинок.
– Нас будут искать, – не удержался Бородин.
– Разумеется, – улыбнулся Рамиус. – Но когда узнают, где мы, будет слишком поздно. Наша задача, товарищи, заключается в том, чтобы избежать обнаружения. И мы добьемся этого.
День четвертый
Понедельник, 6 декабря
Штаб-квартира ЦРУ
Райан шел по коридору верхнего этажа штаб-квартиры Центрального разведывательного управления в Лэнгли, штат Виргиния. Он миновал уже три контрольно-пропускных пункта, и никто не попросил его открыть запертый кейс, прикрытый форменным пальто защитного цвета – подарком одного офицера Королевского флота, – которое он нес в той же руке.
Его дорогой костюм английского покроя, купленный по настоянию жены в магазине на Севилл-Роу, не был консервативным, но в то же время не выглядел и ультрамодным. У него в шкафу висело несколько таких костюмов, он носил их с белыми рубашками и полосатыми галстуками соответственно цвету. Его респектабельность подчеркивали обручальное кольцо и университетский перстень, а также дорогие часы на еще более дорогом золотом браслете. Райан не придавал особого значения собственной внешности, тем более что его работа заключалась в том, чтобы отыскать подлинный смысл, скрытый за наружной оболочкой.
В нем самом тоже не было ничего приметного: рост чуть выше шести футов, чуть полноватый от недостатка движения из-за капризов английской погоды. Взгляд голубых глаз казался обманчиво рассеянным; нередко их хозяин был погружен в мысли и двигался, словно на автопилоте, обдумывая содержание своей очередной книги или перебирая в уме материал для нее. Райана интересовало мнение лишь тех, кто были ему близки; отношение остальных не имело для него значения. Как не имела значения и слава. Он считал, что его жизнь и без того достаточно сложная – намного более сложная, чем думали многие. Круг интересов Райана ограничивался его женой, которую он любил, двумя детьми, которых обожал, работой, которая постоянно подвергала испытаниям его интеллектуальные способности, и немалыми финансовыми возможностями, позволяющими вести независимый образ жизни и выбирать в ней собственный путь. Жизненный путь, выбранный Райаном, пролег через его работу в ЦРУ. Официальный девиз Центрального разведывательного управления гласил: "Правда сделает тебя свободным". Сложность, напоминал он себе хотя бы однажды на день, состояла в том, чтобы отыскать эту истину, и хотя Райан сомневался, что сумеет когда-нибудь достичь в этом особых высот, он испытывал молчаливую гордость от сознания, что способен проникать в суть сложнейших проблем, разгадывая их по частям.
Кабинет заместителя директора ЦРУ по разведывательной деятельности занимал весь угол верхнего этажа с окнами, выходящими на лесистую долину Потомака. Здесь Райану предстояло миновать еще один контрольный пункт.
– Доброе утро, доктор Райан.
– Привет, Нэнси. – Райан улыбнулся женщине. Нэнси Каммингз работала здесь секретарем вот уже двадцать лет, сменила восьмерых заместителей директора ЦРУ по разведывательной деятельности и, говоря по правде, очень может быть, разбиралась в разведывательной работе не хуже политических выдвиженцев из соседнего кабинета. Положение мало отличалось от того, что существует в любой крупной фирме: боссы приходят и уходят, а хорошие секретари остаются.
– Как семья, доктор? Готовятся к Рождеству?
– Да, вот только Салли очень беспокоится. Боится, что Санта-Клаус не знает о нашем переезде и не сумеет отыскать ее в Англии. Но, полагаю, он ее отыщет, – улыбнулся Райан.
– Дети такие милые, пока маленькие. – Она нажала на скрытую кнопку. – Вас ждут, доктор Райан, проходите.
– Спасибо, Нэнси. – Райан повернул ручку двери, охраняемую электронным механизмом, и вошел в кабинет заместителя директора по разведывательной деятельности.
Вице-адмирал Джеймс Грир сидел в своем кресле, откинувшись на его высокую спинку, и читал досье. На огромном письменном столе красного дерева лежали аккуратные стопки папок с красными полосами на краях и различными шифрами на обложках, обозначающими уровень секретности.
– Привет, Джек! – произнес он через весь кабинет. – Хочешь кофе?
