— Эй, Тай, послушай, ты не расклеивайся так, — шутливым тоном проговорил Т’лион. — Он был серьезно ранен; верно. Из его тела вырвали здоровенные клочья мяса, зато хвост удалось починить. И он не чувствует боли — мы не позволяем.
      В этот момент Тай заметила, что на террасе собралось множество людей, и огромным усилием воли заставила себя прекратить плакать.
      — О, зеленая всадница Тай, — сквозь пелену слез, все еще застилавшую ее глаза, Тай разглядела знакомые черты Перселлана. — Я знаю, раны Голант’а выглядят ужасающе, но мы стараемся сделать так, чтобы он чувствовал себя удобно. — Он указал на огромные серые горшки, в которых хранился холодильный бальзам. — Зарант’а здесь, а это гарантия того, что мы успеем облегчить его боль прежде, чем он успеет пошевелиться.
      Тело Голант’а, распростершегося посреди террасы, делало террасу меньше, чем помнила её Тай. Люди передвигались по ней в обход Голант’а. Возле главного входа соорудили настоящий склад перевязочных материалов, холодильного бальзама и других медикаментов, а рядом расставили стулья, чтобы те, кто ухаживал за драконом, могли отдохнуть, и небольшой стол, за которым вполне можно было перекусить. Ф’лессан поставил такие же столы для своих гостей, когда здесь временно жила половина всадников Монако-Вейра.
      Голант’ лежал не прямо на камнях, а на разномастных подушках и матрасах. Над ним натянули тент из большого куска ткани, в котором Тай узнала парус. Сейчас Голант’ показался ей меньше, чем обычно, словно его обычная живость и подвижность добавляли ему роста. Каков всадник, таков и дракон… Она заставила себя не думать об этом.
      На том боку Голант’а, который сейчас могла видеть Тай, можно было ясно рассмотреть следы когтей и зубов; левый глаз перевязан, а хвост, уложенный вдоль тела, взят в лубки. Голант’ положил голову между лап, но Тай видела, как при каждом вздохе чуть шевелятся его ноздри.
      «Ему гораздо лучше, Тай, — с сердечностью дракона, который долго наблюдал за выздоровлением своего друга, проговорила Зарант’а. — Гораздо лучше. Коснись его. Ты почувствуешь в нем силу».
      Зарант’а осталась на своем месте подле Голант’а, но вытянула голову по направлению к всаднице.
      — Я обнесу тебя вокруг него, — предложил Т’лион. — Там рядом с Зарант’ой есть местечко, где вас никто не потревожит. Позволь мне сказать, что, несмотря на свои собственные раны, она очень помогла нам в уходе за Голант’ом и его лечении.
      Т’лион с Тай на руках перешел к Зарант’е, и девушка едва не разрыдалась снова, увидев шрамы на зеленой шкуре. Т’лион усадил девушку на скамью и отошел в сторону, на мгновение крепко сжав плечо девушки, чтобы ободрить ее. Зарант’а сделала маленький шажок вперед, преодолев и без того небольшое расстояние, разделявшее ее и всадницу, и положила голову на колени Тай.
      «Мне не больно, Тай. Они за мной ухаживают так же хорошо, как и за Голант’ом, но только я слышу его и знаю, когда ему надо помочь. Он очень печалится из-за ран Ф’лессана. Это самая большая боль».
      Зарант’а слегка подтолкнула Тай носом, словно для того, чтобы подчеркнуть свои слова.
      «Конечно. А тебе была нужна я!»
      Сожалея о своем отсутствии, Тай осторожно погладила нос дракона, прижалась щекой к щеке Зарант’ы, чувствуя тепло тела дракона и особенный запах нагретой солнцем шкуры, смешивающийся с запахом холодильного бальзама. Затем нежно, осторожно она коснулась покрытой шрамами груди дракона, ощутив под ладонью биение сильного сердца. Напряжение немного отпустило ее: она была рядом со своим любимым драконом. Четкий, ровный ритм сердцебиения успокоил девушку. Ее охватило непередаваемое чувство близости, той духовной связи, которая существует между драконом и его всадником. Они замерли в этом молчаливом единении, словно набираясь сил друг от друга.
