Поспешая с ведром по крутой лестнице, он ломал голову: как уберечь яйцо? Навряд ли стоит таскать его на себе. Но ведь оно должно быть в тепле! К тому же лучше держать его в таком месте, куда он в своем обличье кухонного мальчишки может в любое время пробраться без помех. Решение пришло к нему в тот миг, когда он собирался высыпать золу из ведра. Мальчик внимательно оглядел емкость, куда выбрасывали золу из печей холда, и осторожно опорожнил ведро чуть левее ее отверстия. Слуги, выносившие ведра, старались добросить содержимое до задней стенки, где зола громоздилась высокой кучей, постепенно осыпаясь вниз. Носком башмака Пьемур проделал в еще теплой золе ямку, быстро поместил в нее яйцо, присыпал теплой золой, потом на всякий случай забросал потухшими углями. Посмотрев на солнце, он принялся наполнять ведро черным камнем из кучи, возвышающейся рядом с зольником. Солнце клонилось к западу. «Какое счастье», — со вздохом подумал мальчуган, волоча полное ведро в холд. Он уже не чаял дожить до вечера — ну и денек выдался нынче!
      Скоро должен начаться пир — вероятнее всего, сразу после того, как лорд Мерон вернется в свои проветренные и убранные покои. Откуда все-таки такой ужасный смрад? Уж наверняка не от снадобий мастера Олдайва — Главный лекарь всегда прописывает чистый воздух и освежающие травы. Они, конечно, бывают довольно пахучими, но такой вонищи никак не могут вызвать. Ну, да ладно. Как только лорду с гостями подадут угощение, слугам должны отдать то, что останется на подносах, и все смогут передохнуть. Тогда он и даст деру, пока Сибел его не хватился. Он должен многое рассказать подмастерью…
      Каким-то чудом они успели закруглиться как раз к тому времени, когда от стражника явился посланец, — предупредить, что возвращается лорд Мерон со свитой. Управляющий вытолкал всех из комнат, едва дав собрать ведра и совки. Когда слуги спустились в кухню, у дверей холда уже слышался смех возвратившихся с ярмарки гостей.
      Пьемуру пришлось помочь повару нарезать мясо, и тот чуть не отхватил ему полпальца, когда заметил, что мальчик подбирает со стола кусочки. Потом ему поручили разминать бесконечные миски клубней. Как только очередное блюдо было готово и украшено, его немедленно подавали на стол. Один раз Пьемура тоже чуть было не отправили наверх, но решили, что он слишком чумазый, чтобы нести угощение. Взамен его послали в кладовые за дополнительными светильниками, поскольку лорд Мерон пожаловался, что плохо видит блюда. Пришлось три раза сгонять туда и обратно. Наконец подносы стали возвращаться на кухню. Слуги и помощники управляющего прытко наполняли свои тарелки. Суета на кухне стала утихать, все сосредоточенно жевали. Пьемуру удалось урвать кость с остатками мяса, и он, прихватив несколько ломтей хлеба, примостился в самом темном углу перекусить.
      Мальчик жадно набросился на еду, решив уйти, как только представится возможность. Пока подавали на стол, солнце успело зайти. Теперь под покровом темноты будет легче завладеть яйцом. А стражникам, если его остановят, он скажет, что уже управился со своими обязанностями. Лорд Грох всегда отпускает прислугу поплясать на ярмарке. Пьемур мечтал поскорее встретить Сибела. Пусть ему так и не удалось услышать, кого из наследников предпочитают в холде, зато у него есть доказательства: лорд Мерон получает гораздо больше яиц файров, чем полагается такому мелкому холду, как Набол, а кладовые его до того набиты всякой всячиной, что хватило бы на целое Прохождение, не то что на один Оборот.
      Как ни проголодался Пьемур, а обглодать всю кость он не смог, видно слишком устал, чтобы есть. Лучше поскорее откопать яйцо и выбраться из холда на поиски Сибела, пока совсем не свалился от изнеможения. Он с тоской подумал о своей постели в Цехе арфистов. Постоянная кухонная прислуга была занята сетованиями на скудный выбор доставшихся ей блюд и жадность проклятущих гостей, так что уход Пьемура остался незамеченным. Мальчик отыскал драгоценное яйцо — оно было теплое на ощупь — и, осторожно завернув в тряпье, снова сунул за пазуху. Потом, фальшиво насвистывая, бодрым шагом направился к главным воротам.
      — Куда это ты собрался?
      — На ярмарку! — ответил Пьемур, как нечто само собой разумеющееся. И тут случилось неожиданное: стражник грубо схватил его за плечо и втолкнул обратно во двор.
