В тот момент, когда череп противника треснул, ударившись о камни мостовой, Дашик протрезвел. Рухнув рядом на колени, он дрожащими пальцами пытался нащупать вену на шее мертвеца, пока не понял, что искать пульс бесполезно.
      — Я не хотел этого! Клянусь, я не хотел! — запричитал Дашик, глядя на обступивших его кольцом людей; их лица были хмурыми и враждебными. Но не они ли пятью минутами раньше подстрекали его? Делали ставки, рассчитывая на его кулаки, и совали фляги с вином?
      Управляющий лорда Отерела, который следил за порядком на этой Встрече, уже прокладывал дорогу через толпу.
      — Он мертв?
      Дашик встал, чувствуя горечь во рту, и склонил голову — все, что он мог сделать. Это случилось в третий раз, напомнил затуманенный вином мозг. В третий раз!
      — Это в третий раз, Дашик, — эхом повторил управляющий, закатывая рукава; за его спиной стояли два охранника. — У тебя довольно оригинальная манера решать споры.
      — Я слишком много выпил! — Дашик отчаянно пытался найти оправдание. Три убийства в ссорах — неважно, кто прав и кто виноват, — означали, что родной холд откажется от него; он потеряет дом, родных, работу. И вряд ли его примут где-нибудь еще с таким пятном. Он станет отверженным — человеком без холда, вечным бродягой! — Они… они довели меня! — выкрикнул Дашик, искренне желая переложить вину на зрителей, еще недавно подстрекавших его к побоищу. — Они меня заставили!
      Неожиданно сам лорд Отерел протиснулся в круг. — Что это? — он перевел взгляд с неподвижного тела, распростертого на камнях, на Дашика. — Опять ты? И опять убит человек? Ну, Дашик, все кончено! Двери Тиллека закрыты перед тобой, и всех остальных холдов — тоже! Управляющий, пусть его выпроводят через границу с Плоскогорьем — Фэкс как раз подбирает таких! — Отерел презрительно фыркнул. — Здесь все прибрать! Я не хочу, чтобы убийство испортило праздник. — Лорд отвернулся, и толпа почтительно разделилась, чтобы дать ему дорогу.
      — Он даже не выслушал меня! — воскликнул Дашик, обратив лицо к управляющему. — Он не понял, что…
      — Трое умерли, потому что ты не потрудился сдержать силу своих ударов, Дашик. Это слишком много! Ты слышал распоряжение лорда Отерела?
      Стражники обступили Дашика. Он был препровожден в казарму, где ему дозволили собрать нехитрый скарб, затем — посажен под замок в маленькой камере позади хлевов. Там он провел конец дня и ночь; даже лорд Отерел не смог бы оторвать людей от услад праздника, чтобы экспортировать провинившегося до границы. Те, кому на следующее утро выпала эта неприятная обязанность, были неразговорчивыми и хмурыми.
      — Не возвращайся в Тиллек, Дашик, — сказал командир отряда, передавая изгнаннику его меч, длинный нож и мешок с припасами. Потом, помолчав, добавил: — Да будут милостивы к тебе небеса Перна.

* * *

      Семь оборотов спустя большинство лордов и Цехов смирилось с притязаниями Фэкса, и лишь Цех арфистов не желал признавать его власти над западной частью материка. Робинтон, Главный мастер арфистов, получал от своих людей весьма тревожные новости, заставлявшие его сомневаться в прочности установившегося мира. Честолюбие Фэкса не стало меньше и, поскольку все холды, за исключением Руата, процветали под его жесткой рукой, он начинал поглядывать на восток, на плодородные степи и богатые рудники Телгара. В ответ на пристальное внимание арфистов, Фэкс начал выгонять их из своих владений, используя самые разные поводы. Чему они способны научить молодежь, кроме древних сказок, говорил могущественный лорд; командиры его отрядов, муштрующие новобранцев, будут гораздо лучшими наставниками. Фэкс захватил и удержал власть — теперь же он ополчился на тысячелетние традиции. Что станет его следующей жертвой?
      Словно поветрие разнеслось над северным континентом Перна; здесь и там люди начали оспаривать порядок и закон. Случилось такое и в холде Иста, одном из самых консервативных поселений. Там некий молодой человек проявил неповиновение родителям…
 
