20

В плотном полумраке болота циферблат часов практически не был виден. Тучи насекомых летали так густо, что Мэйзи все время прикрывала рот рукой, чтобы их не вдохнуть, запах гниющей рыбы и метана был невыносим, но она сидела и сидела среди стеблей болотной травы, колени засасывала грязь. Мэйзи не могла отвести глаз от «шеви блейзера», припаркованного менее чем в тридцати футах от нее на покрытом гравием повороте, откуда открывался вид на реку. Одно из окон машины было опущено на пару дюймов, чтобы дым сигарет выходил наружу, и Мэйзи, хоть и с трудом, но слышала голоса за шумом дождя. От этого разговора ее гнев раздувало, будто кузнечными мехами.

– Так что, если он не появится? – говорил тот, который за рулем, по имени Марион.

– Я тебе что, общество друзей физики?

Голос этого адвоката. Эндрюса.

– Я просто спрашиваю.

– Не знаю. Думаю, это будет значить, что его прикончил на барже один из киллеров, и нас раньше отпустят с уроков.

– А если мы его упустим? Нельзя убрать того, кого не можешь найти. Палата сказала, что хочет получить работу чистую и аккуратную. Это чистым и аккуратным не назовешь.

– Послушай... если Слаггер говорит, что будет там-то и там-то, в конце концов он там будет.

– Я ж тебе говорил: просто спрашиваю.

Адвокат еще что-то сказал, что Мэйзи не расслышала за ветром, что-то насчет вытралить Джо из реки, но это уже было не важно. Все сводилось к одному: Эндрюс врал Джо насчет этой сделки. Все было подстроено, и музыка в голове Мэйзи зазвучала с неслыханной раньше громкостью – дребезжащие тарелки, грохочущие, как волны о скалистый берег, вибрирующие контрабасы, трель оперных голосов.

Мэйзи привстала и подползла ближе к краю болота, достаточно близко, чтобы увидеть силуэты в салоне, и прочесть выражение их лиц. Сумку она перебросила через левое плечо, в руке крепко держала полуавтоматическую «берсу» калибра 0.380. Сердце колотилось, и тошнота вернулась, мстя за свое временное отсутствие. Мэйзи молилась, чтобы ее не вырвало.

Она пряталась в зарослях уже почти час, промокнув до костей, хотя внутренние часы у нее отказали напрочь. Так что, может быть, и меньше. Главное, что ей казалось вечностью время с тех пор, как она видела запрыгивающего на борт буксира Джо, а сама пошла вдоль рукава дельты, стараясь не наткнуться на копов и ища дорогу на хайвей. Ее подбросил до южной окраины Виксберга какой-то грузовик – полчаса езды по речному серпантину. И когда она добралась до четвертьмильной полосы огромной заброшенной лодочной пристани, то увидела вездеход, припаркованный на обочине покрытого гравием тупика, и поняла сразу, что это и должен быть тот адвокат. Она хотела подойти, но что-то ее остановило. Снова интуиция. Вместо этого она спряталась с глаз долой, в болото и стала наблюдать и слушать, и, когда она услышала доносящийся из окна машины разговор, она сразу поняла, что происходит. На Джо готовилась последняя засада, готовилась теми самыми людьми, на которых он полагался.

Сквозь просвет в траве Мэйзи смотрела на силуэты двух человек, глядящих на далекие серо-стальные воды.

– Позволишь спросить еще кое-что, советник?

Голос Мариона донесся из машины внезапно и еле различимо за шумом дождя и щелчком зажигалки. Мэйзи стерла с лица воду и вытянула шею, чтобы лучше слышать.

– Что именно?

– Если этот парень так хорош, за каким чертом Палате надо, чтобы он был мертвым? Особенно после этого шума насчет состязания и прочего?

Наступила бесконечная пауза, такая долгая и невыносимая, что Мэйзи казалось, будто она сейчас умрет. Потом бормотание адвоката на фоне шума дождя. Он говорил так, будто совсем вымотался:

– Люди стареют.

Мэйзи подавила приступ ярости, кислотой ожегший миндалины, опустила свободную руку и медленно взвела курок «берсы», отводя затвор как можно тише, и музыка в голове свирепствовала, рыдал бархатный баритон Тристана, крик агонии над стаккато медных тарелок. Мэйзи подмывало подойти и влепить пулю каждому из этих чистоплюев прямо в череп. Прямо на месте!