– С удовольствием, сэр, спасибо.
Джеймсу Гриру было шестьдесят шесть лет. Он провел всю жизнь на флоте и теперь продолжал работать, несмотря на пенсионный возраст, как и Хаймен Риковер
, хотя работать с Гриром было намного легче. Он был из "мустангов", то есть стал офицером, начав службу с матроса, благодаря незаурядным способностям был принят в Военно-морскую академию и на протяжении следующих сорока лет продвинулся до звания вице-адмирала с тремя звездами на погонах
. Сначала Грир командовал подводными лодками, затем посвятил себя разведывательной работе. Он был требовательном начальником, проявлял заботу о тех подчиненных, которые обнаруживали способности и вызывали его симпатию. Райан принадлежал к числу таких счастливчиков.
К немалому неудовольствию Нэнси, адмирал Грир предпочитал сам готовить кофе, и на тумбочке за его столом стояла кофеварка, так что ему достаточно было повернуться в кресле, чтобы дотянуться до нее. Райан налил себе чашку – скорее это была кружка морского образца, без ручки. Грир варил настоящий морской кофе, крепкий, со щепоткой соли.
– Ты не проголодался, Джек? – Грир достал из ящика стола коробку из-под печенья. – У меня есть сладкие булочки.
– Спасибо, сэр. Я ничего не ел во время перелета. – Райан взял булочку вместе с бумажной салфеткой.
– Все еще не любишь летать? – Грир лукаво улыбнулся. Райан опустился в кресло напротив адмирала.
– Полагаю, пора бы привыкнуть. "Конкорд" мне нравится больше, чем широкофюзеляжные самолеты. По крайней мере бояться приходится не так долго.
– Как домашние?
– Спасибо, сэр, все в порядке. Салли пошла в первый класс и ей нравится в школе. А маленький Джек бродит по всему дому. Кстати, булочка очень вкусная.
– Рядом с моим домом открылась новая кондитерская. Прохожу мимо нее каждое утро. – Адмирал выпрямился в кресле. – Итак, что привело тебя сюда?
– Фотографии нового советского подводного ракетоносца, вот – "Красный Октябрь", – небрежно произнес Райан и отпил глоток кофе.
– Вот как? И что хотят взамен наши английские друзья? – В голосе Грира звучало подозрение.
– Им хочется ознакомиться с новыми приборами Барри Сомерса, улучшающими качество фотоизображения. Для начала не с самими приборами, а только с обработанными снимками. Мне кажется, это неплохая сделка, сэр. – Райан знал, что в ЦРУ нет фотографий новой подлодки. У оперативного управления не было ни своего агента на верфи в Северодвинске, ни надежного человека на базе подводных лодок в Полярном. Более того, ряды "бетонных амбаров" для укрытия подлодок, построенных на советских базах по образцу крытых немецких доков времен второй мировой войны, делали беспомощными и разведывательные спутники с их фотосъемкой из космоса. – У меня здесь десять кадров, сделанных под косым углом, по пять кадров носовой и кормовой частей подлодки, а также кадры с каждой стороны, еще не проявленные, так что Сомерс может с них начать. Мы еще не взяли на себя никаких обязательств, сэр, но я сказал сэру Базилу, что вы обдумаете его предложение.
Адмирал что-то проворчал под нос. Сэр Базил Чарлстон, глава английской разведывательной службы, был мастером quid pro quo
, Он нередко предлагал поделиться со своими более могущественными друзьями источниками информации, а месяц спустя просил что-нибудь взамен. Разведывательные игры часто напоминали примитивную рыночную торговлю.
– Чтобы воспользоваться новой системой совершенствования снимков, Джек, нам нужна камера, которой произвели фотографирование.
– Я знаю. – Райан извлек фотоаппарат из кармана пиджака. – Это усовершенствованная дисковая камера "Кодак", по мнению сэра Базила, последнее слово в шпионской фотосъемке, плоская и делает снимки отличного качества. Ее, как он сказал, можно спрятать в кисете для табака.
– Откуда ты знал, что нам понадобится камера?
– Вы хотите сказать, когда Сомерс пользуется лазерами, для того чтобы…
– Райан! – рявкнул адмирал. – Что тебе известно об этом?