      — Меня не интересует, что наша семья во всех поколениях была счастлива и благополучна за крепкими стенами Исты — я хочу взглянуть на материк! — последние слова Торик сопроводил крепким ударом кулака по кухонному столу. Его отец, мастер рыболовов, в немом изумлении уставился на своего непокорного отпрыска. Постепенно удивление досточтимого мастера переходило в гнев, ибо его второй сын устроил открытый бунт — в присутствии младших детей и четырех подмастерьев. И он не собирался останавливаться: — Повторяю, я хочу повидать мир! Холд Иста и этот остров — еще не весь Перн!
      — Торик, о, Торик… — испуганно начала мать, пытаясь успокоить сына и, не в меньшей степени, своего разгневанного супруга.
      — Могу ли я спросить, — с угрозой начал отец, взмахом руки прерывая жену, — как и на что ты собираешься жить, бросив свой Цех? — Не знаю, отец, и это меня совершенно не заботит. Во всяком случае, тебе я не доставлю неприятностей, ибо… — Торик опять грохнул кулаком по столу, — меня не будет здесь до скончания жизни! На Перне два огромных континента, и я намерен повидать все, что сумею. Я честно просил тебя, отец, даровать мне знак путешественника и свое благословение — ты не дал мне ни того, ни другого. Так что я отправлюсь на баркасе Тралла.
      — Отправляйся на этот грязном баркасе, Торик! — прогремел мастер, когда его сын, которому едва стукнуло восемнадцать Оборотов, направился к двери, сдернув по дороге с крючка свою куртку. — Отправляйся, и не будет у тебя ни холда, ни Цеха, ни отчего крова! Я заплачу арфистам, чтобы они объявили об этом во всех поселениях!
      Дверь хлопнула так сильно; что щеколда подскочила и створка распахнулась опять, раскачиваясь на скрипучих петлях. Домочадцы застыли за столом, пораженные такой развязкой этого дня, наполненного тяжелой работой. Мастер ждал, прислушиваясь к удалявшемуся топоту подкованных железом башмаков. Когда все звуки замерли вдали, он опустился на свое место и, взглянув на старшего сына, все еще сидевшего с раскрытым ртом, сказал:
      — Эти петли не худо бы смазать, Бревер. Займись-ка после обеда. Несмотря на обыденность слов, голос его был полон сдержанной горечи. Мать Торика всхлипнула, но он не обратил внимания на жену. Ни разу за всю оставшуюся жизнь мастер рыболовов с Исты не упомянет своего второго сына — даже тогда, когда пятеро из девяти его отпрысков вслед за братом покинут высокогорный остров.

* * *

      В одном из холдов Керуна, зимой, два Оборота спустя…
 
      — Говорила я тебе, муж, что она белоручка… тогда говорила, и сейчас повторю. Больше ноги ее в нашем холде не будет!
      — Но сейчас зима, жена…
      — Об этом Кейте стоило подумать раньше — до того, как тянуть руки к целому караваю хлеба. Она думает, что мы глупцы? Или богачи, чтобы набивать живот бездельной служанке? Пусть убирается — сегодня же ночью! Теперь она — человек без холда, пусть помнит об этом! И никаких рекомендаций из Грэйстоуна… пусть девчонка поищет дураков, которые согласятся ее нанять!

* * *

      Около Керуна, в первые весенние дни тот же Оборота, встал на якорь полуразбитый корабль. Снасти его порваны, бушприт сломан, грот-мачта треснула; кое-кто из команды собирается найти себе занятие побезопаснее. Возможно, им это и удастся, но у третьего помощника нет никаких перспектив…
 
