Истребитель-штурмовик А-10 "тандерболт"

      Летать на нем было куда интереснее, чем управлять авиалайнером DC-9. Майор Энди Ричардсон налетал больше десяти тысяч часов на авиалайнерах и всего шестьсот на своем штурмовике А-10 "тандерболт-II", но явно предпочитал полеты на меньшем из этих двухмоторных самолетов. Ричардсон был приписан к 175-й тактической эскадрилье истребителей Мэрилендской национальной гвардии. Обычно его эскадрилья базировалась на небольшом военном аэродроме к востоку от Балтимора, но два дня назад, перед самым началом переподготовки, 175-ю и шесть других кадровых и резервных эскадрилий перебросили на и без того загруженную авиабазу стратегической авиации в Лоринге, штат Мэн. Они вылетели оттуда в полночь и дозаправились в воздухе всего полчаса назад, в тысяче миль над Северной Атлантикой. Теперь Ричардсон и его звено из четырех штурмовиков летели на высоте всего сто футов, скользя над черной поверхностью океана со скоростью четыреста узлов.
      В ста милях за четырьмя штурмовиками на высоте тридцати тысяч футов следовали девяносто самолетов, что для русских очень походило на "атаку альфа" – мощную ударную операцию вооруженных тактических истребителей. Это действительно было так, хотя операция была ложной, цель ее заключалась в том, чтобы отвлечь внимание от четырех штурмовиков, летящих на бреющем полете – именно они играли ключевую роль.
      Ричардсон не скрывал любви к своему А-10. Пилоты, летающие на этом штурмовике называли его с насмешливым уважением "африканский кабан" или просто – "кабан". Почти все самолеты тактической авиации имели изящную обтекаемую форму, обусловленную необходимостью скорости и маневренности в бою. "Кабан" составлял исключение и являлся, пожалуй, самым безобразным из боевых самолетов, когда-либо построенных для военно-воздушных сил. Казалось, два его турбореактивных двигателя, подвешенные у хвостового оперения с двойными стабилизаторами, которые сами по себе принадлежали к эпохе тридцатых годов, просто вовремя забыли поставить и кое-как приляпали в последнюю минуту. Массивные короткие крылья торчали из корпуса перпендикулярно в отличие от стреловидных несущих плоскостей современных истребителей. Более того, в середине они были изогнуты, для того чтобы поместить под ними неуклюжее шасси. На нижней поверхности крыльев имелись многочисленные крепления для подвески боезапаса, а сам фюзеляж словно был построен вокруг главного оружия штурмовика – тридцатимиллиметровой вращающейся пушки GAU-8, предназначенной для уничтожения советских танков.
      Для сегодняшней операции пушки звена Ричардсона снарядили полным боекомплектом снарядов из обедненного урана , а под крыльями у каждого штурмовика висело по паре бомбовых канистр, наполненных крохотными бомбочками "рокай" – еще одним видом противотанкового оружия. Прямо под фюзеляжем находился подвесной обтекаемый контейнер, в котором была размещена система низковысотной навигации и ночного наведения на цель; ко всем остальным гнездам крепления были подвешены топливные баки.
      175-я эскадрилья национальной гвардии была первой, оснащенной такими системами. Эти системы представляли собой сочетание электронных и оптических устройств, которые позволяли "кабану" искать цели ночью, совершая полет на минимальной высоте. Датчики этой системы выдавали изображение местности на лобовое стекло штурмовика, фактически превращая ночь в день, что снижало опасность ночных операций. Рядом с каждым контейнером находился небольшой предмет, который в отличие от пушечных снарядов и бомбочек "рокай" был предназначен для применения именно этой ночью.
      Ричардсона не беспокоила – скорее даже наоборот, привлекала – опасность предстоящей операции. Два из трех его компаньонов служили, как и он, на гражданских авиалиниях, третий занимался опрыскиванием с воздуха полей. Все трое были опытными пилотами, с большой практикой полетов на малой высоте. А сейчас им предстояла интересная операция.