Разговор продолжался.

– Похоже, они получают за свои деньги настоящий товар.

– То есть?

– Этот тип – ходячая зона уничтожения. Он убрал всех, кто был в Игре.

– Слаггер – лучший из всех, кто когда-нибудь был.

– Ага, может быть, и может быть, я думаю, нам нужно чуть больше живой силы.

– К чему это ты?

– Да я думаю, может, мне ввести в дело кое-кого из моей команды, чтобы помогли закончить с этим типом.

– У тебя есть местные ребята?

– Так точно, сэр.

Еще одна пауза. Клуб сигаретного дыма из окна медленно смешивался с дождем. Наконец прозвучал голос Эндрюса:

– На твое усмотрение, Марион.

Мэйзи была готова. Была готова подкрасться сзади и наполнить салон мщением калибра девять миллиметров. Настолько готова, что пульс ее замедлился, зрение прояснилось, ум сосредоточился. Она подняла пистолет на силуэты в поле зрения, и сделала вдох, и шагнула из зарослей, и первый шаг ее хрустнул по гравию.

И она застыла.

Не страх заставил ее колебаться, не звук хрустящего под ногами гравия, даже не дождь, вдруг застлавший зрение. А перспектива всадить пули в затылки этих двух силуэтов. Так легко. Так анонимно. Как раздавить двух клопов, размолоть подошвой шлепанца, ощутив волну эротической дрожи.

Две человеческих жизни.

Музыка в ее голове резко оборвалась, будто сняли иглу с пластинки, и Мэйзи дала руке с пистолетом безвольно повиснуть.

Что она делает, черт возьми?

Когда Джо коснулся берега, он набрал полные легкие воздуха.

Это не был ни ординарный судорожный вдох запыхавшегося человека, ни вдох опытного ныряльщика. Это был отчаянный, последний вдох, как первый вдох новорожденного, когда красные кровяные шарики вопят, выпрашивая хоть сколько-то кислорода из всей зеленой Божьей атмосферы; и слава Богу, это случилось точно в тот миг, когда руки его вцепились в илистый берег. Он хватал горстями грязь, судорожно дыша пылающими легкими, с пронзившей руки и ноги до самой глубины болью от трехсотярдового заплыва вольным стилем в воде густой, как ирландское рагу. Над ним гремели и вспыхивали молнии, вокруг него тени искривленных кипарисов танцевали бешеный колдовской танец. Еще когда он прыгал в воду, буря покрыла небо черным занавесом, обратив дельту реки в дом с привидениями. И теперь тело его было покрыто речной слизью, и рот был забит гнилью, и руки едва шевелились, и суставы окостенели. Длинный и жаркий заплыв превратил конечности в трещащие артритные ледышки, и сейчас Джо был готов потерять сознание от холода.

Он заставил себя встать на ноги, по щиколотку в иле, судорожно переводя дыхание и оглядывая берег.

Судя по нетронутой глуши вокруг, он проскочил Виксберг на несколько миль. Берег весь зарос, был завален замшелыми валежинами и упирался в стену кипарисов. Москитной сеткой повсюду висел мох, и то, что еще осталось от дневного света, освещало непроницаемую чащу подлеска впереди, выбегающую из тени как затвердевшие артерии окаменелого трупа. Джо посмотрел вдоль берега на север, потом на юг, и ничего не увидел, кроме диких болот. Стирая с лица грязь, отводя назад волосы, Джо поднялся на кручу и вошел в лес.

Через болота шла чахлая тропа шириной примерно с барсучью нору. Джо пошел по ней, продираясь сквозь заросли ежевики, дрожа от холода, молясь, чтобы попалась деревушка, хоть хижина среди лесов, проселочная дорога, лавчонка, хоть что-нибудь. Он предположил, что идет на восток, прочь от реки, но под деревьями было так темно, так сильно сбивала с толку буря, каждую секунду вспыхивал стробоскопический свет молнии, и, может быть, он просто кружил. И только одно не давало впасть в забытье – Мэйзи; ее голос у него в голове: «Я люблю тебя, Джо. К добру или к худу. И там, откуда я родом, этого достаточно».