      — Вот, Брейр, я добавил еще пару-другую марок к твоему жалованью… но ты сам понимаешь, для безногого на корабле нет работы. Я просил моего брата, управляющего порта, приглядеть за тобой — пока ты не оправишься от ран. Потолкуй с ним, может, найдется какое дело и для тебя в морских холдах. Ты хороший парень, с отличными руками… Смотри, я написал все это здесь… Любой лорд увидит, что ты — честный человек и потерял работу только из-за ранения. Ты еще найдешь место! Мне жаль списывать тебя на берег, Брейр… действительно, жаль…
      — Но ты все равно это сделаешь, мастер?
      — Ну, не горячись, моряк! Я делаю для тебя все, что могу. Жизнь на судне тяжела и для здорового человека, а тебе…
      — Говори уж прямо — калеке!
      — Не будь так резок… и не теряй надежды.
      — Оставь меня, мастер, и возвращайся к своим здоровым рыбакам! Ты пропустишь отлив, если будешь ждать слишком долго!

* * *

      В то лето распространились слухи о надвигающемся Падении Нитей. Кое-кто предполагал, что их источником является Вейр Бенден — единственный, последний Вейр Перна. Впрочем, большинству эта мысль казалась нелепой — всадников Бендена давно не видели в холдах. тем временем, слухи ползли и ползли, и почти в каждом поселении судили и рядили о возвращении ужасных Нитей…
 
      Уборка урожая в Южном Болле выдалась трудной, и леди Марела, вместе со своим управляющим, постоянно находилась в полях и садах, приглядывая за работниками — те готовы были отдыхать при первой же возможности и не пылали трудовым энтузиазмом.
      — Надо бережно относиться к плодам земли, — напоминала леди Марела, заставляя сборщиков трудиться даже в самые жаркие дни уходящего лета. Лорд Сэнджел ждет честной работы за свои марки!
      — Лорд мудр, если хочет снять все до последнего зернышка, пока небеса Перна еще чисты, — вымолвил один из мужчин; руки его двигались в стремительном темпе, поразившем леди Марелу.
      — Сейчас не стоит говорить об этом, и ты…
      — Денол, моя госпожа, — вежливо вставил работник. — Однако, мы все чувствовали бы себя спокойней, если бы леди убедила нас в том, что эти ужасные слухи легковесны, как дым над костром.
      — Так и есть! — заверила Денола госпожа Болла самым решительным тоном. — Лорд Сэнджел тщательно рассмотрел этот предмет и вынес заключение, что Нити больше не вернутся. Вы можете быть спокойны!
      — Лорд Сэнджел — хороший и предусмотрительный хозяин, леди Марела. Теперь я больше не тревожусь. Но, моя госпожа… извини, что даю совет… Кто-нибудь, скажем, из мальчишек, мог бы подносить нам пустые мешки, а по полю стоит пустить телегу, чтобы тут же подбирать полные… и тогда мы закончим гораздо быстрее.
      — Ну, Денол… — недовольно начал управляющий.
      — Нет-нет, идея совсем неплоха, — остановила его леди Марела, заметив целую процессию мужчин и женщин, бредущих с полными мешками на край поля. — Пришли сюда ребят, но только тех, кто старше десяти Оборотов. Младшие должны внимать арфисту и повторять учебные баллады. — Мы ценим эти уроки, леди Марела, — сказал Денол; его руки стремительно летали от усыпанных фруктами ветвей к мешку перед ним. — Наши дети должны учиться, знать традиции и Законы. Традиции много значат для меня… они — хребет нашего мира!
