Вы достаточно знакомы с нашей страной, чтобы представить реакцию американских граждан. А пока я не вижу оснований для вашего флота продолжать свое пребывание у берегов Америки. Так называемая "спасательная операция" успешно завершена, и дальнейшее присутствие советского флота может рассматриваться только как провокация. Я хочу, чтобы вы и ваше правительство подумали о том, что говорят сейчас мне командующие родами войск – или, если вам это больше нравится, что посоветовали бы советские военные генеральному секретарю Нармонову, если бы ситуация была обратной. Мне требуются объяснения. В случае их отсутствия мне придется выбирать всего одну из немногочисленных версий – и мне не хотелось бы делать такой выбор. Передайте это своему правительству и скажите, что, поскольку несколько ваших моряков предпочли остаться у нас, мы скоро, вероятно, сами узнаем, что произошло на самом деле. До свиданья.
      Арбатов вышел из кабинета и повернул налево, к западному выходу. Морской пехотинец распахнул перед ним двери – жест вежливости, не зависящий от выражения глаз. Шофер посла, ожидавший его у "кадиллака", услужливо открыл дверцу лимузина. Шофер был главой отдела политической разведки КГБ в вашингтонской резидентуре.
      – Итак, – произнес он, глядя на поток транспорта, несущийся по Пенсильвания-авеню, прежде чем сделать левый поворот.
      – Встреча прошла в точности, как я предсказывал, и теперь можно не сомневаться, почему они похищают наших людей, – ответил Арбатов.
      – Почему же, товарищ посол? – удивился шофер. Он тщательно скрывал свое раздражение. Всего несколько лет назад этот партийный чиновник не решился бы тянуть время в разговоре со старшим офицером КГБ. Просто позор, что происходит с Комитетом государственной безопасности после смерти товарища Андропова. Но скоро все наладится, в этом он не сомневался.
      – Президент практически обвинил нас в том, что мы намеренно послали подводный ракетоносец к американскому побережью, нарушив тем самым секретный протокол, подписанный нашими странами в 1979 году. Они удерживают наших людей, чтобы допросить их, дознаться, каковы были приказы, полученные командиром подлодки. Как вы думаете, сколько времени потребуется для этого сотрудникам ЦРУ? Сутки? Или двое? – Арбатов сердито покачал головой. – Не исключено, что они уже знают ответ – ведь рецепт очень прост: наркотики, женщины – вот языки этих молодых парней и развязались! Президент предложил также Москве подумать о том, что советуют ему сейчас горячие головы из Пентагона. И не только советуют, а требуют. Тут ведь нет никакой тайны, а? Они, бесспорно, утверждают, что мы проводили репетицию внезапного атомного нападения на Соединенные Штаты – может быть, даже пытались его осуществить! Как будто мы не работаем день и ночь над проблемой мирного сосуществования. Кретины, они подозревают всех, испытывают страх перед происходящим и приходят в ярость из-за этого.
      – Неужели вы осуждаете их, товарищ посол? – спросил шофер, запоминая и анализируя каждое слово, готовя свое собственное донесение в московский центр.
      – И еще он добавил, что не видит больше причин для дальнейшего пребывания нашего флота в непосредственной близости от берегов Америки.
      – В какой форме он это сказал? В форме требования?
      – Достаточно вежливо. Он говорил мягче, чем я ожидал. Это беспокоит меня. Мне кажется, что американцы что-то готовят. Бряцание сабли вызывает шум, а намерение извлечь ее из ножен не привлекает внимания. Он потребовал объяснения происшедшего. Что ответить ему? Что действительно происходит?