Она была права. Любовь – это достаточно. Достаточно, чтобы заставить старого киллера брести сквозь дождь, в свинцовой тяжести мокрой одежды на спине, с набитыми толченым стеклом суставами. Джо отчаянно пытался свернуть на север, к Виксбергу, к точке рандеву. Ему невыносима была мысль, что там вместе с Эндрюсом ждет его Мэйзи и сходит с ума. Шуршание дождя в вершинах усиливало муку, капающая с лиан и мха вода была как водяная пытка китайцев и одевала и без того замерзшее тело Джо цепенящим холодом. А он шел, думая о Мэйзи, думая о том, кто четвертый убийца, думая о том, что мать, быть может, была права. Может быть, Джо оставлен Богом, и эти странствия – лишь воздаяние.

Так он прошел милю, пока не вышел к городу.

Выросшие прямо из болот потрепанные жилые прицепы автомобилей и толевые лачуги сбились в неуклюжую деревню, которая в темноте бури и вспышках молний показалась Джо городом-призраком, напоминающим такой же пустынный и деформированный городок под странным названием Святой Иоанн Креститель.

Джо стер с лица дождь и пошел по грязи главной улицы.

По одну ее сторону шел вдоль узкого ряда мелких магазинчиков поеденный древоточцем деревянный тротуар. Лавка рыболова, продуктовый ларек, почта, парикмахерская. Кое-где в домах за окнами были люди, но им не было дела до Джо. Лица их были обветрены, выражение на них угрюмое, и заняты они были только собой, и еще было в этих речных крысах нечто, что привлекло внимание Джо: большинство, если не все, – чернокожие. Если бы Джо помнил, чему его учили по истории, то знал бы, что эти «черные города» – рудименты эпохи Гражданской войны. Рожденные в расовых стычках и беспокойной политике послевоенного Юга, эти города создавались как самодостаточные, самоотделенные негритянские анклавы. Большинство их жителей хотели только, чтобы их оставили в покое. Оставили в покое возделывать клочки этой болотистой земли, оставили в покое соблюдать собственные традиции и почитать собственных богов. Для Джо в этом был определенный грустный смысл.

Поодаль был старый телефон-автомат, освещенный одиноким уличным фонарем. Джо подошел, хромая, и дрожащей, перемазанной грязью рукой снял трубку. Монет в кармане у него не было, но он помнил свой код доступа и набрал номер непосредственно.

Дозвонившись до пейджерной почты Тома Эндрюса, Джо заговорил как можно спокойнее, объясняя, как миновал точку рандеву.

– ...и поэтому, Томми, мне нужно встретиться с тобой ниже по реке. Не знаю точно, насколько ниже. Полагаю, пара миль от Виксберга. Быть может, пять. Там городишко чуть в стороне от реки. Не знаю его названия, но главная улица в нем... – Джо посмотрел на стертую табличку, – ...Кроу-Фут. Кроу-Фут-стрит.

Тут Джо на секунду замолчал, потому что оба колена скрутило болью. Он боролся с наплывами головокружения с той минуты, как выбрался на берег, и сейчас зрение снова затуманилось, руки закололо холодными иглами, левая рука онемела. Сердечный приступ? Джо не знал. Что он знал точно – это что он выжат как лимон, и ему необходим отдых.

Тут он увидел церковь.

Она стояла за окраиной поселка, погруженная в пойменный лес. Возвышаясь над кипарисами, как стоячий труп элегантной старухи. Архитектура ее пострадала от времени и погоды, колониальный фасад был забит досками и покрыт граффити, верх шпиля обломился, как грифель карандаша. В разбитые витражи лезли лианы. Одна сторона ее обгорела и зияла дырами, как корпус подбитой подлодки. Церковь была совершенна, совершенна во многих смыслах.

– На северной окраине города старая заброшенная церковь, – сказал Джо в телефон. – Там я и буду, Томми. В этой церкви.

Он хотел уже было повесить трубку, но потом вспомнил еще кое-что.

– И вот что, Томми... не забудь привезти все бумаги, новые удостоверения личности – весь комплект.

Он повесил трубку и пошел через заросшее сорняком поле, к заброшенной церкви.

– Все, поехали.

Голос, донесшийся с пассажирского сиденья «блейзера» звучал напряженно и нервно, а звук двигателя ощущался как удар в живот.

– Где он?

– Пару миль вниз по реке. Кажется, я знаю это место. Церквушка возле рукава Пьер.

– Погоди-ка! – Голос человека за рулем прозвучал недоуменно. – Это за Натчезом?

– Совершенно верно.