      Тай ласково погладила нос Зарант’ы, ее скулы, коснулась шрамов на зеленой шкуре — более глубоких, чем царапины, но все же не таких глубоких, как раны Голант’а. Зарант’а казалась полосатой.
      «Как ты это сделала, сердце мое? — спросила всадница. — Как ты нас спасла?»
      «Я позвала. Рамот’а и остальные прилетели быстро. Я сказала Рамот’е, — в голосе дракона слышалось глубокое Удовлетворение. — Она сделала то, что я ей сказала. Она видела, как это делается, и сказала остальным. Они сделали больше, чем я. Их было больше, — Зарант’а вздохнула. — А кошки угрожали нашей жизни: всем четверым. Их было слишком много. Я очень рада, что другие драконы прилетели к нам, особенно Рамот’а».
      «Я уверена, так оно и было. Я тоже была рада!» — призналась Тай: в ее глазах снова стояли слезы, но на этот раз это были слезы облегчения и радости от того, что она сейчас рядом со своей замечательной, отважной, умной Зарант’ой.
      «Ф’лессан беспокоился, — с тревогой проговорила Зарант’а. — Он не хотел отдыхать. Голант’ много спит. Я говорила Ф’лессану, чтобы он не волновался, но не думаю, что он мне поверил».
      «Он поверит мне!» Тай ласково погладила чувствительные надбровья Зарант’ы — именно так, как нравилось ее дракону. Зарант’а все теснее и теснее прижималась головой к коленям Тай, пока не поняла, что тяжесть причиняет ее всаднице боль. Она открыла глаза и подняла голову.
      «Я его позвала».
      «Кого?»
      «Того бронзового всадника. Того, кто тебя принес. Я думала о том, чтобы самой принести тебя сюда, — Зарант’а, извиняясь, опустила веки, — но боялась тебя уронить. Я еще не совсем хорошо себя чувствую, я не уверена, что смогла бы поднять тебя осторожно. А теперь он позволит тебе коснуться Голант’а: с этой стороны у него меньше ран. Голант’ знает, что ты здесь. Ты коснешься Голант’а и скажешь ему, что видела Ф’лессана. Он поверит тебе!»
      Когда Т’лион вернулся, он поддержал Тай, а та прижала ладони к боку бронзового дракона, избегая касаться ран на правом плече — тех самых, которые, придись они чуть выше и чуть глубже, оборвали бы жизнь дракона. И Ф’лессана тоже.
      Она сморгнула слезы. На этот раз смерти не удалось отнять у нее тех, кого она любила. Она не совсем понимала, как удалось спастись Голант’у: кошка прицелилась очень точно, она должна была обрушиться на хребет Голант’а — Тай помнила оскаленные зубы и вытянутые когти хищника… Однако каким-то образом кошка промахнулась, хотя Тай не знала, кого за это благодарить.
      Она коснулась шрамов на шкуре Голант’а, потом прижалась лбом к его ребрам там, где не было ран. Сперва она ощутила рокочущую вибрацию его тела, потом услышала голос.
      «Ты пришла».
      «Ф’лессан слабее, чем ты, Голант’, поэтому они не принесли его к тебе. Но я держала его за руку. Я говорила с ним. Теперь я скажу ему, что касалась тебя. И вы оба будете чувствовать себя лучше и выздоровеете быстрее. Ты меня слышишь?»
      «Я тебя слышу, — она чувствовала, как глубоко вздохнул дракон. — Я слышу Ф’лессана. Он хочет знать, вернешься ли ты».
      «Теперь, когда я видела тебя и Зарант’у, я сразу вернусь к нему».
      — Должно быть, это было для тебя нелегко, Тай, — поднимая ее на руки, заметил Т’лион. — Готов поклясться, сейчас ты весишь меньше.
      — Тем лучше для тебя, — ответила девушка.
      — Я сильнее, чем кажусь, — возразил всадник, унося ее назад в вейр-холд.
      — Я должна вернуться к Ф’лессану.