      – Думаю, мы никогда не узнаем об этом. – Старшему офицеру резидентуры КГБ была известна причина, вызвавшая появление советского флота у берегов Америки – первоначальная причина, какой бы невероятной она не казалась. Его поразило, что морская разведка и ГРУ допустили такой фантастический промах. Донесение агента Кассия было не менее невероятным. Шофер посольского лимузина лично передал его в Москву. Неужели Соединенные Штаты и Советский Союз, эти две могущественные державы, пали жертвой какой-то третьей силы? Операция вышла из-под контроля, американцы пытаются найти виновного и выяснить, как это произошло, чтобы потом предпринять нечто подобное? Это походит на правду, но а все остальное? Шофер нахмурился, глядя на проносящиеся мимо автомобили. Полученный из московского центра приказ гласил: выяснить немедленно, является ли это операцией ЦРУ. По его мнению ЦРУ не имело отношения к происшедшему. А если имело, то на этот раз ему удалось необыкновенно удачно замести следы. Неужели существует возможность скрыть столь сложную операцию? Вряд ли. Независимо от этого ему и его сотрудникам понадобится не одна неделя неустанного труда, чтобы разгадать эту тайну и выяснить, что говорят в Лэнгли и о чем сообщают оперативники, в то время как остальные резидентуры КГБ будут заниматься тем же во всем мире. Если ЦРУ удалось внедрить своего агента в командование Северного флота, он это узнает. Тут он не сомневался. Ему даже хотелось, чтобы это было так. Тогда всю ответственность за провал понесет ГРУ и его престиж упадет точно так же, как несколькими годами раньше военной разведке удалось уронить престиж КГБ. Если он правильно оценивает ситуацию, Политбюро собирается использовать КГБ против ГРУ и военных, позволить московскому центру провести свое независимое расследование случившегося. Каков бы ни был конечный результат, КГБ опередит всех и ослабит влияние вооруженных сил. В любом случае его организация выяснит, что произошло на самом деле, и если это подорвет позиции соперников – тем лучше…

* * *

      Когда за советским послом закрылась дверь Овального кабинета, доктор Пелт открыл дверь в соседнюю комнату, и в кабинет вошел судья Мур.
      – Господин президент, давненько я не прятался в шкафах, – улыбнулся директор ЦРУ.
      – Вы действительно полагаете, что все пройдет удачно? – спросил доктор Пелт.
      – Теперь я не сомневаюсь в этом, – кивнул Мур и опустился в удобное кожаное кресло.
      – Вам это не кажется слишком рискованным, судья? – спросил Пелт. – Я имею в виду проведение столь сложной операции.
      – В том-то и вся прелесть этого дела, доктор. Мы ничего не проводим. Советы делают это вместо нас. Да, конечно, множество наших агентов будут шнырять по Восточной Европе, задавая массу вопросов. То же самое относится и к парням сэра Базила. Французы и агенты Моссада уже там, потому что мы запросили, что им известно о пропавшей подлодке. КГБ узнает об этом очень быстро и задастся вопросом: почему это агенты четырех главных западных спецслужб пытаются выяснить одно и то же, вместо того чтобы хранить молчание – если это их совместная операция.
      Тут нужно оценить дилемму, перед которой окажутся Советы, – им придется сделать выбор между двумя одинаково непривлекательными версиями. С одной стороны, они могут прийти к выводу, что один из их самых надежных морских офицеров совершил измену беспрецедентного масштаба. Вы видели наше досье на капитана Рамиуса. Он является образцовым офицером, примером для подражания, новым советским человеком. При этом нужно учесть, что в заговор, целью которого является бегство за границу, неизбежно должны быть вовлечены офицеры, которым доверяют в равной степени. У Советов существует психологический барьер – они просто не в состоянии поверить, что такие люди могут покинуть созданный в России рай для трудящихся. Согласен, это кажется парадоксальным, принимая во внимание те колоссальные усилия, которые они затрачивают на то, чтобы удержать людей в пределах своей страны, но это, тем не менее, обстоит именно так. Когда за границей остается сотрудник КГБ или балерина – это одно, но когда так поступает сын члена Политбюро, офицер, за плечами которого почти тридцать лет безупречной службы, – это совсем иное. Кроме того, следует принять во внимание, что капитан первого ранга обладает массой привилегий; его бегство можно сравнить с заявлением миллионера, сделавшего свое состояние благодаря неустанному труду и предприимчивости, что он хочет оставить Нью-Йорк и переселиться в Москву. Они просто не поверят этому.