Пауза была мучительной, и еще мучительнее было тарахтение двигателя на холостом ходу и шум ветра, и Мэйзи поняла, что это – момент истины. Подняв пистолет, она прицелилась в заднее стекло машины и отогнала колебания. Хвостовые огни светили в лицо, и вдруг ее взгляд поймал что-то на земле справа – блеск битого стекла и потемневшая фанерная планка с торчащим рядом ржавых гвоздей. И на эти ржавые гвозди и смотрела Мэйзи бесконечную, как показалось, секунду, проворачивая у себя в голове новую идею.

Надо будет сделать все быстро.

Джо забился за исповедальню, думая о Боге, когда появился последний киллер.

Когда позади церкви послышался странный шум, Джо поднял глаза, и по коже его побежали мурашки. Хотя это мог быть кто угодно – любопытствующий абориген, рыщущий вокруг церкви, или, быть может, Том Эндрюс, подкрадывающийся с заднего хода, или даже енот в поисках съедобных крошек – но Джо почему-то знал, что это четвертый и финальный стрелок. Что-то было в крадущихся шагах по гравию, какая-то уверенность.

Это должен был быть Профессионал.

Джо перешел к западной стене, залег под разбитым витражом и ждал.

В церкви было тихо. Джо смотрел поверх церковных скамей, оглядывая весь храм. В свое время эта старая леди наверняка была величественным домом Божиим, католическим, вероятно, со стофутовым нефом и скамьями на всех жителей города плюс еще несколько. Но время, небрежение и разрушение взяли свое. В трещинах пролета прорастали крупные пучки травы, в порталах гнездились чайки. По обе стороны от нефа стояли в ряд исповедальни, сломанные и облетевшие ширмы оплели лианы. Во многих исповедальнях поселились семьи опоссумов, конторки исповедников были покрыты птичьим пометом, выпавшими перьями и осадками с бог знает сколько лет протекавшей крыши. Половина противоположной стены отсутствовала, разрушенная огнем, и ее зазубренная обугленная дыра зияла пастью гигантского зверя. Воздух в здании был насыщен аммиачным запахом разложения.

Метан.

За стеной неожиданно полоснула молния, блеснули разбитые витражи.

Джо прислушался к шуму сзади; шаги грозно гудели. Джо собрался, сделал глубокий вдох, готовясь биться насмерть.

Он сидел в сырой темноте уже вечность, ожидая появления Эндрюса. Ему удалось найти в ризнице какие-то ленты старой материи и перевязать раны, а еще он нашел моток бечевки, старый заплесневелый моток изоляционной ленты, несколько гвоздей. Из них он соорудил какие удалось ловушки – просто на всякий случай. И, громоздя оторванные панели и связывая разбитые окна, он обнаружил источник запаха метана.

Скелеты лежали повсюду – под скамьями, в ризницах, за обшарпанным алтарем. Были здесь олени, приползшие в церковь умирать. Были барсуки и, норки; тела их давно разложились, тонкие скелеты опушились плесенью. Даже аллигатор свернулся в одном из порталов, белое брюхо его вздулось и готово было лопнуть в любую минуту. Церковь была полна разложением, она стала газовой цистерной, готовой к взрыву.

Шаги заскрипели.

Джо повернулся на звук, схватив трехфутовую веревку. Обмотка из клейкой ленты превратила веревку в бич, и еще другие веревки лежали на полу у ног Джо. Некоторые из них он привязал к выпадающим участкам стены, другие натянул как ловушки у пола. Такие же импровизированные капканы были поставлены в ключевых точках по всей церкви. Джо не хотел рисковать, особенно будучи безоружным. Шаги теперь были ближе, кажется, сразу за разбитым витражом у его правого плеча.

За спиной что-то скрипнуло.

Джо резко повернулся.

Метнулась тень, шуршащий звук за треснувшей стеной, лучи натриевых фонарей резанули тьму – и ничего. Тишина. Сердце Джо гулко застучало, во рту пересохло. Джо схватил веревку и стал медленно пятиться от стены, ощущая изменение в воздухе, чье-то присутствие в самой церкви, внутри. Он продолжал пятиться, медленно, под туфлями потрескивал мусор.

Его шеи коснулось что-то холодное и металлическое.

– Не двигайся, – сказал голос.

Джо поднял руки, не выпуская рукояти импровизированной плети, подавляя панику.

– Я никуда не собираюсь.