      — О, я и несу тебя туда, стараюсь, как могу! И еще ты должна выпить то, что приготовила для тебя Сагасси. Может быть, тебе даже удастся уговорить Ф’лессана выпить хотя бы глоток.
      Это Тай и сделала — после того, как рассказала ему о состоянии Голант’а. Большую часть времени бронзовый всадник спал, держа ее за руку, переплетя пальцы с ее пальцами, отчего она чувствовала попеременно желание заплакать и внутреннюю гордость от того, что изо всех людей он хотел сейчас видеть рядом именно ее.

Тем временем в Бендене и других местах

      Несмотря на все уверения Ф’лара на заседании Конклава, несмотря на все, что говорила Рамот’а Лессе, не все Драконы были способны проделать то же, что и Зарант’а. В том числе и те драконы, которые прибыли ей на помощь в то страшное утро в Хонсю. Хотя Рамот’а сказала Лессе, что поняла, как Зарант’е удается телекинез, гнев, страх и ярость были очень тесно связаны с этой способностью. Попытки сделать что-то подобное в спокойном состоянии редко бывали успешными. И не всегда — безопасными.
      В первую очередь пространство между объектом в его первоначальном положении и точкой перемещения должно было быть абсолютно свободным. Расстояние, похоже, не было препятствием — по крайней мере, для неживых объектов. Даже для небольших животных — таких, как цеппи или мелкий скот. Но на пути перемещаемого объекта не должно было быть никаких препятствий. Камни не страдали от телекинетических перемещений, однако, столкнувшись с чем-нибудь, они могли расколоться. Второй проблемой была скорость. Перемещение было мгновенным — что оказывало определенное воздействие на перемещаемые объекты.
      — Все или ничего, — заметил Ф’лар после первых нескольких часов, посвященных экспериментам Мнемент’а в области телепортации.
      — Контроль? — загадочно предположила Лесса, которой не удалось добиться от своей королевы лучших результатов, чем Ф’лару — от бронзового.
      С кошками проблема безопасности переноса не возникала. Если их разрывало на куски, никто не горевал. Но Рамот’а отказывалась экспериментировать с кошками, работа с большой группой драконов ее тоже не устраивала…
      Драконы могли перемещать предметы по воздуху за пределы видимости. Чтобы переместить предмет горизонтально, требовался более сильный контроль: Мнемент’у и Рамот’е приходилось работать вместе — один должен был немного тормозить второго. Рамот’а и Мнемент’ тренировались каждый день, медленно поднимая небольшие камни вертикально по отношению к земле и бережно опуская их вниз, стараясь не разбить камни в щебенку. Наверное, им удалось бы добросить камень до «Иокогамы»: не то чтобы это могло зачем-то понадобиться, но Ф’лар и Лесса достаточно долго обсуждали подобную возможность. Умение не разбивать камни при перемещении было существенным достижением со стороны драконов.
      Когда Рамот’а принялась расспрашивать Зарант’у, та посоветовала поэкспериментировать с жуками-вонючками. Даже если большинство всадников считало этот способ пробуждения телекинетических способностей довольно странным, он, по крайней мере, работал — на жуках. Рамот’а и Мнемент’ предложили проводить подобные эксперименты парами драконов, и желательно на большом расстоянии от каких-либо жилищ, лучше всего — у реки, озера или океана.
      За то время пока Рамот’а и Мнемент’ работали и экспериментировали вместе, телекинез стал более практичной вещью — и менее опасной для объектов, которые перемещались без непосредственного физического контакта.
      Мало кто понимал, какие практические задачи можно выполнять при помощи телекинеза — за исключением отпугивания и уничтожения кошек или избавления от жуков, хотя теоретические обсуждения этой новой способности драконов велись почти повсеместно. А драконы и их всадники продолжали эксперименты.