      С другой стороны, Советы могут поверить придуманной нами легенде, которую мы передали через Хендерсона. Эта версия тоже не слишком привлекательна, зато ее поддерживает множество косвенных доказательств, особенно наши усилия, направленные на то, чтобы убедить русских моряков не возвращаться в Россию. Вы ведь заметили, в какую ярость это привело их. С точки зрения русских, такое поведение является грубым нарушением законов цивилизованного общества. Кроме того, резкое заявление президента по поводу того, что мы обнаружили взорванный ракетоносец, тоже является доказательством версии Хендерсона.
      – И какой же выбор они сделают? – спросил президент.
      – Это, сэр, вопрос, скорее всего психического характера. Нам трудно понять советскую психологию. Когда перед ними встанет выбор между коллективной изменой десяти офицеров и внешним заговором, мне кажется, они выберут последнее. Чтобы поверить в измену заслуженных офицеров, им придется пересмотреть всю систему своих убеждений. А кому это понравится? – Мур широко развел руками. – А вот другой вариант означает, что сделана попытка подорвать безопасность их государства внешними силами. Таким образом они сочтут себя жертвой, что для них более приемлемо, чем необходимость признать противоречия, существующие в советской политической философии. Вдобавок к этому следует принять во внимание, что расследование будет поручено КГБ.
      – Почему вы так считаете? – спросил Пелт, увлеченный объяснениями судьи.
      – И в том и в другом случае – в измене морских офицеров или в недостаточной бдительности, которая привела к нарушению безопасности военно-морского флота, ответственность падает на ГРУ. Безопасность вооруженных сил и военно-морского флота – сфера его компетенции, тем более что после смерти Андропова престиж КГБ резко упал. Советы не могут позволить какой-то организации вести собственное расследование – по крайней мере не в их разведывательном сообществе. Таким образом КГБ начнет копаться в делах своего соперника. С точки зрения КГБ, расследование, проводимое другой спецслужбой, является куда более привлекательной альтернативой, позволяющей провести по-настоящему широкую операцию. Если КГБ удастся подтвердить версию Хендерсона и убедить всех, что она соответствует действительности, – а можно не сомневаться, что так оно и произойдет, – он будет выглядеть подлинным стражем интересов государства, сумевшим раскрыть подлый заговор, направленный на подрыв его могущества.
      – Значит, версия Хендерсона будет подтверждена?
      – Несомненно! В делах разведки стоит потратить усилия на поиски чего-то, и ты непременно добьешься успеха независимо от того, существует ли это в действительности. Господи, да мы в гораздо большем долгу у этого Рамиуса, чем он когда-либо узнает. Такая возможность выпадает раз в поколение. Мы просто не можем проиграть.
      – Но в результате это пойдет на пользу КГБ, – заметил Пелт. – А выиграем ли при этом мы?
      – Рано или поздно это должно было произойти, – пожал плечами Мур. – Вооруженные силы обрели слишком большой вес, стали слишком влиятельными после смещения или, возможно, убийства Андропова, подобно тому как это случилось в пятидесятые годы после устранения Берии. Прочность советской власти основывается на политическом контроле за вооруженными силами – как и у нас, только в большей степени. Разогнав высшее командование, КГБ сделает всю грязную работу и утвердит авторитет партии. Это вполне закономерно, так что, если мы сможем тут извлечь какие-то выгоды, – тем лучше. Осталось сделать совсем немного.
      – А именно? – спросил президент.