      — Чтобы я тебя здесь больше не видел, паршивец! — прорычал он вслед. От толчка Пьемур, спотыкаясь, пролетел через весь двор, больше всего боясь повредить яйцо. Он остановился в густой тени и погрузился в раздумья. Что за странные порядки? Смех да и только! Он мог бы поспорить, что на Перне не найдется больше ни единого холда, где прислугу не пускали бы повеселиться на ярмарке!
      — Ступай к своим ведрам, оборванец!
      Только теперь Пьемур сообразил, что забыл снять фартук, который был отлично виден даже в темноте, и прошмыгнул в кухонный двор. Там он избавился от ненавистного одеяния и зашвырнул его в дальний угол. Значит, так просто ему отсюда не выбраться…
      Но ведь гостей должны когда-то выпустить. Придется пока где-нибудь переждать, а потом выскользнуть из холда тем же путем, каким он сюда попал.
      Успокоившись на этом, мальчуган огляделся в поисках подходящего укрытия. Нужно остаться во дворе, чтобы вовремя услышать, когда все начнут расходиться. На кухню лучше не возвращаться, а то чего доброго снова запрягут в работу. Взгляд его остановился на чернеющем отверстии зольника — и выход был найден. Держась в тени, он пробрался к этому убежищу, где его навряд ли вздумают искать, и примостился на куче золы. «Не самое уютное местечко для ожидания», — размышлял он, вытаскивая из-под зада острую головешку и устраиваясь поудобнее. Поднялся ветерок, и высунув нос наружу, Пьемур содрогнулся от холода. — Ну да ничего — едва ли кто-нибудь сможет долго терпеть зловоние, исходящее от лорда Мерона…
      Наверное, он незаметно задремал. Разбудили его крики и беготня в главном дворе. Потом и в кухне поднялась суматоха. Пьемур услышал жалобный вопль, заглушивший топот и перебранку:
      — Да не знаю я его! Говорю же — сегодня в первый раз увидел. Он сказал что пришел помогать, а нам помощь была позарез нужна, сами знаете.
      «Уж Бесел-то как-нибудь выкрутился!» — подумал Пьемур.
      — Мой господин, стражник говорит, что мальчишка, подходящий под ваше описание, пытался прошмыгнуть мимо, но он его не пропустил. Только он не может сказать, было ли у него что-то при себе, — ведь мы не получали приказа обыскивать прислугу.
      — Так, значит, он где-то здесь! — раздался яростный рев. «Лорд Мерон?» — удивился Пьемур. И тут он понял: произошло то, чего он никак не предвидел. Подмена открылась. Теперь ему не удастся выскользнуть из холда под прикрытием гостей. Хорошо еще, если его не обнаружат — вон какой переполох устроили в главном дворе, носятся взад-вперед, освещая каждый закоулок! Как бы какой-нибудь умник не додумался на всякий случай потыкать копьем в зольник… Бесел припомнит, что его посылали выносить ведра с золой и он вполне мог припрятать яйцо там.
      Пьемур стал в панике оглядывать отвесные стены. Вырубленные в скале, они выглядели так неприступно, что стало ясно: незамеченным ему отсюда не выбраться. Взгляд мальчика случайно упал на темную прямоугольную тень чуть повыше его головы, слева от зольника. Неужели окно? Вот только куда оно ведет? В этой части кухонного крыла находятся кладовые… Они выходят в коридор, и никто не подумает, что он смог открыть запертую дверь без ключа… который висит на поясе у эконома. Лучшего убежища просто не придумаешь! А если еще удастся закрыть за собой окно…
      Ему пришлось выждать, пока кухонный двор обыщут вдоль и поперек… кроме помойки и зольника. Раздались крики, что воришка, должно быть, прячется в холде. Все устремились обратно, а Пьемур, изловчившись, вскочил на стенку зольника. Он вытянул руку — пальцы с трудом доставали до карниза. Тогда он набрал побольше воздуха и, подпрыгнув, уцепился обеими руками за подоконник. Потом, извиваясь, как червяк, и обдирая пальцы, он ценою неимоверного напряжения подтянулся и упал грудью на подоконник. Еще рывок — и, перевалившись через него, Пьемур головой вниз рухнул на кучу мешков. Постанывая от ушиба, он поднялся и, дотянувшись до окна, плотно закрыл ставни, так что они даже не скрипнули. Потом ощупал яйцо — не пострадало ли оно во время падения? Мальчик попытался представить себе комнату, но ему казалось, что все кладовые выглядели совершенно одинаково. Вдруг из коридора донесся шум, и он сжался от страха. Кто-то гремел замком.