      Мастер Эсселин, который теперь горько жаловался на непомерный объем возложенных на него задач, должен был выяснить, сохранились ли какие-то материалы по обучению драконов в самом начале истории Перна: всадники хотели знать, как драконы научились летать в Промежутке и использовать огненный камень. Как выяснилось, от древних записей ничего толком не осталось; владельцы же ящериц-файров утверждали, что драконы научились этому именно у своих маленьких собратьев. Однако никто никогда не видел, чтобы файры что-либо перемещали при помощи телекинеза — если, конечно, не считать его проявлением мгновенное исчезновение еды из мисок в присутствии голодных файров.
      Удалось решить еще много вопросов, среди которых одним из самых важных было строительство обсерватории на Западном континенте. Так называемый континент представлял собой скорее два крупных острова, практически полностью разделенных полосой воды, с севера соединенных неким подобием моста из выступающих из воды cкал. У Эррагона были планы обсерватории, оставленные Игипсом для Прибрежного: их вполне можно было использовать, изменив только тип телескопа. Те, кто возводил обсерваторию в Прибрежном, охотно согласились помогать на строительстве Западной. Лорд Ранрел сдержал свое слово: три корабля были нагружены необходимыми материалами, были набраны команды желающих заняться обустройством нового центра наблюдения за небесами, мастера Идаролана назначили официальным главой экспедиции к южному полуострову Западного материка. Маленькую флотилию сопровождала стая дельфинов, которая должна была также разыскать удобные гавани для кораблей. Зеленым и голубым драконам предстояло отправиться на разведку и разбить базовый лагерь.
      Такие же приготовления — с поправкой на то, что остальные две обсерватории строились в уже известных и обжитых землях, — провели на Ледяном озере и в Телгаре. Самым необходимым было обучить обслуживающий персонал новых обсерваторий и ускорить работы в тех цехах, которые производили бинокли и небольшие телескопы.
      Цех печатников мастера Тагетарла сбился с ног, печатая списки необходимых требований к мастерам, списки материалов и — в особенности — списки людей, которые хотели отправиться в дальние земли, чтобы помочь возвести обсерваторию на Западном континенте.
      Однако списки не были самой большой проблемой: требовались инструкции по строительству небольших неметаллических телескопов: оказалось, что толстая шкура вполне пригодна для таких устройств, если труба телескопа герметична и внутри окрашена в черный цвет. Звездный цех должен был написать руководства, подготовить описания, схемы и диаграммы движения тех объектов, которые не угрожали Перну, а также инструкции: как обнаруживать, распознавать и делать точные заметки по новым, впервые открытым объектам. Цех стеклодувов готов был поставлять зеркала для телескопов-отражателей разного размера. Разумеется, на то, чтобы построить и отладить телескопы большего размера, требовалось время.
      Когда Нити начали падать возле Хонсю, в чем не было ничего неожиданного, целители погрузили раненых драконов в глубокий сон, чтобы те не ощутили приближения древнего врага. Зарант’а уже почти поправилась, но раны Голант’а по-прежнему тревожили всех целителей и мастеров-скотоводов Перна.

Вейр-холд Хонсю Некоторое время спустя

      — Материалов о любом другом животном на Перне у нас гораздо больше, — заметил Визалл после долгого вечернего совещания с мастером-скотоводом Баллорой, лучшим целителем Монако-Вейра Перселланом и Тай, — чем о тех, от кого мы больше всего зависим.
      Он поднялся и принялся тереть лицо ладонями: от утомления у него болели глаза.
      — Это потому, что тела всех остальных животных у нас были и была возможность их вскрывать, — заметила Бал-лора.
      Она была крупной, атлетического сложения женщиной и поначалу училась у мастера Олдайва, однако вскоре обнаружила, что испытывает большее сострадание по отношению к животным и умеет с ними обращаться, так что в конце концов она перешла в цех скотоводов. Как правило, с людьми она вела себя так же ласково, как и с животными, которых лечила и выращивала. Сейчас Баллора вздохнула с искренним сожалением:
      — Единственные анатомические исследования, материалы которых у нас имеются, — это отчеты по препарированию мертвых эмбрионов файров, которые находили Предки. И еще — крайне неполные записи о вскрытии мертворожденных стражей порога, которые, насколько мы знаем, не являются прямыми родственниками нашим драконам.