– Не поворачивайся.

– Как прикажешь.

От пришельца пахло, пахло странной смесью пота, мускуса и чего-то щелочного, вроде чистящей жидкости. Ствол пистолета твердо упирался в шею Джо. По ощущению – большой калибр, «магнум», быть может, десять миллиметров, наверное, а при таком положении ствола – прижат к трапециевидной мышце, между пятым и шестым позвонком, – первый выстрел пробьет кору головного мозга Джо и убьет его не только наверняка, но и быстро. Гуманно. Да, это точно был киллер номер четыре.

Профессионал.

– Брось веревку, – велел голос киллера.

– Воля ваша, босс, – ответил Джо и бросил веревку. Живот сводило судорогой. Ему так хотелось повернуться, что даже в глазах щипало.

– Прежде чем я убью тебя, – сказал голос, – я хочу, чтобы ты знал некоторый вещь.

Джо узнал этот ритмичный тембр, этот странный акцент, но не мог вспомнить, где его слышал.

– Я весь внимание, – ответил Джо.

– Годами твоя работа была меня восхищать.

– Да что уж тут... знаешь поговорку: «Добавь еще бакс и считай, что я купился»?

– Не понимаю.

– Так, ерунда.

– Ты быть очень умен.

И тут Джо вспомнил, где слышал этот акцент, и осознание было как пощечина. Он просто не мог поверить, что был таким лопухом. Как он мог этого не заметить? Ведь в лицо же смотрел! Джо закрыл глаза и вдруг понял, что, несмотря на весь ужас, улыбается. Как, черт возьми, он мог не заметить?

– Очевидно, недостаточно умен, – сказал он наконец.

– Мне очень жаль, – произнес голос.

– Послушай, коллега... до того как меня шлепнуть, тебе тоже надо узнать одну вещь.

– Говори, говори все, что тебе хотеться. Это не будет тебя спасти.

– Я только говорю, раньше, чем ты начнешь здесь стрелять, тебе надо знать: это место – чисто пороховая бочка.

– Объясняй.

– Объяснять? Прежде всего, здесь больше мертвых тел, чем в детройтском окружном морге. Олени, мускусные крысы, что захочешь. Здесь хватит метана, чтобы запустить шаттл.

Долгая, мучительная пауза.

Джо почувствовал, что ствол отодвинулся от шеи, и услышал щелчок снятого с боевого взвода курка.

– Очень хорошо, – произнес голос.

Джо повернулся и взглянул в эти глаза гончей собаки, в глаза румынской горничной из гостиницы «Эванджелин Инн». Она была все в том-же заляпанном халате и ортопедических ботинках. Так же были сбиты на толстых щиколотках чулки, и так же убраны назад под сетку редеющие волосы, открывающие перерезанные морщинками лысеющие брови. Единственная разница, что глаза ее глядели по-новому. Грустный, затравленный, устало-горестный взгляд исчез.

Это был твердый, холодный взгляд хищника.

– Я буду убить тебя голыми руками, – спокойно произнесла женщина и направилась к Джо с медленной уверенностью грозового фронта.

21

Взлетевший кулак ударил Джо в центр лица, бросив плашмя спиной вперед.

Джо грохнулся на пол, проехал несколько футов по грязи и плесени, завертевшись, и ударился боком в скамью. От удара перехватило дыхание и мелькнули перед глазами искры. Джо хватал ртом воздух, цепляясь за край скамьи, как новорожденный, впервые попавший в холодный, твердый реальный мир. Он поднял глаза. Столбы света пробивались сквозь разбитые витражи, сквозь растресканные изображения Голгофы и Тайной Вечери.

Монолит снова надвинулся, заслонив свет. Она улыбалась. Она была тысячу футов роста, небоскреб в ортопедических ботинках, и смотрела на Джо, будто собираясь прикончить больную собаку.

– Прости меня, – сказала она-тихо.

И обрушилась на него.

Джо мгновенно откатился в сторону, мощный кулак свистнул мимо его уха. Он с грохотом вскочил и бросился к стене, к своим импровизированным ловушкам, к веревкам и сломанным доскам. Но женщина по имени Илиана тоже оказалась в тот же момент на ногах, железные пальцы как рельсовые костыли вцепились в плечо Джо, выворачивая его назад. Он внезапно обернулся, перейдя в нападение, и крюком ударил ее в живот. Она пошатнулась.