      Его мешок был полон и, вежливо поклонившись, Денол подхватил ношу на плечо и двинулся вдоль ряда невысоких деревьев. Вернувшись, он с прежним усердием начал наполнять новый мешок.
      Леди Марела прошла по плантации, замечая теперь, как часто сборщикам приходится отрываться от работы, чтобы перенести груз к большим буртам; управляющий молча шагал позади нее. Когда они достигли края поля, оказавшись далеко от работников, хозяйка Южного Болла обернулась к помощнику:
      — Сделай, как он сказал, — работа пойдет быстрее. И дай ему лишнюю марку… у этого человека есть кое-что в голове.
      Назавтра управляющий разыскал Денола среди сборщиков урожая. Он был несколько раздосадован, так как считал, что умные мысли более подобают его должности. Однако, сколько он потом не приглядывался к Денолу, тот ни разу не сбавил темп — ни в саду, ни на поле, когда начался изнурительный труд по выкапыванию клубней. Каждый день Денолу записывали в учетную тетрадь больше мешков, чем любому другому сборщику. Управляющий скрепя сердце признал, что этот человек — превосходный работник.
      Когда с урожаем было покончено, и сборщики выстроились в очередь за расчетом, Денол спросил:
      — Если моя работа не вызвала нареканий, мог бы я остаться здесь на зиму вместе со своей семьей? На плантации всегда есть, что делать… Я мог бы обрезать деревья и разносить навоз…
      Управляющий был поражен.
      — Но ведь ты первоклассный сборщик! И заработаешь гораздо больше в садах Руата — там начинается сезон!
      — О, туда я не вернусь, господин, — глаза Денола стали испуганными. — Руат — не то место, где можно рассчитывать на спокойную работу, с тех пор как холд попал под руку Фэкса.
      — Тогда — Керун…
      — Да, там новый лорд — отличный хозяин… Но мне надоело вести бродячую жизнь, — он посмотрел в небо. — Я помню, что сказала госпожа Марела. Не хотелось бы обращать внимание на сплетни, однако… однако я не могу избавиться от мыслей о Нитях. А тут еще мои мальчишки приходят домой и начинают пересказывать баллады своего арфиста — и напоминают мне о том, что случится, если вновь упадут Нити. Управляющий пренебрежительно отмахнулся.
      — От баллад лишь та польза, что они наставляют детей в обязанностях перед Цехом и холдом…
      — И Вейром, мой господин. Мои сыновья — сообразительные мальчишки, а ремесло сборщика становится опасным. Не знаешь, где и когда с неба посыплются Нити и съедят тебя, как спелый фрукт.
      По спине управляющего забегали мурашки.
      — Но ты же слышал, что сказала леди Марела…
      — Может ты замолвишь ей словечко за меня? — Денол робко коснулся ладони управляющего, оставив в ней свою премиальную марку; взгляд его молил. — Ты же знаешь, я приличный работник, как и моя жена, и старший сын. Мы станем трудиться еще усерднее, чтобы нас приняли в этом прекрасном холде — самом прекрасном в этой части света.
      — Ладно, я думаю, не будет худа, если ты останешься на зиму. Но при условии, — управляющий назидательно покачал пальцем, — что ты станешь вести себя почтительно и работать, как обещал. Кстати, прекрати болтать эту чепуху о Нитях…