      — В записях есть упоминания о драконьих яйцах, из которых так и не вылупились детеныши… — начала было Тай.
      Визалл отрицательно покачал головой.
      — Существовало серьезное предубеждение против таких исследований, — ответил он. — И небезосновательное: яйца, из которых не проклюнулись детеныши, должны иметь какие-то внутренние дефекты. — Он вздохнул. — Живые драконы, по крайней мере, могут сказать своим всадникам, где у них болит, если это не внешнее повреждение и его нельзя заметить при осмотре. В отличие от нас, людей, которые не настолько хорошо ощущают свое тело, поскольку мы… — Он умолк, откашлялся и принялся листать страницы.
      — Поскольку мы умираем, когда наше тело изнашивается, — отстраненно продолжила Баллора. — Визалл, ты смог выяснить, какой из файров самый старый и сколько ему может быть Оборотов?
      Визалл поцокал языком и снова покачал головой:
      — Это невозможно. Они могут говорить драконам, что «помнят», будто видели что-то, но я думаю, это вроде того, как знают свою историю дельфины. Сами нынешние файры не были там и не видели того, что произошло, но рассказ передавался через поколения, так что для каждого из них, — он махнул рукой в сторону файров, дремавших неподалеку или лениво паривших в потоках легкого ветра, — это как бы личная память.
      — Но ведь не все огненные ящерицы помнят космические корабли, спустившиеся в долину, — напомнила ему Тай.
      — Да, — Визалл погрозил ей пальцем, — но какие из них это помнят? И, возвращаясь в настоящее, — он посерьезнел, — я полагаю, что осторожный массаж с применением мази поможет восстановить кровообращение в поврежденном крыле Голант’а. По крайней мере, теперь он не испытывает такой сильной боли.
      — Странно было бы, если бы он ее испытывал — после того, как на него извели пять банок «холодилки»! — заявила Тай, которая довольно много занималась таким массажем.
      — Ну, никакого вреда, если мы опробуем эту мазь, не будет, — заметила Баллора, ставя на стол банку мази с таким видом, словно она демонстрировала Визаллу и Тай вещь необыкновенной ценности. — Она помогает скакунам при болях в суставах и растяжении связок, но делать ее сложнее, чем бальзам из холодильной травы.
      — Это как сказать! По мне, так хуже производства «холодилки» ничего не бывает, — ответил Перселлан. Он отвечал за сбор холодильной травы и приготовление бальзама в Монако-Вейре.
      — Но сустав уж очень большой в нашем-то случае, — неуверенно проговорила Тай.
      — Главное — тщательно втирать мазь; кроме того, потом надо так же тщательно вымыть руки. Если слишком много мази впитается через кожу рук, ничего хорошего не почувствуешь.
      Тай открыла банку и даже принюхалась к ее содержимому, но тут же отставила мазь в сторонку.
      — От запаха мы не умрем, — прибавила Баллора.
      И люди принялись втирать мазь в крыло дракона, действуя тщательно и осторожно.
      Крыло Голант’а было не единственным поводом для беспокойства. Раненый Нитями дракон обычно нырял в Промежуток — во-первых, чтобы в его ледяном холоде стряхнуть с себя Нити, а во-вторых — чтобы вынырнуть из Промежутка возле своего родного Вейра. В каждом Вейре, включая и Монако, было специальное помещение, предназначенное для размещения больного или раненого дракона и ухода за ним. В Хонсю же была только широкая терраса, на которую золотые королевы бережно опустили израненного бронзового. Но перемещать Голант’а в Промежутке было нельзя — по крайней мере, пока его раны не заживут. А потому вопрос о транспортировке бронзового в другой Вейр, где условия лечения, возможно, были бы лучше, просто не затрагивался…
      Еще пять дней, проведенных в Хонсю в окружении множества людей, окончательно исчерпали терпение Тай. Ей нужно было побыть одной, нужно было куда-нибудь сбежать. Она проводила с Ф’лессаном все время, уходя, только когда ее просили об этом целители, поскольку он действительно успокаивался, если она была рядом. Она слышала, как он говорит с Голант’ом, что случалось довольно часто. Когда Голант’у перевязывали раны, его всаднику нужно было, чтобы кто-то отвлек его от болезненных ощущений: в такие моменты взгляд Ф’лессана становился невидящим и каким-то плывущим, словно он не мог ни на чем сосредоточиться. Иногда она беспокоилась из-за того, что он, по ее мнению, слишком сливается мыслями с Голант’ом. Как ни странно, используя холодильный бальзам, целителям удавалось успокоить дракона гораздо лучше, чем всадника.