      – Примерно через месяц посредством нашего друга Хендерсона устроить утечку информации относительно того, что наша подводная лодка следила за "Красным Октябрем" от самой Исландии.
      – Но зачем? – удивился Пелт. – Тогда они узнают, что мы обманывали их, что весь скандал из-за подводного ракетоносца был сфабрикован.
      – Не совсем так, доктор, – улыбнулся Мур. – То, что подводный ракетоносец оказался так близко у нашего побережья, по-прежнему является нарушением соглашения, и, с их точки зрения, мы не знаем, почему он оказался здесь до тех пор, пока не допросим членов команды" оставшихся в Соединенных Штатах, которые вряд ли знают что-либо ценное. Советы придут к выводу, что мы не рассказали им всей правды о случившемся. Тот факт, что мы следовали за их подлодкой и могли уничтожить ее в любой момент, лишь подтверждает двуличность, в которой они нас все время подозревали. Мы также заявим, что "Даллас" стал свидетелем аварии реактора, прослушивая шумы своим гидролокатором, и это объясняет близость нашего спасательного судна. Русские знают – или подозревают, – что мы скрываем от них что-то. Это введет их в заблуждение относительно того, что мы скрываем на самом деле. У них даже есть поговорка – "подложить свинью". И тогда они пустятся во все тяжкие, стараясь выяснить подробности якобы проведенной нами операции, но ничего не обнаружат. О всех деталях в ЦРУ знают лишь Грир, Риттер и я. Нашим оперативникам дано задание выяснить, что происходит, и это все, что от них можно узнать.
      – Как относительно Хендерсона, и сколько наших людей знают о ракетоносце? – спросил президент.
      – Стоит Хендерсону проговориться, и он подпишет свой смертный приговор. КГБ никогда не прощает двойных агентов и никогда не поверит в то, что мы ввели его в заблуждение относительно случившегося. Он понимает это, да и мы внимательно следим за ним – так, на всякий случай. Сколько людей знает о ракетоносце? Сотня, пожалуй, и это число несколько увеличится. Но не забывайте, по мнению русских, около нашего побережья покоятся на дне две русские подлодки и потому у них нет никаких сомнений в том, что снаряжение, которое появится в наших лабораториях, было поднято нами с морского дна. Мы, разумеется, воспользуемся батискафом "Гломар эксплорер" именно для этой цели. Если мы не сделаем этого, у них возникнут подозрения. Стоит ли разочаровывать их? Рано или поздно русские все равно могут догадаться о сути дела, но к этому времени корпус их ракетоносца, с которого будет снято все, что можно снять, будет покоиться на дне моря.
      – Значит, мы не сможем хранить этот секрет вечно? – спросил Пелт.
      – Вечность – чертовски долгое время. Однако и это не исключено. А пока секрет будет в безопасности, раз о нем знает всего сотня людей. Через год, скорее, через два или три, русские сумеют собрать достаточно информации, чтобы у них возникли подозрения о том, что же произошло на самом деле, но к тому времени не останется вещественных доказательств. Более того, если КГБ докопается до правды, захочет ли он докладывать об этом? Окажись на его месте ГРУ, оно, конечно, сообщит обо всем, и хаос, возникший в их разведывательном сообществе окажется нам только на руку. – Мур достал сигару из кожаного портсигара. – Как я уже сказал, Рамиус предоставил в наше распоряжение колоссальные возможности в нескольких областях. А самое лучшее заключается в том, что от нас фактически ничего не требуется. Русские займутся черновой работой, будут искать то, чего нет на самом деле.
      – Как мы поступим с теми русскими, которые попросили политического убежища, судья? – спросил президент – О них позаботятся, господин президент. Мы знаем, как делать это, и к нам редко поступают жалобы на гостеприимство ЦРУ: Понадобятся месяцы, чтобы допросить их, и мы будем готовить русских к жизни в Америке. Они получат новые имена и биографии, в случае необходимости будут проведены косметические операции, а после этого им не придется работать всю оставшуюся жизнь, если они сами этого не захотят. Почти все перебежчики изъявляют такое желание. Полагаю, для них найдется работа на флоте – скажем, в роли консультантов по вопросам противолодочной обороны.