      — Заперто крепко-накрепко, — произнес чей-то полос. — А ключи у эконома. Откуда ему быть здесь?
      «А вдруг они начнут обыскивать кладовые, когда убедятся, что больше нигде меня нет?» — подумал Пьемур. Он осторожно пополз по горе тюков, пока не обнаружил мешок, у которого сверху оставалось достаточно места, чтобы туда забраться. Развязал стягивающую горловину веревку и, заползая внутрь, подумал: «Как же теперь завязать ее изнутри?» Но тут рука его коснулась грубого рубца и он радостно улыбнулся — выход найден! Пьемур проворно распустил боковой шов, потом вылез, снова завязал горловину и через распоротый боковой шов юркнул внутрь. Дальше ему предстояло медленно, но верно заделать шов изнутри, чтобы при беглом осмотре он не привлекал внимания. Легко сказать! Пришлось в темноте на ощупь продевать толстую нить через старые дырки. Когда Пьемур завершил этот подвиг, пальцы у него просто отваливались.
      В мешке были рулоны материи, и постепенно, несмотря на тесноту, ему удалось вклиниться между ними, так что теперь он стоял на самом дне, а со всех сторон его вместе с драгоценным яйцом надежно защищали мягкие свертки ткани.
      От усталости и нехватки воздуха веки мальчика отяжелели и, убаюканный усталостью и ощущением безопасности, он мгновенно уснул.
      — Он мог спрятаться в кладовой со светильниками. Его туда не раз посылали, — дверь открылась и снова закрылась. Ключ лязгнул в замке. Время от времени раздавались еще какие-то звуки, но Пьемур так намаялся за день, что потом не мог сказать, слышал он их во сне или наяву. Он даже не почувствовал леденящего холода Промежутка. Разбудила его духота, невыносимая жара и боязнь захлебнуться собственным потом. Хватая воздух ртом, он попытался разорвать заделанный накануне шов, но это оказалось не так-то просто: влажные дрожащие пальцы не слушались, глаза застилал струящийся по лбу пот.
      Даже после того, как ему удалось проделать в мешке дырку, дышать стало не многим легче. Поскуливая от ужаса, в панике забыв даже про яйцо, он, наконец, выбрался наружу и… оказался в тесной щели между другими мешками. Жара стояла одуряющая, но к нему уже вернулась осторожность, и он замер, прислушиваясь.
      Ни звука — только запахи нагретой ткани, кожи, раскаленного металла и терпкий аромат горячего вина.
      Пьемур попытался сдвинуть ближайший мешок, но тот даже не подался. Он ощупал содержимое — металл… Повернувшись, он дотянулся до верхнего мешка и подтолкнул его. Наградой послужил приток свежего воздуха. Глубоко дыша, он постоял, ожидая, пока сердце перестанет бешено колотиться. И вдруг вспомнил про яйцо. Паренек судорожно ощупал мягкий сверток. Кажется, цело… Но, стиснутый со всех сторон мешками, он даже не мог достать его, чтобы убедиться, что с ним ничего не случилось. Пьемур снова попытался приподнять верхний тюк, но без малейшего успеха. Тогда он уперся спиной в непреклонную груду металла и, поднатужившись, толкнул тюк изо всех сил. Тот сдвинулся, и Пьемур задохнулся от неожиданности: над ним сияло неправдоподобно синее небо. Только теперь он понял, что находится вовсе не в Наболе. И жарко ему совсем не от духоты тесной кладовой, примыкающей к кухне лорда Мерона, а от палящего южного солнца.
      Отдышавшись, он почувствовал и другие неудобства: в горле пересохло, пустой желудок настоятельно требовал пищи, голова раскалывалась от тупой боли.
      Ценой неимоверных усилий Пьемуру удалось еще немного сдвинуть верхний тюк, после чего пришлось снова отдышаться. Теперь можно взглянуть на яйцо. Дрожащими руками он извлек его из-за пазухи. Оно оказалось теплым, почти горячим, и мальчуган встревожился не на шутку: как бы не перегрелось! Что там Менолли говорила о температуре, при которой должны храниться твердеющие яйца? Впрочем, песок на берегу наверняка горячее, чем его тело. Трещин на поверхности Пьемур не обнаружил, но ему показалось, что он ощущает внутри слабое биение. Да нет, скорее всего это кровь стучит у него в висках. Щурясь от солнца, мальчик взглянул на синее небо — значит, он на свободе! — и решил не класть яйцо обратно за пазуху. Если он поднимет его повыше, то не раздавит, протискиваясь сквозь мешки и тюки, а упасть ему здесь просто некуда.