      На самом деле Тай почти ничего не могла сделать для Ф’лессана — что ее огорчало, — а для Зарант’ы не могла сделать и этого; впрочем, как и большинство раненых
      драконов, Зарант’а много спала. К концу восьмого дня Тай поняла, что лечение принесло свои плоды и процесс заживления ран почти завершился: теперь на шкуре зеленого дракона были видны только следы от самых глубоких ран, хотя новая шкура и была еще очень нежной. Зарант’а уже могла спокойно перемещаться в Промежутке. Раны на ногах Тай выглядели как красные рубцы. Море должно было помочь залечить их окончательно.
      «Мы отправимся туда, пока они спят, — сказала Зарант’а своей всаднице. — Тогда они не будут скучать».
      «Тебе купание в море тоже поможет», — уверила ее Тай, понимая, что старается успокоить собственную совесть.
      Приняв это решение, Тай обнаружила, что день начал тянуться невероятно медленно. Она беспокоилась из-за того, что ей придется оставить Ф’лессана. Голант’ вряд ли об этом узнает. Она чувствовала себя так, будто обманывает бронзового всадника, — но ей нужно было отдохнуть. Ей едва не стало плохо, когда она увидела, как беспомощно ковыляет, едва не падая, Ф’лессан, которому позволили пройти несколько шагов по комнате. Ему приходилось опираться на костыль, поскольку его левая нога по-прежнему не могла выдержать веса тела; кроме того, он не мог ее вытянуть. На голове у него, там, где были зашитые раны, снова начали отрастать волосы, однако он стал бледной тенью прежнего стремительного, молодого и жизнерадостного командира крыла Бенден-Вейра…
      Тай и Зарант’а составили план действий и принялись ждать, пока вроде бы незаметная и ненавязчивая активность целителей пойдет на убыль и пока больные не заснут. Наконец Тай выбралась из своей комнаты, морщась от боли в ногах. Палку она оставила в комнате — у той был металлический наконечник, и девушка побоялась, что кто-нибудь услышит звон металла о камень и решит выяснить, что происходит. Выяснять — это они умеют…
      Она забралась на спину Зарант’ы. Зеленая подошла к краю террасы, развернула крылья и быстро нырнула вниз. Ветер подхватил ее: проскользнув по воздуху над вершинами деревьев, она ушла в Промежуток.
      Они выбрали небольшой заливчик неподалеку от залива Катэй: Зарант’а вынырнула из Промежутка над ленивыми волнами моря и спланировала к белому песчаному пляжу. Они приземлились там; Зарант’а подождала, пока Тай снимет одежду, положит на песок полотенце и снова заберется на спину дракона. Затем зеленая вошла в спокойные морские волны, издав счастливую трель, когда теплая вода коснулась ее шкуры; потом поплыла. Тай свалилась с шеи дракона в воду: теплая вода и успешное бегство существенно подняли ей настроение.
      — Нам это было нужно, моя милая, — проговорила она, слегка похлопав по мокрой шкуре Зарант’ы.