– Не волнуйтесь, сэр. Помните еще в феврале меня пригласили для обсуждения проблемы новых пусковых шахт для ракет СС-20 на китайской границе? Там присутствовал Сомерс, и вы попросили меня отвезти его в аэропорт. По дороге он принялся восторженно болтать об этом великом открытии, над которым будет работать на Западе, и не переставал говорить до самого порта Даллеса. Из того немногого, что я понял, Сомерс пропускает лазерные лучи через объектив фотоаппарата и получает математическую модель объектива. В результате он может взять экспонированный негатив, разложить изображение на первоначально поступающие в него световые лучи и затем с помощью компьютера прогнать изображение через теоретически смоделированный на нем же объектив для получения идеального снимка. Впрочем, не исключено, что я что-нибудь и напутал. – По лицу Грира он видел, что все понял правильно.
– Сомерс слишком много болтает.
– Я предупредил его об этом. Но после того как человека прорвало, не затыкать же ему рот?
– А что известно британцам? – спросил Грир.
– Об этом можно только гадать, сэр. Сэр Базил спросил меня, и я ответил, что вопрос не по адресу, – ведь я специалист по экономике и истории, а в физике – профан. Я сказал, что нам понадобится камера, но это было ему известно. Он достал ее из ящика стола и передал мне. Так что от меня сэр Базил ничего не узнал, сэр.
– Интересно, с кем еще разговаривал Сомерс? Ох уж эти гении! Живут в собственном безумном мирке и даже не задумываются о последствиях. Иногда он ведет себя, как маленькое дитя. А ты ведь знаешь о первом правиле безопасности: вероятность раскрытия секрета пропорциональна квадрату числа людей, посвященных в него. – Это было любимым высказыванием Грира.
Зазвонил телефон.
– Грир слушает.., хорошо. – Адмирал повесил трубку. – Сюда поднимается Чарли Давенпорт – ты предложил пригласить его. Должен был приехать еще полчаса назад. Наверно, это из-за снегопада. – Он махнул рукой в сторону окна. Уже выпало два дюйма снега и еще ожидали к вечеру. – Стоит упасть одной снежинке в этом городе, и все движение замирает.
Райан рассмеялся. Грир, уроженец штата Мэн на северо-западе, никак не мог понять проблем Вашингтона.
– Значит, Джек, ты считаешь, что фотографии стоят такой цены?
– Нам хотелось получить эти снимки уже давно, особенно после того, как об этой подлодке начали поступать такие противоречивые сведения. Решать вам с судьей, но мне кажется, что за подобный товар цена не такая уж и высокая. Фотографии очень интересные.
– Следует завести своих людей на этой проклятой верфи, – проворчал Грир. Райан не знал, почему оперативное управление допустило такой промах. К полевым операциям он проявлял мало интереса. По призванию Райан был аналитиком, и его не интересовало, каким образом добывают материалы, попадающие ему на стол. – Базил ничего не говорил тебе о своем человеке? Райан улыбнулся и отрицательно покачал головой.
– Нет, сэр, да я и не спрашивал его об этом. Грир одобрительно кивнул.
– Доброе утро, Джеймс!
Райан повернул голову и увидел вице-адмирала Чарлза Давенпорта, директора Управления военно-морской разведки, следом за которым вошел капитан первого ранга.
– Привет, Чарли. Ты знаком с Джеком Райаном?
– Хелло, Райан.
– Мы встречались, – заметил Райан.
– Познакомьтесь, это капитан Казимир.
Райан пожал руки пришедшим. Несколько лет назад он встретился с Давенпортом, когда делал доклад в военно-морском колледже в Ньюпорте, штат Род-Айленд. Тогда во время обмена мнениями Давенпорт здорово погонял его. Ходили слухи, что с ним трудно работать. Давенпорт был раньше морским летчиком, и его лишили права управлять самолетом после того, как он промахнулся мимо троса аэрофинишера и врезался в предохранительный барьер. Говорили, что с тех пор он так и не простил нанесенную ему обиду. Не простил кому? Этого никто не знал.
– Должно быть, погода в Англии такая же отвратительная, как и здесь, Райан. – Давенпорт бросил свою адмиральскую шинель на пальто Райана. – Вижу, вы где-то сперли шинель офицера Королевского флота.