      Инструктаж, проведенный летчиком морской авиации, занял больше часа. Они нанесут визит советскому флоту. Ричардсон читал в газетах, что русские затеяли что-то, а когда во время инструктажа ему сообщили, что они послали свой флот к самому американскому побережью, Ричардсона потрясла их наглость. Его привело в ярость сообщение о том, что один из паршивых советских дневных истребителей осмелился подбить "томкэт" морской авиации, так что летчик едва не погиб. Ричардсона удивило, что морской авиации не позволили ответить на это должным образом. Он видел, что большинство самолетов авиакрыла "Саратога" замерли на бетонных площадках в Лоринге рядом с Б-52, А-6 "интрудерами" и F-18 "хорнетами", причем тележки, загруженные боезапасом для этих самолетов, стоят всего в нескольких футах от них. Ричардсон пришел к выводу, что его операция – всего лишь первый шаг, деликатное прощупывание противника. Пока советские радары будут следить за самолетами, участвующими в "атаке альфа", которые барражируют на самом пределе досягаемости их ракет "корабль-воздух", его звено из четырех штурмовиков прорвется под радиолокационной завесой к флагману советского флота, атомному линейному крейсеру "Киров", и даст русским понять, с кем они имеют дело.
      Странно, что для такой операции выбрали резервистов. На Восточном побережье сосредоточена сейчас почти тысяча самолетов тактической авиации, из них около трети пилотируют летчики национального резерва, и Ричардсон пришел к заключению, что это является частью плана. Очень сложная тактическая операция возложена именно на резервистов, тогда как эскадрильи с кадровыми летчиками стоят на взлетных дорожках Лоринга, Макгуайра, Дувра, Пизы и нескольких других авиабаз от Виргинии до Мэна, заправленные, проинструктированные, в полной боевой готовности. Почти тысяча самолетов! Ричардсон улыбнулся. Для них просто не хватит целей!
      – Ведущий "Лайнбэкер", это "Сентри-дельта". Пеленг на цель – ноль-четыре-восемь, расстояние пятьдесят миль. Курс цели – один-восемь-пять, скорость двадцать узлов.
      Ричардсон не подтвердил получение координат даже по кодированному каналу радиосвязи. В соответствии с полученным приказом полет проходил в условиях, исключающих всякое электронное излучение. Любые радиопередачи могли выдать его звено русским. У него был выключен даже радар наведения на цель, действовали только пассивные инфракрасные и телевизионные датчики, способные работать при слабом освещении. Майор быстро огляделся по сторонам. Какие они резервисты? Что за ерунда! – подумал он. Каждый из них налетал не меньше четырех тысяч часов, больше многих кадровых пилотов или большинства астронавтов, а уж ухаживали за птичками национальной гвардии техники, которым эта работа нравилась. По сути дела у его эскадрильи было больше готовых к вылету самолетов, чем у любой кадровой, и у летчиков национальной гвардии происходило меньше несчастных случаев, чем у сопливых мальчишек, летавших на "кабанах" в Англии и в Корее. Они еще покажут русским!
      Ричардсон улыбнулся. Летать вот так куда интереснее, чем совершать регулярные рейсы на DC-9 для компании "Ю-Эс эйр" из Вашингтона в Провидено и Хартфорд, а затем обратно, и так каждый божий день. Раньше майор был летчиком-истребителем ВВС и ушел с военной службы, потому что его привлекало более высокое жалованье и престиж пилота коммерческих авиалиний. По этой причине он не воевал во Вьетнаме, а гражданские рейсы не требуют особого мастерства; во всяком случае там не надо носиться над самыми верхушками деревьев.
      Насколько ему было известно, никогда раньше "кабанов" не использовали для боевых операций в море – это еще одна новая часть операции. Вряд ли следует удивляться, что они отлично проявят себя и здесь. Противотанковое вооружение "кабанов" будет весьма эффективным против кораблей. Бронебойные снаряды и канистры "рокай" способны разносить в куски мощную броню боевых танков, и Ричардсон не сомневался, что тонкий стальной лист на кораблях не сможет противостоять им. Как жаль, что этот вылет не боевой. Стоило бы преподать Ивану хороший урок.