      Дракон нырнул: над водой остались только глаза, горевшие голубовато-зеленым огнем удовольствия — что заставило Тай вспомнить о глазе Голант’а, находящемся в плачевном состоянии. Внезапно появились дельфины: сочувственно щелкая и треща, они разглядывали красные рубцы на ногах Тай и черные борозды на шкуре Зарант’ы и, обрадованные их неожиданным появлением, упрекали их за то, что зеленый дракон и Тай так давно не появлялись у моря. А когда Голли и Флесс тоже придут поплавать? Да, дельфины знают, что они ранены, но морская вода хороша для любых ран, и плавание лечит, и они обязательно должны прийти и рассказать дельфинам о шерстистых существах. Дельфины задавали вопросы, скользя вокруг дракона и всадницы, массируя прикосновениями гладких своих тел могучее тело дракона; их присутствие не утомляло Тай. Взошла луна, и Тай, хватавшуюся за дельфиньи плавники, стали катать по маленькому заливу. Сопровождавшие ее дельфины то и дело выпрыгивали из воды, но были готовы в любой момент прийти на помощь, если Тай вдруг разожмет пальцы и выпустит плавник.
      Только когда Тай в очередной раз случайно выпустила дельфиний плавник, она поняла, что устала. Катание было слишком большой неожиданностью для нее, а она еще не могла долго напрягаться.
      — Ты отдыхай, — сказал ей дельфин, которого, как она знала, звали Афри, после чего сурово, по дельфиньим меркам, заговорил с остальной стаей, призывая собратьев успокоиться.
      Дельфины подхватили Тай на спины и закачались вместе с ней на легких волнах; движение было таким мерным и успокаивающим, что девушка едва не уснула.
      Она думала о том, как легко было бы найти вейр на берегу, отдаться такой вот безмятежной жизни — забыть и о сердечной боли, и о том, что ожидало их в будущем в Хонсю… Но, какой бы соблазнительной ни казалась эта мысль, это было невозможно. Она сделала выбор.
      — Мы отдохнули, Зарант’а. Теперь мы возвращаемся. Скоро рассвет, а в эти часы Ф’лессан особенно беспокоен.
      Девушка решительно повернула к берегу, позволив Афри (или Дани?) помогать ей, пока ноги не коснулись пологого песчаного дна. Она вышла из воды, отыскала полотенце, вытерлась насухо и оделась; потом позвала Зарант’у и удостоверилась, что ни одна из ран дракона не открылась во время купания и возни в воде.
      — Возвращайся, возвращайся. Это хорошо для тебя, — пройдясь на хвосте по воде, сказал ей Афри. — Приводи Голли. Ему будет лучше.
      Это верно, подумала Тай, будет лучше. Если не считать глаза. В воде он сможет упражнять заднюю лапу и хвост и восстановить их подвижность — кости срослись, но мускулам требуется нагрузка, чтобы восстановить силу. Он также сможет расправить раненое крыло и начать разрабатывать связку. Если бы только им удалось доставить его сюда, к морю, на воздух… У Голант’а размах крыльев гораздо больше, чем у Зарант’ы. Огромный дракон не может просто упасть с утеса Хонсю, как Зарант’а: для него это будет иметь самые скверные последствия. Тай задумалась: добились ли Рамот’а и Мнемент’ серьезных успехов, развивая свою новую способность? После того, как Зарант’а посоветовала им поэкспериментировать с жуками-вонючками, от Рамот’ы не приходило никаких известий. Всадники знали только, что они с Мнемент’ом продолжают практиковаться.
      Они вернулись в освещенный луной Хонсю. Тени скрыли их возвращение; Зарант’а проскользнула по воздуху к нижней террасе. Все было тихо: похоже, их отсутствия никто не заметил. Они приближались к главному входу, и Тай заметила темную фигуру, медленно приближавшуюся к спящему бронзовому дракону. Человек остановился, придерживаясь за край стола. Ф’лессан?
      Что делает этот глупец? Сегодня утром он впервые встал на ноги! Если он упадет, двухнедельная работа целителей пойдет насмарку. Что он делает? Тай пришла в ярость, но ее гнев утих, когда она поняла, что было так необходимо Ф’лессану: ему нужно было быть с Голант’ом.
      «Медленно, Зарант’а. Если мы испугаем его, он может упасть, — сказала она своей зеленой. — Как думаешь, сможешь ты его подхватить, если он упадет?»
      «Могу попытаться, — с сомнением ответила Зарант’а. — Ему больно».