      – Я хочу встретиться с ними, – внезапно сказал президент.
      – Это можно устроить, сэр, только придется проявить осторожность, – предупредил судья Мур.
      – Думаю, встреча в Кемп-Дэвиде пройдет достаточно незаметно. И прошу вас, судья, позаботиться о Райане.
      – Понятно, сэр. Мы уже продвигаем его и очень быстро. У него блестящее будущее, можете мне верить.

Тюратам, Казахстан

      Причина того, почему "Красному Октябрю" пришлось погрузиться задолго до рассвета, находилась на земной орбите на высоте восьмисот километров. Это был "Альбатрос-8", огромный спутник, специально предназначенный для радиолокационной океанской разведки. Он был выведен на околоземную орбиту одиннадцать месяцев назад тяжелой ракетой-носителем с космодрома Тюратам в Казахстане.
      "Альбатрос-8" пролетел над проливом Памлико в 11.31 по местному времени. Компьютеры на его борту были запрограммированы на слежение за термическим излучением по всему видимому горизонту, на наблюдение за всем, что попадет в поле видимости, и на регистрацию любого инфракрасного излучения, соответствующего запрограммированным параметрам сбора данных. Продолжая полет по своей орбите, он пролетел над соединениями американского флота, и станция радиолокационного" подавления сигналов на линкоре "Нью-Джерси", направленная вверх, включилась для глушения его электронных импульсов. Записывающие системы спутника должным образом записали радиолокационное глушение. Импульсы подавления радиолокационных сигналов расскажут операторам об американских способах ведения радиолокационной войны. Когда "Альбатрос-8" пролетал над Северным полюсом, параболическая антенна в его передней части нацелилась на несущую частоту спутника связи "Искра".
      Как только разведывательный спутник обнаружил своего собрата, находящегося на большей высоте, по лазерному каналу связи было передано содержание банка памяти "Альбатроса". "Искра" немедленно ретранслировала полученную информацию на свою наземную станцию в Тюратаме. Сведения были также приняты пятнадцатиметровой параболической антенной, расположенной в западном районе Китая и используемой совместно Агентством национальной безопасности США и китайскими спецслужбами для своих целей. Американцы тут же передали их через свой спутник связи в штаб-квартиру АНБ в Форт-Мид, Мэриленд. Почти одновременно цифровой сигнал подвергся расшифровке двумя группами специалистов, находящихся в пяти тысячах миль одна от другой.
      – Безоблачная погода, – простонал русский техник. – На кой нам их безоблачная погода!
      – А что в том плохого. – Его сосед у пульта поблизости следил за информацией, поступающей через геосинхронный метеоспутник, который вел наблюдение за Западным полушарием. Сведения о погоде на территории враждебной страны имеют немалую стратегическую ценность. – К их побережью приближается очередной холодный фронт. Зима там походит на нашу. Надеюсь, им нравится такая погода.
      – Им, но не нашим морякам. – Техник мысленно содрогнулся при мысли о шторме в море. Прошлым летом он отправился в круиз по Черному морю и страшно мучился от морской болезни. – Ага! Что это? Можно вас, товарищ полковник?
      – В чем дело? – Старший дежурный офицер тут же подошел к нему.
      – Вот посмотрите, товарищ полковник. – Техник провел пальцем по телевизионному экрану. – Это пролив Памлико, в центральной части восточного побережья Соединенных Штатов.
      Видите? – Инфракрасное изображение воды на экране казалось черным, но когда техник отрегулировал дисплей, оно превратилось в зеленое с двумя белыми пятнами, причем одно было больше другого. Дважды большое изображение раздваивалось. Картинка на экране показывала поверхность воды, а часть ее была на половину градуса теплее, чем ей полагалось. Разница в температуре не была постоянной, но давала основание предположить, что что-то в заливе добавляет тепла воде.