      На его распознавателе опасности замигала лампочка радиолокационного датчика; скорее всего, это был коротковолновой радар, предназначенный для поиска на поверхности и еще недостаточно мощный, чтобы отразиться от его самолета. У Советов не было воздушных радиолокационных платформ, а действие их радаров, установленных на кораблях, ограничивалось дальностью прямой видимости. Луч корабельного радиолокатора прошел прямо над головой Ричардсона; распознаватель опасности сработал лишь потому, что задел его край. Пожалуй, реальнее избежать обнаружения, если снизиться до высоты пятидесяти футов вместо сотни, однако приказ запрещал это.
      – Звено "Лайнбэкеров", это "Сентри-дельта". Рассредоточьтесь и приступайте, – поступила команда с АВАКСа.
      Четыре А-10 разошлись с расстояния в несколько футов и вытянулись в линию атаки, при которой интервал между самолетами измерялся милями. В приказе говорилось, что рассредоточение должно произойти в тридцати милях от цели; четыре минуты лета. Ричардсон взглянул на часы; звено "лайнбэкеров" шло к цели в соответствии с графиком. Летящие позади них "фантомы" и "корсары", имитирующие "атаку альфа", повернут сейчас в сторону советских кораблей, чтобы привлечь их внимание. Скоро он увидит корабли русских…
      В изображении на лобовом стекле появились неровности на горизонте – это внешнее кольцо охранения, эсминцы типа "удалой" и "современный". Во время инструктажа офицер показал им силуэты и фотографии кораблей.
      Бип!.. Это защелкал распознаватель опасности. По штурмовику только что скользнул луч радиолокационного прицела, потерял его из виду и теперь пытался восстановить контакт. Ричардсон щелкнул переключателем и включил систему электронных помех – глушение радаров противника. Эсминцы внешнего охранения находились сейчас всего в пяти милях. Сорок секунд. Потерпите, товарищи…
      Майор начал резко маневрировать, беспорядочно бросая свой штурмовик вверх, вниз, в стороны. Всего лишь игра, но не следует слишком уж облегчать задачу Ивану. Если бы это была настоящая боевая операция, "кабаны" мчались бы на предельной скорости вслед за тучей антирадарных ракет, и за ними неслись бы "дикие ласки" , старающиеся вывести из строя советскую систему управления ракетным огнем. Теперь все происходило очень быстро. Прикрывающий флагман эсминец появился прямо по курсу, и Ричардсон чуть отвернул в сторону, чтобы миновать его. Две мили до "Кирова" – восемнадцать секунд.
      На лобовом стекле появилась более четкая картинка. Огромный силуэт "Кирова" (мачта – мостик – радар) заполнял все стекло. Он видел мигающие огни по всему корпусу линейного крейсера. Ричардсон повернул вправо. Они должны пролететь ровно в трехстах ярдах от крейсера – ни больше ни меньше. Его "кабан" промчится мимо носа, остальные штурмовики рядом с кормой и по бортам. Он не хотел слишком уж приближаться. Майор проверил и убедился, что противотанковая пушка и бомбосбрасыватели стоят на предохранителях. Нет смысла увлекаться. При настоящей атаке вот сейчас, он нажал бы на спуск, и поток бронебойных снарядов устремился бы к "Кирову", пробивая тонкую броню его носовых ракетных установок. Их зенитные и крылатые ракеты обратились бы в гигантский огненный шар, и сверхпрочный крейсер кончил бы свои дни, словно бумажный кораблик.
      В пятистах ярдах от крейсера Ричардсон опустил руку и снял предохранитель с небольшого контейнера, установленного под фюзеляжем самолета.
      Пора! Майор щелкнул переключателем, и вперед вылетели полдюжины магниевых осветительных ракет, которые вспыхнули ослепительным пламенем и стали медленно опускаться на парашютах. Все четыре самолета проделали это в пределах одной секунды. Внезапно "Киров" оказался внутри бело-голубой сияющей сферы. Ричардсон потянул на себя ручку управления и отвернул в сторону от линейного крейсера, одновременно стремительно набирая высоту. Яркий свет ослепил его, но он успел заметить изящные очертания советского флагманского корабля, резко разворачивающегося среди бушующего моря. Матросы, увидел он, бежали по палубе, как встревоженные муравьи.