* * *

      Осенью слухи начали распространяться еще шире; люди шептались на Встречах, в винных погребках, на дорогах, на кухнях и чердаках. Тревога нарастала; к тому же, урожай в этот Оборот оказался довольно скудным после щедрости предыдущего лета. В Керуне сады пострадали от засухи, а в Нерате — от ужасных наводнений; две шахты в Телгаре обрушились. Многие были уверены, что все это сулит начало новых и чудовищных бедствий…
 
      — Будет Прохождение? — Кегрин пристально взглянул на торговца, потом нахмурился. — Да, поговаривают. Только я в это не верю.
      Он давно знал Боргальда; тот являлся человеком прагматичным, прекрасным каравановожатым и более всего заботился о своих упряжках и тягловых животных — огромных медлительных волах, пересекавших из конца в конец материк. Торговец не был склонен к фантазиям, но сейчас в его словах чувствовалась убежденность.
      — Мне тоже не хотелось бы верить, — грустный взгляд Боргальда скользил вдоль линии повозок, одна за другой исчезавших в широких воротах холда Телгар. Он кивнул, отрешенно загибая пальцы, когда очередной фургон проезжал мимо. — Но уже столько людей считает, что они придут! Можно не верить в это, но лучше принять меры предосторожности.
      — Предосторожности? — повторил Кегрин, бросив на Боргальда испуганный взгляд. — Какие предосторожности могут спасти от Нитей? Ты знаешь, что они творят? Падают с чистого, ясного неба и сжирают человека вместе с костями! Ничего не остается, кроме пряжек от башмаков! Они слопают самого большого из твоих быков раньше, чем ты успеешь щелкнуть пальцами! А поля… Что они делают с полями! После них соломы не найдешь! — Кегрин содрогнулся, излагая эти сведения, почерпнутые из баллад одного старом арфиста.
      Боргальд фыркнул.
      — Я же сказал, что собираюсь предпринять кое-какие меры. Как мои прапрадеды в свое время. Караван Амхольда возит товары и грузы со времен Первого прохождения. Нити не остановили предков, и меня они тоже не остановят.
      — Но… но… они убивают! — Кегрин остановился, потрясенный этой простой мыслью.
      — Только если получишь прямой удар. Какой же дурак останется снаружи во время Падения!
      — Но они проедают дерево и шкуры… все, кроме камня и металла…
      — Кегрин неожиданно махнул рукой. — Нет, это не может оказаться правдой! Ты слишком долго странствовал, Боргальд, и наслушался чепухи от разных глупцов. — Это не чепуха! — торговец упрямо стиснул челюсти. — Ты еще увидишь… Но не беспокойся, я вывезу твои грузы из Керуна и Айгена. Говорю же, я принял меры! Уже заготовлены металлические листы, чтобы прикрыть повозки, а быков я спрячу в пещере. Ни человек, ни животное не достанутся Нитям в караване Амхольда!
      Кегрин содрогнулся, словно ощутив обжигающее прикосновение Нити пониже спины.
      — Для вас, холдеров, все проще, — добавил Боргальд с некоторым презрением. — Скалы, толстые стены и глубокие норы, — он махнул рукой в сторону мощной громады Телгара, — залог вашей безопасности. Зато сердца у вас мягкие, а души подвержены пустым страхам.
      — Пустым страхам? — взвился Кегрин. — Интересно, где ты укроешься, если Нити застанут тебя посреди степей!
      — Можно всюду проехать и по горным дорогам, недалеко от пещер. Только путь будет подольше, цена — повыше.
      — Цена повыше! — Кегрин разразился смехом. — Вот ты о чем, друг мой! Конечно, все эти слухи о Нитях для тебя прекрасный повод увеличить цены! — Он нежно похлопал Боргальда по плечу. — Ладно, готов ставить два к одному, что в этот Оборот Нити не коснутся даже кончика хвоста у твоих быков. Боргальд протянул ему широкую ладонь.
      — Заметано. Всегда знал, что в тебе половина крови — битранская.
      Они известные спорщики.
      Их беседу прервал бодрый голос мастера, у которого работал Кегрин.
      — Ха, да это же Боргальд! Был ли удачным твой путь? И как там дела с моим грузом? — Не дожидаясь ответа, он повернулся к Кегрину. — А ты чего ждешь? Веди почтенного Боргальда в мастерскую. Забыл, что ли, как надо принимать гостя?
      — Идем, Боргальд, я провожу тебя, — смущенно пробормотал Кегрин.

* * *

      Ранней весной следующего Оборота Фэкс встретил смерть в поединке с Ф'ларом, всадником бронзового Мнемента. Это случилось во время Поиска, когда крылья Бендена разлетелись по всему материку, чтобы найти девушку, достойную запечатлеть золотое королевское яйцо — последнюю надежду драконьего племени, зревшую в теплых песках Площадки Рождений. Хотя каждый повелитель холда вздохнул с облегчением при вести о гибели тирана, непривычная активность всадников встревожила их. Слухи о скором пришествии Нитей, притихшие зимой, снова начали гулять по дорогам и обитаемым долинам, оживленные Поиском. Один взгляд на драконов напоминал народу о том, кто может защитить его — как и о долге перед Вейром. Нашлось немало людей, в душе которых смерть Фэкса и Запечатление новой королевы возродили былые мечты…
 