      – Может быть, солнечный свет? – спросил полковник.
      – Нет, товарищ полковник, при безоблачном небе вся водная поверхность нагревается одинаково, – спокойно объяснил техник. Он всегда вел себя спокойно, когда обнаруживал что-то любопытное. – Две подводные лодки, может быть, три, на глубине тридцати метров под водой.
      – Вы уверены в этом?
      Техник щелкнул переключателем, и на экране появилось рубчатое изображение мелких волн на поверхности воды.
      – На поверхности ничего нет, что могло бы настолько повысить температуру воды, товарищ полковник. Источник тепла находится под водой. Это время года не подходит для спаривания китов. Значит, под водой могут находиться только атомные подлодки – скорее всего две, может быть, три. Думаю, товарищ полковник, американцы так напуганы появлением нашего флота у их побережья, что скрыли свои подводные ракетоносцы. Их база находится всего в нескольких сотнях километров от пролива. Возможно, один из американских ракетоносцев нашел здесь укрытие, а ударная подлодка охраняет его, как это принято у нас.
      – В этом случае он скоро покинет укрытие. Наш флот отзывают домой.
      – Жаль, было бы интересно последить за ним. Это редкая возможность, товарищ полковник.
      – Действительно. Молодец.
      Через десять минут информация о подводных лодках в проливе Памлико была передана в Москву.

Главный штаб ВМФ СССР, Москва

      – Мы воспользуемся этой возможностью, товарищ адмирал, – решил Горшков. – Мы отзываем свой флот, но позволим нескольким ударным подлодкам остаться у американских берегов для сбора электронной информации. Во всей этой путанице американцы наверняка упустят несколько наших подлодок. Передислоцируется такое количество кораблей.
      – Весьма вероятно, – согласился начальник морских операций.
      – Этот ракетоносец направится на юг, скорее всего, в свою базу в Чарлстоне, или в Кингс-Бей. Или на север, в Норфолк. У Норфолка у нас находится "Коновалов", а у Чарлстона – "Шабликов". Пожалуй, пусть обе подлодки останутся на своих позициях еще несколько суток. Нужно предпринять решительные шаги, чтобы продемонстрировать нашим политическим руководителям, что у нас по-настоящему боеспособный флот. Преследование ракетоносца будет только началом.
      – Соответствующие приказы будут готовы через пятнадцать минут, товарищ командующий. – Начальник морских операций тоже считал это хорошей мыслью. Ему не понравилось решение Политбюро, которое он получил от Горшкова. Правда, если Сергея снимут с поста главнокомандующего военно-морскими силами страны, его должность освободится, и начальник морских операций мог бы оказаться хорошим кандидатом…

Линкор "Нью-Джерси"

      Шифровка "Красная ракета" оказалась в руках Итона несколько минут назад: из Москвы только что поступили подробные оперативные распоряжения через спутник связи, адресованные командованию советских соединений в Атлантике. Теперь русские оказались в безвыходном положении, подумал коммодор. Их окружали три американские боевые группы – "Кеннеди", "Америка" и "Нимиц" – все три под оперативным командованием Джошуа Пойнтера. Итон видел все три. Кроме того, в его оперативном подчинении находилась "Тарава", что усиливало боевую группу "Нью-Джерси". Коммодор направил бинокль на "Киров".
      – Капитан, объявить боевую тревогу по кораблям группы.
      – Слушаюсь. – Начальник оперативного отдела соединения поднес к губам микрофон:
      – Синие мальчики, это Синий король. Янтарный свет, повторяю. Янтарный свет. Приступайте. Конец связи.
      Итон услышал, как через четыре секунды на "Нью-Джерси" загремели колокола громкого боя. Команда бежала к орудиям.