      Будь это все всерьез, всех вас сейчас уже не было бы в живых – поняли, что мы хотим вам сказать?
      Ричардсон нажал на кнопку радиопередатчика.
      – Ведущий "лайнбэкер" вызывает "Сентри-дельту", – произнес он открытым текстом. – Робин Гуд, повторяю, Робин Гуд. Звено "лайнбэкеров", говорит ведущий, всем собраться вместе. Летим домой!
      – Звено "лайнбэкеров", это "Сентри-дельта". Великолепно! – отозвался старший оператор с АВАКСа. – Имейте в виду, что у "Киева" в воздухе два "форджера", расстояние тридцать миль на восток, летят к вам. Им придется поторопиться, если они хотят перехватить вас. Будем держать в курсе. Конец связи.
      Ричардсон быстро прикинул. Русские истребители вряд ли успеют перехватить его звено. Но даже если и успеют, двенадцать "фантомов" из 107-й эскадрильи истребителей-перехватчиков уже наготове.
      – Черт побери, ведущий! – осторожно произнес на его частоте "Лайнбэкер-4", тот, что занимался опрыскиванием полей на гражданской службе. – Ты видел, как эти индюки указывали на нас? Здорово мы потрясли их клетку, а?
      – Внимание, всем быть наготове к появлению "форджеров", – предостерег Ричардсон, от уха до уха улыбаясь под своей кислородной маской. Вот вам и летчики национального резерва!
      – Пусть только появятся, – донесся голос "Лайнбэкера-4". – Стоит любому из этих козлов подлететь ко мне, это будет последняя ошибка в его жизни!
      По мнению Ричардсона, четвертый проявляет излишнюю агрессивность, зато водит своего "кабана" неплохо.
      – Звено "лайнбэкеров", это "Сентри-дельта". "Форджеры" повернули обратно. Вам ничто не угрожает. Конец связи.
      – Понял вас, конец связи. О'кей, звено, всем успокоиться и выстроиться вокруг меня. Летим домой. Думаю, мы заработали месячное жалованье. – Ричардсон посмотрел на радиопередатчик и убедился, что говорит открытым текстом. – Дамы и господа, говорит ваш капитан Барри Дружелюбный, – произнес он шутку, принятую в авиакомпании "Ю-Эс айр", которая стала теперь своей и в 175-й эскадрилье. – Надеюсь, вы остались довольны полетом и будете всегда летать на авиалайнерах нашей компании "Летающий кабан".

Крейсер "Киров"

      Адмирал Штральбо бросился из боевого информационного центра к флагманскому мостику, но опоздал. Самолеты, атаковавшие крейсер на бреющем полете, меньше минуты оставались на краю радиолокационного экрана. Пучок осветительных ракет уже опускался позади линейного крейсера, несколько ракет догорало в воде. Адмирал видел, что вахтенные офицеры потрясены случившимся.
      – За шестьдесят или семьдесят секунд до того, как они атаковали нас, товарищ адмирал, – доложил командир крейсера, – мы следили за большой группой приближающихся издалека самолетов, и тут эти четыре – мы думаем, что четыре, – истребителя подкрались к нам ниже нашего радиолокационного прикрытия. Несмотря на то что они глушили наши радары мерами электронного противодействия, мы успели навести ракеты на два из них.
      Штральбо нахмурился. Все произошло совсем не так, как он ожидал. Если бы атака была настоящей, "Киров" в лучшем случае получил бы серьезные повреждения. Американцы с радостью обменяли бы пару своих истребителей на атомный крейсер. Если все американские самолеты способны на подобные удары…
      – Фантастическое высокомерие у этих американцев! – послышался голос замполита соединения.
      – Мы сделали ошибку, провоцируя их, – недовольно произнес адмирал. – Я ожидал чего-то подобного, но полагал, что налет последует со стороны "Кеннеди".