      — Ты не передумаешь, Пешар? — изумление лорда Винсета почти граничило с яростью. Чего же еще надо этому ремесленнику? Конечно, он был гением кисти и добросовестно восстановил все старые фрески, украшавшие парадный зал Нерата, а заодно сделал замечательные портреты всего семейства благородного лорда… Но, во имя Первого Яйца, разве он мало предложил парню? Винсет, подавив раздражение, спокойно произнес: — Я полагаю, новые условия договора не оставляют желать лучшего.
      — Ты был, несомненно, очень щедр, — ответил Пешар с грустной улыбкой, которую дочери Винсета находили весьма волнующей, хотя она раздражала их отца. — Я не придираюсь к договору и не желаю спорить из-за второстепенных деталей, мой лорд. Дело не в этом. Просто настало время, когда я должен собираться в путь.
      — Но ты провел здесь три Оборота…
      — Точно, лорд Винсет, — лицо живописца, вытянутое и печальное, озарилось улыбкой. — Больше, чем в любом другом Великом холде.
      — Неужели? — Винсет был даже польщен.
      — Да. Так что мне пора двигаться дальше, чтобы побывать в других местах этого чудесного мира. Новые впечатления, мой лорд интересуют меня гораздо больше, чем безопасность и щедрая плата. — он поклонился и, словно извиняясь, развел руками.
      — Ладно, если странствия необходимы, чтобы поддержать твой талант, я не против. Отправляйся этим летом. Я попрошу мастера рыболовов дать тебе место на судне. Но я надеюсь, что ты вернешься, когда…
      — Мой господин, я вернусь, когда придет время, и сердце мое затоскует по цветущим садам Нерата, — любезно произнес Пешар. После второго изящного поклона он развернулся и покинул кабинет Винсета. Нератскому лорду потребовался целый час, чтобы сообразить, что двусмысленный ответ живописца был твердым «прощай». Он не собирался ждать лета; никто не видел следов, оставленных им на дороге, что вела из холда Нерат на север. Весь остаток дня лорд Винсет был определенно расстроен; он никак не мог понять, чего же не хватало парню. Здесь ему отвели целую анфиладу комнат — включая мастерскую, где Пешар обучал нескольких способных юношей; ему даровали высокое место за столом, три смены одежды и крепкого бегуна. К тому же в кармане у мастера всегда бренчали марки — Винсет не скупился на серебро!
      В конце концов, услышав, как ее супруг в десятый раз за вечер повторяет прощальную фразу коварного мастера, госпожа холда Нерат сказала:
      — Он же обещал вернуться, когда придет время, Винсет! Что тебе еще надо? Жди и перестань терзаться!

* * *

      Двумя Оборотами позже, когда лорды, наконец, осознали растущее влияние Вейра, в холде Телгар молодой правитель Ларад пытался обуздать свою мятежную сестру…
 