Райан успел полюбить свое новое пальто.
– Эту шинель мне подарили, сэр, она очень теплая.
– Боже милостивый, да вы и говорите теперь по-британски. Джеймс, парню пора возвращаться домой.
– Будь с ним повежливее, Чарли. Он привез тебе подарок. Налей-ка себе кофе.
Казимир поспешил наполнить кружку для своего босса, затем сел справа от него. Райан заставил их немного подождать, прежде чем открыл свой кейс, достал оттуда четыре папки, оставил одну себе, а остальные три роздал.
– Говорят, вы работаете там довольно успешно, Райан, – заметил Давенпорт. Джек слышал о его переменчивом характере – то он ведет себя дружески, то выходит из себя. Возможно, это помогает ему лишать подчиненных состояния душевного покоя. – О, Господи! – Давенпорт открыл свою папку.
– Господа, перед вами "Красный Октябрь". Эти снимки любезно предоставила нам британская секретная служба, – торжественно произнес Райан.
Фотографии в папках были подобраны попарно, по четыре каждого из отпечатков размером четыре дюйма на четыре, а под ними те же фотографии, но увеличенные до размера десять на десять дюймов. Снимки были сделаны под острым углом, скорее всего, с края ремонтного дока, в котором стоял ракетоносец после ходовых испытаний. Фотографии были подобраны попарно – с носа и с кормы, с носа и с кормы.
– Как видите, господа, освещение было неважным, так что качество снимков оставляет желать лучшего. Фотографировали миниатюрной камерой, заряженной цветной пленкой чувствительностью четыреста единиц. Первая пара фотографий подверглась нормальной обработке, чтобы установить уровень освещения. Вторая проявлена обычными средствами с увеличением яркости. Третья подверглась цифровому улучшению качества цвета, а четвертая – цифровому улучшению четкости изображения. У меня есть непроявленные кадры каждого изображения, которые будут переданы для обработки Барри Сомерсу.
– Вот как? – Давенпорт поднял на мгновение голову. – Очень любезно со стороны британцев. Какова цена? – Грир объяснил условия предлагаемой сделки. – Плати, – заявил Давенпорт. – Снимки стоят того.
– Джек предлагает то же самое.
– Еще бы, – усмехнулся Давенпорт. – Ты же знаешь, что он работает на них.
Слова директора Управления военно-морской разведки задели Райана за живое. Ему нравились англичане, работать с их разведывательным сообществом было интересно, но он никогда не забывал о своей родине. Джек сделал глубокий вдох, стараясь взять себя в руки. Давенпорт любил подкалывать людей, и, если Джек попадется на провокацию, он сочтет себя победителем.
– Полагаю, сэр Джон Райан по-прежнему имеет хорошие связи по другую сторону океана? – язвительно продолжал Давенпорт.
Дворянский титул Райан получил в награду за то, что предупредил нападение террористов на двух членов королевской семьи в районе лондонского парка Сент-Джеймс. Тогда он был простым туристом, американским простаком за границей, задолго до того, как его пригласили на службу в ЦРУ. То обстоятельство, что Райан, не подозревая того, сумел предотвратить убийство столь важных особ, принесло ему больше известности, чем он мог ожидать, но одновременно и привлекло внимание множества англичан, причем нередко весьма видного положения. Благодаря этим знакомствам Райан стал ценным человеком для ЦРУ и получил предложение войти в состав англо-американской группы связи. Так он установил хорошие деловые отношения с сэром Базилом Чарлстоном.
– У нас там немало друзей, сэр, и некоторые из них оказались столь любезны, что предоставили нам эти материалы, – холодно ответил Райан.
Давенпорт смягчился.
– Ну хорошо, Джек, тогда сделай одолжение. Я согласен: чтобы тот, кто передал нам вот это, получил кое-что в качестве рождественского подарка. Объясни теперь, что тут на этих снимках?
Для несведущего это были фотографии обычной атомной подводной лодки. Стальной корпус выглядел тупым с одного конца и заостренным с другого. О масштабе можно было судить по фигуркам рабочих, стоящих на палубе дока, – лодка была огромной. В кормовой части, по сторонам плоского отростка, который русские называли бобровым хвостом – по крайней мере так говорилось в разведывательных сводках, – виднелись два бронзовых гребных винта. Корма с гребными винтами выглядела самой обычной и не привлекала особого внимания – за исключением одной детали.