      – Но ведь это была ошибка, ну, наш летчик напутал, – заметил замполит.
      – В самом деле! Зато этот налет не был ошибкой! Они только дали нам понять, Василий, что им не нравится наше присутствие в полутора тысячах километров от их побережья без надежного прикрытия с воздуха и что у них наготове более пятисот истребителей-бомбардировщиков, готовых атаковать нас с запада по первому сигналу. Тем временем "Кеннеди" готовится напасть на нас как бешеный волк с востока. Нашему положению не позавидуешь.
      – Американцы не осмелятся на такой шаг.
      – Вы уверены в этом, товарищ замполит? Твердо уверены? А что, если один из американских летчиков совершит такую же ошибку? И потопит один из наших эсминцев? И что, если американский президент свяжется с Москвой по "горячей линии" и принесет извинения до того, как мы успеем доложить о случившемся? Они заверят наше руководство, что это был несчастный случай, и пообещают строго наказать виновного – тогда что? Вы считаете, что действия империалистов у их собственного побережья так легко предсказать? Я так не считаю. Мне кажется, что они ждут не дождутся малейшего предлога, чтобы напасть на нас. Давайте пройдем ко мне в каюту. Нам нужно обсудить это.
      Адмирал и начальник политотдела флота прошли на корму. Каюта адмирала Штральбо была обставлена по-спартански. Единственным украшением была литография на стене, где Ленин обращался к красногвардейцам.
      – В чем цель нашей операции, Василий? – спросил Штральбо.
      – Поддерживать наши подлодки, помогать им в поиске…
      – Совершенно верно. Наша задача заключается в том, чтобы оказывать поддержку, а не вести наступательные операции. Мы не нужны здесь американцам. Объективно говоря, я понимаю их. С таким количеством ракет на борту мы представляем для них немалую опасность.
      – Но наши приказы и не заключаются в том, чтобы угрожать им, – возразил замполит. – Зачем нам наносить удар по их территории?
      – А империалисты верят, разумеется, что мы боремся за мир и социалистический путь развития? Брось, Василий, это наши враги! Разумеется, они не доверяют нам. И, конечно, готовятся напасть на нас, если мы дадим им хоть малейший повод. Они уже мешают нашей основной операции, делая вид, что помогают нам. Им хочется выпроводить нас отсюда – а позволяя провоцировать себя агрессивными действиями, мы сами попадаем в эту ловушку. – Адмирал опустил глаза на свой письменный стол. – Так вот, отныне мы изменим наше поведение. Я отдам приказ флоту прекратить все операции, которые могут хоть как-то показаться агрессивными. Мы прекратим все полеты – за исключением обычного патрулирования. Мы не будем вызывающе вести себя по отношению к их флотским соединениям, находящимся поблизости. Наконец, мы будет пользоваться отныне только обычными навигационными радиолокаторами.
      – И тогда?
      – Смирим свою гордыню и будем кроткими, как овечки. Как бы нас ни провоцировали, не поддадимся на это.
      – Некоторые могут счесть это трусостью, товарищ адмирал, – предупредил замполит.
      Штрадьбо был готов к такому повороту разговора.
      – Василий, неужели ты не понимаешь? Уже одной такой мнимой атакой они превращают нас в жертву. Заставляют включать новейшие и самые секретные средства обороны, что позволяет им получать информацию о характеристиках наших радаров и систем управления огнем. Они собирают сведения о наших истребителях и вертолетах, о маневренности наших кораблей и, самое главное, о наших методах руководства боевыми действиями. С этим следует покончить. Слишком важна наша главная задача. Если американцы будут и дальше нас провоцировать, мы будем вести себя так, словно наша задача сугубо мирная – именно такой мы представили ее американской стороне и такой она является в действительности. Тем самым они превращаются в агрессоров. Если же американцы не прекратят провоцировать нас и после этого, мы будем просто следить за тем, какова их тактика, ничего не давая взамен. Или ты предпочитаешь, чтобы они не дали нам выполнить поставленную перед нами задачу?