      Успокоив дыхание, он собрался с силами и, держа яйцо над головой, стал карабкаться вверх. Только он подумал, что достиг цели, как задний мешок поехал и придавил ему ноги. Пришлось положить яйцо, чтобы освободиться.
      Наконец, измученный физически и душевно, Пьемур медленно выполз из кучи кое-как сваленных тюков и в изнеможении растянулся плашмя, опасаясь, что его вот-вот заметят. Солнце нещадно пекло, в ушах стучала кровь. Прислушавшись, он уловил только отдаленный гул голосов и беззаботный смех. В воздухе остро пахло солью и чем-то сладким, чуть перезрелым.
      В его усталой голове вертелись обрывки сведений, которые он когда-то слышал о Южном материке. «Кажется, кто-то говорил, что здесь плоды растут прямо на деревьях», — вспомнил он, и на душе стало как-то легче. Лицо обдувал свежий ветерок, принесший с собой запах жареного мяса. Голод давал себя знать. Пьемур облизнул потрескавшиеся губы и невольно поморщился: от соленого пота трещины защипало.
      Паренек осторожно поднял голову и огляделся. Лежал он на самом верху высокой груды, сваленной у каменной стены какого-то здания. С одной стороны виднелось открытое пространство, с другой зеленели придавленные мешками ветки. Ни на миг не забывая о яйце, он медленно пополз в сторону зелени. И замер: один из тюков обрушился вниз с оглушительным, как ему показалось, грохотом.
      Он выждал, потом пополз дальше. Если бы влезть на дерево… Но, взглянув на колючую кору, Пьемур был вынужден отказаться от этого замысла: от предыдущих упражнений руки были ободраны в кровь. Он уже собирался слезть с кучи мешков, когда взгляд его привлекло что-то оранжевое. Прямо у него над головой медленно покачивался соблазнительный круглый плод. Мальчуган облизал сухие губы и мучительно сглотнул. На вид совсем спелый! Не веря собственной удаче, он протянул руку, и плод мягко лег ему на ладонь.
      Как он сорвал его, Пьемур не запомнил. Зато отлично запомнил восхитительный влажный и терпкий вкус желтовато-оранжевой мякоти — дрожащими руками он отрывал сочные дольки и совал в пересохший, жаждущий рот. Сок слегка щипал потрескавшиеся губы, но мальчик чувствовал, как постепенно оживает.
      Облизывая липкие пальцы, он уловил, что тон разговора и смеха внезапно переменился. Голоса приближались, и скоро он уже смог разобрать отдельные фразы.
      — Если мы не накроем кое-какие тюки, товар может испортиться, — проговорил высокий тенор.
      — Я чувствую запах вина — его лучше вообще убрать с солнца, а то прокиснет, — озабоченно сказал другой мужчина.
      — Ну, если Мерон и на этот раз забыл про мои ткани… — пригрозил властный женский голос.
      — Не беспокойся, Мардра, я дал за них вперед пять яиц файра.
      — Я-то что — пусть Мерон беспокоится!
      — Вот, взгляни: на этом мешке печать ткацкого цеха.
      — Да он в самом низу! И кто это так бестолково свалил тюки?
      Пьемур быстро скатился с задней стороны кучи, которая начала содрогаться, — кто-то вытягивал мешок снизу. Со всего размаха ударившись ступнями о землю, он не удержался и тихонько охнул.
      И тут же у него над головой повисли трое файров — бронзовый и два коричневых.
      — Меня здесь нет, — беззвучно прошептал он, махая на них руками. — Вы меня не видели. Меня здесь нет! — и бросился прочь, хотя колени подгибались от слабости. Скорее бы скрыться от этих голосов! Он мчался что есть духу по едва заметной тропинке, так напряженно думая о черном небытие Промежутка, что файры, озадаченно чирикнув, отстали.
      — Кого здесь нет? О чем это вы? — послышался удивленный женский голос, но Пьемур предпочел не оглядываться..
      Когда боль в боку стала нестерпимой, он остановился ровно настолько, чтобы отдышаться. А когда добежал до ручья, задержался только затем, чтобы прополоскать рот тепловатой водой и облить разгоряченное лицо и голову.
      Послышался какой-то звук, похожий на вопросительный писк файра, и Пьемур снова бросился бежать, чуть не свалившись в воду. Он через силу стремился все вперед и вперед. Дважды он падал, но каждый раз на бок, чтобы не разбить яйцо. Наконец, повалившись в третий раз, мальчик понял: силы на исходе. Тогда он отполз подальше от тропинки и, забившись под широкие листья цветущего куста, провалился в черноту сна еще до того, как дыхание его успокоилось.

Глава 7