      «Конечно, больно!» — ответила Тай: она почти радовалась тому, что боль не позволяет ему двигаться быстрее, заставляет его быть осторожным. Потом она услышала тихий металлический звук: итак, у него хватило разума взять палку — судя по всему, ее палку, поскольку ему никто еще палки не давал.
      Он так сосредоточился на своей цели, на том, чтобы добраться до дракона, что не замечал наблюдающих за ним Тай и Зарант’ы. Ему оставалось пройти еще десять метров: он шел медленно, ступая с болезненной осторожностью.
      «Голант’ знает, что Ф’лессан пришел. Он не шевелится. Кто-нибудь может услышать».
      «Но я слышу постукивание палки».
      «Они могут подумать, что это ты, Тай, решила проведать Голант’а».
      Бронзовый всадник сделал еще один мучительный шаг и остановился, пошатываясь, пытаясь восстановить равновесие.
      «Если он упадет… О, проклятье, Зарант’а, просто перемести его, как жуков! Перемести его к Голант’у».
      «Я… Я… Но он уже почти дошел!»
      «Он еще недостаточно близко. Просто перемести его, Зарант’а. Сделай это! Ты помнишь, как ты перемещала жуков!»
      Зарант’а издала неопределенный звук. Ф’лессан мгновенно скрылся за шеей Голант’а.
      «Перенеси меня к нему».
      В следующий момент Тай внезапно оказалась рядом с Ф’лессаном, который придерживался за складки кожи на шее Голант’а, чтобы сохранить равновесие. Тай поддержала его под левую руку.
      — Как, черт побери, я оказался здесь? — тихим напряженным голосом спросил Ф’лессан. — Откуда появилась ты? Все уже давно спят!
      — Зарант’а, — ответила Тай, словно это объясняло все.
      Ф’лессан прижался лицом к шее своего дракона, задыхаясь от напряжения.
      — Твои раны могут открыться! Ты мог упасть, мог пораниться! — с упреком проговорила Тай, понизив голос до шепота и наклонившись к уху Ф’лессана.
      — Почему же ты раньше не попросила Зарант’у перенести меня к Голли? — яростно зашептал он в ответ: в его голосе слышалась боль и отчаянное желание находиться рядом со своим драконом.
      Тай поморщилась:
      — По трем причинам: во-первых, ты был тяжело ранен и должен был хоть немного подлечиться. Во-вторых, — она позволила себе заговорить раздраженно, — потому что я подумала об этом, только когда увидела, что ты готов разрушить все, что было сделано за эти две недели, когда тебя заставляли лежать в постели. А в-третьих, Зарант’а еще толком не умеет себя контролировать.
      — Жуки, моя милая зеленая всадница, жуки.
      Он глубоко вздохнул и выпрямился, опираясь на палку, а когда поднял руку, Тай заметила в ней один из тех острых ножей с тонким лезвием, которые Кривеллан использовал для хирургических операций.
      — Что ты делаешь?
      Он слегка оттолкнул девушку; Тай оступилась и зашипела от боли, ступив на не совсем еще зажившую ногу. Как же он сумел добраться сюда? Ведь его состояние гораздо хуже!
      — Я хочу видеть его глаз, Тай. Хочу его видеть.
      — Зачем? — Никто не лгал Ф’лессану о состоянии дракона. Неужели бронзовый всадник думает, что она говорила ему неправду?
      — Он хочет, чтобы я это сделал, — мрачно ответил Ф’лессан, и Тай не нашла, что возразить. — Они завязали ему глаз, зашили веки, но, несмотря на мазь и холодильный бальзам, он чувствует неудобство. Он хочет, чтобы глаз был открыт.
      Ф’лессан быстро разрезал завязки, удерживавшие повязку на глазу дракона; судорожно вздохнул и попытался снять ее — но это было ему уже не по силам.
      — Дай мне нож, пока ты окончательно не загубил то, что у него осталось от глаза, — прозвучало это более жестко, чем хотелось самой Тай, но причиной было лишь ее беспокойство за бронзового дракона и его всадника. Всадница в ней знала, что Ф’лессан хочет узнать самое худшее сегодня ночью, когда он подготовил себя к тому, чтобы перенести это.