      — Я твоя сестра, Ларад, твоя старшая сестра! — кричала Телла, пока лорд в энергичных выражениях не велел ей сбавить тон. Он бросил умоляющий взгляд на мать, но Телла вновь разбушевалась. — Ты не выдашь меня за этого скупого кривозубого старикашку лишь потому, что отец, впав в маразм, дал ему слово!
      — У Дерабала прекрасные зубы, и в тридцать четыре Оборота вряд ли можно назвать его стариком, — процедил Ларад сквозь сжатые зубы. Чары сводной сестры на него не действовали, хотя он был готов признать, что в гневе она выглядит великолепно — сильное и стройное тело, длинные ноги, полная грудь Для него румянец на ее щеках, сверкающие карие глаза и презрительная усмешка чувственных губ означали только очередной шумный скандал. Не помогало и то, что она была дюйма на четыре пониже ростом; сапоги для верховой езды на высоком каблуке, которые она предпочитала другой обуви, уравнивали шансы. В подобные моменты ему хотелось задать ей хорошую трепку, что было бы весьма полезным, но запоздавшим деянием. Однако благородный лорд не мог заниматься рукоприкладством, особенно когда дело касалось зависимой от него родственницы.
      Телла была самой вздорной из его сестер, как сводных, так и единокровных; высокомерная, своевольная упрямица, пользовавшаяся гораздо большей свободой, чем предоставил ей отец. Иногда Ларад задумывался над тем, не предпочитает ли отец агрессивную властную Теллу своим более мягким и уравновешенным сыновьям.
      Как предполагала его мать, старый лорд Тарател питал к девочке особую слабость — она была сиротой с момента появления на свет. То ли преждевременная смерть матери Теллы, то ли иные причины заставляли телгарского лорда во всем потакать старшей дочке, поощряя ее занятия верховой ездой, военным делом и охотой. Казалось, его забавляла и резкость Теллы, и полное игнорирование ею обычаев и традиций, столь устойчивых в благородных семействах Перна. Телла была на одиннадцать месяцев старше Ларада и извлекла из этого обстоятельства столько выгод, сколько ей, женщине, удалось получить. Она даже бросила вызов Лараду в Конклаве, требуя, чтобы ее, как старшего отпрыска Таратела, рассматривали первой при выборах нового телгарского лорда. Она не раз — то вежливо, то в весьма сильных выражениях — твердила о том, что желает занять «достойное место» в Телгаре, и не было сомнений, какое место имеется в виду — за спиной брата, руководимого и направляемого ее твердой рукой. Неделями Телгар оглашался ее жалобами на несправедливость судьбы, а слуги, на которых выплескивалось раздражение, получали все новые отметины ее безжалостного хлыста. Дело дошло до того, что они под любыми предлогами старались отпроситься из главного холда.
      — Дерабал — простой холдер, даже не лорд!
      — Дерабал владеет большими угодьями, от реки до самого хребта; тебе хватит и власти, и почета, и хлопот по хозяйству, если ты соблаговолишь принять его предложение, — тон Ларада стал раздраженным.
      — Ты каждый день твердишь мне об этом!
      — Драгоценности, которые он прислал в качестве свадебного дара, великолепны, — вставила леди Фира, мать Ларада, с некоторой завистью. В ее ларцах таких вещей не водилось, а ведь Тарател не был скупым человеком!
      — Возьми их себе! — презрительным жестом Телла отмела все благодеяния ненавистного жениха. — И никогда — ты слышишь, мой лорд, никогда! — я не отправлюсь покорной невестой в холд Хилтон! — резкий щелчок стека по высокому кожаному сапогу положил конец дискуссии. — Это мое последнее слово!
      — Твое — возможно, — ответил Ларад таким резким тоном, что Телла в удивлении воззрилась на него, — но не мое!
      Прежде, чем Телла догадалась о его намерениях, он схватил ее за руку и втолкнул в спальню; затем закрыл и запер дверь.
      — Ты дурак, Ларад! — раздался яростный вопль, и тут же сын и мать услышали глухой стук чего-то тяжелого, обрушившегося на дверь. Потом наступила тишина; на этот раз ее не нарушали даже проклятия, которыми Телла обычно отвечала на такие заключения.
      Следующим утром, когда Ларад смягчился и позволил принести Телле завтрак, в комнате не было даже следа непокорной девчонки. Платья ее по-прежнему лежали в сундуках, но дорожный наряд исчез — вместе со спальными покрывалами. Далее выяснилось, что четыре бегуна — три кобылы отличных кровей, уже жеребых, и крепкий мерин — пропали из конюшни, как и несколько мешков с едой и походными принадлежностями. Двумя днями позже Ларад обнаружил, что сундук с марками, стоявший в его кабинете, тоже изрядно полегчал.
      После тщательных расспросов удалось выяснить, что Теллу, вместе с табуном скакунов, видели на юго-востоке — она направлялась к границе между Телгаром и Битрой. Дальнейших сообщений не поступало.
      Ларад послал Дерабалу младшую из своих сводных сестер, привлекательную и послушную девушку, которая была счастлива обзавестись собственным холдом и мужем, подарившим ей такие великолепные украшения. Замена вполне устроила Дерабала, и потом он не раз благодарил шурина, избавившего его от сумасбродной Теллы.
      Вскоре Нити начали падать на Перн, и лорды, в поисках спасения, бросились к вождям Вейра Бенден. В эти страшные дни лишь леди Фира испытывала тревогу за Теллу. Когда же она услышала о грабежах, чинимых на горных дорогах, которыми начали пользоваться караваны из-за атак Нитей, у доброй леди впервые зародились смутные подозрения — почерк был ей знаком. Что касается Ларада, то он долгое время не связывал эти кражи со своей сестрой. Он обвинял в разбое бездомных бродяг, покинувших свои холды и мастерские ради насилия и грабежа — тех, которых стали называть отступниками Перна.

Глава 1