      – Расстояние до "Кирова"?
      – Тридцать семь тысяч шестьсот ярдов, сэр. Каждые несколько минут мы проверяли дистанцию по лазерному дальномеру.
      Орудия наведены, сэр, – доложил офицер-артиллерист. – Башни главного калибра по-прежнему заряжены подкалиберными снарядами, и огневое решение корректируется каждые тридцать секунд. Рядом с командным постом Итона на адмиральском мостике зазвонил телефон.
      – Итон слушает.
      – Все боевые, посты готовы, коммодор, – доложил командир линкора. Итон посмотрел на секундомер.
      – Отлично, капитан. Мы неплохо подготовили команду. В центре боевой информации "Нью-Джерси" на цифровых дисплеях высвечивалось точное расстояние до центральной мачты "Кирова". Всегда нужно сначала обстрелять и вывести из строя флагманский корабль противника. Вопрос заключался лишь в том, какие повреждения способен выдержать "Киров" и от чего погибнет – от артиллерийских снарядов или от противокорабельных ракет "томагавк". Самое главное, повторял главный артиллерист в течение последних нескольких дней, это потопить "Киров", прежде чем в бой вступят самолеты. "Нью-Джерси" еще ни разу не потопил вражеский корабль в бою один на один. Сорок лет – солидный возраст для ожидания столь знаменательного события.
      – Они поворачивают, – доложил артиллерист.
      – Вижу. Посмотрим, куда направятся.
      Когда Итон получил шифровку, эскадра во главе с атомным крейсером "Киров" шла на запад, а теперь корабли эскадры совершили поворот направо "все вдруг" .
      Поворот закончился, когда они вышли на курс ноль-четыре-ноль.
      Итон вложил бинокль в чехол.
      – Они возвращаются обратно. Сейчас мы сообщим об этом в Вашингтон. Команда останется пока на местах по боевому расписанию.

Международный аэропорт Даллеса

      Советы превзошли себя, стараясь как можно быстрее вывезти своих моряков из Соединенных Штатов. Авиалайнер Ил-62 сняли с международных перевозок и послали прямо из Москвы в аэропорт Даллеса. Он приземлился на рассвете. Почти точная копия британского DC-10, советский четырехмоторный самолет вырулил для заправки в самый дальний конец аэродрома. Вместе с группой пассажиров, оставшихся в салоне и не вышедших размять ноги, на самолете прибыл запасной экипаж, чтобы авиалайнер мог немедленно вылететь обратно. От пассажирского терминала в двух милях от самолета к нему направились два автобуса. В них находились моряки "Красного Октября". Они смотрели в окна на засыпанные снегом окрестности, понимая, что видят Америку в последний раз. Все молчали. Их подняли на рассвете в Бетесде и доставили автобусами в аэропорт всего час назад. На этот раз репортеров не было.
      Четыре офицера, девять мичманов и матросы разбились на кучки. Каждую группу отвели в отдельную часть самолета. К офицерам и мичманам прикрепили по одному сотруднику КГБ, и допрос начался, как только Ил-62 начал свой разбег. К тому времени, когда авиалайнер достиг крейсерской высоты, большинство членов команды уже раскаивались в том, что не остались в Америке.
      – Капитан Рамиус не вел себя как-то странно? – спросил у Петрова майор КГБ.
      – Нет, разумеется! – поспешил с ответом Петров, защищая своего командира. – Разве вы не знаете, что на лодке произошла диверсия? Нам повезло, что вообще удалось спастись!
      – Что за диверсия?