      Замполит пробормотал, что согласен с решением командующего. Если им не удастся справиться с поставленной задачей, обвинение в трусости вряд ли будет иметь какое-то значение. А если они найдут ракетоносец с предателями, то станут героями, независимо от того, как развивались события.
      

Ударная подлодка "Даллас"

      Джоунз уже потерял счет часам, проведенным на вахте. Это можно было бы легко узнать, нажав кнопку на часах, но акустику не хотелось этого. Так он еще больше испортит себе настроение.
      Все мой проклятый язык, ругал себя Джоунз. Можете не сомневаться, командир, найдем русских, командир. Черт бы меня побрал! В прошлый раз ему удалось обнаружить русскую подлодку на расстоянии миль двадцати, да и то с трудом, а ведь долбаный Атлантический океан от берега до берега – три тысячи миль. Тут одного везения мало.
      Правда, ему все-таки повезло с голливудским душем. При обычных обстоятельствах душ на корабле, где на учете каждая капля пресной воды, означает, что тебе разрешат несколько секунд постоять под струей, потом можешь с минуту намыливаться, а затем провести еще несколько секунд под душем, чтобы смыть мыльную пену. Такая процедура обеспечивала гигиену, но не приносила никакого удовлетворения. Это намного лучше, чем в прежние времена, любили говорить ветераны. Но ведь в прежние времена, нередко отвечал им Джоунз, и матросам приходилось наваливаться на весла или запускать дизели и аккумуляторы. Матросы начинают мечтать о голливудском душе уже после нескольких суток пребывания в море. Включаешь душ и стоишь под струей удивительно приятной теплой воды. Такое удовольствие у капитана третьего ранга Манкузо было наградой за особенно четкую работу, заметно лучше той, что ожидают от члена команды. Ради этого стоило потрудиться. На подлодке негде потратить лишние деньги, к тому же здесь нет ни пива, ни женщин.
      Чего было в избытке, так это старых фильмов. Фильмотека "Далласа" была достаточно обширной, особенно если у тебя оставалось время покопаться в ней. Еще на подлодке стояла пара компьютеров "Эппл" с несколькими дюжинами игровых программ для развлечения. Джоунз был чемпионом лодки по "Чоплифтеру" и "Зорку". Компьютеры использовали, разумеется, и для тренировок, для сдачи экзаменов и запрограммированных тестов, на что уходило почти все компьютерное время.
      "Даллас" прочесывал район к востоку от Большой отмели. Любая подлодка, прошедшая по Первой дороге, должна была появиться здесь. Они плыли на скорости пять узлов с буксируемой акустической антенной BQR-15 позади. За последнее время им удалось засечь массу контактов. Сначала на большой скорости мимо промчалась половина подводного флота русских, причем за многими советскими подлодками следовали американские. Меньше чем в трех тысячах ярдов прошмыгнула "альфа". Вот с такой было бы просто иметь дело, подумал тогда Джоунз. На скорости больше сорока узлов "альфа" издавала такой шум, что ее можно было услышать, прижав стакан к металлическому корпусу "Далласа", и акустику пришлось до предела уменьшить уровень громкости усилителей, чтобы не оглохнуть от рева. Как жаль, что им запрещено открывать огонь. Обстановка была такой простой, огневое решение столь несложным, что с этим справился бы школьник, знающий, что такое логарифмическая линейка. "Альфа" шла прямо в руки. Затем промчались "Викторы", а после них "чарли" и "новемберы", замыкающие гонку. Джоунз прослушивал и надводные корабли далеко на западе, многие шли на скорости узлов двадцать, пробиваясь сквозь бушующие волны. Они находились далеко от "Далласа" и не интересовали Джоунза.
      Акустик уже больше двух суток пытался отыскать нужную цель, и за все время ему удалось прихватить всего считанные часы сна. Ничего не поделаешь, за это мне и платят, мрачно подумал Джоунз. Тут не было ничего необычного, такое случалось и раньше, но всегда хочется, чтобы все закончилось поскорее.