– Что это за люки? – спросил Казимир.
– Гм. Огромная стерва. – Давенпорт, по-видимому, не расслышал вопроса. – На первый взгляд футов на сорок длиннее, чем мы предполагали.
– Примерно на сорок четыре. – Давенпорт не нравился Райану, но, судя по всему, адмирал знал свое дело. – Сомерс проведет более точные измерения. И на два метра шире, чем остальные "тайфуны". Несомненно, это дальнейшее развитие ракетоносцев типа "тайфун", но…
– Вы правы, капитан, – прервал Райана Давенпорт. – Что это за люки?
– Поэтому я и приехал сюда. – Райан давно ожидал этого вопроса. Сам он мгновенно обратил внимание на люки, как только впервые взглянул на снимки. – Я не знаю этого и англичане тоже.
У "Красного Октября" на корме и в носу виднелось по два люка, каждый метра два диаметром, хотя они и не были абсолютно круглыми. Во время фотосъемки они были закрыты и отчетливо виднелись лишь на четвертой паре фотографий.
– Торпедные аппараты? Нет, вот они, все четыре у продольной оси подлодки. – Грир достал из ящика стола увеличительное стекло. В век компьютерного анализа фотоснимков это показалось Райану умилительным анахронизмом.
– Ты ведь подводник, Джеймс, кто разберется в этом лучше тебя? – заметил Давенпорт.
– С тех пор прошло больше двадцати лет, Чарли. – Грир превратился из кадрового офицера-подводника в профессионального разведчика еще в начале шестидесятых. На кителе капитана первого ранга Казимира, заметил Райан, красовались крылышки морского летчика, так что понятно, почему он благоразумно молчал – он не был "ньюком", не плавал на атомных лодках.
– Значит, это не торпедные аппараты. Они расположены ближе к продольной оси, как и полагается, тогда как люки дальше от нее.., да и поперечные размеры люков футов шести-семи. Может, это пусковые установки для новых крылатых ракет, которые разрабатываются русскими?
– Специалисты Королевского флота придерживаются именно такого мнения. Мне удалось переговорить с их аналитиками из разведки. Однако я сомневаюсь. Зачем устанавливать на стратегическую платформу ракеты, предназначенные для борьбы с надводными кораблями? Мы так не делаем, а ведь приступили к разработке подводных ракетоносцев гораздо раньше. Смотрите, люки симметричны по отношению к продольной оси лодки. Невозможно запустить ракеты со стороны кормы – люки слишком близко к гребным винтам.
– Направлены в сторону буксируемых гидроакустических датчиков, – кивнул Давенпорт.
– Да, согласен, это возможно, если работает только один винт. Но зачем им два люка? – задал вопрос Райан. Давенпорт недовольно посмотрел на него.
– Русские любят дублировать механизмы.
– Два люка в носу, два в корме – пожалуй, можно согласиться, что они предназначены для запуска крылатых ракет. Могу согласиться и с тем, что через такой люк можно выпустить буксируемую гидроакустическую антенну. Но два комплекта люков в точности одинакового размера? – Райан покачал головой. – Слишком явное совпадение. Думаю, это нечто новое. По этой-то причине они и прерывали строительство "Красного Октября". Русские придумали для своего ракетоносца что-то новое, и два года ушло у них на изменение формы корпуса, чтобы он мог вместить это. Обратите внимание, что они еще добавили и шесть ракетных пусковых шахт.
– Это всего лишь точка зрения, – заметил Давенпорт.
– За то мне и платят.
– Ну хорошо, Джек, что это, как ты считаешь? – спросил Грир.
– Представления не имею, сэр. Я ведь не инженер. Адмирал Грир неторопливо обвел взглядом находившихся в кабинете, улыбнулся и откинулся на спинку кресла. – Итак, господа, здесь присутствует девяносто лет военно-морского опыта плюс этот молодой дилетант. – Он кивнул в сторону Райана. – О'кей, Джек, ты что-то задумал. Почему ты лично привез эти фотографии?