      – Повреждение реакторной системы. Я не инженер и не могу объяснить технические детали, зато мне удалось обнаружить утечку радиации. Видите ли, на значках с пленкой, чувствительной к радиации, появились признаки радиационного заражения, а дозиметры в машинном отделении не регистрировали этого. Вредители не только вызвали аварию реактора, но и вывели из строя все приборы, регистрирующие утечку радиации. Я сам видел это. Старшему механику Мелехину пришлось самому отремонтировать несколько дозиметров, чтобы обнаружить место утечки радиации в трубах охлаждения реактора. Пусть лучше об этом расскажет Свиядов. Он сам видел это.
      Офицер КГБ продолжал записывать.
      – А что делала ваша подлодка так близко к американскому побережью?
      – Что вы имеете в виду? Разве вы не знаете, каковы были полученные нами приказы?
      – А что это за приказы, товарищ доктор? – Офицер КГБ посмотрел прямо в глаза Петрову. Врач объяснил смысл приказов.
      – Я сам их видел. Они были вывешены на доске объявлений в Ленинской комнате, чтобы все могли ознакомиться с ними. Как обычно.
      – Кто их подписал?
      – Адмирал Коров. Кто же еще?
      – Они не показались вам несколько странными? – раздраженно спросил майор.
      – А вы сомневаетесь в получаемых вами приказах, товарищ майор? – собрался с мужеством Петров. – Я не сомневаюсь.
      – Так что же случилось с вашим замполитом? В другом отсеке Иванов объяснял, как "Красный Октябрь" был обнаружен американскими и английскими кораблями.
      – Но капитан Рамиус блестяще провел маневр уклонения! И мы сумели бы скрыться, если бы не авария этого проклятого реактора. Вы должны найти ответственного за эту диверсию, товарищ капитан. Я лично хочу присутствовать при его расстреле!
      – Каковы были последние слова вашего капитана? – бесстрастно спросил офицер КГБ.
      – Он приказал мне держать под контролем моих людей, не разрешать им разговаривать с американцами, больше чем это необходимо, и добавил, что наш корабль никогда не достанется американцам. – Глаза Иванова наполнились слезами при мысли о гибели его корабля вместе с командиром. Лейтенант был гордым представителем советской молодежи и пользовался немалыми привилегиями как сын академика и видного партийного деятеля. – Товарищ капитан, вы и ваши люди должны найти мерзавцев, ответственных за это.
      – Сам акт диверсии был организован исключительно умело, – объяснял Свиядов, который сидел поблизости. – Даже товарищ Мелехин сумел обнаружить место утечки лишь после третьего осмотра реакторного отсека, и он поклялся отомстить негодяям, сделавшим это. Я лично видел это место, – продолжал лейтенант, забыв , что он вообще-то не видел его. Его объяснения были очень подробными, и он даже начертил схему места утечки. – А вот об окончательной аварии, которая привела к остановке реактора, я ничего не знаю. Как раз подошло время моей вахты, но я не успел заступить на нее. Товарищи Мелехин, Сурпой и Бугаев несколько часов бились, чтобы запустить вспомогательный двигатель. – Он покачал головой. – Я хотел помочь им, но товарищ Рамиус запретил. Тогда я попробовал нарушить приказ командира и все-таки прийти на помощь, но тут вмешался товарищ Петров.
      Через два часа высоко над Атлантикой офицеры КГБ собрались в кормовом отсеке и сравнили собранные ими сведения.
      – Если командир подлодки все время притворялся, то делал это поразительно искусно, – подвел итог полковник, руководивший предварительным допросом. – Приказы, которые он отдавал своим подчиненным, были безукоризненно правильными. Распоряжение о предстоящей операции вывесили на доске объявлений, чтобы с ним могла ознакомиться вся команда, как обычно принято.
      – Но кто из команды знаком с подписью Корова? А спросить самого адмирала мы не можем, верно? – заметил майор. Командующий Северным флотом умер от кровоизлияния в мозг через два часа после первого допроса на Лубянке, чем немало расстроил всех. – В конце концов, его подпись могли подделать. А разве у нас есть секретная база для подводных лодок на Кубе? И как объяснить смерть замполита?