      Буксируемая антенна широкой направленности находилась на конце троса длиной в тысячу футов. Джоунз называл ее "китовым тралом". Помимо того что она была весьма чувствительным акустическим устройством, она защищала "Даллас" от попыток других подлодок следовать за ним. Обычно акустическое оборудование подлодки прослушивает все пространство вокруг нее, кроме кормы – этот участок называют конусом тишины или дефлектором. Буксируемая антенна BQR-15 резко изменила положение. Благодаря ей Джоунз все время слышал самые разные шумы, включая надводные и подводные корабли, а иногда даже самолеты, летящие на малой высоте. Однажды во время учений у берегов Флориды окончательно запутал его шум ныряющих пеликанов, пока командир не поднял перископ и не посмотрел вокруг. Затем у Бермуд им попались спаривающиеся киты-горбачи – вот где был шум! Джоунз записал его на случай увольнений на берег – находились такие шальные дамочки, которым звуки нравились. Молодой акустик улыбнулся.
      С поверхности доносился громкий шум. Компьютеры, обрабатывавшие сигналы, отфильтровали его былую часть, однако каждые несколько минут Джоунз отключал процессоры, чтобы убедиться, что те не отфильтровывают лишнее. Механические устройства не обладают воображением, и Джоунз опасался, что часть аномальных сигналов, которые он искал, исчезает в системе алгоритмов обратной связи компьютера. Это серьезная проблема с ЭВМ, скорее даже с их программным обеспечением: ты отдаешь машине команду что-то сделать, и она начинает исполнять задачу с таким рвением, что конечный результат теряет всякий смысл. Джоунз нередко сам развлекался составлением программ. Он был знаком с несколькими парнями из одного колледжа, составлявшими игровые программы для персональных компьютеров; один из них получал неплохие деньги в компании "Сьерра он-лайн системз"…
      Опять отвлекся, упрекнул он себя. Очень трудно прислушиваться часами, ничего не слыша. Было бы неплохо разрешить акустикам читать на вахте. Впрочем, решил он по зрелом размышлении, предлагать этого не стоит. Мистер Томпсон может согласиться, а вот шкипер и все старшие офицеры когда-то работали на реакторах и следовали железному правилу: вахтенный обязан следить за приборами и полностью концентрировать свое внимание на порученном задании. Джоунз не относил это правило к числу особенно хороших. Для акустиков ситуация иная. Они слишком легко сгорают на работе. Для борьбы с этим Джоунз пользовался музыкальными записями и компьютерными играми. Он умел целиком погружаться во что угодно, лишь бы это отвлекало его от работы. Особенно эффективным был "Чоплифтер". Человеку нужно отвлекаться чем-нибудь, рассуждал он, хотя бы раз в день. В некоторых случаях и на вахте. Даже водители большегрузных автомашин, представители далеко не самой интеллектуальной профессии, пользуются радиоприемниками и плейерами, чтобы не впасть в гипнотический транс. А вот матросам на атомной подлодке, обходящейся налогоплательщикам в добрый миллиард…
      Джоунз наклонился вперед, прижал наушники к вискам, оторвал исчерканную страницу блокнота и записал время на новой странице. Затем чуть отрегулировал усиление, которое и без того находилось почти на пределе, и снова отключил процессоры. Какофония шумов, доносящихся с морской поверхности, едва не оглушила его. В течение минуты Джоунз терпел, регулируя глушение вручную, чтобы отфильтровать самые громкие шумы высокой частоты. Ага! – удовлетворенно заметил он наконец. Может быть, мне мешает система алгоритмов – обратной связи обрабатываемых сигналов, но пока говорить об этом слишком рано.
      Когда Джоунз впервые овладел этой аппаратурой в школе акустиков, его охватило страстное желание показать ее брату, который имел ученую степень магистра по электронике и работал в качестве консультанта в фирме, занимающейся музыкальными записями. У него уже было зарегистрировано одиннадцать патентов. У брата глаза бы полезли на лоб от изумления при виде акустического оборудования на "Далласе". Системы цифрового преобразования на военно-морском флоте опережали коммерческие системы на много лет. Жаль, что все это засекречено вместе с атомными тайнами…